Последний шанс

Karla Vitelle, 2021

Третья часть серии романов "Вне себя". Амиран, один из международных влиятельных бизнесменов, прилетел в Москву, чтобы раз и навсегда связать себя узами брака с сестрой лучшего друга. Мирослава, вольная дочь генерал-майора, вернулась домой вслед за отцом, гоняющимся за звездочками на погоны. Одна встреча, один взгляд, один поцелуй изменили всё. Страсть, секс, смерть, война между семьями, месть, предательство брата, венчание, прощение. Все тайны будут раскрыты. Смогут ли они спустя много лет, тысячи и испытаний и потерь простить друг друга и стать счастливыми? Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Амиран

— Моя девочка, — перебираю длинные черные волосы. Наслаждаясь любимым моментом — когда она спит. Ради такого я готов просыпаться раньше, чтобы видеть ее настоящей и полностью умиротворенной словно ребенок. Но меня все еще преследует страх, что она не проснется.

Часто думаю какими мы стали за эти годы? вряд ли теми кем мечтали быть. Боль, страх, потери меняет похлеще времени. Мне было слишком страшно последние пол года, страшно потерять ее и этот страх никуда не делся даже сейчас, когда я держу ее в руках, исчерпывая до дна каждую свободную минуту не потому что не могу ей насытиться, а потому что боюсь, что завтра это все окажется очередным сном и я попаду в кошмар из которого мне не выбраться.

Моя девочка слишком долго спала, целых три месяца ее отказа просыпаться свели с ума. Три месяца за которые я потерял огромную часть себя, похоронил отца, похоронил мать моего ребенка, отправил брата в лечебницу для наркоманов, но единственной кому бы я не простил уход — она, все еще маленькая девочка, что каким-то чудом любит меня, мужчину, который не смог защитить ее и нашу дочь. Ее небольшой шрам под ключицей, как напоминание мне о самой важной потери о ней, моей Вольной Мирославе, потому что она больше не станет прежней. Часто застаю ее возле зеркала рассматривающей плоский живот и это ранит, задевает, в такие моменты мне хочется ворваться разобраться во всем, обнять, сказать, что все будет хорошо, но в нашем доме не говорят об этой потери, она запретила. Не сама, передала послание через врача.

Господи, я думал она выгонит меня к чертовой матери, но с первой секунды — эта крошка прилипла ко мне и ни на секунду не отходит, а я бы и не отпусти, больше никогда.

Знаете, родители врут, когда говорят, что всех детей они любят одинаково, потому что моя любовь к нашему ребенку ярче, вкус потери жестче, он металлический на вкус, словно кровь. Мне стыдно признать, но я не люблю так Тимура, как любил бы нашу дочь, какой бы она не была.

Девочка перевернулась, устроила голову на моей груди, сладкий запах кокоса — так пахнут ее волосы. Все в ней заставляет меня думать, а какой бы была наша малышка? Иногда кажется я одержим той картиной из дома дяди несколько лет назад. Мне хочется эту женщину видеть с моим ребенком, слишком яростное желание, которое превращает секс из удовольствия в механику. Нам просто нужно время, просто нужно время, чтобы вернуться в строй.

— Амиран, что ты шепчешь? — мягкие губы целуют мою грудь.

— Ничего девочка, спи, — крепче обнимаю.

— Хочу посмотреть на город, — теснее прижимается ко мне, за что получает поцелуй в лоб.

— Еще рано, поспи, я выгуляю нашего парня и принесу завтрак, — стремительно встаю с постели, чтобы не передумать.

Нужно идти, иначе наш путешественник начнет громко лаять и нарушит ее идиллию. Оставляю поцелуй на загорелой коже.

Надеваю черные свободные шорты и майку, умываюсь, замечая как потихоньку возвращаю себе человеческий вид, даже килограммы вернулись, морщины не так видно.

— Ну что, парень, ты готов? — показываю намордник, который он жутко не любит, но никому не объяснишь, что он у нас очень дружелюбный мальчик, просто покушать любит, поэтому большой.

Покорно идет ко мне, засовывая большую морду в кожаные ремни.

— Разведаем обстановку и возможно я тебя отпущу, — сам терпеть не могу ограничивать его силу.

Выходим на улицы Афин, семь утра, а палит так, словно полдень.

Наш мальчик привык к смене обстановки, поэтому спокойно реагирует на все изменения, кроме погодных — боится грома, до сих пор корю себя, что оставил его одного в доме тогда на Сицилии.

— Купим нашей маме кофе, — высматриваю заведения с завтраками, на экране появляется ненавистное имя и ревность во мне тут же загорается.

— Да, слушаю, — я не привыкну к таким звонкам никогда не смотря ни на что.

— Привет, не могу ей дозвониться, — на заднем плане голоса парней.

— Я выключил ее телефон, она отдыхает, — мне ненавистна сама мысль о том, что их что-то связывает.

— Выдохни мужик, мне нужно разрешение вывезти Матвея в другую страну, хочу в Нью-йорк на уик энд.

— А так ты не можешь? — усмехаясь, он просто хочет лишний раз напомнить о себе.

— А так мы не договаривались, я хочу по честному, легально понимаешь, — тон голоса меняется на серьезный, — я следую ее желаниям, — давит на больную мозоль.

— А чем ты раньше думал? — закипаю.

— Знаешь что, я вообще не уверен, что она отпустит его со мной так далеко, учитывая все обстоятельства. Позвоню позже, — кладет трубку.

Беру фрукты, кофе и возвращаюсь с парнем домой, позволяю ему войти без процедуры вытирания лап, за что тут же получаю суровый взгляд.

— Ты его разбаловал, — отчеканила богиня в одной белой футболке. Уже что-то готовит на плите.

— Тебе идут мои вещи, — ставлю пакет на стол, прижимаю к себе маленькое тело, Господь, дай мне сил сдержаться, не могу оторваться от ее идеальных изгибов.

— Тут ничего нет, а платья я носить не хочу, — выбирается из моих, разворачивается задом показывая мне свою упругую попку, роется в пакетах.

–Специально дразнишь? — оцениваю перспективы стремительно оказаться в ней, потому что то, что между ее ног трусиками назвать нельзя, крохотная полоска бежевой сетки, что ничего не скрывает, а только подчеркивает.

— Издеваешься? — несет все к раковине, — На восстановление уйдет еще минимум месяц, — ее тренировки в любой части света, я и забыл, но по правде она чертовски привлекательная без всего этого.

— Мир, ты идеальна, а там где нет, мы откормим в лучших ресторанах мира, — обнимаю за талию, трусь об нее своим стояком, от чего ее щеки становятся красными словно она неопытная девчонка. Она словно знает все рычаги во мне, создана для меня.

— Когда у тебя встреча? — раскладывает омлет по тарелкам, наливает сок, прекрасно справляясь находясь в моих руках.

— Вечером, завтра, — не могу сдержаться, хватаю кучек прямо из сковороды, — боишься?

— Если честно есть чуть-чуть, — посыпает блюдо перцем, — Хотя если даже в Мексике все было спокойно, — ее сердцебиение учащается, наверно вспомнила, как мы жарко мы туда добирались.

Разворачиваю к себе, поднимаю лицо за подбородок заставляя смотреть в глаза, — Мир, тебе нечего бояться, твой муж очень влиятельный мужчина, — голубые глаза шарят по моему лицу, но не осмеливаются смотреть прямо в глаза, потому что она не верит и это моя вина.

— Все хорошо — это с непривычки, мой муж, — целует в губы, — Я люблю тебя, — от ее слов бросает в жар.

— Я тебя тоже, моя жена, — целую палец с кольцом подтверждающим наш брак, — это нужно узаконить.

— Дай мне время и я возьму твою фамилию, — она знает, что для меня это самый сладкий приз.

— Обязательно возьмешь, ограничимся месяцем, — ловлю девчачью улыбку, какая же она красивая.

— Амиран, я только глаза открыла пару месяцев назад, дай мне время.

— Не дам, у тебя было много лет, а сейчас ты моя, моя, понимаешь? — не даю ей сказать, наседаю как ревнивый мальчишка и чувствую себя таким же, — Эта задница, — хватаю ее и сажаю на каменную столешницу, — эта грудь, — разрываю футболку, оголяя прекрасные упругие полушария с острыми сосками, — Эта киска, — грубо раздвигаю ноги, проверяю ее центр на влажность и конечно же она горячая и мокрая, я чувствовал это еще у входа в дом, — Это все мое Мир, навсегда и даже сам Дьявол не сможет это у меня забрать, — хватаю зубами ее аппетитную нижнюю губу.

