История культуры

История культуры — раздел исторической науки и культурологии, в рамках которого изучаются явления и процессы, связанные с развитием и взаимодействием тех аспектов человеческой деятельности, которые так или иначе связаны с культурой. Также история культуры является социально-гуманитарной академической дисциплиной.

Предмет истории культуры — ценностный мир исторических эпох, народов, индивидов и других носителей исторического процесса.

Изучение истории культуры существует столько же, сколько и историческая наука, однако само понятие истории культуры трактуется, зачастую, по-разному. В связи со сложившейся в России традицией изучения культуры, преимущественно, искусствоведами, в рамках истории культуры зачастую преподаётся история искусств.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Исследуя феномен русской культуры, мы отмечаем, что ее сущностной чертой является взаимная смысловая обусловленность искусства и религии. Репрезентированная в художественном творчестве эта линия культурной преемственности характеризуется особым типом взаимодействия религиозных и художественных интенций творчества в истории культуры России. Данная проблема была поставлена русскими религиозными философами Серебряного века. Современный исследователь включает в свои рассуждения категорию будущего, которая становится, своего рода, проективной моделью при описании и изучении феномена прошлого и настоящего. Историк и философ культуры оперирует категорией времени. В этом смысле история – это вопрошание времени. В подобном вопросе – желание услышать ответ, который может стать исходным основанием стратегии развития личности, общества, культуры, государства. При этом прошлое важно не только как музейная коллекция, тщательно собираемая и грамотно фиксируемая, но как ответ на вопрос настоящего и основание для строительства будущего. История культуры России в тезаурусе всемирной истории – это книга вопросов и ответов, многие страницы которой еще не открыты, а последняя далеко не перевернута, и потому русская культура есть традиция, устремленная в будущее. Архивирование и музеефицирование ее наследия, необходимое с точки зрения научного описания и сохранения памятников культуры и искусства, не является знаком и симптомом ее умирания (в шпенглеровской морфологической парадигме). Эта формула служит отправной точкой для культурфилософских изысканий исследователя, осознающего себя носителем данной культуры и понимающего необходимость ее творческого развития в контексте современности, которая делает свой вклад в будущее.

Ольга Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Следуя логике выше изложенного, становится ясно, что «культура, живущая из себя самой» (Н. Hesse «aus sich selbst leben»), должна создать свою собственную модель современности. Немудрено, что в эпоху скоростей и смены парадигм мышления в болезненном процессе глобализации незападный мир задает себе вопрос: возможна ли модернизация без озападнивания? Идея о том, что только Запад держит монополию на модернизацию мира, сегодня не актуальна. Если учитывать фактор развития истории культур и религий, то становится очевидным, что существует не только западная цивилизация. Есть также форма современности и модернизация в России, Китае, Индии, Африке. Таким образом, можно говорить о множестве моделей модернизации, о чем писал, например, израильский ученый Шмуль Айзенштадт, или немецкий антрополог К. Фон Барлевен. В соответствии с различными культурно-историческими предпосылками наблюдаются различия в рабочей этике, отношению ко времени, будь то линейное представление, как в западной культурной традиции, или циркулярное, как архаических и традиционных культурах Азии, Африки и Латинской Америки, отношение к инновациям, к деньгам, к смерти и т. д. по целому спектру антропологических параметров.

Сборник статей, Культура и мир, 2009

Как было уже сказано, культурная история – это своего рода способ анализа или же особый подход к современному обществу. История культуры добивается того, чтобы история воспринималась как исторический материал, а культурная история – того, чтобы история превратилась в инструмент анализа и метод познания. Поскольку история культуры рассматривает историю как исторический материал, то и культуру она рассматривает в целом, не обращая особого внимания на ее компоненты и составляющие, тогда как культурная история – это история внимания к деталям культуры. Следующий момент: термин «история культуры» имеет отношение к процессу формирования, развития, эволюции и изменения культуры и по сути является своего рода описательно-повествовательным познанием и позитивистским прочтением культуры. Точка зрения истории культуры на культуру – это прежде всего традиционный, или классический, взгляд, который никогда не задается целью исследовать причинно-следственную связь. Он не пытается объяснить культуру, но смотрит на нее сквозь призму истории так же, как смотрит сквозь нее на семью, религию, технологии, государства и т. д. В результате появляются такие виды истории, как история семьи, история религии, история технологий, история государства и т. д.

