Слово

Сло́во — одна из основных структурных единиц языка, которая служит для именования предметов, их качеств и характеристик, их взаимодействий, а также именования мнимых и отвлечённых понятий, создаваемых человеческим воображением.

В поисках структуры слова современная наука сформировала самостоятельную отрасль, называемую морфологией. По грамматическому значению слова классифицируются как части речи:

знаменательные слова — обозначающие определённые понятия, — существительное, прилагательное, глагол, наречиеподклассы — числительные, местоимения и междометия;служебные слова — служащие для связи слов между собой — союз, предлог, частица, артикль и др.По лексическому значению слова классифицируются по возрастающему перечню по мере развития лексикологии, семантики, учения о словообразовании, этимологии и стилистики.

С исторической точки зрения слова, составляющие лексику языка, обычно имеют самые различные происхождения, и в этом многообразии истоков особо перспективным для фундаментальных исследований становится сочетание предметов терминология и этимология, которое способно восстановить истинное происхождение знаменательных слов.

Понятие «слово» в научном употреблении является основополагающим понятием (аксиомой) в лингвистике.

Все иносказательные употребления обозначения этого понятия являются примерами употребления данного понятия в других областях человеческой деятельности, для которых автор или не может найти соответствующего обозначения своей мысли, или считает введение нового обозначения ненужным. Так что любые иносказательные употребления данного обозначения необходимо считать обиходным языком общения, допускающим несущественные отклонения от грамотности и общей образованности. Как правило, такая необходимость возникает при изложении субъективной или эмоциональной речи, как неотъемлемой части человеческой жизни.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Интегральные категории также могут быть лишь с определенной степенью успешности описаны косвенно с помощью других слов – ведь они закрепляют за конкретным словом то, что принадлежит человеческим переживаниям, сложному комплексу ощущений, обусловленных потребностью. Так, вряд ли можно считать, что ряд глаголов take, chew and swallow из дефиниции eat воспроизводят с точностью характер ощущений, закрепленный за этим знаком. Если мы попробуем заменить eat в конкретных реальных высказываниях типа we took out time and ate slowly на we took out time and took, chewed and swallowed slowly, то мы почувствуем, что характер ситуации существенно изменился. Скорее всего, такой контекст будет обусловлен ситуацией, в которой возникают трудности с процессом, который можно было бы обозначить словом eat. Не случайно наиболее характерным контекстом для комбинации chewing and swallowing будет ситуация, связанная с проблемами при приеме пищи (chewing and swallowing problems/difficulties; trouble chewing and swallowing). Вряд ли и замена eat в словах Христа из Евангелия от Матфея, когда он обращается к апостолам, говоря “Take and eat; this is my body”, на “take, chew and swallow”, может быть воспринята как естественное и близкое по значению выражение. Дело в том, что интегральная категория гораздо конкретнее и богаче по содержанию, чем любая словесная формула. По отношению к интегральной категории слово является образной единицей, закрепляющей в памяти комплекс психо-физиологических переживаний, порождаемых конкретной потребностью. Устойчивые ассоциативные связи между глаголами и существительными, которые мы будем находить в словарных дефинициях, будут обусловлены как внутрисистемной языковой природой границы между именем и глаголом, так и взамиообусловленностью комплексов ощущений, представленных различными словами, но составляющих аспекты единой потребности (eat и food как знаки, представляющие потребность в пище).

М. В. Сорокина, Учебник по лексикологии, 2014

Это замечание приводит нас к теории значения, но лишь два аспекта этой теории имеют непосредственное отношение к аргументам, которые последуют ниже, и здесь я должен ограничиться ими. Прежде всего знать значение слова – это знать, каким образом употреблять его для общения с другими членами языкового сообщества, внутри которого оно существует. Но эта способность предполагает знание чего-то, что присуще слову самому по себе, скажем, его значения или его семантических признаков. Слова, за редкими исключениями, не имеют значения по отдельности, но только через их ассоциативную связь с другими словами внутри семантического поля. Если изменяется использование какого-либо отдельного термина, тогда использование терминов, связанных с ним, как правило, также меняется.

Томас Кун, После «Структуры научных революций», 2000

Невозможно осуществить грамматическое толкование, минуя лексический уровень языка. Общественная природа языка обнаруживается, прежде всего, в его лексике. Лексическое значение – это содержание слова, отображающее в сознании и закрепляющее в нем представление о предмете, свойстве, процессе, явлении. К одним из основных проблем лексического компонента грамматического анализа можно отнести распознавание значения многозначных слов, а также установление тождества значений различных слов и словосочетаний, используемых при формулировании уголовно-правовых норм. При толковании многозначных слов необходимо: 1) распознать такое слово; 2) выбрать соответствующее значение в конкретном контексте. А то, в каком из лексических значений выступает слово, определяется его сочетаемостью с другими словами. Реализацию того или иного значения слова осуществляет и более широкий контекст или ситуация, общая тематика речи. Так, например, слово «лицо» в п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство двух или более лиц) трактуется как «любой человек», а вот в ст. 32 УК РФ, в которой определяется понятие соучастия в преступлении, тем же словом обозначается не всякий человек, а только вменяемый и достигший возраста уголовной ответственности.