— Но,но, но, — отрывается, кладет маленький пальчик с бордовым маникюром мне на губы, осматривает лицо, словно я то чем она восхищается, — Любовь моя, — горячий шепот щекочет мою щеку, — Не расстраивай меня, — отрицательно машет головой. В голубых глазах уже туман, сводящий меня с ума, срывающий двери клетки с петель, чтобы выпустить самого ненасытного зверя.

— Да гого? — еле хриплю, ничего уже не понимаю из последних сил сдерживаю себя, чтобы не схватить ее за загривок и не поставить на колени.

— Ведь ты и есть сам Дьявол, — кивает, наспех стаскивая с меня майку, целует грудь, — Да? — поднимает на меня взгляд голубых глаз и все, так просто блядь и я ее, полностью.

— Да, — киваю, набрасываюсь на грудь, целую, сжимаю.

— Амиран, пожалуйста, — ерзает, стаскивая трусики с себя.

Начинает трезвонить телефон и наш малыш звонко гавкает. блять.

— Надо ответить, — шепчет, вся красная и разгоряченная, с разведенными в сторону ногами.

— Да, — упираюсь лбом в ее лоб, — Оставим это на ужин, — провожу двумя пальцами по набухшей мокрой киски, не разрывая зрительного контакта.

— Амиран, — умоляет, подрагивает.

— Оставь это на вечер моя девочка, — коротко целую в губы и отхожу, чтобы насладиться прекрасным видом.

— Хорошо, — кивает. Блеск в ее глазах говорит о том, что она уже знает как подать себя к ужину.

— Да, слушаю, — отвечаю на звонок.

— Амиран, привет, — Рус нервно выдыхает.

— Он сводит вас с ума? — о, сейчас речь пойдет о моей неугомонном парне.

— Да, есть слегка, — смеется, — Мне бы очень хотелось, чтобы ты забрал это все семейство на несколько недель.

— Мама? — даже не представляю, что она может учудить на этот раз.

— Брат, я поправился на десятку за пару месяцев, пару, я Богом молю тебя, я просто хочу провести несколько днеей со своей беременой женой.

— Она рассказала? — проблема, которая беспокоит всех.

— Нет, Славка не знает, но у нас все уже очевидно, — улыбается, счастливый черт, — Ты же понимаешь,что она нам не простит такие тайны.

— Так лучше для нее, — отрезаю, — Завтра сделка, послезавтра вечером вылетаем, ждите.

— Отлично, твоему сыну сложно без отца Амир, я не заменю тебя, никто не заменит.

— Знаю, заберу сразу же, — кладу трубку, возвращаясь к своей девочке, которая мило завтракает голышом.

— Мы посмотрим Афины сегодня? — улыбается, даже не спросит о семье.

— Да, сразу как ты оденешься, — сажусь рядом и принимаюсь за вкусный завтрак.

Глава 1

Мирослава

— Вы выглядите великолепно, — как же мерзко, каждый здесь пытается выслужится, скалясь своими желтыми зубами и облизывая мои руки.

— Благодарю, кажется ваша дама скучает, — вырываю руку из его толстых мокрых от пота лап, указываю на длинноногую красавицу в ярко красной тряпке, что ничего не скрывает. Меня заботит лишь то как она вываливает свои огромные силиконовые сиськи у глаз моего мужа, который больше озабочен цифрами на бумагах.

— Мирослава, — смеется прекрасно понимая мои намеки, ведь я стреляю глазами на его обручальное кольцо чаще чем ему звонит жена.

— Влас, — улыбаюсь, прикуривая сигарету, — извините, важный звонок, — указываю на телефон в руке, разворачиваюсь на шпильках от Jimmy Choo и иду прочь на террасу.

— Да, Дав, — сигарета спасает меня от кучки богатых уродов и их разговорах о деньгах.

— Куришь? — улыбается.

— Следишь за Адель? Спит наверно или подсматриваешь как купается? — зову к себе официанта с выпивкой.

— Как угадала? — удивлен.

— Волк, ты влюблен, — смеюсь, — спасибо, — киваю молодому худощавому брюнету, — стой, возьми, — сую ему несколько баксов на чай, прекрасно понимая как здесь к ним относятся, — иди, — указываю на большие стеклянные двери.

— Ты все официантов подкупаешь, — знает меня, единственный, кто ловил на этом несколько раз на совместных встречах.

Парень кивнул головой и скрылся в большом холле.

— Как Матвей? Рад, что вы летите? — тушу сигарету о каменные перила, потому что не нахожу здесь пепелицу.

— Да, как Бес? Все еще ограждает тебя от всего? Слежка 24 на 7? — его это раздражает.

— Ага, на всех сделках вместе, сегодня Афины, шампанское здесь сносное, — выпиваю одним глотком.

— Вы говорили на счет тебя?

— Я не хочу говорить. Потом, все потом. Меня ждет жизнь с его сыном Дав, у нас все будет впорядке, — отмахиваюсь.

— Вольная, поверишь мне, если скажу, что не будет?

— Тебе поверю, — не вру, — И тебя ждет твоя невеста, — пытаюсь его слить.

— Ты прилетишь? Я бы хотел чтобы вся моя семья была рядом.

Грущу по тем временам, стараясь не думать о том, что мы трахались.

— Мы прилетим, — смеюсь, представляя реакцию мужа.

— Ах, ну да, покажи ему пригласительную, пусть он уже успокоится, хватит его драконить.

— Разрешаешь? — удивляюсь.

— Да, можешь рассказать, — выдыхает, — Мот, возьми чемодан Адель.

— Она твой Ад? — улыбаюсь во весь рот, представляя услужливого влюбленного Волка с языком на бок.

— Вольная ты мастер всем придумывать кодовые имена? — цокает.

— Да Арес, береги нашего мальчика и до скорого, — кладу трубку смотря на ночные Афины. Рядом уже появился полный бокал, подхватываю его.

Смотрю в помещение, где среди полуголых девочек, старикашек в модных костюмах сидит мой Аид, большой, властный, в черном костюме, целая гора. Мужчина, которого я боюсь и в котором ищу спасение. Очки сменил линзами, волосы в сексуальном беспорядке. И этому обворожительному мужчине скоро сорок, а силен словно двадцатилетний мальчик, хотя откуда мне знать? Передо мной мужчина от которого любой здоровой женщине захочется иметь детей.

До боль закусываю губу, вспоминая о самом ужасном утре пару месяцев назад.

***

— Ты очнулась? Мир! — его голос рядом, кажется что-то его тревожит.

В очередной раз открываю глаза, но не могу сфокусироваться. Закрываю, даю себе несколько секунд.

— Она снова уходит, врача! — где-то вдалеке.

Прилагаю все силы, что есть, чтобы снова открыть глаза и попробовать продержаться чуть дольше.

— Отойдите Амиран, вы мешаете, выйдете в коридор, — пытаюсь рассмотреть источник голоса.

— Мирослава вы меня слышите? — свет в глаза.

— Да, воды, — выходит неуверенно из-за сухости во рту.

— Сестра, — короткостриженная женщина лет пятидесяти, приятно пахнет свежестью, подает стакан с трубочкой.

— Не спешите, — дает указания, направляя трубочку в мой рот.

Стараюсь медленно всасывать, но жажда сильнее меня, поэтому начинаю давиться до боли в груди и снижаю темп. Открываю глаза и сейчас вижу яснее, в комнате светло, большое окно с бежевой тюлью в которое светит солнце. Большой коричневый диван на котором разбросаны вещи, одеяла, напротив меня кресло, ноутбук, какая-то мелочь вроде ключей, телефонов, даже очки и книга.Цветы на маленьком стеклянном столике.

— Осмотрелись? — спросил статный низкорослый мужчина средних лет.

— Да, — выходит более уверенно.

— Раз вы очнулись, нам нужно с вами пройти ряд обследований, чтобы понять все ли впорядке, я ваш лечащий врач Петр Георгиевич, — улыбается, карие глаза выдают тревогу.

— У меня один вопрос, мой ребенок? — конечно я знала, что ее нет и она не выжила, потому что это не первое мое пробуждение, кажется я слышала их разговоры здесь о том, что они мне будут говорить, когда я окончательно приду в себя.