Ниматулла Фазели, Современная иранская культура

Вопрос об отношении к культурной традиции остается актуальным и в наши дни. Какова судьба культурной традиции сейчас? Современная культура не является традиционной, так как начало нынешней эпохи связано с завершением многовековой истории рефлексии классических парадигм Востока и Запада. Некоторые историки культуры и значительная часть обывателей считают, что конец классического периода истории культуры ведет за собой отказ от культурной традиции, ссылаясь при это на кризисные и модернистские тенденции в современном культурном процессе. На наш взгляд, подобная интерпретация тех кардинальных изменений, которыми так богата культурная история последних трех столетий, заблуждение. Отказаться от традиции человек не может по той простой причине, что традиция – неотъемлемая часть человеческой жизни и памяти, а человек, лишенный памяти и традиции, выходит за пределы своего естественного и духовного бытия и утрачивает то главное качество, которое характеризует современного человека как свободную целостную личность.

Марианна Ростоцкая, Введение в науку о культуре (философия, антропология, история культуры), 2017

Следует особо выделить такое направление в исследовании культуры как диффузионизм, представителями которого являются Ф. Гребнер, П. Шмидт, В. Копперс и др. Оно появились на рубеже XIX–XX веков, стало активным в начале XX века. Несмотря на общую антиэволюционистскую направленность, диффузионизм использовал эволюционизм для схемы истории мировой культуры. Они исследовали миграцию народов и межкультурные контакты, ставили задачи воссоздания всеобщей культурной истории. В своей теории Г.Э. Смит, сравнивая культурные формы, обнаруживающиеся в различных районах мира, начиная с древне-египетской, доказывал их сходство. На этом основании он сделал вывод, что история культуры может развиваться из единого центра – Древнего Египта, а вся мировая культура была создана расселившимися постепенно по всему миру древними египтянами. В данном случае от Древнего Египта как-бы расходились культурные круги. Модель кругов положена также в основу теории происхождения из единого источника и распространения индо-европейских языков.

Е. П. Борзова, Сравнительная культурология. Том 1, 2013

Итак, история культуры занимает пограничное положение относительно других гуманитарных наук, прежде всего истории и филологии, но сохраняет свою самостоятельность. Историки культуры стремятся выявить не только внеэстетическую информацию, которая важна сама по себе. Заметить тщательно выписанный интерьер, описания старых обычаев необходимо, чтобы соотнести произведения с их культурным контекстом, а также выявить те смыслы, которыми их наделяет автор. Это только одна часть работы историка культуры. Он также рассматривает тексты, стараясь проникнуть в их смыслы, выявить их строение, ибо именно они свидетельствуют о культуре в целом. Здесь на первом плане находится исследование принципов художественного осмысления, лежащих в основе текста и одновременно манифестирующих общие принципы культуры. Так поэтика явственно проступает в культуре и одновременно определяется ею. Культура же организуется поэтикой и поэтому может быть описана сквозь ее призму.

Людмила Софронова, Культура сквозь призму поэтики, -1

Сложно объяснить эволюцию стилей, их взаимодействие и взаимосвязь. На основе своей концепции Докучаев выделяет четыре типа стилей: традиционно-парадигматический (классицизм, социалистический реализм), нетрадиционно-парадигматический (реализм и постренессансный реализм), традиционно-непарадигматический (романтизм и барокко), нетрадиционно-непарадигматический (импрессионизм). Проблема морфологии искусства оказывается весьма аргументированно обоснованной. Выявляя историческую типологию общения, его процессуальный характер Илья Игоревич Докучаев практически осмысляет выбранную тему в русле истории культуры. По-новому отражено осмысление общения в античных памятниках, комплексно преодолен европоцентризм. Анализируя историю общения в науке, историография правомерно ограничена рамками Нового и Новейшего времени. Им показана близость понятий «общение» и «бытие», их связь и взаимозависимость, исторические типы функционального общения, а также интерперсональное и ролевое общение. С семиотических позиций постулируются основные компоненты общения: его участники, канал взаимодействия и код его организации. Автор подчеркивает главенствующее значение в нем кодов и каналов общения, связанных с соответствующими этапами культуры Докучаев показывает отличие классических знаковых систем от естественного языка, парадоксальность которого заключается в том, что с помощью ограниченного количества средств практически возможно передать неограниченное число информации, хотя здесь есть свои пределы выразительности. Именно благодаря этому естественный язык – идеальное средство общения, хотя в культуре он дополняется множеством других языков. Логично поэтому рассмотрение характеристик общения людей в мире культуры. Представлена типология диалога культур. Автору удалось благодаря обширному материалу установить возникновение термина, показать модификации такого диалога. В связи с этим доказывается с приведением различных форм и видов, что не всегда общение ведет к общности общающихся. Уточняя типы каналов общения, автор вводит семиотические категории. Выделены метакоды и коды общения.