Коллектив авторов, Актуальные проблемы современного уголовного права и криминологии, 2013

На каждом этапе своего развития этот промежуточный язык стремится к системности и строится по законам системы, представляя собой некую совокупность взаимосвязанных элементов, осуществляющих функцию, свойственную языку: служить средством хранения и передачи информации. В каждый период своего развития промежуточная языковая система индивида позволяет ему участвовать в большей или меньшей степени в коммуникации, понимать (в полном или неполном объеме) речь носителей данного языка, а также выражать некие важные для него смыслы доступными ему вербальными и невербальными средствами, как заимствованными из речевого инпута, так в особых случаях и изобретенными самостоятельно. Эти изобретенные средства приобретают характер знаков только при условии, если они поддерживаются (воспринимаются, верно интерпретируются) партнерами по коммуникации. В таком качестве могут выступать жесты, измененные в звуковом и грамматическом отношении слова конвенционального языка или самостоятельно построенные слова по существующим (а в некоторых, редчайших, случаях – и самостоятельно изобретенным) словообразовательным моделям. Отклонения от нормы могут заключаться и в конструировании необычных словосочетаний, несуществующих сочетаний предлогов с падежом. Все эти изменения, которые относятся к сфере лингвокреативности, при построении вторичной языковой системы в значительной степени различаются, о чем речь пойдет дальше. Здесь только заметим: утверждение, что инофоны совершают те же ошибки, что и дети, верно лишь отчасти, хотя данное мнение и является чрезвычайно распространенным.

Стелла Наумовна Цейтлин, Освоение языка ребенком в ситуации двуязычия, 2014

2) В связи с этим – второе замечание. Я придерживаюсь тезиса о структурированности лексического значения, т. е. о том, что значение слова в общем случае представляет собой структуру, в которой взаимодействуют разные слои смысла – собственно денотативный, «фоновый», оценочный ит.п. В соответствии с такой точкой зрения толкование слова (как аналог его значения) может содержать ассертивную часть и пресуппозицию, описание факта или ситуации действительности – и оценку этого факта (ситуации) говорящими (подробнее об этом см. в работах Ч. Филлмора и Ю. Д. Апресяна). Важно подчеркнуть, что такого рода оценка входит в значение: без ее учета толкование оказывается неправильным (неадекватным тому смыслу, в котором понимают и употребляют языковую единицу носители языка).

Л. П. Крысин, Слово в современных текстах и словарях, 2008

Первое направление – это лингвистическая семиотика в узком смысле, примером которой являются работы лидеров Копенгагенской лингвистической школы и в первую очередь – Л.Ельмслева. Это попытка семиотического моделирования структуры естественного языка. К этому направлению примыкает обширная область логико-ориентированной семантики, восходящей как к семиотической традиции, так и к позитивистской (точнее, неопозитивистской) философии. Здесь следует назвать имена Б.Рассела, Л.Витгенштейна, А.Айера, У.Куайна, Дж. Серла, З.Вендлера и многих других – их основные работы имеются в русских переводах. Основные идеи этого направления четко сформулированы Ю.С.Степановым: «1) Объективный мир рассматривается не как совокупность “вещей”, а как совокупность происходящих событий или “фактов”, соответственно основной ячейкой С(емантики) признается не слово – название вещи, а высказывание о факте – предложение; 2) некоторые слова языка имеют непосредственные “выходы” к внеязыковой реальности <……>; др(угие) слова и выражения языка определимы только через их внутриязыковые преобразования, совершающиеся посредством предложения <……>; 4) описание первичных, исходных значений, к которым сводимы остальные, составляет особую задачу – т. наз. установление “семантических примитивов”» (Степанов, 1990. С. 440).

А. А. Леонтьев, Деятельный ум, 2001

Однако синтаксис был первичным и для сторонников «нового учения о языке», он был краеугольным камнем и отправной точкой для диахронических разработок марристов. Архаический синтаксис был для них некоей диффузной зоной, в пространстве которой функционировали почти асемантичные звуковые комплексы. Предполагалось, что эта диффузность и нерасчлененность высказывания вполне соответствовала мышлению первобытного общества. Как пишет С. Д. Кацнельсон [Кацнельсон 1949: 36], «Таким образом, первично грамматический строй отличался, по Н Я. Марру, нерасчлененностью техники и идеологии, непосредственным и прямым соответствием между синтаксической формой и ее содержанием». См. там же: «Главным и решающим в грамматике является целостное предложение, а не искусственно вырванное из контекста слово» [Там же: 16]. В известной степени схожие идеи можно найти и у Л. В. Щербы. Говоря о грамматиках и словарях языков, создаваемых в разное время, Л. В. Щерба пишет: «Однако при этом прежде всего забывали то, что вообще все языковые величины, с которыми мы оперируем в словаре и грамматике, будучи концептами, в непосредственном (выделено Л. В. Щербой. – Т. Н.) опыте (…) нам вовсе не даны» [Щерба 1974: 25].

