Повседневность

Повседневность, повседневная жизнь — один из процессов жизнедеятельности человека, обнаруживающийся в привычных общеизвестных ситуациях и характеризующийся нерефлексивностью, отсутствием личностной вовлечённости в ситуации, типологическим восприятием участников взаимодействия и мотивов их участия. Это область социальной реальности, целостный социокультурный жизненный мир, предстающий «естественным», самоочевидным условием жизни человека.

Понятие повседневности рассматривают на следующих противопоставлениях:

• будни — досуг, праздник;
• общедоступные формы деятельности — высшие специализированные формы деятельности;
• жизненная рутина — моменты психологического напряжения;
• действительность — идеал.

Феномен повседневности изучается рядом гуманитарных наук: социологией, антропологией, философией, культурологией.

Современное понимание повседневности основано на идеях феноменологической социологии Шюца, социологии знания (Бергер, Лукман), структурного функционализма (Мертон). В центре внимания исследований повседневности оказывается анализ самоочевидностей сознания, схем типизации объектов социального мира, рутинных форм социальной практики.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Помимо философии истории, на исторические представления и теоретические построения существенно влияют социологические теории последних десятилетий. Следуя инверсионной интерпретации повседневности, снимающей оппозицию между сакральным и профанным, французский социолог Мишель Маффесоли (р. 1944) трактует конституирование социальности как повседневность (см.: [Маффесоли, 1991. С. 133–137; 1997. С. 14–16]). В свою очередь, польский и английский социолог Зигмунд Бауман (р. 1925) манифестирует постмодернистскую социологию как комментарий к повседневности [Бауман]. Благодаря этим и другим исследованиям, социология начала менять свой статус «поставщика» окончательных истин о социуме на статус «интерпретатора» областей социальной реальности. В постмодернистском проекте ставилась задача выявить, как общественная практика отражается в определенных образах и символах и как через язык происходит выражение социальной идентификации. Л.Г. Ионин даже поставил вопрос о существовании новой, постмодернистской повседневности исходя из степени соответствия когнитивного стиля сегодняшнего дня шести признакам когнитивного стиля повседневности, выделенным австрийским философом и социологом Альфредом Шюцем (1899–1959). Российский социолог показал, что современный мир в известном смысле представляет собой возвращение к неопределенности и неустойчивости мира домодерна, в котором место потусторонней, или божественной, реальности занимает реальность виртуальная. Постмодерн возвращает человеку множество миров, но это его собственное множество миров, которое ему не навязано ни Богом, ни природой. И одновременно эпоха постмодерна демонстрирует снижение личностной определенности индивидуума [Ионин, 2000].

Игорь Орлов, «Человек исторический» в системе гуманитарного знания, 2012

Для расширения принципа развития в психологии важно обратить внимание на такие аспекты постнеклассики, как сингулярность и нюансирование. Первое в методологическом плане означает уникальность, неповторимость и единичность какого-либо процесса или явления. В сфере социогуманитарного знания осмысление сингулярности стимулировало методологические стратегии, связанные с познавательными возможностями case study, микроистории, аналитики повседневности и иными качественными методами. В психологии идея сингулярности способствует переосмыслению в новой познавательной ситуации принципа субъектности, выводящего на арену вопросы саморазвития, непредсказуемости, неопределенности и самобытности психического развития, самостроительства личности и конструирования жизненного пути (Анцыферова, 2004; Знаков, 2015; Сергиенко, 2012; и др.).

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

Утилитарная результативность деятельности в ее краткосрочной перспективе не единожды на протяжении истории создавала иллюзию избыточности обобщающего философского осмысления. Но каждый раз, когда общество, наука, культура оказывались перед лицом кризисных тенденций, входили в переломные этапы своей эволюции, вновь и вновь востребованным становился фундаментальный, философский уровень осмысления действительности, выводящий мышление за горизонты самодостаточной эмпирической повседневности. Сказанное в полной мере относится к современной ситуации.

Коллектив авторов, Философские проблемы междисциплинарного синтеза, 2015

Выявление сходных структур Ж. М. в каждом из этих образований позволит философии решать свою собственную «бесконечную задачу» – строить некий идеальный смысловой универсум, выполнять целеполагающую, ориентирующую, «жреческую» функцию – функцию «архонта всего человечества». Ж. М. в понимании Гуссерля практически совпадает с повседневностью. Для него характерна непосредственная очевидность, фактичность, интерсубъективность. Ж. М. включает всю совокупность первичных естественных установок человека повседневности. В Ж. М. можно обнаружить те «данности», на которых строится человеческое познание: в любом опыте есть представление о мире как совокупности отдельных предметов, представление о «вещности», о причинной связи вещей, о пространственно-временной расположенности вещей. Это дорефлективная неосознаваемая данность, в которую мы все погружены, «горизонт всех горизонтов», основа всех частных мировоззренческих установок.