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Существенно иной в сравнении с ницшевским фикционализмом вариант философии культуры, исходящей из «философии жизни», создал немецкий историк культуры Вильгельм Диль-тей (1833–1911). Интерпретируя явления истории культуры, В. Дильтей использует в качестве «понимающей» методологии исследования герменевтику. Какая-либо эпоха в истории духа реконструируется как целостность, относительно которой необходимо истолкование отдельных явлений как ее моментов. Позднее история культуры рассматривалась В. Дильтеем как ряд произведений «объективного духа». Дильтеевская философия «объективного духа» утверждает единство мира культуры, включение в него рефлексивных форм, поскольку к «объективному духу» относятся и искусство, религия, философия. Акцент на целостном восприятии исторических культурных систем позволяет В. Дильтею сблизить историю и искусство. Главной его заслугой является разработка герменевтики как метода понимания письменно фиксированных проявлений жизни, т. е. духовной культуры в ее исторических образцах.

Дильнара Еникеева, Культурология: конспект лекций, -1

Интерес к культуре определялся многими обстоятельствами. Современная цивилизация стремительно преображает и окружающую среду, и социальные институты общества, и бытовой уклад человека. В связи с этим культура оценивается как творческий фактор, как источник общественных нововведений. Некоторые исследователи приходят к выводу, что именно духовная культура народа накладывает отпечаток на его социально-историческое развитие. Отсюда стремление выявить потенциал культуры, ее внутренние резервы, отыскать возможности ее активизации. Не менее важна другая сторона анализа культуры – культура и общество. Как влияет культурный процесс на общественную динамику? В прошлых столетиях цикл жизни каждого поколения был гораздо короче культурного. Каждый родившийся человек заставал определенную систему культурных ценностей. Она не менялась в течение столетий, регулируя жизнь ряда поколений. Культурные ценности, знания, навыки переходили от отца к сыну и т. д., изменения при этом были минимальны. В XX в. ситуация изменилась. Как считают многие исследователи, произошел разрыв социального и культурного циклов. Теперь на протяжении одной человеческой жизни чередуются несколько культурных эпох. Накопление теоретических знаний о культуре своего времени осуществляется медленнее, чем происходящие в ней перемены, общественное сознание отстает от развития общественного бытия. Поэтому стремление улавливать и прогнозировать процессы в культурной практике заставляет исследователей обращаться к теории и истории культуры.

Коллектив авторов, Культурология. Учебник для военных вузов, 2017

Я не буду пересказывать содержание книги и даже комментировать основные концептуальные выкладки автора касательно ситуации надлома, культуры переходного периода, культуры как инструмента по выстраиванию идентичности и т. п. Читатель все это прочтет сам. Взгляды Хренова высоко индивидуальны, хотя в целом он придерживается традиционной для российской историософии циклической трактовки истории и процессов культурной динамики. Мне представляется, что вариант интерпретации этой теории, данный в книге, интересен и во многих аспектах нов. Многие наблюдения и обобщения Н.А. Хренова «обречены» на то, чтобы стать академическими и попасть в учебники по истории культуры.

Н. А. Хренов, Избранные работы по культурологии, 2014

История культуры предполагает комплексное изучение различных ее областей – науки, техники, образования, быта, фольклора, общественной мысли, литературы. Но нас в данный момент интересует лишь одна ее часть, а именно культура художественная, т. е. система художественных ценностей, созданных человеком, а также особенности историко-культурного процесса в различные исторические эпохи. Иногда он приобретает достаточно четко определяемые особенности, и тогда мы можем говорить о преобладании культуры определенного стиля.