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

Сопоставляя различные языки – европейские, жителей других континентов, многочисленных островных государств – она и ее коллеги показали, что наряду с практически неисчерпаемым лексическим многообразием народов, традиций, укладов жизни существует около 60 универсальных, общих для самых различных культур – и европейских и от нас отдаленных – слов («естественный семантический метаязык»), ни к чему более не сводимых, однозначных по смыслу и ситуации их употребления (табл. 1). Вся остальная лексика обнаруживает характерные для той или иной культуры оттенки смысла и особенности употребления в конкретной ситуации. Так, например, слово «свобода» по-своему понимается в разных языках – латинском, английском, польском, русском. Отсюда следуют и различия в поведении, в деятельности, связанной с категорией свободы, у людей каждой из этих культур. Вместе с тем «уникальные культурные… понятия не противоречат психологическому единству человечества» поскольку «все люди принимают одну и ту же (предположительно, врожденную) модель человека, определяемую небольшим набором универсальных предикатов, включающих в себя следующие (лекскализованные, по-видимому, во всех языках): думать, знать, хотеть, чувствовать, говорить, видеть, слышать, делать и жить»[21]. Все эти слова входят в 60-позиционный перечень А. Вежбицкой[22].

Б. А. Воскресенский, Основы психиатрии. Учебник для студентов теологического, религиоведческого и других гуманитарных направлений и специальностей высших учебных заведений. Часть 1 : Понятие психического расстройства. Расстройства ощущений и восприятий. Расстройства мышления, 2016

Важной особенностью психолингвистического исследования является его обращение к значению слова, т. е. к его семантике (И. А. Зимняя, 2001; D. D. Steinberg, N. Hiroshi, Р. A. David, 2001[3]). В лингвистике анализ семантики языкового знака связан, прежде всего, с изучением лексического значения слов и выражений, процесса изменения значений языковых единиц, с исследованием оборотов речи или грамматических форм. В то же время психолингвистика различает объективную и субъективную семантику. Первая представляет собой семантическую систему значений знаков данного языка (главным образом слов); вторая выступает как ассоциативная система значений, существующая в сознании индивидуума. В связи с этим семантические признаки языковых знаков подразделяются на: 1) относящиеся к области представлений-ассоциаций (субъективные) и 2) принадлежащие семантическим компонентам лексики, рассматриваемой в абстрактно-логическом (объективном) плане. При этом в психолингвистическом понимании понятие «семантическое поле» означает совокупность слов (связанных по смыслу с данной лексемой) вместе с их ассоциациями (А. Р. Лурия, 1998; А. Р. Лурия, О. С. Виноградова, 1974 и др.).

В. П. Глухов, Практикум по психолингвистике, 2017

Во-первых, как уже говорилось, изменилось само понимание языка. Если раньше в центре интересов лингвиста стояли сами языковые средства (фонетические, т.е. звуковые, грамматические, лексические), то теперь ясно осознано, что все эти языковые средства суть только формальные операторы, с помощью которых человек осуществляет процесс общения, прилагая их к системе значений и получая осмысленный и целостный текст (сообщение). Но само это понятие значения выходит за пределы общения – это и основная когнитивная (познавательная) единица, формирующая образ мира человека и в этом качестве входящая в состав разного рода когнитивных схем, эталонных образов типовых когнитивных ситуаций и т.д. Одним словом, значение, бывшее раньше одним из многих понятий лингвистики, все больше превращается в основное, ключевое ее понятие. Соответственно и психолингвистика все больше превращается в «психосемантику» в широком смысле слова.

А. А. Леонтьев, Основы психолингвистики, 1997

В работах зарубежных исследователей рассматриваются критерии, на основе которых можно говорить о металингвистической манере поведения детей дошкольного возраста. К ним относят: а) возможности дифференциации формы и значения слова; б) возможности членения слова на слоговые (и/или морфемные) составляющие и определения сходных и различных элементов; в) возможности выявления объективных аспектов, связанных с принадлежностью слов к одному лингвистическому коду. Авторы настаивают, что качественное состояние указанных умений в значительной степени детерминировано индивидуальными условиями языкового развития ребенка [Pinto, Candilera, 2000].