Г. Г. Кириленко, Краткий философский словарь, 2010

Чтобы понять биографию как социальную систему, необходимы исследовательские стратегии, которые позволят обнаружить невидимую динамику влияющих социальных структур и процессов. Существенная часть содержательных концепций об устройстве общества в рамках качественного подхода ориентируется на Дж. Мида, рассматривавшего действия индивида в социальном контексте. Все реальные действия, а также все высказывания в интервью испытывают влияние структур и процессов жизненного мира, окружающего индивида. В этом смысле действующие индивиды никогда полностью не автономны, зависимы от жизненных обстоятельств, от ситуации их действия в социальном и ситуативном контекстах. В основе эмпирического анализа лежит именно это взаимодействие между индивидами и их социальным окружением. Это взаимодействие осуществляется через коммуникацию, что выводит коммуникативные процессы в ранг центральной предпосылки для генезиса стабилизации и изменения социального порядка. Поэтому для реконструкции этого порядка постоянно воспроизводимых правил действия следует прежде всего исследовать коммуникацию, в процессе которой индивиды транслируют, проговаривают проживаемую повседневность, связывая индивидуальную и социальную перспективы. Интерпретативный подход опирается здесь на социальный конструктивизм, на общее понимание социальной действительности как социального конструкта. Этот эпистемологический базис структурирует качественные исследовательские стратегии, которые основываются на следующих допущениях:

Елена Рождественская, Биографический метод в социологии, 2012

Отрыву культуры и человека ее носителя от конституирующего идеального типа способствует и утверждающаяся информационная парадигма, претендующая на универсальный цивилизационный формат. Ее технологическая составляющая связана с новым типом теле– и интернеткоммуникаций, а содержательная сторона определяется образом маклюэновской глобальной информационной деревни с особой формой социальных связей, опосредствуемых «медиакультурой». В данной бытийной модели онтологизация второй природы – культуры происходит уже не в границах созданной человеком вещи (артефакта), подобной произведению-творению, а информационного продукта, который существует в мире знаков и значений, распространяясь и тотально заполняя собой пространство жизни человека. Воспринимаемая и опытно переживаемая реальность структурируется особого рода событиями – информационными. Укладности культур смешиваются, обыденные и высокие практики становятся проницаемыми друг для друга, мир имеет только одно измерение – актуальной повседневности, которая поддерживается онлайновым информационным потоком.

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Материалистический монизм придерживается формулы «бытие определяет сознание». Маркс писал: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, общественное бытие определяет их сознание»[114]. Идеалистический монизм утверждает приоритет и «демиургичность» («силу творения») сознания; он исходит из того, что отношения, действия, поведение людей, их образ жизни, одним словом, содержательная полнота бытия является продуктом сознания. Отсюда следует, что для изменения действительности необходимо и достаточно устранить иллюзии, фантомы, предрассудки и прочие дефекты «ложного сознания». Вопрос, однако, в том, как человек (группа, общество) может узнать о наличии в его сознании подобных ошибок, диссонаций, перверсий. Материалист скажет, что для этого необходима практическая проверка мыслительного материала, пусть даже путем проб и ошибок. Идеалист предложит обратиться к его учению (школе, направлению), доказывая при этом, что все предшествующие учения устарели, или же вслед за Э. Гуссерлем посоветует произвести феноменологическую редукцию, т. е. «заключение в скобки» всего внешнего мира и воздержание от эмпирического знания. Но в сфере повседневности человек просто вынужден основываться на своей «естественной» установке, допускающей априори объективное существование внешнего мира, в том числе общественных структур, других людей и пр., а сознание – не просто вместилище (типа ньютоновского пространства) идей, образов, ценностей, а именно процесс осознания жизненного мира как личного и общественного бытия. Идеализм стремится сломать эту установку, чтобы заполнить сознание «чистыми сущностями» (эйдосами), не доступными эмпирическому познанию и не нуждающимися в нем.

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010

Совладающий Интеллект служит своеобразным мостом между психологической наукой и практикой, а также самой жизнью. Жизненные события и научные открытия находятся в постоянной и тесной взаимосвязи. Задачей любого психолога является поддержание живой связи и обмена между психологической наукой и повседневностью. Как неоднократно подчеркивалось создателем школы дифференциальной психофизиологии, выдающимся психологом Борисом Михайловичем Тепловым (1940, 1941, 1943, 1957–1966), психологическая мысль должна развиваться в контексте широких явлений самой жизни и ее актуальных моментов. Исследование Совладающего Интеллекта связано с актуальнейшей жизненной и научной проблемой – изучением способов разрешения повседневных трудностей.