Т. М. Колядич, История мировой культуры, 2010

Это был период становления тогда еще сравнительно новой научной дисциплины, изучающей как культуру в целом, так и ее отдельные явления, породил несколько десятков учебников и учебных пособий самых разнообразных по тематике и содержанию. В этой связи прав В. М. Розин, утверждая, что нет единой культурологии – сколько культурологов, столько и теорий культуры. Одно из главных достоинств этой книги заключается в ее оригинальном культурологическом направлении, связанном с историей культуры России.

Коллектив авторов, Исторические повороты культуры: сборник научных статей (к 70-летию профессора И. В. Кондакова), 2018

С проблемой репрезентации смерти тесно связано использование в современной танатологии гендерного подхода (women’s studies, gender studies). Б. Бассейн в монографии «Женщины и смерть: их связь в западной мысли и литературе» (1984) исследует различные вопросы феминологического характера. Предмет изучения в работе – ассоциации, укоренившиеся в сознании и имеющие маскулинное (мужское) происхождение: представление смерти как женщины, отношение к кончине женщины с поэтической и общественной точек зрения, ментальная связь между сексуальностью и Танатосом [Bassein 1984: IX–X]. К. Гутке в книге «Гендер смерти: история культуры в искусстве и литературе» (1999) заочно спорит с некоторыми феминологическими утверждениями: на широком художественном материале он показывает возможность репрезентации смерти через образы и мужчины, и женщины [Guthke 1999: 1–2].

Р. Л. Красильников, Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию., 2015

В последнее время российские ученые склоняются в пользу интегративного подхода. Его сторонники понимают культурологию как синтетическую область знаний, возникшую на стыке истории культуры, философии культуры, культурной антропологии, социологии культуры, этнологии, психологии культуры и др.[1] Они выступают против сведения культурологии исключительно к философии культуры или к истории искусства. Интегративный подход имеет те преимущества, что, синтезируя разные науки, он способен дать прирост нового знания. Напротив, изоляционистский подход опасен тем, что под вывеской культурологии будет повторяться то, что давно известно в курсе антропологии, философии культуры или истории мировой художественной культуры. Интеграционистский подход, по всей видимости, заложен и в российском государственном образовательном стандарте.

Ю. В. Посвятенко, Культурология, 2012

История культуры немыслима без культурологии, их взаимосвязанность носит системный и разносторонний характер. Современные историко-культурные исследования основаны на последних достижениях в сфере теории культуры, социологии культуры, культурной динамики. Кроме того, история культуры дает неисчерпаемый фактический материал для культурологии, которая, в свою очередь, осуществляет функцию осмысления этого материала, систематизирует его, на основе чего моделирует процессы, протекавшие в социальной и культурной истории народов, цивилизации и человечества. Немаловажно и то, что историко-культурные исследования по конкретной проблематике могут закладывать основы культурологических теорий, научных подходов (игровая теория культуры И. Хейзинга при изучении культуры позднего европейского Средневековья; исследования ментальностей французской школой «Анналов» дали начало исторической антропологии; и т. д.).

Т. П. Ритерман, Культурология, 2010

Сдвиг в сторону истории культуры приносит в исследованиях по истории русских понятий и другие дивиденды. Козеллек, сосредоточиваясь на истории «исторических» понятий, рассматривает в качестве переломного момента эпоху Просвещения. Оговорив зависимость постановки поворотного пункта (и членения истории на эпохи) от того, какие параметры берутся в качестве значимых, Козеллек объясняет, чт? именно в истории было перевернуто Просвещением. Новое время начинается с Просвещения, потому что Просвещение осознает себя как «знаменосец нового времени» (neue Zeit – [Koselleck 2002: 160]). С этого времени «время не остается только формой, в которой совершаются все истории, но оно само приобретает историческое качество. Вследствие этого история более не происходит во времени, но скорее посредством времени. Время метафорически динамизируется в самостоятельную историческую силу» [Ibid.: 165]. Будущее из воспроизведения уже бывшего превращается в область нового и неведомого, и это меняет основы исторического сознания и саму конструкцию истории. Великая французская революция как откровение совершенно нового и непредвиденного была одним из основных импульсов этого изменения и вместе с тем его символическим отправным пунктом.