— Мирослава Витальевна, вы снова с нами, — в комнату вошел Глеб Александрович. Приветлив, в своем голубом костюме и смешных белых башмаках, — Петр Георгиевич, позвольте мне побеседовать с девушкой, — указывает на дверь, пока медсестра помогает мне сесть.

— Ольга Васильевна, вас тоже прошу, — кивает на дверь.

— А вы усы сбрили, — неожиданно говорю вслух свои замечания.

- Да, надоели, — берет мою ладонь в свои теплые руки, — Мирослав, давайте поговорим?

— Давайте, — стараюсь держаться, пока еще не верю, не могу осознать.

— Ты должна быть сильной, — смотрит прямо в глаза, — Я не скажу, что это просто пережить.

— Ее нет, вы это хотите сказать? — нервно понимающе улыбаюсь, — мой девочки нет, — смотрю на наши руки.

— Да, — твердо, без уговоров или присказок, как есть, — Но ты жива и это самое главное.

— Вы были здесь, когда меня привезли? — хочу знать кто принимал решение.

— Мирослава, тебя перевезли спустя неделю после аварии, — улыбка сошла с его лица.

— Вы бы могла спасти ее, если бы меня привезли сразу? — надежда, вопрос, который позволит мне свалить вину на обстоятельства, а не принять ее на себя.

— Боюсь, что нет, — отводит глаза.

— Боюсь, что да, — исправляю, уверенная в своей правоте.

— У нас было бы преимущество, я знал твое положение и срок, — отпускает мою руку и начинает жестикулировать, — Но это ничего бы не дало, — отрицательно машет головой, — Ты была долго зажата в машине, парень, что за дверью, вытаскивал тебя голыми руками, — грустно улыбается, — Послушай меня девочка, женщины теряют детей, очень часто, поверь мне, прежде чем получится родить.

— Вы хотите меня успокоить? — слезы наворачиваются на глаза, моргаю, стараясь смахнуть их.

— Я хочу чтобы ты не отчаивалась, понимаешь? Ты жива и здорова — это главное, — подает мне салфетку, — И не смей винить себя, думай об этом как о стечении обстоятельств.

— Но я виновата, что выехала в дождь, только я, — открыто плачу.

— Давай, выпей воды, — дает мне стакан, — Прости себе это и позволь жить дальше, это чего никто не сможет изменить Мирослава, никто.

— Мужчина за дверью не простит мне этого, — страх сковал все тело, что я ему скажу? Как он отреагирует? Я потеряю его раз и навсегда.

— Мужчина за дверью живет здесь уже два месяца, приносит каждую неделю новые цветы, просит иногда твоих советов, принимает вместе с тобой гостей и любит тебя больше чем кого-либо, — в его глазах тепло, робость или даже гордость, — Но ему также сложно, и он также чувствует вину, хоть и не покажет тебе этого.

— Можете кое-что сделать для меня? — тяжело вздыхаю принимая самое сложное решение в жизни, не уверена в том, что это будет правильно, но если я до конца приму тот факт, что своими глупыми выводами и решениями убила нашу дочь то, я не смогу дышать.

— Конечно, проси, — кивает.

— Передайте ему пожалуйста, что я не хочу и не буду разговаривать о ребенке, что я прошу, — перестаю плакать, вытирая последнюю влагу с щек.

— Уверена? — доктор сощурил глаза.

— Да, скажите ему об этом, ничего не должно напоминать мне о том, что я когда-то была беременна, — стараюсь улыбнуться, но по вытянутому лицу чувствую, что выходит плохо.

— Хорошо, но нас с тобой ждет обследование и я бы посоветовал тебе хорошего психолога, — осторожничает, не уверен в моих силах.

— Дайте мне для начала проснуться, — сейчас улыбка выходит лучше.

Но ровно с этого момент я перестаю дышать, трогая свой плоский живот, понимая, что не услышу ее сердце на очередном узи. Понимая, что больше не будет как прежде, что нужно подниматься и идти дальше без слез, упреков и обид, нужно просто идти не оглядываясь. Не искать в душе горе, которого нет. Я ведь не мечтала о ребенке, не надеялась, что он будет и тем более страстно не желала его.

***

Но каждый раз, когда я смотрю на этого великолепного мужчину все женское во мне жаждет носить его ребенка, принадлежать ему, покоряться. Думаю именно тогда, с потерей, во мне что-то сломалось, именно тогда я выросла и приобрела самый большой страх, потерять его.

— Эй, спасибо, — обращаюсь к мальчику официанту на английском, — не могли бы вызвать мне такси и принести листок с ручкой.

— Да, кирия, — поклонился.

На клочке бумажки в клетку пишу по русски, от волнения трясутся руки.

— Вот, передайте это тому мужчине, — указываю на Гору, который мило общается с полуголой блондинкой, — После того, как я сяду в такси.

Сую бумажку в руки парня и стремительно спускаюсь по боковой лестнице игнорируя желание устроить скандал и прибить шлюху, которая крутиться около моего мужа. Сажусь в старенький желтый мерседес, даже не заботясь о безопасности.

— Добрый вечер, — приветствует на английском и это уже хорошо.

— Добрый, — киваю, называя свой адрес, проверяя наличные в крохотной сумочки от Chanel.

Едем в тишине, постоянно смотрю в телефон ожидая звонка от мужа, ведь это должно было привести его в ярость, а по правде выводит только меня, значит он занят кем-то и в голове только одно, та блондинка. Несколько раз за все время пути почти принимаю решение повернуть назад или сделать звонок, но одергиваю себя. Через пол часа вылетаю из такси и мчусь домой, проигрывая сюжет вечера в голове.

Проверить воду у Моро, проверить кондиционеры, быстро принять прохладный душ, чтобы смыть весь пот и грязь вечера. Надеть черное кружевное белье, исключаю вариант с чулками и подвязками, слишком жарко. Музыка, обязательно тихая. И о как же важно найти игрушки, которые он возит с собой уже месяц, но так боится применить. Может повязку на глаза? Нет, не сегодня. Последний штрих — несколько высоких белых свечей. Усаживаюсь в темно-коричневое кресло, лицом к спинке, обнимаю ее, поджав ноги под себя и жду. Хотя бы звонка или визита гостя. Надеюсь ему понравится то, что я выбрала из его кожаной черной сумки, потому что у меня только от мысли, что он все это применит ко мне, сводит ноги и бросает в жар.

Вздрагиваю, когда Моро начинает радостно лаять, оповещая, что муж здесь.

— Мирослава! — грубо, неужели не понял по туфлям на пороге, что я дома?

Его шаг все ближе и ближе, от чего мое сердце стучит сильнее.

— Вот ты где? Какого черта, ты ушла одна?! — рычит. Да он в бешенстве.

Все идеи в секунду кажутся бредовыми, он сейчас меня просто выпорет и отправит спать. Закусываю губу от волнения, но не поворачиваюсь.

— Мир? — тишина, двигается медленно, рассматривает девайсы на деревянном столе, — Ого, — присвистнул.

Тишина свинцовая, хоть режь пополам, тяжело вынести, непонятна его реакция. Что он сейчас сделает? Отправит меня в кровать, застыдив по полной или…

— На колени Мирослава и ждать, у меня пара незаконченных дел, твоя выходка чуть не сорвала мне крупную сделку, — медленно обходит кресло, чтобы встретиться лицом к лицу.

Набираюсь смелости заглянуть в его темные глаза, еле дышу.

— Я сказал, — грубо, сжимая пальцами мой подбородок, — На колени и ждать, — провел большим пальцем по моей нижней губе, отчего рот наполняется слюной, сглатываю.

— Я долго буду ждать?

— Нет, — шепчу, встаю на дрожащие ноги, опираясь на спинку стула. Опускаю голову, Боже как стыдно, зачем я только затеяла эту игру.

— На колени, — жестко, монотонно, не заинтересованно, так что пробирает холодом до кончиков пальцев.

Приземляюсь коленями на жесткий пол, опустив глаза, часто дышу. Проходит мимо меня в ванну, скидывая по пути пиджак на кресло, снимает черные туфли, закрывает за собой дверь.

Ерзаю на полу, неудобно, колени болят от жесткого покрытия, ноги затекли, но не смею двигаться. Предвкушение его власти несется по венам, пульсирует во всех конечностях. Жарко, в голове только желание, жажда его прикосновений. Не считаю время, сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к себе, не подарить долгожданную развязку в месте куда врезается тонкое черное кружево, трется о складочки, от чего ерзаю словно у меня шило в заднице. Черт, черт, черт, любые мысли подбрасывают масла в огонь.

