Анахронизм

Анахрони́зм (от греч. ανά «против» + χρόνος «время») — в исторической науке, литературе, кино — ошибочное, намеренное или условное отнесение событий, явлений, предметов, личностей к другому времени, эпохе относительно фактической хронологии. В переносном смысле — что-либо несовременное, пережиток старины.

Анахронизм — в восприятии людьми исторических событий — выраженный в виде проецирования своего образа мышления (априори искажённого) на другие исторические времена.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Другими словами, то, что в общественном мнении считается наукой, на самом деле представляет собой сумму более или менее верных взглядов на определенный фрагмент действительности, событие или проблему. Группа интерпретаторов объявляет собственное видение вопроса истиной в последней инстанции и, обладая монополией на владение и распространение информации, всеми доступными средствами старается утвердить в общественном мнении только свою (а не какую-то другую) точку зрения. Однако в процессе естественной смены поколений (в том числе и ученых) ранее господствовавшая парадигма (то есть некоторая теоретическая модель, объявленная эталоном), как правило, претерпевает существенные изменения, а то и отбрасывается вообще. Это хорошо видно на примере разного рода учебников и справочников: казалось бы, именно в них сосредоточена квинтэссенция последнего слова науки. Но нет – сегодня никто не учится по учебникам, написанным несколько десятилетий назад и тем более – в прошлом или позапрошлом веке. Точно так же спустя некоторое время и на лучшие нынешние учебники (а равно – энциклопедии и справочники) будут глядеть как на допотопный анахронизм.

Валерий Демин, Северная прародина Руси, 2017

Например, Пушкин не только использует детали, но и обращает внимание на их достоверность. Поэтому он упрекает К. Рылеева по поводу его «Дум» за то, что там во времена Олега упоминается герб России. «Без деталей нет живой истории, есть, может быть, верная, но лишенная души схема. Созданные Пушкиным детали, персонажи, мизансцены – верны, правдивы, историчны»[89]. В статье Ю. Полякова приводится пример из «Евгения Онегина», наглядно подтверждающий эту мысль. Ленский вспоминает отца сестер Лариных, как в детстве он «играл его очаковской медалью». «Два слова, сказанные между прочим, но за ними – целая эпоха. Мы узнаем, в каком столетии происходят события, что Дмитрий Ларин был не только бригадиром, как написано в другом месте, но, оказывается, – и героем Очакова»[90]. Иными словами, детали, выражая общечеловеческие, как бы внеисторические черты, отражают приметы времени. Отметим, что в целом анахронизм не влияет на общую систему миросозерцания описываемой эпохи. Она все равно показывается в правдивом виде. По мнению Вальтера Скотта, анахронизм оправдан, если придает роману живописность и вместе с тем правдивость[91].

Е. М. Жабина, Художественный историзм лирики поэтов пушкинской поры, 2013

На процитированные выше мысли выдающегося французского историка уместно обратить внимание и иметь их в виду, учитывая то обстоятельство, что далее речь пойдет об одном из судьбоносных для нашей страны «исторических феноменах» – о «феномене Тухачевского» или, обозначая его иначе – синдроме «заговора красных маршалов». Обращение к мыслям выдающегося историка-медиевиста, исследовавшего «средневековый мир воображаемого» не должно восприниматься как некий анахронизм, если мы вспомним небольшое, но глубокомысленное произведение выдающегося русского мыслителя XX в. Н.А Бердяева, посвященное проникновению в сущность исторических и ментальных процессов в Европе и в России, порожденных катастрофой Первой мировой войны, – «Новое средневековье».

Сергей Минаков, Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина, 2016

Однако мистика также представляла и опасность, что от внимания Н. Бердяева не ускользает. Ведь увлечение в ту эпоху мистикой не исчерпывается интересом к западным мистикам. В Россию мистика приходит в своем восточном, т. е. безличном варианте. В ситуации индивидуалистической культуры, опасность которой ощущал, например, не только А. Бенуа, но и Н. Бердяев, восточная мистика казалась анахронизмом. В эпохи, предшествующие Серебряному веку, космические измерения бытия, было вытеснено на периферию. Человек ощущал себя исключительно в социуме, а в соответствии с идеями модерна, т. е. идеями Просвещения (в данном случае под модерном понимается не художественный стиль рубежа XIX–XX веков, а возникшее в эпоху Просвещения мировосприятие) этот социум следовало радикально преобразовать. Эта установка порождала цепь революций, в том числе, и 1917 года.

Николай Хренов, Избранные работы по культурологии, 2014

Л. Леви-Брюль не апеллирует к К. Г. Юнгу и не употребляет термин «архетип», поскольку с точки зрения личного бытия двух ученых это было бы анахронизмом (первый был почти на 20 лет старше второго). Хотя, по сути, его суждения соотносимы с суждениями Юнга. То, что принято, по Юнгу, называть «коллективным бессознательным», Леви-Брюль называет «коллективными представлениями».

Т. С. Злотникова, Философия творческой личности, 2017