Цитаты со словом «отповедь»
Похожие цитаты:
В ответ визгливым крикунам мы благородно промолчим.
Я не диктатор. У меня просто сердитое лицо.
Правда меня никогда не обидит, даже если она и горька. Я умею выслушивать горькие истины не обижаясь на тех, кто их мне говорит. Задевает меня лишь обидная несправедливость и явная ложь.
Бурный протест вызывает у меня еще только одна вещь: любители нравоучений. Никто не должен считать себя вправе выступать с проповедями.
Даже самые суровые порицания не ранят, если чувствуешь, что порицающему было бы приятней хвалить.
Лживые обещания раздражают больше, чем откровенные отказы.
Оскорбление — это клевета в сокращенном виде.
Даже вежливость бывает оскорбительна, когда подчеркивается.
(В ответ на жалобы Алекса Фергюсона, что газеты жёстко его критикуют) Не читай их.
Я знаю, что злость — трусливое продолжение грусти, на мой взгляд; намного проще злиться на кого-то, чем сказать кому-то, что ты чем-то расстроен.
Никто не относится к женщинам столь надменно — агрессивно или презрительно, — как мужчина, опасающийся за свою мужественность. Те, кто не робеет среди себе подобных, скорее расположены признать себе подобной и женщину.
Тактичный человек никогда не подаст вида, что заметил допущенную им бестактность.
Скромен не тот, кто равнодушен к похвалам, а тот, кто внимателен к порицаниям.
Нет ничего настолько дерзкого и смешного, чего нельзя было бы проглотить, приправив похвалами.
Письмо, достойное именоваться таковым, пишется под воздействием восхищения или негодования — в общем, крайних чувств. Понятно, почему рассудительное письмо — это письмо мертворожденное.
Он был беспомощен в отношении устройства судьбы своих сочинений. Стеснялся относить их в редакцию. А если и относил, то стеснялся приходить за ответом. Боялся грубости и бестактности.
Чтобы прослыть глубокомысленным, надо долго хмуриться.
Ты не должен сердиться на друга, который, желая тебе добра, заставит тебя очнуться от сладких грез, если бы даже он сделал это несколько сурово и грубо.
Если хочешь разозлить жену — не спорь с нею.
Гордый требует от себя больше, чем от других; надменный - ставит себя выше других.
Внезапное молчание посреди разговора вдруг напоминает нам о главном: оно показывает нам, какую цену мы вынуждены платить за изобретение слова.
Самое чувствительное наказание, какому может подвергнуться тщеславие, — это презрительное невнимание.
Учтивый способ не отказывать прямо — переменить разговор.
Всё становится более утончённым: музыка когда-то была шумом, сатира — пасквилем, и там, где сегодня говорят «будьте любезны», некогда давали затрещину.
Если вы не в состоянии ответить на довод своего оппонента, ещё не все потеряно: вы можете сказать ему какую-нибудь гадость.
А накануне Марина Влади проповедовала у нас на кухне превосходство женского онанизма над всеми остальными видами наслаждения. В разгар её разглагольствования пришёл Высоцкий, дал по роже и увёл.
Будьте кратки; верное средство заставить слушать себя — это сказать много в немногих словах.
Порицание не мешает выслушать и от первого встречного; хвалу же от человека хорошо выслушать, только присмотревшись к нему поближе.
Для утвердительного ответа достаточно лишь одного слова — «да». Все прочие слова придуманы, чтобы сказать «нет».
Когда у вас нет серьёзных доводов для возражения, лучше ничего не говорите. Слабая защита лишь увеличивает силы противника, а молчание меньше вредит, чем неумелый ответ.
Р. спрашивает меня, что я имею против него. Я не могу простить ему откровенных признаний, которые я ему сделал.
Как много может разъяснить неожиданный удар кулаком в подбородок.
— Когда бог наконец обретает речь, он не всегда говорит то, что от него ожидали услышать.
Самое трудное в жизни с женщиной, столь резко разделенной на духовное существо и собственно женщину, — это знать, когда надо повиниться перед ней как перед высшим существом и когда отечески останавливать ее, а иногда и прикрикнуть.
Рассудительной критики можно ожидать только от англичан, поскольку в США разумных рецензентов нет вообще.
Люди всегда говорят, что они не были похожи на себя, когда, распалившись от гнева, выдали свое истинное нутро.
Возможно, вы с бо́льшим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его.
Если вспомнить, как свирепо нападали на меня представители церкви, кажется забавным, что когда-то я и сам имел намерение стать священником.
Можно говорить глупости, но не торжественным тоном.
Насмешка — это речь в пользу своего ума, но против своего сердца.
«На тройку, молодой человек, Вы знаете. А про меня и так говорят, что я слишком злой преподаватель, чтобы ещё ставить незаслуженные двойки». (На экзамене, в ответ на просьбу о двойке, 1976 год)
В одном я — настоящая женщина: я всех и каждого сужу по себе, каждому влагаю в уста — свои речи, в грудь — свои чувства. Поэтому - все у меня в первую минуту: добры, великодушны, щедры, бессонны и безумны.
На вопрос: «Чему вас научили все ваши духовные искания и практики?», писатель Олдос Хаксли ответил: «Я ограничусь всего четырьмя словами: постарайтесь быть немного добрее».
Если воля не допускает размышления, за этим непременно последует раскаяние.
Слова, ещё слова, и только слова: это всё, что нам оставили самые знаменитые философы.
Не лгать, но и всей правды не говорить. Ничто не требует столь осторожного обращения, как правда, — это кровопускание из самого сердца нашего.
А потом начал его ругать. Стоит ординарец, смотрит прямо в глаза командира, но молчит. Знает характер Будённого: пусть он погорячится, покричит, а потом ему все можно объяснить.
Беда, если про вас напишут в печати! Худо, если раскритикуют, – это каждому ясно. Но вы покаетесь, и вас простят. А вот если похвалят вас, о, тут найдутся люди, которые никогда вам этого не простят.