— Да, я тебя слушаю, — его голос на итальянском особая пытка, — Мне некогда, разберись с этим сам, контракт подписаны.

Кидает телефон на столик, садится в кресло, раскидывая длинные ноги.

— Иди ко мне моя девочка, — уставше, — я зол на тебя, а если бы этот таксист захотел тебя поиметь? Или убить? Ты понимаешь, что подвергла себя опасности? — внушает чувство вины и у него это получается.

— Амиран, я не подумала, — шепчу, ползу не коленях, располагаясь между его ног, сверля взглядом внушительный бугор на ширинке темных джинс.

— Твоё дело не думать Мирослава, твое дело довериться мне, я подумаю за тебя, — запускает руку в волосы, сжимая их.

— Извини, — облизываю пересохшие губы, тяну руки к ширинке.

— Нет, — бьет по рукам, — это слишком просто.

— Что тогда? — поднимаю глаза на него, шарю по идеальному торсу в тату, хочу коснуться губами, пальцами, обвести каждую. Сдвигаю ноги от возбуждения.

— Ремень? — одно слово заставляет меня вздрогнуть и теряя голову тереться щекой о его бедро.

Толкает меня, заставляет отодвинуться от него, запускает указательный палец в чашку кружевного французского бюстгальтера и подгибает ее под грудь оголяя торчащий сосок, затем второй.

— Мой Мир, — легонько щипает, смачивает пальцы слюной и проводит по ореолу. Возбуждение доставляет боль, морщусь, закусывая губы. Пока он наклоняется к столу и берет черную коробочку. Жмурю глаза, стараюсь не пищать от предвкушения, там зажимы. Маленькие серебристые крошки с небольшими медальками на концах.

— Амиран? — смотрю на него, в глаза, тяжело дышу.

— Идеальная грудь, — обводить окружность пальцами, поддерживает. Касания почти невесомы, хочу большего. Щелкает по соску и закрепляет первый зажим.

— Ух, — втягиваю воздух от неожиданных ощущений. Не успеваю привыкнуть и получаю такое же украшение на второй сосок, — Амиран! — пугаюсь своего возбуждения, мне нужно его спасение.

— Девочка да ты на пределе, — усмехается, закусывая губу, — Ого, Мирослава, — гладит по щеке. Отзываюсь. Перестаю существовать, думать. Только ощущения.

— Поднимись мой Мир, — держит за руку, помогает встать. Пошатываюсь, оступаюсь, но сильные руки не дают мне упасть.

— Пожалуйста, — прошу его, хочу прикосновений.

— Поцелуй меня моя девочка, — выпрямляется, ждет нагло осматривая меня.

Беру его лицо в ладони, провожу по щеке, щетина колется, это то, что я люблю чувствовать на своих бедрах рано утром.

Целую щеку,скулы. Любое движение отзывается ноющей болью в сосках и передается импульсом в киску.

— Смелее, целуй в губы, — убирает прядь волос мне за ухо, спускается рукой ниже в ложбинку между груди, к животу, обводя пупок.

— Муж, — набрасываюсь на его горячие губы, хватаю по очереди, целую как ненормальная, будто голодала несколько лет.

— Аааа, — кричу ему в губы, оказываясь на его руке, бесстыдно трусь промежностью, хочу получить разрядку. Откидываю голову назад, хватаюсь на мощные плечи и трахаю его руку, еще, еще и еще, пока не сжимаюсь в судорогах, не падаю в его руки.

— На кровать! — рычит, хватает волосы, кидает грудью холодное покрывало.

Не сдерживаю стоны, когда мои горячие соски касаются холода, нарочно трусь ими о покрывало, доставляя себе сладкую боль.

— Руки на кровать, покажи мне свою задницу, — рычит словно зверь.

Выполняю приказы, жду, хочу его, но взамен получаю удар ремнем от которого остается горячий след.

— Амиран, — всхлипываю, не могу больше держать эмоций. С каждым ударом завожусь сильнее, кричу, ерзаю, сжимаюсь, трясусь, когда ощущаю его ладони на попе, которые мучают, растираю, сжигают, но не касаются центра.

— Мой Мир, — тянет мое имя своим бархатным голосом.

Оказываюсь на спине, зажатая между кроватью и горячим телом моего мужчины.

— Я сниму их, малышка, сначала один, — заменяет зажим своим ртом.

Запускаю пальцы в его волосы, прижимая к груди. Затем второй.

— Войди, пожалуйста, — плачу, не могу терпеть, тело ломит, болит, хочет его.

— Да, да, да, — кивает, грубо разводит мои ноги, прижимая колени к кровати и врывается. Жесткий, горячий, большой, хватает, кусает, любит, заставляет кончать раз за разом, теряться в нем.

— Любовь моя, — плачу целуя его грудь, губы.

— Да, моя девочка, — тяжело дышит, все еще находясь сверху, — Ты сводишь меня с ума, с катушек слетаю, — шепчет, отвечает на поцелуи.

— Я люблю тебя, — ловлю его губы.

— И я тебя, моя девочка, и я, — перекатывается на спину, укладывая меня на себя.

Дышу им, хочу сказать, что готова хоть завтра взять его фамилию, потому что всецело принадлежу ему, не знаю смогла бы я быть без него?

Удивительно, но нашего парня не слышно, наверно он чувствуют, что нам необходимо побыть наедине, поговорить о чувствах, помолчать о потерях. В конце концов просто чувствовать друг друга.

Глава 2

Единственное, что я не люблю — возвращаться в Милан. Это означает полностью приземлиться, нырнуть в гущу повседневных событий, забыть про горячий секс и любимого мужчину. В Милане он становится бизнесменом, его не волнует ничего кроме сделок, контрактов, денег, власти, гребанной политики. Здесь приходится снимать розовые очки и учиться жить после потери, воспринимая ее как должное. Город давит на меня, жизнь “до” давит, напоминает. Отсутствие Горы доводит до отчаяния. Не люблю оставаться один на один с мыслями, которые так сложно вытеснить из головы прогулками с собакой, подготовкой к показам нашей с Яром коллекции. Каждый раз приземляясь я даю себе обещание жить здесь как в любом другом месте и каждый раз проваливаю это задание.

— Амиран, я волнуюсь, — намертво вцепилась в черный свитер мужа, пока мы поднимаемся в маленьком лифте на четвертый этаж.

— Мой Мир, — улыбается, — Чего ты боишься? Он же не съест тебя? Он у нас мясо не сильно любит, — прижимает меня к себе, теребя ремешок на моей кожаной куртке.

— Амиран, ему два года, он еще совсем кроха, — не знаю как объяснить то, что я не готова взять на себя ответственность за его ребенка.

— Послушай, если ты переживаешь, — вывел меня в холл и развернул к себе, — Мы можем пожить отдельно, в конце концов здесь остается мама, он мог бы побыть с ней какое-то время, а мы бы навещали их

— Нет, — машу головой, перебивая его, — Исключено, он нуждается в отце.

— Моя красавица, думаешь я не волнуюсь? — нахально лезет под мою синюю джинсовую юбку, сжимает зад.

— Амиран! — пытаюсь его оттолкнуть.

— Я любуюсь твоими сосками всё утро, — целует в губы, — И я не волнуюсь, ты блестяще справишься, — углубляет поцелуй и я растворяюсь в его руках, готовая отдаться прям здесь.

— Кх,кх, может вы позже зайдете? — пытаюсь сфокусироваться на голосе, пока муж поправляет мою одежду.

— Руслан, привет, — тяжело дышу и не смею к нему подходить, потом что все еще не могу отойти от возбуждения. Смущенно осматриваю друга в домашнем сером трико, такой простой.

— Привет друг, — мужчины пожимают руки и мы проходим в большую светлую квартиру.

— Где ваш малыш? — оглядываюсь по сторонам в поисках Льва, — Мы принесли подарки, — беру пакет с игрушками из рук мужа.

— Мира, привет! — на меня налетает кареглазый ураган в виде моей подруги.

— Привет, а где тётя Мариам? — тяжело говорить о ней, мы не разговаривали с тех самых пор ни разу.

— Они со Львом вышли на площадку, — приглаживает бежевое платье и я замечаю круглый живот. Так вот что она пытается скрыть.

— И вы пытались от меня это скрыть? Скажи, что твой братец не знал и я не поверю?! — наигранно заливаюсь смехом, чтобы никто не понял, что мне не приятно когда меня считают больной.