Г. В. Бабина, Структурно-слоговая организация речи дошкольников. Онтогенез и дизонтогенез, 2013

Текст определяется в лингвистике как макроединица языка. Он представляет собой сочетание нескольких предложений, в относительно развернутом виде раскрывающем предмет речи (тему сообщения). В отличие от предложения, предмет речи (фрагмент окружающей действительности) отображается в тексте не с какой-либо одной его стороны, не на основе какого-либо одного его свойства или качества, а глобально, с учетом основных его отличительных признаков и свойств. Если предметом речи выступает какое-либо явление или событие, то в типичном варианте оно отображается в тексте с учетом основных причинно-следственных (а также временных, пространственных) связей и отношений [5, 38]. На текст как языковую форму выражения развернутого высказывания распространяются основные отличительные признаки последнего: соблюдение смысловой и грамматической связи между фрагментами речевого сообщения (абзацами и семантико-синтаксическими единицами), логическая последовательность отображения основных свойств предмета речи, логико-смысловая организация сообщения. В синтаксической организации развернутого речевого высказывания большую роль играют различные средства межфразовой связи (лексический и синонимический повтор, местоимения, слова с обстоятельственным значением и др.).

В. П. Глухов, Методика формирования связной речи детей дошкольного возраста с системным речевым недоразвитием, 2017

Обращение к философским справочным изданиям показало, что до 1980-х гг. понятия К. и О. в них вообще отсутствовали. После 1980-х гг. стало заметно, что словари становятся более профессионально ориентированными и свободными в выборе терминологии. Так в Философском энциклопедическом словаре (1983) появилось как понятие К., так и понятие О. Последнее толковалось как «процесс взаимосвязи и взаимодействия обществ, субъектов (классов, групп, личностей), в к-ром происходит обмен деятельностью, информацией, опытом, способностями, умениями и навыками, а также результатами деятельности». Данное определение предельно обобщено, включает в себя как процессы взаимосвязи и взаимодействия субъектов разного уровня, так и процессы обмена деятельностью, информацией и др., т. е. по существу включает понятие К., только терминологически это не отмечается. Сомнение также вызывает возможность обмениваться способностями, если под ними понимать индивидуальные качества человека. Одновр. в этом филос. словаре приводится термин К., к-рый определяется как «О., обмен мыслями, сведениями, идеями и т. д.; передача того или иного содержания от одного сознания (коллективного или индивидуального) к другому посредством знаков, зафиксированных на материальных носителях». Если в это определение К. вместо слова «О.» подставить его вышеприведенное определение, то получается, что К. – это процесс взаимосвязи и взаимодействия субъектов, обмен деятельностью, информацией, мыслями и т. п., зафиксированными на материальных носителях. Получается бессмыслица. Совершенно очевидно, что понятие О. является семантически более объемным и включает в себя понятие К, а не наоборот. Отсюда же очевидно, что эти понятия не могут считаться синонимами. К сожалению, многие последующие словари повторяют эту ошибку.

Коллектив авторов, Психология общения. Энциклопедический словарь, 2011

Следует признать, что в большинстве случаев сложные слова с точки зрения их структуры имеют параллели в виде определенных синтаксических сочетаний слов. Структурные взаимоотношения их компонентов – основ слов – близки к лексико-грамматическим взаимоотношениям слов, входящих в синтаксические словосочетания. В смысловом плане взаимоотношения компонентов сложного слова повторяют взаимоотношения слов – членов синтаксического словосочетания, отличаясь от последних в грамматическом плане [Царев 1970: 5]. Однако, замечает П.В.Царев, «говоря об общем значении сложного слова и соответствующего словосочетания, следует отметить их несовпадение, хотя в ряде случаев они оказываются близкими друг к другу, образуя особые синонимические ряды в обозначении одного и того же явления» [Царев 1979: 6].

И. Ю. Пашкеева, Сложные слова в англоязычных художественных текстах и их перевод на русский язык, 2014

Речь построена из элементов языка, подчинена его законам, но она не равна, не тождественна языку. В живом процессе речи языковые единицы получают «чрезвычайную прибавку», а именно выбор, размещение, комбинирование, повторение и трансформирование. «Используясь в речи (как процессе речевого общения), знаки языка могут получать семантические наслоения, в их семантике (значении) могут происходить значительные сдвиги, т. е. они могут в той или иной степени трансформироваться. Ярким примером этого могут служить образные значения слов и словосочетаний, возникающие в речи писателей и поэтов, – метафорические, метонимические и иные» [22, с. 43].

В. П. Глухов, Онтогенез речевой деятельности. Курс лекций, 2017

Проблема теоретического обоснования разграничения сегментных и суперсегментных звуковых единиц русского языка почти не разработана. Хотя еще в 1948 г. П. С. Кузнецов в статье «К вопросу о фонологии ударения» обратил внимание на глубокие, существенные различия между звуком и ударением как единицами языка. В задачи П. С. Кузнецова не входило исследование данной проблемы как таковой, однако он впервые, насколько нам известно, показал, что некоторые звуковые признаки реализуются на отрезках больших, чем звук. Так, например, ударение реализуется лишь в пределах целого слова. На существование звуковых единиц, реализующихся на таких отрезках речевого потока, как слово и высказывание, и на необходимость рассматривать эти единицы в качестве особой категории П. С. Кузнецов указывал в статье «К вопросу о фонематической системе французского языка».