А. В. Либина, Совладающий интеллект: человек в сложной жизненной ситуации, 2008

Любая рациональность, помимо своеобразных «техник» абстрагирования и моделирования, отличима установлением некоего общего формата, масштаба, в рамках которых и осуществляется деятельность «овладевания» и постижения. Эти устанавливания (полагания) воспроизводят, по сути, фундаментальные ограничения человеческого опыта, как они представляются в то время: пределы его «нормальных» форм и его «измененные» состояния. Религиозное форматирование, как и философское, имеет принципиально мирообъемлющий характер. Абстрагирование имеет здесь тенденцию восходить до предела помыслия, равно как и стремление к интенсификации качеств: могущество > абсолютное могущество; знание > всеведение и т. п. И, наконец, религиозное «форматирование мира» в некоторых своих важных результатах представляет собой духовную манифестацию особых значимых переходных форм повседневности: болезни, сна, галлюцинаций, экстатических состояний и пр.

В. И. Красиков, Озарение трансценденцией, 2014

• Психиатрия привносит в философию конкретность: она представляет ей повседневность и индивидуальность, дает ей динамизм и многообразие в их предельном выражении – психически больном человеке.

О. А. Власова, Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы, 2010

Невозможность подлинной коммуникации определяется тем фактом, что наука и техника, пронизывая все сферы современного общества, приобретают новые, не свойственные им ранее социально-экономические функции, сливаются с феноменом власти. Вместе с тем узурпация власти чревата тоталитарными последствиями. Ситуация, при которой язык повседневности подменяется и вытесняется языком власти, означает регламентацию дискурса структурой властных отношений, превращение его в господствующую идеологию. Идеология – признак инструментализации разума, ведущего к установлению «технологической рациональности». Круг замыкается. Поэтому закономерен вопрос о выходе из ситуации.

О. А. Романов, Социальная философия, 2013

Таким образом, именно специфика переживания религиозными харизматиками своих состояний предельного постижения ( которые также могут переживаться как часть естественного мира – экстремум интеллекта, интуиции, воображения и другими, нерелигиозными индивидами) – как состояний трансцензуса (перехода из мира повседневности в мир сверхъестественный) и медиации обуславливает очень высокий, в сравнении с другими формами полаганий (философской, научной, художественной), потенциал убедительности, силу внушаемости. Отсюда повелительный и безаппеляционный, назидательный строй речей пророков и медиаторов, который всегда весьма суггестивно действует на массы, формируя в их сознании полагаемую этип типом харизматических личностей "картину мира" с ее специфическими значениями реальности. Итак, мы убедились в том:

В. И. Красиков, Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира, -1

Легитимность, институциональная устойчивость и политическая эффективность находятся в противоречивой взаимосвязи. Нелегитимные с легально-рациональной точки зрения институты, опирающиеся на активность интеллектуальных сообществ, могут породить политический и экономический эффект в институциональном строительстве, и, наоборот, институциональная легитимность может стать тормозом для инноваций. Подобные методологические установки стимулируют исследование западными и отечественными политологами роли и особенностей неформальных институтов, структур сетевого мира и институтов повседневности.

Коллектив авторов, Теория и история политических институтов, 2014

В рамках первой модели игра рассматривается как основа происхождения религии, искусства, права, философии и подобное, как форма свободной творческой активности, где человек может реализовать свою свободу, отвлечься от бесконечных надо, гнета повседневности, практической целесообразности и выгоды. Нидерландский историк и философ Йохан Хёйзинга (1872–1945) выявляет роль культуры во всех сферах человеческой жизни и во всей истории в целом, для него вся культура – игровая, игра больше, чем культура, всякая форма культуры есть игра именно потому, что она развертывается как свободный выбор и есть «действие, протекающее в определенных рамках места, времени и смысла, в обозримом порядке, по добровольно принятым правилам и вне сферы материальной пользы и необходимости»[22]. Анализ известных архаичных форм культурного творчества позволяет Й. Хёйзинге сделать вывод, что они организуются и функционируют по правилам игры. Игрой-представлением являются религиозные культы с их условной символикой ритуальных масок и танцев. Из игры-состязания вырастает война с ее непременными парадами и единоборствами. Право, искусство, философия или наука – все они в равной мере обязаны своим происхождением не труду, но игре, порождая в своей совокупности органичноусловный континуум духовной культуры. Homo ludens, «Человек играющий», с этой позиции оказывается более предпочтителен, чем Homo faber, «Человек умелый». Подобно тому как в индивидуальном развитии ребенок приобщается к миру взрослых через игру, а не труд, так и, играя, человечество вступило в свою историю. При этом взрослые (люди и культуры), занимаясь бизнесом, политикой, образованием и т. и., фактически продолжают те же детские игры, подчас забывая о том, что это игра, придавая ей статус важной работы и переворачивая первоначальную оппозицию серьезности игры и несерьезности дела.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007