17.20.730: Варежка

AnaVi, 2017

Отдать больше своего, чем взять чужого? Или взять больше чужого, чем отдать своего? А может, равно и: ни больше, ни меньше? Ведь все мы истощаемся без подпитки…Взять, к примеру, нас с тобой. Нитки со спицами, как задачи. И связанные вещи, как цель. Рано или поздно: нитки заканчиваются, спицы гнутся, вещи продаются. И да, может, мы и молодцы – одели всех! Своих и не своих. Знакомых и не знакомых. Но… Никого мы не забыли? Себя, к примеру? И не по значению даже. По порядку. Да!Что же – с вопросами? Верен ли наш альтруизм в отношении их алчности? Нет. А верен ли тогда наш эгоизм в отношении их альтруизма? Тоже: «нет»!И если не брать в расчет выбывших и оставшийся ответ, как победивший – верен ли он сам по себе? Если отдать, равно как и взять, своего и чужого? «Верен»! Особенно если учесть, что в правильном понимании вопроса, где никто не остается внакладе, только ответ пятьдесят на пятьдесят – дает сто. Сто из ста. И как есть! И я согласна с этим. А ты?

«Друг», «подруга»

«Удар по лицу!». Полетели по схеме.

Тарелки и вазы, с цветами горшки…

«И все, как назло, в стену. Но! Не по цели».

И шрамы от слов — только лишь глубоки!

«Ты бабник, что лайкает каждую бабу».

Ты стерва, с замашками Шерлока Холмса.

«Удары мои по тебе — слишком слабы.

Но все-таки, да, не сберег с гвоздем носа!».

Как сразу меняется мировоззрение…

«Рисунки твои — вот бы скальпелем снять!

Теперь — вызывают они лишь призрение.

Ведь каждый рисунок — смог бабе отдать!

Забился тогда целиком бы ты в звезды.

Как тот же водила! В знак — скольких он сбил.

Да-да, для того ведь мужчина и создан,

чтоб отмечать — в скольких бабах он был!».

Так постепенно в нас, капля за каплей,

накапливалось то, что кричало: «терпи!».

А после — рванулось! И острием сабли…

Так личный наш ад и сорвался с цепи!

Со стороны это — как два же торнадо.

Где каждый — другому что-то там предъявляет!

Затем — с ором и криком: «кому это надо?!».

Но вот я работаю, а тварь (нет) гуляет!

С каким-то придурком парнишкою хилым.

Вначале — с одним, а потом и с другим!

С улыбкой щебечет — меня чтоб бомбило.

А после твердит, что я «не исправим»!

Да мы же, блять, стоим друг друга, родная.

С чего тебе можно, а мне вдруг нельзя?!

Пусть сковородка твоя и стальная…

Но ты и сама понимаешь, признай!

Признайся уже, что во мне тебя бесят —

лишь те отражения твоих же затей!

А не двойной смысл стихов моих песен,

которые писал я когда-то «о ней»!

Я же не знал, чем мне это вернется.

И что спустя время я встречу тебя!

Ту, что вначале со мною смеется.

А после сорвется: «ненавижу тебя!».

Кого я любил — считай же по пальцам.

Левой руки! А вот к правой — не лезь.

Там занято место — одному лишь страдальцу.

Его окольцует скоро золота смесь!

Никого же еще я так не ненавидел —

в пропорции равной, как сильно любил!

В одно — то же время. Вариант очевиден!

В котором бы — спас и прям тут же убил!

Ты ж знаешь, что это опять повторится.

«Я так не хочу называть тебя другом».

Что-что, а мечта твоя не притворится.

Ты не подходишь под роль ту, «подруга»!