В. В. Васильева, Русский прозаический ритм. Динамический аспект, -1

С обычной лингвистической точки зрения эта теоретическая парадоксальность бахтинского двуголосого слова (ДС) состоит в том, что здесь в пределах единой синтаксической конструкции, которая формально одноголоса (то есть принадлежит одному говорящему и не содержит шаблонов прямой или косвенной речи), тем не менее одновременно и отчетливо звучат два голоса. Эта лингвистическая необычность ДС разительней проявляется на фоне его сходств с традиционно выделяемыми единицами языка и/или речи. Действительно, если отвлечься от сущностной оригинальности ДС, то его определяющей формально-лингвистической характеристикой можно считать то, что оно одновременно и двухчастно (два голоса), и едино (одно слово, то есть единая конструкция). А это стандартная лингвистическая характеристика и морфологических (домик), и синтаксических (зеленая трава) явлений, так что по этому критерию ДС выглядит достаточно традиционно, «вписываясь» в контекст самых обычных словосочетаний и синтаксических конструкций, также имеющих двухчастно-единый принцип строения.

Людмила Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

Приведем еще несколько подходов к соотношению значения и смысла речевых выражений. К.И.Льюис (1983), анализируя виды значения, различает языковое и смысловое значение. Языковым значением слова можно овладеть при помощи толкового словаря, сначала найдя его определение, затем определив все слова, которые в это определение входят, и т. д. То, что при этом ускользает – это смысловое значение, связанное со знанием всех вариантов правильного употребления слова в разных контекстах. М.Даммит (1987) рассматривает теорию смысла как одну из составных частей теории значения, наряду с теорией референции. Теория смысла «…связывает теорию истины (или референции) с умением говорящего владеть языком, соотносит его знание суждений теории с практическими лингвистическими навыками, которые он проявляет» (там же, с. 144). Она должна «…не только определить, что знает говорящий, но также и то, как проявляется его знание» (там же, с. 201).

Д. А. Леонтьев, Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности, -1

Естественные языки имеют определенные недостатки, затрудняющие точную передачу информации. К таким недостаткам относятся тот факт, что со временем слова изменяют свое значение. Например, слово «танк» первоначально обозначало резервуар, цистерну, а сейчас оно обозначает боевую машину. Кроме того, в естественном языке одно слово часто обозначает разные предметы и имеет несколько смысловых значений (кисть руки и кисть винограда). Бывает, что разные слова имеют одно и то же значение (перевес и превосходство). Иногда значение слов естественного языка бывает неопределенным, расплывчатым (человек не совсем здоров). Искусственные языки лишены данных недостатков, но в свою очередь бедны образами. Логика пользуется искусственным языком, который создан с помощью формализации. Это означает, что в логике операции с мыслями заменяют действиями со знаками. Основными знаками формальной логики являются слова, а сложными – предложения естественного языка. С помощью формализованного языка из формул, соответствующих истинным высказываниям, можно получить формулы, соответствующие другим истинным высказываниям, не принимая во внимание преобразование самого высказывания. Давайте остановимся на принципах построения языка логики.

Н. А. Лучков, Логика в вопросах и ответах, 2009

С точки зрения структуры скрепы-фразы чрезвычайно разнообразны. В их роли могут выступать как не производные, как и производные союзы и их аналоги. Они выступают в качестве скреп, оформляющих сложное синтаксическое целое и реализующих грамматические отношения паратаксиса и гипотаксиса. Следует заметить, что гипотаксис является своеобразным «наследием» более простых, чем СТ, ярусов синтаксиса, подобных сложноподчиненному предложению. Отношения подчинения наиболее эксплицитно выражают минимальные категориальные и логические соотношения пропозиции в реализованных синтаксических структурах. В свою очередь, паратаксис как отношения равноправия не является столь важным для низших ярусов синтаксиса, поскольку он не формирует таких базовых единиц, как словосочетание и компоненты предложенческой структуры. Как правило, паратаксис является показателем семантического развертывания структурного ядра высказывания. Он показывает на наличие нескольких смысловых центров, зажимающих одну и ту же грамматическую позицию. Таким образом отношения паратаксиса наиболее пригодны для выражения смыслов больших, чем элементарная логическая единица и являются более характерными уже для тестового уровня, на котором встречается и взаимодействует большее количество пропозиций, которые в своем выражении могут являться синтаксически равноправными. Поскольку МФС выражает категориальные отношения текстового уровня, то ее смысловое наполнение может модифицироваться от релятивного к номинативному, то есть включать в себя некатегориальные компоненты смысла, сопоставимые с полноценным лексическим наполнением. Иными словами, целая грамматическая конструкция, имеющая относительную коммуникативную завершенность, может иметь доминирующее значение юнкционного характера, что переводит эту конструкцию в разряд грамматических средств связи.