— А я тебе говорила, — тычет пальцем в Амирана.

— Слав, да мы сами на днях узнали, — Рус играет придурка, как всегда пытается спасти ситуацию.

— Ага, раз и привет седьмой месяц? — сажусь за стол на котором уже стоят голубые кружки, — Русик не заливай мне.

— Ох, скучал по этому, — с горечью.

— Я тоже скучаю по нашим путешествиям, — признаюсь, думала об этом несколько недель, какими мы были беззаботными.

— А вот и наш парень, — Амиран несет на руках заспанного кудрявого малыша.

— Амир, у него обеденный сон, ты зря его разбудил, — шипит Ди.

Ох черт, обеденный сон, памперсы, соски? Что еще из этого мне нужно узнать? Нет я наверно не смогу, а с кем он будет, когда мы будем летать? Заметно нервничаю.

— Ничего, уложим, — садиться напротив и отпивает чай, разговаривая с сыном на непонятном мне языке.

Мне на грудь словно вылили кипяток, я ревную. Я не готова делить его с кем-то, никогда и ни за что, не готова делить дом на два лагеря.

— Мы хотели пожить на Сицилии, не хотите с нами? — смотрю на друзей.

— А мы хотели оставить вам Льва на недельку и смотаться куда-нибудь, побыть вдвоем до появления малышки, — у Руса виноватый вид, а Ди вовсе отвернулась от нас, что-то накладывает в тарелку.

— Хм, очень приятно, что вы считаете меня великолепной матерью и сиделкой только эту функцию с Матвеем чаще выполнял Петров или Тугушев, — задеваю Амирана, знаю, что ему будет неприятно это слышать, но мне нужно куда-то десь свою собственную боль от их сожаления.

— Мама останется в моей квартире. У нас еще перелет один, поэтому парни поживут с ней пару дней, а Сицилия откладывается, — грубо, жестко, чтобы я понимала, что дома меня ждет разговор.

— Друзья, у меня бестактный возможно вопрос, — смотрю на красивого мальчика в руках отца.

— Да, — четыре пары глаз уставились на меня.

— Ди, можно с тобой на пару слов, — решаю не объявлять всем о своей неопытности.

— Конечно, — все переглядываются.

Ведет меня в голубую детскую с морей шкафчиков и игрушек вокруг. А у меня дома ни одной и спальни поскромнее.

— Господи, Ди я не знаю, что делать с ребенком, — сажусь на кровать и прячу лицо в руках, — я не знаю блядь, как его даже кормить. Чем? — начинается неконтролируемая истерика, паника.

— Так, Вольная, ты чего это? — ходит передо мной, — Это вообще ты?

— Я не знаю, все было так легко и просто, а как будет теперь? Как мы будем жить все вместе? — не перестаю, рыдания комьями вырываются из груди и я не в силах их прекратить.

— С Матвеем же справилась, — пытается подруга, но это только вгоняет меня в транс под названием “мне страшно, все летит к черту”.

— Я не была хорошей матерью, да и он был взрослым, — продолжаю говорить в руки.

— Выйди! — грубо, слышно быстрый топот и щелчок замка.

— Что происходит? — садиться передо мной на пол и силой убирает мои руки от лица.

— Я боюсь, — шепчу, смотрю в глаза полные ярости и непонимания.

— Моего сына? — сморщился, появилась морщинка между бровей.

Слова “моего сына” звучат гордо, давяще, напоминая мне о том, что мужчина напротив меня могущественный и всегда получает то, чего желает, что он пишет свое полотно не полагаясь на судьбу, что я всего лишь смертная женщина, всего лишь одна из душ в его подземном царстве.

— Боюсь, что я не смогу Амиран, — смотрю в любимые глаза, готова любить его прямо сейчас, целовать, заниматься любовью, да просто трахаться, чтобы не потерять эту связь между нами.

— Эй, девочка, я же не изверг, у нас будет няня, она поможет. Рядом буду я, ты справишься, — вытирает слезы с моих щек.

— Обещай, что между нами ничего не изменится, — пищу как мышь, краснея от своей просьбы.

— Обещаю, люблю тебя, как это может поменяться? — улыбается и я таю.

— Люблю тебя, — целую его в щеку.

— Пойдем, там маленький разбойник требует твоего внимания, хорошо? — встает, берет меня за руку и ведет к ребятам.

— Мирослава Витальевна просто шокирована, — улыбается и все в комнате подхватывают его настроение, — Нам пора ехать.

— Я помогу с вещами, — Рус подхватывает небольшой синий чемодан.

— Не надо, — вытираю под глазами остатки влаги, проверяю не посыпалась ли туш, все отлично.

— Давайте его мне, а папа понесет вещи, — подхватываю Тимура на руки и ловлю беззаботную улыбку и объятия.

— Хорошо, спасибо, — Амиран идет позади нас и корчит малышу мордочки от чего он заливается звонким смехом.

— Его нужно посадить в кресло, — открывает заднюю дверь, — я сяду с ним, а ты поведешь, хорошо?

— Ты доверяешь мне? — удивляюсь, после аварии я водила разве что под его присмотром и то пару раз.

— Да, Мир, садись, мы не хотим, чтобы он закатил истерику, да? — пристегивает малыша ремнями и садиться рядом.

Без вопросов сажусь за руль черной Audi Q7, настраиваю зеркала и сиденье под себя, завожу и выезжаю на дорогу. Всю дорогу муж разговаривает с кем-то по телефону, а я стараюсь быть внимательной, так сильно вцепилась в руль, что по приезду еле расцепила побелевшие пальцы.

— Матвей? — зову, скидывая лодочки в холле.

— Да, мам, мы с Яром готовим, — захожу на кухню и вижу прекрасную картину “три мужика” один из которых увлеченно грызет свою кость.

— Привет, — машу им рукой, — У нас пополнение в семье, очень большое! — надуваю щеки. Да, глупо было не поговорить об этом с сыном раньше. В комнату заходит Амиран, держа на руках Тимура.

— Мам, ты ничего не хочешь рассказать? — разводит руками Мот, какой же он у меня умный.

— Хочу, — опускаю глаза.

— Я наверно поеду, поем в студии, — Петров тут же засобирался и у меня нет повода его держать, наверно пора взрослеть и не приплетать к семье всех.

— Останься, отобедаем все, я заказал еду из ресторана, вот вот должны привезти, — мой мудрый муж. Конечно же, если Матвею что-то не понравится он захочет говорить только с Яром.

— Вы теперь будете жить с нами? — вступил второй мудрый мужчина.

— Да, — Амиран весел, — будем жить все вместе, ты не расстроен?

— Нет, мне нравится, большая семья, Тимур, — сын искренне взял за руку маленького смельчака, который потянулся в сторону Моро.

— Ну хватит плакать, — сильные руки обвивают меня за талию.

— Вот и я о том же, Мирослава Витальевна этот мужчина плохо на вас влияет, вы стали чересчур женственной и плаксивой, — шутит друг, развязывая маленький хвостик выбеленных волос.

— Петруччо, — смеюсь сквозь слезы.

***

— Ты переживала, а он уснул на тебе и под твой голос, — уставший муж потягивает белое вино сидя на белом ковре, пока мы с Яром обсуждаем последние изменения в дизайне платьев.

— Да, — отвлекаюсь от эскизов, смотрю на него. Господи, как же ему идут до ужаса рваные джинсы и такие же рваные серые футболки, черные как смоль волосы взъерошены, на безымянном пальце наше первое и единственное тонкое венчальное кольцо, на сильных руках едва заметные надписи на различных языках, среди них затерялась оптика.

— Аид и его пес, — закусываю губу от восторга.

— Ага, картина маслом, — Яр не теряется, достает телефон и делает пару фото, показывает мне.

— Сделаешь для меня? — показываю руками рамку.

— Конечно, — закатывает глаза, — Тугушев уже прислал вам приглашение?

— Яр!, — сжимаю глаза в предвкушении тысячи вопросов.

— А я тоже Ярослав жду, пока мне госпожа Вольная об этом расскажет, — говорит как между прочим, между перелистыванием страниц глянцевого журнала.

— Я встряла, — констатирую факт.

— А я похоже поехал, — друг быстро собирает вещи и направляется к выходу.

— Я провожу и в душ, — говорю, надеясь, что он уснет к тому времени, когда я выйду.

— Я подожду, у меня пара звонков, — улыбается черт, знает все.

