Романтическая любовь

Романтическая любовь — выразительное и приятное чувство эмоционального влечения к другому человеку, часто ассоциирующееся с сексуальным влечением. Это скорее эрос, чем агапэ, филия или сторге.

В контексте романтических любовных отношений, романтическая любовь, как правило, подразумевает выражение романтических чувств или глубокого и сильного эмоционального желания соединиться с другим человеком непосредственно или романтически. Исторически, термин романтической любви берёт начало от средневековых идеалов рыцарства, изложенных в литературе рыцарской романтики.

Люди имеют природную склонность образовывать связи друг с другом посредством социальных взаимодействий, будь то вербальное общение или невербальные жесты.

В 2000 году группа учёных-химиков (Донателла Мараззити, Алессандра Росси и Джованни Баттиста Кассано из Пизанского университета и Хагоп Сурен Акискал из Калифорнийского университета в Сан-Диего) получили Шнобелевскую премию в области химии за открытие того, что на уровне биохимии романтическую любовь невозможно отличить от тяжёлого обсессивно-компульсивного расстройства.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В виде массового явления романтическая любовь представляет собой чисто западный феномен. Мы настолько привыкли жить в соответствии с убеждениями и традициями романтической любви, что считаем ее единственной формой «любви», на основании которой заключаются браки и вообще существуют любовные отношения. Мы считаем, что лишь такая любовь является «истинной». Но в любовных отношениях существует много такого, чему мы можем поучиться у Востока. Мы можем узнать, что в восточных культурах, например в индийской или японской, люди, вступившие в брак, любят друг друга, проявляя такое внимание и теплоту, о которых мы можем только мечтать, и тогда нам становится стыдно. Но по нашим понятиям их любовь не является «романтической». Их отношения не основываются на общности идеалов, и они не предъявляют друг к другу таких невыполнимых требований и нереальных ожиданий, как это происходит на Западе.

Роберт Джонсон, МЫ. Глубинные аспекты романтической любви, 1945

В 1818–1821 гг. Гофман пишет роман «Житейские воззрения кота Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, случайно уцелевшими в макулатурных листах». Роман построен в дневниковой форме: на одних и тех же «макулатурных листах» помещены дневниковые записи и размышления музыканта Иоганнеса Крейслера и дневниковые записи и размышления его кота по имени Мурр. И оказывается, что мир глазами кота есть своеобразное зеркало (хотя и окрашенное авторской иронией) мира глазами его хозяина-музыканта. Кот Мурр идентифицирует себя именно как романтическая личность. Отсюда – устремленность к некоему трудно осознаваемому идеалу, непременное презрение к филистерам (коты-бурши исполняют на мотив студенческого гимна Gaudeamus: «Хвост к хвосту, к челу чело, – // Нас не троньте, крошки, // Мы филистерам назло // Забулдыги-кошки!»), романтическая любовь, романтическая дружба и, разумеется, романтическое (естественно, исключительно по вдохновению) творчество, вершиной которого стала трагедия «Крысиный король Кавдаллор». Впрочем, роман Гофмана (как и его новеллы-сказки) пропитан своеобразной романтической иронией, которую можно рассматривать и как своего рода самоиронию романтизма: оставаясь романтиком, Гофман (подобно другим «классическим» романтикам – Байрону, презираемому им Р. Саути, А. де Мюссе, Э. По и др.) иронически пересоздавал сложившиеся романтические стереотипы, в том числе присутствующие в собственном творчестве. Гофмановский кот Мурр, безусловно, романтик, безусловно, изображенный с симпатией (примечательно, что его прототипом стал реально принадлежавший Гофману кот по имени Мурр), но и с немалой долей иронического опосредования: кусок колбасы для него в определенный момент оказывается важнее возвышенных ценностей.

Валерий Рабинович, История зарубежной литературы XIX века: Романтизм, 2014

Состав библиотеки Флорентино набросан крупными мазками: от истоков культуры (эпос) до романтизма без авторов. Анонимность библиотеки не случайна – не писательские поэтики определяют содержание масок Флорентино, а поэтики культурных пластов разных эпох. Таков смысловой диапазон образа Флорентино и его превращений. Его романтическая любовь неполна, неистинна. Как и Урбино, хотя и по-своему, им владеет лишь «подобие любви», или, как говорится в романе, «любовь без любви».

Валерий Земсков, О литературе и культуре Нового Света, 2014

Общий вывод рассказа вполне в духе Толстого. Человек не властен над жизнью ближнего, ибо «жизнь одна во всем, и ты проявляешь в себе только часть одной жизни». Предназначение Асархадона (как и Лаилиэ, как и всех других) жить и постигать жизнь. Ибо «жизнь уничтожить и изменить нельзя, потому что она одна только и есть. Все остальное только кажется». При всем различии замысла двух художников мы можем заметить и общие черты. Романтический чернокнижник Киреевского берется погубить Нурредина, пробуждая в нем чувство любви. Старец Толстого старается спасти Лаилиэ-Асархадона, показывая единство двух сущностей, внушая победителю любовь к противнику как к самому себе. Жизнь держится на любви. «Улучшить жизнь в себе ты можешь только тем, что будешь разрушать пределы, отделяющие твою жизнь от жизни других существ, будешь считать другие существа собою – любить их»[35]. Таким образом, помимо сходства ведущего мотива, в обоих новеллах мы находим мысль о необходимости любви. Только у Киреевского это любовь романтическая, выраженная с помощью прямой фантастики. Толстой же, прибегая к завуалированной фантастике, вкладывает в уста героя мысль о всемирной, всечеловеческой любви, реализует христианскую идею любви к ближнему как к самому себе. Но зародыши этой идеи мы, бесспорно, находим уже в сказке Киреевского.

В. Н. Греков, Судьбы таинственны веленья… Философские категории в публицистике славянофилов, 2011