О. И. Филимонов, Скрепа-фраза в языке, 2013

В настоящее время происходят многочисленные процессы преобразования стиля и функции. Система языка сжимается и упрощается, становится структурно простой, тогда как функции ее единиц расширяются. Происходит явное развитие привативных оппозиций, что обозначено в желании лингвистов оппозиции вообще всякие, свойственные системе языка, свести только к дихотомически привативным. В языке происходит рост аналитизма (а это результат фиксации логических структур в чистом виде), увеличивается употребление нулевой флексии (принцип системности основан на наличии нулевого признака или элемента); развивается собирательность именных форм (они непосредственно выражают понятие); происходит сокращение конкурирующих синтаксических функций и одновременно упрощаются типы сложных предложений; разрушаются, сводятся к ограниченному их числу акцентные парадигмы (теперь они не обслуживают отдельные слова, а как бы сопровождают самостоятельные грамматические категории, например разграничивают полупарадигмы единственного и множественного числа одного и того же имени, то есть идею и вещь обозначают по отдельности: дух – ду́хи и духи́), и т. д.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Коммуникативные проблемы могут возникать при общении этнофоров, принадлежащих к разным этносам и общающихся на разных языках (в этом проявляется металингвистическая функция общения). Даже при хорошем знании иностранных языков порой могут возникать проблемы точного перевода информации с одного языка на другой. «Наиболее частным случаем такого языкового несоответствия является отсутствие точного эквивалента для выражения того или иного понятия, и даже отсутствие самого понятия. Это связано с тем, что понятия или предметы, обозначаемые такими словами, достаточно часто являются уникальными для данной культуры, а в других культурах отсутствуют и, следовательно, там нет соответствующих слов для их выражения» (Грушевицкая, Попков, Садохин, 2002, с. 161–162).

Е. Н. Резников, Психология этнического общения, 2006

Денотат отличается от значения знака. Значение знака – содержание, связываемое с тем или иным выражением (слова, предложения, знака) некоторого языка. Значение – то, чем данный объект является для людей, находящихся в процессе житейской, эстетической, научной, производственной, общественно-политической и другой деятельности. Значение языковых выражений изучается в языкознании, логике и семиотике. И. С. Нарский определяет значение как информацию о вещах и их свойствах и отношениях, о явлениях и процессах внешнего мира, устанавливаемую и проверяемую в конечном счете практикой. В логической семантике под значением понимается объект, сопоставляемый при интерпретации некоторого естественного или искусственного языка любому его выражению, выступающему в качестве имени. Таким объектом может быть как вещь, так и мысль о вещи. В науке о языке под значением понимают смысловое содержание слова. В логике (и семиотике) под значением языкового выражения понимают тот предмет или класс предметов, который обозначается (называется) этим выражением (предметное, или экстенсиональное значение), а под смыслом выражения (смысловым или интенсиональным значением) – его мыслимое содержание, т. е. ту заключенную в выражении информацию, благодаря которой происходит отнесение выражения к тому или иному предмету (предметам).

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Эти примеры очень похожи на высказывания на пиджине. Первый больной говорит однословными высказываниями и их сериями, второй строит серии из двух – четырех слов и использует остаточные навыки построения предложений. При этом ни одно синтаксическое правило не используется регулярно. Так, он строит несколько атрибутивных конструкций, где определяемое слово может стоять и до и после определения, то же самое с отрицанием (лес нет, нет нитка). Тем не менее, в обоих текстах видна смысловая связь. Больные говорят по правилам смыслового развертывания, выделяя и оречевляя наиболее субъективно значимые компоненты ситуации. При этом они используют структуру «топик – коммент», где топик может быть как выражен, так и подразумеваться (ср. мнение Е. Н. Ширяева (1981: 196) о рематичности конситуативных высказываний в разговорной речи и мнение А. А. Потебни (1958), что появление двусоставных высказываний – позднее приобретение в филогенезе языка).

Дерек Бикертон, Язык Адама. Как люди создали язык, как язык создал людей, 2009

Использование единого определяющего критерия для отбора единиц словарного описания имеет, как известно, свои плюсы и минусы. Плюсом в нашем случае явилась, как кажется, сама возможность из множества реально функционирующих библеизмов русского языка (а их не менее 3 тысяч) отобрать минимальное количество именно таких, которые чреваты неправильным указанием на источник, истолкованием и употреблением. Минусом такого отбора является определенная разнородность корпуса библейских крылатых слов и выражений, описанных в этом словаре. Они различаются по таким характеристикам, как частотность функционирования в текстах разного типа, социальным и хронологическим параметрам происхождения, стилистической характеристике и тематическому диапазону. Такая разнородность вытекает из динамического характера общей современной системы библеизмов русского языка, и словник нашего Словаря является поэтому её объективным отражением как составной части общей сокровищницы прецедентных текстов русского языка. Однако в словаре с минимизированным корпусом библеизмов это их свойство требует не только оговорки, но и корректной адекватной лексикографической квалификации, которая и предлагается нами читателю.