— Хорошо, — прячу глаза и исчезаю за другом.

Пыталась придумать тысячи отговорок, как скажу ему об этом, но потом вспоминаю, что лучшее оправдание — честность в импровизации. Надеваю черный шелковый халат, выхожу в спальню, а на кровати мой Бог, в одних белых боксерах. Ох, я бы предпочла без, но теперь мы не одни, нужно помнить. В голове не укладывается, как мы будем жить.

— Ты проверял его, любовь моя, — сажусь перед ним на колени, беря в руки большую ладонь.

— Я проверил мальчиков, спят, — улыбается, — Рассказывай, — проводит пальцами по моим впалым щекам.

— Нечего рассказывать, у Волка свадьба, позвал нас, всё, — развожу руками.

— Да уж, — смеется, — На ком женится? — целует мою ладонь.

— Адель, выкупил на каком-то аукционе, — сама в шоке от того, что говорю это спокойно. Все что касается их бизнеса последнее время меня не шокирует. Ведь на всех сделках я сопровождаю мужа, кажется у нас больше нет секретов.

— Сапожник с сапогами…

— Амиран, не смешно, — толкаю его в бок.

— Ну это если с какой стороны посмотреть, — жадно осматривает меня, — Теперь не придется его убивать.

— Муж, мой муж, ну неужели ты думал, что я, — смеюсь.

— Я думал что он, мне не нравилось то что было между вами и то как он смотрел на тебя. Вас связывают секреты дорогая моя и не смей отрицать, — смотрит прямо в душу своими карими глазами.

— Его секреты, не совместные. Нас связывает один парень, который помог нам выжить в трудную минуту и ничего больше, — ловлю воспоминания.

— Ты скучаешь по тому времени? — осматривает мое лицо, гладит скулы большим пальцем. Ощущение словно я в клетке с бойцом. который прямо сейчас одним движением может свернуть мне шею за неправильный ответ. Боже,я боюсь его.

— Как ты можешь такое говорить? Я хотела умереть без тебя, я не смогла жить, особенно этот твой букет с новосельем и парк крутых тачек. Мне хотелось пойти и убить тебя, — отвожу глаза и стараюсь вновь не пустить слезу. Стараюсь отогнать мысли о том время, ведь правда в том, что где то, глубоко в душе, мне этого не хватает.

— Мир, я знаю, что тяжело, знаю, что мы много упустили и что нормально не получилось, — берет за талию и усаживает меня на себя, отчего мой халат развязывается и из него бесстыдно появляются торчащие соски.

— Но все будет хорошо, мы наверстаем, — заканчиваю за него, целуя целомудрено в щеку.

— Да, люблю тебя, моя горячая красотка, — улыбается, смотря в глаза, нарочно не обращая внимания на грудь.

— Мой муж, — глажу пальцами его морщинки и шрамы, — какой ты красивый, — восхищаюсь. Это наше время с ним, совершенно волшебное. Время в которое я могу позволить себе раствориться в любви к нему.

— Мам, мам! — в комнату врывается сын.

— Что случилось? — Амиран реагирует стремительно, закрывая нас одеялом.

— Извините, я больше так не буду, — сын отвернулся.

— Мот, все хорошо, — поправляю халат забыв про возбуждение, — мы разговаривали, что случилось?

— Тимур плачет, — указывает на дверь.

— Спасибо, сейчас я приду за ним, иди, — уверенно отвечает Амиран.

Сын выходит за дверь.

— Черт, нужно ввести правило стука, — до сих пор трясусь.

— Одевай пижаму, а я схожу за парнем, — сам идет в гардероб, снимает боксеры и надевает темные пижамные штаны, — Мир, ау, перестань на меня так смотреть, потом.

— А? — не могу оторвать взгляд от его прекрасного тела и вставшего члена. Непроизвольно сглатываю скопившуюся слюну.

— Малышка, потерпи, у нас будет пара дней в Варшаве, — смеется.

— Если ты ведешь сюда Тимура, то должны прийти все, — закусываю губу надевая голубую пижаму с брюками и рубашкой.

— Что это значит? — останавливается в дверях.

— Это значит и Матвей и Моро, если вы его сейчас разбудите, — провожу руками по груди, стараясь успокоиться.

— Матвей ладно, но собака — нет! — жестко, четко, выходит за дверь.

— Ну хорошо, — пожимаю плечами, зная какой лай затеет ревнивец, когда поймет, что в родительской кровати все кроме него.

***

Выбраться из постели полной мужчин не так-то просто. И если бы не урчащий Моро я бы так и проспала сладко, обнимая свою подушку. Парни устроились на Горе и им вполне удобно.

— Через час все встанут и папа тебя выгуляет, хорошо? — разговариваю с моим белоснежным будильником, замешивая тесто на вафли, включаю кофеварку. Однозначно яйца и бекон, теперь в нашем доме мужчина побольше, а значит пора расширять список продуктов и переоформлять одну из комнат в детскую. Улыбаюсь, мечтала о ребенке, вот тебе. Его ребенок, похож на него, а не это ли важно? Наверно это. У него есть наследник и сын и не так важно, что теперь хочу или могу я. Спасибо Боже.

— Доброе утро любовь моя, — горячие ладони сомкнулись на моей талии.

— Доброе утро, — целую в щеку, — как спал?

— Прекрасно, — усмехается.

— Что делают мальчики? — вытаскиваю первые вафли, закладывая новую порцию, выключаю сковороду с беконом и глазуньей.

— Спят, можно ведь еще чуть? — гладит мои бедра.

— Да, еще пол часа, я заканчиваю, — прижимаюсь к нему спиной, — Мне не хватало этого ночью, любимый, твоего тепла.

— Ох, у нас есть время, я могу тебя согреть, — зарывается в мою шею с рычанием. И получает в ответ рычание и удары хвостом по ноге.

— Прости, наш младший невыносим, — смеется, отходя от меня, — пошли гулять.

— Моро! — пристально смотрю на мордашку, которая делает вид, что не понимает, что только что сотворил.

— Хитер парень, хитер. Весь в тебя Мирослава Вольная, весь, — смеется муж, ловлю его настроение, промывая фрукты.

Завтрак в приятной атмосфере. Мужчины едят обсуждая школу. А я со стаканом апельсинового сока пытаюсь накормить кудрявого мальчика кашей.

— Ма? — окликает сын.

— Да? — отвлекаюсь на Матве.

— Тебе идет, — улыбается.

— Что идет? — не понимаю, даю малышу чернику и он с удовольствием есть ягоды, улыбается мне.

— Большая семья, — уплетает вафли за обе щеки, — Маленький ребенок, я такой же был?

Дергаюсь от его слов и воспоминаний.

— Нет детка, ты был вреднее, у Яра спроси, — смеюсь, стараясь не пускать плохие мысли в голову.

— Ну мааааа, — подходит и целует в щеку, — Это было очень вкусно, я скучал, Адель так не готовит, а у Волка вечные запары с вафельницами.

— Молодой человек, что за слэнг? — грозно смотрю на него.

— Scusa signora, — целует Тиму в щеку отчего тот улыбается еще шире.

— Извинения принимаются, — смотрю на счастливого кудряшку и пустую тарелку, кажется первый этап пройден.

— Мам, а ты родишь нам девчонку? — в доме повисла абсолютная тишина.

— Милый, а ты знаешь, мы не можем выбирать, — пожимаю плечами, удерживаясь за последние крупицы настоящего.

— Было бы круто, — обнял меня за плечи, прижимая к себе.

Кусаю внутреннюю сторону щеки, чтобы не разреветься при всех и не выдать свою боли и уязвимость.

— Одевайся, я закину тебя в школу, а потом вернусь за тобой любовь моя, — подмигнул мне.

— Хорошо, мы оденемся, — вытираю малышу лицо и беру его на руки.

— Пойдем мой друг, нам стоит надеть тебе памперс, сегодня у тебя путешествие, — целую его в макушку, пока он о чем-то лепечет папе на своем детском языке.

— Интересно, на каком языке он заговорит быстрее? — серьезно говорит муж, возвышаясь над нами.

— Он уже говорит Папа, Няня, Мила, Лев и пару местоимений. Полагаю на русском, — глажу пухленькую щеку.

— Милая, но ведь ты знаешь только его, — подшучивает.

— Да, глупо было вступать с тобой в полемику, — усмехаюсь, конечно, чертов умник.

— Вы справитесь без меня? — заботливо осматривает нас.