Коллектив авторов, Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени, 2009

В XX-XXI вв. вещь как феномен культуры становится предметом философско-культурологических исследований в области феноменологии (М. Хайдеггер, В. Топоров), структурализма (Ж. Бодрийяр), семиотики культуры (Р. Барт, М. Пятигорский, А. Кармин, Г. Кнабе, Ю. Лотман, В. Лелеко, С. Махлина) и искусства (Л. Акимова, В. Данилова). Многие исследования обрели статус классических трудов. Многие, напротив, воспринимаются как новаторские и вызывают дискуссию. Активный интерес к исследованию вещественных источников порождает новые исследовательские школы и направления. Так, например, в 90-х годах ХХ в. М. Эпштейном была предложена концепция реалогии как дисциплины изучающей феномен вещи и его взаимосвязи с деятельностью и самосознанием человека[9]. В начале XXI в., благодаря деятельности профессора Б.И. Кудрина, возникает новое направление – «технетеника» – исследующее проблемы законов развития техники в истории культуры. Это научное направление объединило ученых естественных и гуманитарных наук в решении вопросов «техноценологии» и «техноценоза»[10].

Коллектив авторов, Историография и источниковедение в культурологическом исследовании (Культурологические исследования’ 10), 2010

В современной культурологии особое место занимают работы, связанные с осмыслением специфического характера культуры, ее противоречивого единства. Воссоздавая образ мировой культуры, исследователи сталкиваются с разнокачественными и разноречивыми явлениями, находящимися в сложном взаимодействии – взаимного влияния, притяжения или отталкивания. На протяжении XIX–ХХ вв. делались множественные попытки осмыслить логику развития мировой истории культуры: линейные, не учитывающие специфику культур разных народов (т.н. «теории прогресса», европоцентристские по своей сути); «циклические», опирающиеся на представление о замкнутости и непроницаемости культур (О. Шпенглер); синергетические, связанные с представлением о культуре как о саморазвивающейся системе (М.С. Каган). Интерес представляют исследования, обращающиеся не к стадиальному развитию культур, а к их типологии. В этой логике мировая культура рассматривается одновременно как целостность (единство всех существовавших, существующих или будущих культур) и дискретность (то, что Н.Я. Данилевский называл культурно-историческими типами, а А. Тойнби – «самозамкнутыми дискретными культурно-историческими единицами»).

И. Я. Мурзина, Теория и практика культурологических исследований, -1

Случай с Коктебелем по концентрации культурной символики на столь малом участке пространства почти уникален. Тем не менее он отражает общую закономерность взаимодействия человека и места его жизни. В подходе к этой проблеме мы разделяем принципиальную установку американского искусствоведа и культуролога Саймона Шамы, посвятившего обширное исследование «Ландшафт и память» развитию символики ландшафтных форм в истории культуры. Парадоксально формулируя основную мысль, Шама заявил, что «ландшафты – это скорее явления культуры, чем природы. Модели нашего воображения проецируются на лес, и воду, и камень <…> [и] как только какая-либо идея ландшафта, миф или образ воплотится в месте сем, они сразу становятся способом конструирования новых категорий, создания метафор более реальных, чем их референты, и превращающихся в часть пейзажа»1[Shama 1996: 61]. Мысль о конструктивной силе творческого воображения, вносящего свои символические структуры в реальность, – одна из ведущих в нашем исследовании об Урале и Перми как феноменах русской культуры.

В. В. Абашев, Русская литература Урала. Проблемы геопоэтики, 2014

Таким образом, в изучении русской культуры Милюков предлагал свой совершенно особый путь, со своей периодизацией, в которой древнерусская культура охватывалась лишь в хронологических границах XV–XVII вв.[11] Неоднократно переиздававшееся исследование П. Н. Милюкова оказало большое влияние на поколение ученых «серебряного века», направив изучение истории культуры в русло истории общественной мысли. До его фундаментального труда историки литературы и искусства видели в древнерусской культуре в основном «византийское влияние», которое скрупулезно и отслеживали. Труды, обобщающие и синтезирующие данные о культуре Древней Руси, в большом числе появились в конце XIX – начале XX вв. после исследования Милюкова.

