Аббатство (объединение писателей)

Абба́тство (объединение писателей) (фр. Abbaye de Créteil) — объединение писателей в начале XX века во Франции, названное так в честь утопического Телемского аббатства из романа Ф. Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль», главы с LII по LVII первой книги).

История «Аббатства» начинается осенью 1906, когда несколько начинающих писателей и художников (Рене Аркос, П. Ж. Жув, Жорж Дюамель, Альбер Глез, Анри Мартен, Шарль Вильдрак) уединились в одном из заброшенных уголков Парижа, в помещении упразднённого аббатства. Так возникло «Аббатство».

Участники содружества устроили собственную типографию и работали в ней (первыми были напечатаны — «Tragédie des espaces» Р. Аркоса, «Des légendes, des batailles» Ж. Дюамеля). Предполагалось, что типография обеспечит существование членов содружества. Со временем состав «Аббатства» пополнился новыми людьми: Жюль Ромен пришёл сюда с рукописью своей знаменитой книги «La vie unanime» («Единодушная жизнь») и др, фактически ставший ее вождем. Поэзию «Аббатства» часто называют унанимистской, но унанимизм (единодушие) полностью развернулся лишь в творчестве Жюля Ромена, где он является и определенным мировоззрением и законченной поэтикой. Мировоззрение унанимизма рассматривает задачу художника как изобретение «единодушной» жизни существ и вещей, которое возможно, если интуитивно постичь «душу» человека, «духовную жизнь» предметов и явлений природы, если обнаружить некую мистическую связь между ними. Связь эта и есть общая «душа» того или иного случайно образовавшегося или постоянного коллектива, сборища, группы.

«Аббатство» просуществовало около двух лет и распалось из-за жестоких материальных лишений, с которыми пришлось встретиться молодым поэтам. «Аббатство» не было какой-либо определённой литературной школой; сами участники содружества заявляли об этом; но совершенно бесспорно, что писателей, которых объединило на короткое время «Аббатство», связывали нити социально-психологического родства; недаром, когда в стихах Жюля Ромена отчётливо, с впечатляющей яркостью была сформулирована идеология беспочвенного, затерявшегося в недрах большого города, деклассированного одиночки, книга «La vie unanime» сразу стала знаменем людей, встретившихся в «Аббатстве».

Творчество крупнейших поэтов, связанных с «Аббатством», — Дюамеля, Ромена (во всяком случае в начальный период), Аркоса, Вильдрака, Шеневьера — имеет много общих черт: всех их сближает необычайно лёгкая ранимость их сознаний; это очень хрупкие, не умеющие сопротивляться индивидуальности. Очень нежная, тончайшая лирика поэтов «Аббатства», беспочвенных людей (название одного из сборников Вильдрака «Песни разочарованного» представляется очень типичным), окрашена смутной неудовлетворённостью, которую нельзя даже назвать пессимизмом; она для этого слишком расплывчата.

Ощутима идеологическая связь поэтов «Аббатства» с Р. Ролланом. Существует мнение, что поэтическая идеология «Аббатства» была только наивным и кустарным развитием ролландизма.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Хотя телемиты и говорят на пяти-шести языках и на каждом из них умеют сочинять стихи и прозу, этот «культурный пласт» никак не отражается на их существовании. Совершенные кавалеры и прелестные дамы охотятся, играют, пьют вино; одним их модам посвящена целая глава, подобно тому как целая глава (текстуально близкая народным хроникам) отведена одеянию Гаргантюа. Жизнь телемитов, исполненных столь обширных познаний, протекает между «ристалищем, ипподромом, театром, бассейном для плавания и изумительными трехъярусными банями»; чтение среди их занятий не фигурирует ни разу. Аббатство напоминает одновременно как стихотворные «Храмы» (Любви, Чести, Добродетели, Купидона и пр.), создававшиеся «риториками», так и топику «просвещенного кружка», на которой строилось еще обрамление «Декамерона» Боккаччо и которая активно разрабатывалась в итальянской новеллистике и трактатах-диалогах начала века (у Бембо, Кастильоне, Фиренцуолы). Однако у Рабле отсутствует главная составляющая этой топики – идеализация определенного типа красноречия и социального поведения. Его юноши и девушки не проводят время в рассуждениях, не обмениваются новеллами и даже шутками. Вряд ли случайно «пророческая загадка», завершающая рассказ о Телеме, согласно истолкованию брата Жана, заключает в себе всего лишь описание игры в мяч. Социальная же функция новой обители сводится, судя по всему, к устройству семейной жизни «монахов» – каждый из них, покидая «монастырь», увозит с собой любимую девушку, с которой затем живет долго и счастливо. Смеховая игра, «пантагрюэлизм», которым, по утверждению Рабле, полна его книга, не признает позитивного, то есть «серьезного», идеала.