— Пол часа переживем, — надуваю губы, показывая свое недовольство.

— Я готов, — а вот и мой ученик, в голубой рубашке, джинсах и с огромным рюкзаком LV.

— Поехали, — мужчина кивает к выходу.

— Удачи в школе, — иду к спальне, вещи малыша в нашем гардеробе, как и все принадлежности.

— Давай подберем тебе наряд, — сажаю малыша на кровать и открываю маленький чемоданчик.

Крохотные вещи аккуратно сложены, в кармашке даже есть его поилка и маленькая шелестящая погремушка в виде цветка. Поднимаю глаза и смотрю на улыбающегося парня, который даже не вспомнит свою маму, который вынужден жить с женщиной, что ни за что ее не заменит. Что сама сломлена как карандаш на пару частей и рисует свою жизнь криво и неумело. Женщина, которая не смогла уберечь собственного ребенка. Вытираю слезы с щек, напоминая себе о том, что этого не должен видеть муж, низачто и никогда.

— Мне нравятся черные джинсы и эта милая толстовка с медведями, как думаешь? — закусываю дрожащие губы.

— Да,да,да, — тычет на меня пальцем.

— Вот и решили, — раскладываю на кровати и иду выбирать наряд себе, приглядываю за малышом.

Пожалуй тоже надену черные джинсы и черную прозрачную блузку, сверху черный пиджак, на ноги красные лодочки и красная сумка.

— Мир! — грубо, голос мужа.

— Да? — дергаюсь, выхожу к ним.

— Ты оставила его на высокой кровати, — глаза сощурил, — Чем ты думала?

Начинаю дрожать, ноги становятся ватными, воздуха не хватает. Все становится тяжелым от его жесткого настроения.

— Не понимаю Амиран, — шепчу, стараюсь держаться гордо подняв подбородок вверх.

— Чего ты не понимаешь? Что он мог упасть? — слишком резко, указывает на меня пальцем.

Хочется забежать в ванну, закрыть дверь и проплакать, прятаться. Останавливаю себя, вечно бегать не будешь. Делаю глубокий вздох насколько это возможно, прогоняю страх перед зверем.

— Послушай, — выставляю перед собой руки, — я в метре от него и слежу, чтобы он не упал.

— Я тебя не увидел, когда вошел, а он был на краю, — не сбавляет оборотов.

Всё, точка, мысли о ребенке начали одолевать меня, пробираясь во все уголки разума.

— Одень его пожалуйста. Я соберусь и выйду, дайте мне минут двадцать, — разворачиваюсь на автомате и иду в ванную комнату.

— Мирослава, что с тобой? Ты меня слышишь? — его голос, крики, звонкий голос малыша где-то на втором плане.

— Двадцать минут Амиран, — закрываю за собой дверь и медленно скатываюсь на пол, обнимая себя руками. Мира, девочка, прошу тебя дыши, раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре. Чувствую грань истерики, но не позволяю себе провалиться туда, не позволяю насладиться мыслями о ребенке, о наше жизни вдвоем, если бы я только сделала другой выбор и после ужина улетела обратно в Италию. Если бы я только могла вернуть все назад. Моя девочка, кажется я нуждаюсь в тебе больше чем в ком либо.

— Мир, все в порядке? — стучит в дверь.

Собираю всю силу воли, чтобы не послать его к черту и не устраивать истерик.

— Да, любимый, я скоро, — поспешно встаю, от чего кружится голова. Смотрю на себя в зеркало. Да уж, тридцать не за горами, стоит наверно слегка отдохнуть наедине с собой. Наношу нюдовые тени, тонкие стрелки, темно-розовую матовую помаду, чуть румян, высокий хвост и готово. Так уже намного лучше.

— Вы сегодня будете моей охраной? — эффектно появляюсь в спальне.

— Да, красотка, — его настроение уже игривое.

— Тогда я оденусь, пара минут господа, — наиграно улыбаюсь, напоминаю себе, что через минут десять станет легче и злость и обида пройдут.

— Мы сегодня все на стиле, — подмечаю, что мои парни одеты практически одинаково, только вот у нашего папы дырки на коленках и свитер крупной вязки, на ногах черные кроссовки.

— Ты не устанешь на них? — указывает на обувь.

— А мы собираемся куда то помимо студии? — хватаю сумку и ноутбук.

— Нам нужно купить для него стульчик, столик, игрушек, знаешь такие детям обычно нужны, — смеется, уверенный в себе, его уверенность распирает вокруг давя на мою неуверенность.

— Предлагаю заказать все на сайте, — ну уж нет, ходить по детским магазинам я не согласна.

— Посмотрим, поехали, — выходит с парнем на улицу.

— Мой малыш, ты сегодня дома, — сажусь, целуя Моро в лоб, — Не скучай, хорошо, вечером с нас прогулка.

Малыш провожает нас виляя хвостом.

— Переживаю за него, он один не оставался тысячу лет, — рассматриваю нас в лифте, выглядим как семья, даже наш папа кажется не таким грозным с растрепанными волосами.

— Мирослав, ты слишком обеспокоена собакой, но совсем не печешься о детях, — упрек, который заставляет меня сжать зубы и гневно посмотреть прямо в его бесстыжие глаза.

— Да, беспокоюсь, за всех, одинаково, — чеканю отдельно каждое слово, — У меня в крови беспокоиться за тех, кого приручили. Но откуда вам знать, Амиран Бесарионович.

Выхожу из лифта, направляясь в сторону парковки к своему Porsche.

— Я поведу, но сначала переставим кресло, — идет с ребенком к мерседесу и пытается отстегнуть детское сиденье, злится.

— Тимур, иди ко мне, папа слишком горд, чтобы просить помощи, — улыбаюсь ребенку. Гора встает в полный рост, напирает на меня, прижимая к машине.

— Доиграешься, — цедит, вполне серьезно.

— Поставь ребенка, так будет безопаснее и быстрее, — не реагирую, смотрю только на нашего кудряшку, который заставляет меня улыбнуться.

Всю дорогу напряжение хоть ножом режь. Молчим все. У студии муж решает нарушить тишину и как ни в чем не было спрашивает про организацию показа нашей коллекции свадебных платьев. Реагирую спокойно, уговариваю себя не злиться и отступить. А в студии меня полностью захватывает Петруччо в невероятно крутом сером костюме на голое тело. Он мелькает среди моделей помогая им с примеркой, я оцениваю образы и смотрю правила рассадки с организаторами, пока мои парни знакомятся с кофемашиной, тканью и какой-то высоченной русоволосой девкой.

— Кто это? — толкаю Яра в бок.

— А это, — говорит так, словно знает ее сто лет, — Кристен, она сейчас популярна, ты бы хоть за трендами да новостями следила подруг.

— За это у нас отвечаешь ты, — продолжаю пялиться на то, как это льстивая полуголая сука улыбается моему мужчине и заигрывает с маленьким Тимуром.

— Ты сейчас ее испепелишь взглядом, — шепчет Яр, — девочки, все отлично, свободны, следующая примерка через пару недель, финальная! — вокруг аплодисменты и только Кристен продолжает строить глаза, не обращая внимание ни на кого, кроме Тваури.

Подхожу к ним быстрее, чем успеваю придумать, что сказать.

— Добрый день, вы участвуете в показе? — приветливо улыбаюсь.

— Да, конечно, у вас невероятная коллекция, — нехотя переводит свой заинтересованный взгляд на меня.

— Благодарю, — встаю перед ней закрывая мужа насколько это получается, из-за моего низкого роста они практически продолжают смотреть в глаза друг друга.

— Я пожалуй пойду, — улыбается мне, — Приятно было познакомиться Тимур, — трогает малыша за щеки.

Ревность сваливается в душе грудой камней.

— Да, стоит примерить хотя бы одно из них, — указываю на манекены, — А не любезно строить глаза моему мужу, — складываю руки перед собой и наблюдаю как улыбка испаряется с ее милого молодого личика.

— Извините, — птичка упорхнула, не стала устраивать истерик за что ей большое спасибо.

— Мирослава Витальевна, — усмехается чертов Аид, — ревность — это порок.

— Что? — продолжаю наблюдать за переполохом в зале.

— А ты резка с молоденькими девочками. Ребенку и двадцати нет, — пытается все перевести в шутку.

— А ты все знаешь, — разворачиваюсь к нему. запрокинув голову наверх, чтобы взглянуть прямо в глаза.