Л. А. Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008

История культурных эпох позволяет нам сделать некоторые системные выводы. Культура Европы и связанных с ней регионов Средиземноморья и Западной Азии дает возможность проследить естественный ритм смены больших цивилизационных периодов. Это гораздо труднее сделать на историческом материале «традиционных» культур, которые как бы прячут историческую динамику, кодируя ее на языке своих «вечных» ценностей. Поэтому мы попытаемся рассмотреть морфологические закономерности смены эпох на материале истории культуры Запада.

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

О. Шпенглер в своей теории «локальных культур» отрицал прогресс в истории культуры и наличие в ней органического единства разных культур. По его мнению, вся природа распадается на ряд независимых и неповторимых организмов. Они не связаны друг с другом и закономерно проходят в своем развитии стадии возникновения, расцвета и умирания. Шпенглер был убежден, что единой общечеловеческой культуры не существует. Он выделял восемь локальных культур – египетскую, индийскую, китайскую, греко-римскую, византийско-арабскую, западноевропейскую, культуру народов майя и русско-сибирскую. Все они рассматривались как существующие самостоятельно и независимо друг от друга.

В. Э. Вечканов, Культурология. Учебное пособие для вузов, 2009

Мы представляем себе и герменевтические сложности работы с библейскими текстами (особенности древнееврейского, арамейского, греческого языков, см. 3), и проблемы их аутентичности. Однако работа в основном с каноническими текстами (хотя привлекались отчасти и апокрифы), думаю, компенсирует, в известной степени, отсутствие развернутых исторических справок. Тем более, что книга носит скорее не научно-исследовательский характер, в традиционном смысле этого слова (филология, история культуры, религии и пр.), а философско-экзистенциалистский характер – исследование и осмысление базисных идей: реальности, Бога, человека – в библейском, парадигмальном для многих культур, контексте. Не воспроизведение того как понимали себе реальность, Бога и человека древние евреи, а как воспринимаем эти идеи мы и сейчас.

В. И. Красиков, Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира, -1

Второй период древнегреческой философии характеризуется постановкой антропологических проблем. Он вошел в историю культуры благодаря именам софистов (Протагора Абдерского, Горгия, Гиппия, Продика, Антифонта, Крития и др.), Сократа и сократиков (Евклидиз Мегар – основоположник мегарской школы, представители кинической школы Антисфен и Диоген из Синопа). Сократ и софисты расходились во взглядах на критерии оценки поступков людей. Сократ считал главным соображение, мотивы решения, полезность или вредность. У него было два важнейших принципа философской деятельности, цитируемые и по сей день «Познай самого себя» и «Ни один человек ничего не знает достоверно, но истинный мудрец знает, что он ничего не знает». Сократ был последним представителем натурфилософского этапа философии Древней Греции. После него началась эра Платона и Аристотеля.

Т. П. Ритерман, Философия и история философии, 2010

Радикальные трансформации представляют собой исторически универсальный феномен. Без войн, переворотов, экономических и политических революций невозможно представить историю культуры. Вместе с тем, эти явления – часть жизни современного мира.

О. Н. Глазунов, Особенности культуры радикальных трансформаций в эпоху социальных транзитивов, 2009

Монография доктора философских наук, профессора Е. П. Борзовой, выпущенная в свет Санкт-Петербургским государственным университетом культуры и искусств, посвящена комплексному исследованию триад – тринитарных структур в бытии и познании. Триада как метод теоретического конструирования известна в истории европейской мысли со времени греческой античности и неоднократно привлекала к себе внимание исследователей. Однако предмет Е. П. Борзовой не ограничивается историко-философской проблематикой. Автор задается целью рассмотреть сущность тринитарного опыта в понимании логики Целого и обобщить то разнообразие учений о триадах, которое накоплено в истории культуры и различных отраслях социогуманитарного знания.

