Чтобы понять, почему это так, достаточно вспомнить классические
русские романы.
Полторы-две сотни страничек, редко больше; это смущало людей, привыкших к долгому, созерцательному чтению, к великим пространствам
русского романа, где было такое множество героев, такое обилие трудных общественных вопросов и проблем.
Достаточно просто полистать
русские романы конца XIX века: все отпрыски старых аристократических семейств – то есть на самом деле почти все персонажи этих книг – становились либо армейскими офицерами, либо государственными служащими (ни один мало-мальски значимый герой ничем другим не занимался), а в военной и в гражданской иерархиях были почти одинаковые ранги, звания и менталитет.
Всмотрясь внимательнее в общество, я, может быть, напишу что-нибудь о нём для твоего журнала, но я уже довольно видел, чтобы местом действия
русского романа всегда предпочесть губернский город столичному.
Например, заметно, что разные формы художественной речи – поэзия и проза – развиваются в истории литературы неравномерно: начало XIX века можно с полным правом назвать эпохой поэзии, все главные художественные открытия происходят именно здесь (первая русская комедия новой формации, первый
русский роман нового типа – стихотворные произведения).
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: щебетун — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Так как мы принадлежим к числу последних, то есть почитателей, то и почитаем долгом объяснить значение г. Булгарина в плачевной истории
русского романа, – тем более что без этого мы никак не в состоянии сделать настоящей оценки последнему роману г. Загоскина.
Ясно высказано убеждение, каким должен быть новый
русских роман: выстроенным, расчётливо и обдуманно возведённым.
Впрочем, уже на первых страницах некоторое недоумение, вызванное экстравагантным жанром книги, уступает место заинтересованному вниманию и пониманию, сами собою приходят аналогии, вспоминаются герои
русских романов, пишущие стихи всерьёз либо между делом, в яблочко либо невпопад.
Как ни странно, век великого
русского романа не дал «ни одного значительного романа из крестьянской жизни» [Fanger 1968: 231].
Те, кто управляли государством, вели хозяйство, служили в армии и на государственной службе, никогда не становились центральными персонажами
русского романа.
Таким образом, изменилась модель современного
русского романа, классический роман «не получается», проза всё более тяготеет к форме эссе, трактату, исповеди, именно потому, что писатель хочет «осмыслить ход истории».
Громадные белые колонны, изысканная архитектура и величественная роскошь – всё это создаёт впечатление, что вы переносятесь во времена старых
русских романов.
Читателю не нужно объяснять это, он воспитан на традиции чтения
русских романов, где подобные герои уже встречались и когда-то уже было объяснено происхождение подобного персонажа.
Кроме того, бросается в глаза осуществляемая в романе «ремедицинизация» повествовательной модели, т. е. использование медицинского описательного языка в изображении патологических состояний героини, что необычно для ранних
русских романов о вырождении.
А ещё он касался вопросов психологического богатства
русского романа девятнадцатого века.
Он может дать исследователям
русского романа целый ряд отправных точек, при условии, что они отталкиваются от общеевропейской традиции и соответствующего ей определения жанра.
Тем более в исторически сложившемся
русском романе философские проблемы составляют саму основу его содержания.
Полагают, что «большинство
русских романов – авантюрного типа…, что такой роман был наиболее типичным явлением для ХVIII века».
Удивительно, но в книге «Все мы только гости» угадывается настроение больших
русских романов.
К 1930‐м годам советский образ женского сообщества, унаследованный от традиции
русского романа, уже начал служить авторитетным (и авторитарным, а заодно и патриархальным) образцом для воспитания правильных граждан-коммунистов.
Я знаю, что зима будет долгой, я знаю, что тебе будет трудно, но эта темень, которая наступит, но эти крещенские морозы и ледяные сосули принесут тебе радость, потому что долгими вечерами ты будешь сидеть около огарка восковой свечи и писать великолепные стихи, а то (кто его знает) замахнёшься и на настоящий
русский роман со слезами, кровью, любовью и горестной бесконечной русской тоской.
Пусть простят недостатки ради благой цели и потому, что это первый оригинальный
русский роман в этом роде.
Нет, подожди, совсем рядом деревья, давай устроим небольшой пикник в их тени, как пишут в старых толстых
русских романах: с корзинкой всякой снеди (хрустящие булки, вино), поодаль элегантные дамы в шляпках играют в бадминтон, мальчик в бескозырке и шортах, сверкая разбитыми где-то, в какой-то старой мальчишеской игре, коленками, гонится за воздушным змеем.
Классики
русского романа всегда справедливо славились как прозорливые летописцы-психологи, наблюдательность которых подобна чувствительности сейсмографа.
– Это твоё решение, – пожала она плечами и провокационно провела пальчиком по губам. – Признаюсь, с
русским романа ещё не крутила.
Это неоднозначное отношение к самоопределению личности значительно отличает
русский роман от европейских произведений, влиявших на его развитие.
Иначе говоря, польская литература обогатилась
русским романом.
Позже, став постарше, она читала какой-то
русский роман девятнадцатого века и с удивлением обнаружила, что герой был женат на своей двоюродной сестре, и никому это не казалось странным.
Между дебатами об убийстве царя и социополитическими метафорами
русского романа имелось много общего.
Больше чем за два столетия, прошедших от зарождения
русского романа во второй половине XVIII века до наших дней, знаменитых мастеров литературы наберётся немного.
Я нередко задаю себе тот же вопрос: как получилось, что человек без особых академических амбиций провёл семь лет в калифорнийском пригороде, изучая
русский роман как литературную форму?
Запад только что открыл
русский роман и скандинавскую драму.
При этом освободившееся место тут же занял блёклый контур некоего человека в больничном халате, сосредоточенно пишущего что-то огрызком карандаша – персонаж прочитанного прошлой осенью переводного
русского романа.
Когда любовь делает первые шаги, любимое существо напоминает
русский роман.
– Я не собираюсь одеваться за кухонной печкой, как… крестьянка из кошмарных
русских романов.
Все
русские романы можно разделить на два разряда.
Вслед за тем не замедлил явиться и исторический
русский роман той же фабрики и той же пробы, – и участь его была та же: сначала приняли его по имени, а после поступили как с пройдохою и самозванцем.
Это есть просто попытка умного человека создать
русский роман, или, лучше сказать, желание показать – как должно писать романы, содержание коих берётся из русской истории.
Зачем надо было самого русского персонажа самого
русского романа делать «Турком», «черкесюкой»?
Поэтому художественная система
русского романа выстраивалась по преимуществу изнутри неё самой3 с признанием лишь косвенного влияния на отдельных русских авторов ближайших во времени западноевропейских предшественников и современников4.
Русский роман ныне определяет литературную моду.
Однако обсуждаются и формальные проблемы этого рассчитанного на широкий круг читателей литературного направления, поскольку существенный импульс в изучении
русских романов XVIII и XIX века исходил от «формалистов».
Несмотря на это, далее будет сделана попытка рассмотрения текстов русских писателей не как ступеней исторического развития и предшественников более поздних
русских романов, а как самостоятельных художественных произведений (неважно, какой значимости).
Белинский назвал его сочинение «первым хорошим
русским романом».
Между тем
русский роман принял в свои рамки в XIX веке всё, что было трагического в русской душе.
Это будет проблемная работа, преимущественно на материале
русского романа.
Вот так подлинно народные
русские романы!