В. М. Мокиенко, Библеизмы в современной русской речи. Как их правильно понимать и употреблять, 2017

Письменная речь отличается сложной системой графики и орфографии, в ней широко употребляется книжная лексика, характерны сложные и осложнённые предложения. В письменной речи большое значение имеют порядок слов, строгая последовательность, стройность изложения мыслей. Письменная речь реализуется в функциональных разновидностях языка – научном, официально-деловом и публицистическом. Её основная единица это текст. Человек как языковая личность должен не только воспринимать тексты на родном языке, но и создавать их, используя языковые средства в соответствии с литературным языком. С точки зрения культуры речи главнейшее требование к хорошему тексту – из всех языковых средств должны быть выбраны такие, которые помогают коммуникантам эффективно решать коммуникативные задачи в зависимости от сферы общения. Поэтому речевая культура может быть определена как совокупность взаимосвязанных элементов языковой системы, с помощью которых языковая личность осваивает социокультурное пространство. Речевую культуру языковой личности составляют – языковые нормы – принятые в общественно языковой практике людей правила произношения, словоупотребления и словосочетания, а также правописания слов и предложений; этические нормы- правила речевого поведения; стилистические нормы– отбор языковых средств (слов, форм слов и предложений) и их использование в разных сферах общественной деятельности человека.

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Итак, подведем итоги. Размышления Фреге о языке и онтологии явились продолжением его исследований по логике и основаниям математики, нацеленным на сведение арифметики к логике. Он еще не воспринимал построение языка как задающее определенную онтологию, хотя желал он того или нет, но онтологические вопросы оказались у него тесно связанными с исследованием языка. Поскольку свой формальный язык он создавал для описания предметной области арифметики и для осуществления логицистской программы, отношение между языком и внеязыковой реальностью не представляет для него особой проблемы и не заключает в себе ничего загадочного. Можно сказать, что в его системе множество слов (имен собственных) просто отображается (в математическом смысле) на множество предметов, и поэтому отношение между знаками языка и элементами онтологии, которое он называет отношением именования, является прямым, конвенциональным и не требующим никакого обоснования. Фреге исключает из своего рассмотрения тех, кто использует язык, чтобы говорить о мире; они просто имеют в своем распоряжении готовую систему «язык-мир», никоим образом не влияют на природу связи между словом и предметом и не участвуют в механизмах установления этой связи. При таком подходе язык (langue в терминологии Ф. де Соссюра) берется в полном отрыве от речи (parole), что позволяет полностью отвлечься от всех иных его функций, кроме репрезентативной. В этом случае язык воспринимается исключительно как система знаков, используемая для описания внешнего мира.

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Что касается ассоциативного эксперимента, то его основное значение, по-видимому, заключается в возможности оценки не только количественной, но и качественной, в направленности на раскрытие содержательных, в том числе смысловых отношений, в которые включено тестируемое слово (понятие). В этом отношении ассоциативный эксперимент дает особенно характерные результаты при изучении речевых стереотипов. Другое возможное применение ассоциативного эксперимента, видимо, – межкультурные различия в осмыслении тождественных или близких по лингвистическому значению слов. Так, слово война вызывает у наших испытуемых резко эмоционально окрашенные ответы, в то время как, скажем, у американских студентов преобладают ответы не эмоционального, а рационального типа. Необходимо указать, однако, что успешное использование ассоциативных методик предполагает обращение к понятию ассоциативной нормы, отклонения от которой и являются показателями. Но таких источников, где давались бы нормативные сведения, мы пока на русском языке не имеем. Отсюда острая необходимость в создании ассоциативного словаря русского языка, работа над которым сейчас ведется в Научно-методическом центре русского языка при МГУ (Леонтьев А.А., 1969г; Словарь ассоциативных норм русского языка, 1970).