Франсуа Рабле, Гаргантюа и Пантагрюэль

И Стоунхендж, и Гластонбери оставались и в XVI веке связанными с исторической поэтикой и легендой. Король Генрих VIII, правда, разорил аббатство, позарившись на его сокровищницу, и, видимо, увез знаменитую библиотеку, которая затем и исчезла без следа. Судьбу библиотеки аббатства часто сравнивают с судьбой библиотеки Ивана Грозного. Так и не понятно – была она или нет. Тогда же, в XVI веке, найден и каменный крест – надгробие на могиле Артура и прекрасной Гвиневры. Рассказывая эту легенду, я вступаю на зыбкую почву. Крест воспроизведен в книге историка и антиквара Уильяма Кэмдена «Британия». По прошествии многих веков, в 1981 году, крест Артура и Гвиневры якобы найден рабочими при раскопках, но потом попал в частные руки. Эти частные руки показали крест в Британском музее, но передать Музею бесценный экспонат отказались, с тем и концы в воду. Уильям Кэмден – личность замечательная. Это он в конце XVI – начале XVII века давал публикации о Стоунхендже и привлек к нему общее внимание сокровенными рассказами и археологическими изысканиями. С книгой Уильяма Кэмдена было знакомо образованное общество Англии. Хотелось бы подчеркнуть, что на рубеже XVI и XVII веков не только благодаря Кэмдену Стоунхенджем очень интересовались – его назначением, феноменом, легендами вокруг таинственной архитектуры.

Паола Волкова, Мост через бездну. Комментарий к античности, 2015

Сегодня трудно сказать, насколько послушничество в монастыре повлияло на формирование оккультно-расистских взглядов Ланца. Его учитель Шлегль презирал евреев Ветхого Завета как самонадеянное и надменное сообщество; «альтернативные» переводы Библии, сделанные Шлеглем, даже попали в список книг, запрещенных за антисемитизм. В то же время неортодоксальные убеждения Ланца вызывали серьезные трения между ним и его наставниками. Стремление же Ланца к свободе, интеллектуальной и физической, стало причиной разочарований, в связи с чем он отказался от обета и покинул аббатство в апреле 1899 года.

Антон Первушин, Тайная миссия Третьего Рейха, 2012

По словам автора, именно эта чаша «была Граалем названа» и, будучи связана с Господом, обладала чудесными свойствами. Для Грааля был создан особый стол, в память о столе Тайной Вечери. Сам Иосиф или его друзья принесли Грааль в Британию, в Гластонбери, «в Аваллон» – то есть в Центральный Сомерсет, где впоследствии возникнет Гластонберийское аббатство, а чаше было назначено передаваться из рук в руки в череде хранителей. Грааль сокрыт – но благодаря ему Британии отводится особое, привилегированное место в христианском мире. В артуровском мифе Грааль сохраняет все свои свойства, описанные Робером де Бороном: это и святая реликвия, чаша с кровью Христовой; это и откровение, дарованное лишь достойнейшему. Поиски Святого Грааля становятся одним из излюбленных сюжетов рыцарского романа. С появлением Грааля идеал чисто светской куртуазии заменяется мистическими устремлениями, поиском духовного и нравственного совершенства. В романах более поздних Грааль, несмотря на свою святость, оказывается разрушительной силой, подрывающей самые основы артуровского мира: погоня за недостижимым откровением отвлекает лучших рыцарей от их повседневных обязанностей и уводит их в долгий поход, для которого мало кто пригоден и из которого не все возвращаются.

Мэрион Зиммер Брэдли, Туманы Авалона, 1983

В XIV веке живопись французских примитивов, а также и скульптура пережила аналогичное влияние театральных мистерий, приведшее к нарушению строгой гиератической композиции, к обременению священных изображений пышными бутафорскими подробностями и к чисто сценической экзальтации патетического жеста. Я имею в виду «Пляски смерти», могильные надгробия и сложные скульптурные группы вроде гротов Солемского аббатства.

Максимилиан Волошин, Суриков, 1916