Е. П. Борзова, Триадология, 2013

Суждения о культуре как об источнике насилия плохо укладываются в устойчивый стереотип представлений о культуре как средстве облагораживания человека, придания ему именно человеческих свойств, отличающих его от животного. Первым вопрос о культуре как инструменте насилия над человеческой психикой поставил Фрейд, позднее проблему культуры как дискурса власти – насилия общества над личностью – рассмотрел Фуко. Таким образом, был актуализирован вопрос о том, что выразительным отличием человека от животного является практика применения насилия по причинам, выходящим за рамки непосредственных нужд пропитания и размножения, но в целях обеспечения торжества коллективных интересов общества над потребностями отдельного индивида. Эту интенцию осмысленного подчинения личности обществу в свое время Энгельс определил в качестве свободы как осознанной необходимости, а мы нынче называем культурой. На самом деле культура – это не более, чем программа поведения, подчиняющая интересы индивида интересам коллектива, побуждающая его действовать в интересах коллектива (что называется «добром») и осуждающая любые действия иной направленности (что называется «злом»). И никогда наоборот. Вся история культуры – это конкретно-исторические социально-организационные формы реализации этой программы, а также символические формы ее рефлексии и пропаганды, красиво определяемые как духовность. Но всегда ли эта программа поведения ведет к высоко духовным результатам?

Л. М. Мосолова, Культурология и глобальные вызовы современности, 2010

И. П. Смирнов разработал критерии, позволяющие создать психоисторическое описание литературного процесса с использованием психоаналитической парадигмы. Методологически эти критерии восходят к фрейдовской теории психосексуального развития человека и сопутствующим ей психоаналитическим понятиям (Эдипов комплекс и комплекс кастрации), патографическим категориям (истерия, садизм, мазохизм и другие). В своей работе учёный предлагает уникальный синтез психоанализа, логики и истории культуры, основанием которого служит общий для этих дисциплин принцип – принцип замещения. И. П. Смирнов рассматривает психизм в качестве замещения действительно существующего мира воображаемым, а литературу как своего рода отражение субъективно желаемого мира автора, вытесненного в область бессознательного. В работе «Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней» [203] автор справедливо отмечает:

Д. Л. Шукуров, Русский литературный авангард и психоанализ в контексте интеллектуальной культуры Серебряного века, 2014

Мы можем рассматривать историю человечества как целесообразную деятельность людей. То же самое и с историей культуры, которую никоим образом нельзя отделить от истории человечества. Значит, в изучении истории культуры нам может помочь именно этот деятельностный подход. Он заключается в том, что в понятие культуры входят не только материальные ценности, продукты человеческой деятельности, но и сама эта деятельность. Поэтому целесообразно рассматривать культуру как совокупность всех видов преобразовательной деятельности людей и тех материальных и духовных ценностей, которые и являются продуктами этой деятельности. Лишь рассматривая культуру через призму деятельности человека, народов, можно понять ее сущность.

М. А. Дорохова, История культуры: конспект лекций, -1

– по меньшей мере двух времен, «наличие в структуре экспозиции образа Времени, о котором ведется музейное повествование, и времени, когда оно ведется. Временная многозначность образа создает у посетителя чувство его одновременного существования в двух временах, т. е. чувство своей сопричастности к событиям истории культуры, и одновременно придает большую остроту сегодняшней оценке этих событий. Наличие в произведении времени его создания и есть авторская позиция, авторское присутствие, без которого искусство состояться не может»;

Сборник статей, Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки, 2015

Особое место занимают монографии и статьи, посвященные отдельным флористическим феноменам. Значительный интерес представляют работы, посвященные розе как образу в мифологии, литературе, мистике: Ш. Жоре (Ch. Joret) «Роза в античности и средних веках: история, легенды и символизм» (1892), Ж.-П. Баярда (J.-P. Bayard) «Символика розы» (1975), Б. Севарда (В. Servard) «Символика розы» (1960), У Эко («Заметки на полях “Имени розы”», 1980), имеющие концептуальное отношение к истории культуры и мифа[22], но полезные при изучении фитонима в литературно-художественном тексте. «Розе» как мифу посвятил несколько страниц своих «Мифологий» Р. Барт; различным фитонимам (лилии, розе, гвоздике и т. д.) уделил внимание Ж. Женетт в «Фигурах»; о теме сада в поэзии Малларме писал Ж.-П. Сартр в книге «Малларме, ясность сознания и его темная сторона» (1979).

С. Г. Горбовская, Флорообраз во французской литературе XIX века, 2017

Как описать историю человечества? Что в ней является главным? Повседневная жизнь людей? История развития их сознания, менталитета? История социально-экономических отношений? История культуры? Политическая история? Биографии выдающихся деятелей, «творцов истории»?