А. А. Леонтьев, Прикладная психолингвистика речевого общения и массовой коммуникации, 2011

Первое и наиболее любопытное отличие работ Ло состоит в том, что у Латура и Каллона «сеть» – это социологическое понятие, характеристика глобализованного, распределенного в пространстве и времени взаимодействия, поделенного на дискретные агентности и опосредованного объектами. Ло ограничивается семиотической интерпретацией «сети», делая шаг навстречу постструктурализму, распространяя на материальные объекты ту же релятивистскую логику рассуждений, какую постструктуралистская семиотика применила к элементам знаковых систем.[54] Как замечает Ло, «семиотика (в европейском десоссюровском варианте синхронической лингвистики) показывает, что значение всякого слова относительно, то есть конституировано отношениями различия между данным словом и другими связанными с ним словами. Например, слова „собака“ и „кошка“. Каждое из этих слов приобретает значение благодаря отличию от другого и каждое из них соотносимо с иными именами: „собака“, „кошка“, „волк“, „щенок“ и т. д. Значение слова произвольно (arbitrary), хотя и сильно детерминировано сетью отношений различия. По сути, оно представляет собой результат этих отношений»[55]. Также и материальные объекты – суть «относительные случайности», детерминированные отношениями различия. «Объекты, – пишет Ло, – являются „производными“ некоторых устойчивых множеств или сетей отношений. Наше фундаментальное допущение таково: объекты сохраняют свою целостность до тех пор, пока отношения между ними стабильны и неизменны».

Коллектив авторов, Социология вещей (сборник статей), -1

Не все метафорические слова (вторая группа классификации) могут быть включены в состав эмоционально-оценочной лексики, так как они выступают не в функции оценочных, не в прямых своих значениях, а в переносных и нуждаются в поддержке контекста. В лексическом значении метафорических эмоционально-оценочных слов содержатся, как правило, сравнение, сопоставление обозначаемых ими предметов, явлений с другими предметами, явлениями и т. д.

В. И. Яшина, Овладение эмоционально-оценочной лексикой старшими дошкольниками, 2016

Задача экспликации состоит не в том, чтобы перечислить, в каких различных смыслах (значениях) употребляется то или иное языковое выражение, и не в том, чтобы выбрать одно какое-то из этих употреблений как наилучшее (т. е. подобрать объект для слова), а в том, чтобы выделить достаточно определенно интересующие исследователя объекты из некоторого более обширного множества объектов и закрепить это выделение путем введения подходящего термина. Особенность ситуации тут состоит в том, что вводимый термин является не абсолютно новым языковым изобретением, а словом, уже существующим и привычно функционирующим в языке именно в качестве многосмысленного и аморфного по смыслу выражения. Возникает, естественно, вопрос: а почему бы тут не ввести совершенно новый термин? Часто так и делается. Но тогда эта операция не является экспликацией. При экспликации использование старого слова имеет вполне серьезные основания. В случае введения совершенно нового термина создается впечатление, будто речь пойдет о чем-то другом, а не о таких объектах, к которым так или иначе относятся привычные слова. Например, когда я вводил термин «коммунизм» как экспликат этого слова в широком разговорном языке, мне многие читатели советовали изобрести другое слово, поскольку каждый понимает коммунизм по-своему. Но я все же настаивал именно на этом слове, поскольку оно ориентировало внимание именно на тот объект, который меня интересовал и мое понимание которого, отличное от обывательских и идеологических представлений, я хотел изложить.

А. А. Зиновьев, На пути к сверхобществу, 2008

Специалисты обозначили ее как универсальное человеческое свойство говорить и понимать язык. По аналогии с лингвистической ситуацией необходимо рассмотреть универсальное человеческое свойство создавать вещи как рукотворные физические тела и извлекать из этих вновь обретенных вещей тот информационный ресурс, который в них вложен автором, действовавшим в ситуации определенной, исторически обусловленной картины мира. Прежде чем перейти к ее более детальному рассмотрению, необходимо достаточно четко провести разделительную грань между двумя ситуациями, каждая из которых в принципе свойственна индивиду, и которые в его деятельности выступают как взаимодополняющие. Одна – непосредственное общение, общение с помощью слов и жестов, вербального и невербального языков. Другая, – о которой мы и будем говорить, – ситуация опосредованного общения, т. е. общения через вещи. Подчеркнем, что здесь речь идет о вещах в собственном смысле – об интеллектуальных продуктах человеческой деятельности. Могут спросить, разве структурная лингвистика не использует документы, в которых зафиксирована живая речь (ведь она не ограничивается изучением только устной речи)? Совершенно верно: исследователи языков рассматривают речевую деятельность и того и другого типа – и устную и фиксированную в письме.

О. М. Медушевская, Теория и методология когнитивной истории, 2015

Между тем это различие часто недооценивается. Значение понимается именно как способность замещения и только (ср. хотя бы распространенную концепцию С. Осгуда, в конечном счете восходящую к “контекстуальной теории значения” Э. Титченера). А “социальность” слова (или значения слова) – это при таком понимании всего лишь общность способа замещения у многих людей, общность конвенциональных признаков. В лучшем случае имеется в виду навязанность отдельному говорящему того или иного употребления социальной средой (ср. “коллективные представления” Э. Дюркгейма) или границы вариантности употребления данного слова, поставленные общением с другими людьми.

А. А. Леонтьев, Психология общения, 1997