С. Е. Федоров, История и теория наций и национализма, 2016

БЕССМЕРТИЕ – 1) как идея: отрицание смерти, т.е. неизбежного и необходимого конца земного существования; достижение на земле и в настоящее время вечной, независимой от времени и от природы жизни. Более распространена идея Б. души, к-рая прослеживается в Античности с 7 в. до н.э. и впервые в европ. филос. обоснованная Платоном. В философии она имела большое значение как в форме надежды, так и в форме метафизич. размышлений. В истории культуры идея Б. играла роль не менее важную, чем идея Бога; 2) как вера: миф об умирающих и воскресающих богах, известный также в Египте и на Востоке, повлиял на формирование антич. представлений о раздельности тела и души и о посмертных её странствиях, получивших распространение в христианстве. В буддизме представление о Б. связано с понятием нирваны и учением о вечном круговороте. На Востоке также развиты учения о перевоплощении (метемпсихозе) или переселении душ, допускающие как последующую, так и предыдущую жизнь. Софисты, скептики и материалисты отрицали веру в Б.; 3) в переносном смысле: не подверженность смерти, вечная жизнь в историч. или народной памяти.

В. Д. Губин, История и философия науки: основные имена и понятия, 2013

Другая волна связана с «гуманизацией» и «этизацией» в психологии личности (Б.С. Братусь, А.Б. Орлов). По выражению Б.С. Братуся, академическая психология была психологией, в которой победителей не судят. Она утратила духовное человечное в человеке. В отличие от академической психологии, «гуманитарная» психология обладает еще нереализованным потенциалом «ценностнополагания» (не путать с «целеобразованием»), который столь желанен для растерявшей жизненные идеалы личности. Но и «гуманитарную психологию», черпающую свои силы в истории культуры, религии, филологии и этике, подстерегает опасность, пользуясь излюбленным выражением Л.C. Выготского, отдать «Богу богово», а «кесарю кесарево», то есть отдать человечное в человеке этике и религии, а тело и познавательные процессы – биологии и академической, например когнитивной, психологии.

А. Г. Асмолов, Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека, 2007

Существует ряд наук, которые позволяют изучать историю культуры. К таким наукам относятся:

История культуры, 2008

Однако мудрый философ не обещает своим читателям безоблачного прогресса культуры. Он пишет, что «культура движется вперед, но совершеннее от этого не становится; на новом месте развиваются новые способности; прежние, развившиеся на старом месте, безвозвратно уходят»41. Гердер воспринимает историю культуры как изменчивую и непостоянную, ей присущи взлеты, падения и состояния инерции. Он делает вполне определенный вывод: ни одной из культур никогда в истории человечества не было свойственно поступательное прогрессивное развитие.

А. А. Пронин, Культурология в вопросах и ответах, 2014

Учеником и последователем Франца Куглера был выдающийся швейцарский историк культуры Средневековья и эпохи Возрождения Якоб Буркхардт (1818–1897). В Берлинском университете Буркхардт слушал лекции Леопольда фон Ранке и Франца Куглера. Затем учился в Бонне. В 1837 г. впервые посетил Италию. Под впечатлением от этой поездки он написал путеводитель в трех томах «Чичероне» (с посвящением Куглеру, 1855; ит. Cicerone – гид, проводник). В 1858–1893 гг. Буркхардт читал курс по истории культуры в университете Базеля (Швейцария). В 1898–1902 гг. вышли четыре тома его «Истории греческой культуры». Они так поразили «ощущением исторической реальности» Фридриха Ницше, что тот назвал Буркхардта своим учителем.

В. Г. Власов, Теория формообразования в изобразительном искусстве, 2017

Идеи Конта при его жизни особой популярностью не пользовались. Но с 60-х годов XIX века стал расти интерес к его учению, особенно о строгом позитивном знании. Появилась позитивистская историография (Борель, Тэн), позитивистская история культуры (Эрнст Ренан), позитивистская криминология (Чезаре Ломброзо), позитивистская логика и психология, теория литературы и искусств, позитивистская «метафизика» (Вашеро и Фуйе).

Коллектив авторов, Социология, 2010