— Ага, слежу иногда за Тугушевским бизнесом, — намеренно заставляет меня ревновать.

— Вот оно как, — машу другу, — Мы поехали, заезжай на следующей недели, как раз вернемся.

Вечер дает возможность утонуть в семье, забыть все конфликты. Наслаждаться совместными покупками для мальчиков. Для всех мужчин нашего дома, включая новые перчатки для Матвея, потому что подаренные Волком слишком просты. И конечно же Моро нужен новый наикрутейший ошейник с шипами. А нашему папе очередная игрушка с аукциона в гараж за несколько миллионов. Наши мальчики не дают нам побыть вместе устраиваясь всем цыганским табором на родительской кровати. Мечтаю только о том, чтобы побыть наедине с собой. Нужно больше воздуха, поплакать, пожалеть себя, помечтать.

Глава 3

— Милый, поляки удивительные люди, — шепчу на ухо, придерживая Аида за локоть.

— То ли еще будет милая, смотри в оба, — усмехается, улыбаясь мужчинам в пиджаках и галстуках.

Муж как всегда великолепен. Серый костюм-тройка на узкой талии смотрится великолепно.

— Кому сегодня стоит улыбаться? — осматриваю красивых женщин вокруг. Полячки невероятные, стильные, статусные, дорогие я бы сказала, открыто смеются и проявляют другие эмоции, не скрывают недовольство. Создается впечатление, что они имеют полную власть над своими мужчинами.

— Мирослава, Амиран, — к нам подплыл седовласый мужчина с бледно-голубыми глазами, ростом почти с мужа.

— Николас, — поприветствовал муж.

— Как вам наш вечер? — обводит руками роскошный банкет на террасе, — День рождения единственной дочери как никак, а у вас есть дети? — заинтересованно смотрит на меня ожидая ответа.

— Да, два мальчика, — улыбаюсь во весь рот, допивая второй бокал.

— Амиран, да вы счастливчик. Красавица жена и два наследника, — меняет мой бокал на полный.

— А вот и моя Кристин, — указывает на длинноногую красавицу на сцене, девушку, которую я уже видела и которая мне не понравилась. Твою мать, надо же было так попасть. Чертов лгун.

— Вау, это ваша дочь, — начинаю играть восторг и восхищение, наверняка выгляжу как пиранья в этом алом платье и с красной помадой на пухлых губах, точный маяк.

— Да, моя красавица, дефилирует на вашем показе Мирослава, — хлопает в ладоши, пока девчонка произносит речь на польском.

— Извините, отойду на пару минут, звонок, — разворачиваюсь к мужу, обвожу рукой его шею, заставляя наклониться к себе для скромного поцелуя в щеку, — Я на минутку милый лжец.

Врываюсь в сад, пытаюсь найти безлюдное место. Никого нет, отлично. Со стороны не небольшая кучка парней курят и яростно что-то обсуждают. По форме понятно, что обслуживающий персонал.

— Не угостите? — показываю на их сигареты и подношу пару пальцев к своим губам.

Молодежь, лет по 20, понимают без слов, дают и сигарету и прикурить. Отхожу от них к лавочкам в саду, сажусь на одну из них, запрокидывая голову назад.

— Устали? Эти вечера утомляют, — на ломаном русском, что удивило меня.

Открываю глаза, возвращаясь в исходное положение поправляя высокую прическу. Вижу перед собой высокого сухого рыжеволосого мужчину в черном большеватом костюме и причудливом бордовом галстуке.

— Русский? — затягиваюсь, задавая бестактный вопрос.

— Мама чистокровная, папа поляк, — улыбается, показывая ровные зубы, — Ян, можно?

— Мирослава, присаживайтесь, — докуриваю, — отвратительный табак.

— О да, курить здесь нечего. Значит вы жена грузина? — усмехается.

— Ага, — стараюсь спрятать свою злость и отчаяние.

— Повезло этому ублюдку, извините уж, — тушит окурок о мусорное ведро.

Становится не по себе, что этот тип может выкинуть? У меня даже оружия нет, да и как оно поместиться в эту крохотную черную сумочку.

— Я бы не советовала так говорить о моем муже при мне, — пытаюсь вырулить ситуацию, все еще улыбаясь, как идиотка.

— Да что вы Мирослава, я же восхищаюсь, — смеется, — Учились вместе и всегда ему достаются лучшие девчонки. Увел у меня невесту однажды, — встал напротив меня, спрятав руки в карманах брюк, — Сложно было с ним конкурировать, все хотели побывать в его постели, я то думал никогда не женится, а ему досталась чудесная женщина.

— Благодарю, пожалуй пойду, — не забочусь об оставленном бокале, направляюсь обратно в зал, только бы скорее почувствовать себя под защитой и рассказать мужу эту скверную историю.

Ищу Гору глазами, хочется уйти отсюда. Стройная красавица в бежевом платье, которое оголяет ее длинные ноги, стоит и бесстыже строит ему глазки, накручивая на палец длинные локоны.

Боже, как он смотрит на нее, этот блеск в глазах, подает ей бокалы и бережно берет ее ладонь, чтобы поцеловать, позволяет ей гладить себя по плечу.

Закипаю от злости, ненавижу его, ненавижу все. Горечь во рту не запить спиртным. Разворачиваюсь, упирая глаза в пол, чтобы ни дай Бог никто не заметил моего отчаяния. Достаю телефон и судорожно вожу по экрану в поисках приложения такси. Решение приходит за одну секунду — аэропорт, благо документы с собой. Пять минут ожидания превращаются в пытку страхом быть пойманной, на улице ведь еще светло. Все увидят мой побег или его попытку.

Выхожу в аэропорту, все вокруг оглядываются, конечно не каждый день увидишь даму в красном вечернем платье, садящуюся в обычный эконом и яростно тыкающу в экран телефона на взлете. Не знаю, что написать, делаю фотографию из иллюминатора и подпись “go to home”. Ублюдок, захотелось ему значит развлечься, за что мне это?

Весь полет наблюдаю за молодой мамочкой, которая качает младенца на руках, мило просит его не кричать, воркует с ним в своем мире. Пару раз смахиваю слезу с щек, стараюсь уснуть, чтобы успокоить мысли в голове. К концу полета ощущаю, что от меня воняет перегаром, а во рту словно кошки сдохли. Заказываю такси, игнорируя все сообщения и звонки от мужа. Пусть развлекается сукин сын, как хочет.

Быстро привожу себя в порядок. В доме одиноко без рычащего малыша, Матвея. который сейчас у Тугушева. А множество коробок ждут маленького кудряшку. Хм, Тимур и десять вечера, глупо, Мира, глупо, мальчик скорее всего спит.

— Ди, привет, не разбудила? — надеваю черный спортивный костюм.

— Привет, нет, только уложила мальчиков, — смеется.

— Отправь мне пожалуйста номер Мариам, не спрашивай ничего, — полна решимости, беру ключи от Porshe в котором есть кресло. Не хочу оставаться здесь одна. Ему нужна мама, а я могу это дать сполна, раз его отец решил развлечься с очередной девочкой.

— Хорошо, сейчас, — отключается.

Завожу мотор набирая номер, чуть трясет от волнения, проигрываю в голове разговор.

— Да, слушаю, — приятный сонный голос.

— Добрый вечер, Мариам — это Мирослава, извините если разбудила, — выруливаю на дорогу.

— Да, Мирослава, что-то случилось? — строго.

— Я прилетела, еду за Тимуром, — выстраиваю маршрут до старой квартиры.

— Он спит, — жестко, ей не нравится.

— У меня есть кресло, я уже выехала, буду через десять минут, — не даю возможности ответить, кладу трубку.

За десять минут мне раз двести хочется повернуть назад, но страх остаться одной и превратиться в комок боли намного сильнее. Мечта провести выходные с маленьким парнем, разбирая его покупки ворвалась в мою голову абсолютно внезапно и завладела мной, согревая изнутри, отодвигая все дерьмо на второй план.

— Добрый вечер, — в дверях стоит грозная недовольная женщина в голубой пижаме и длинном халате, руки держит перед собой, закрыта.

— Добрый вечер, приехала за Тимуром, — пытаюсь пройти внутрь, но она преграждает мне путь, — Ну ладно Мариам, в чем дело?

— Ты приехала за моим внуком, но ему ты абсолютно чужая, — зло.

Боже, как же ей больно. Морщусь от неприятного столкновения.

— Я не чужая ему Мариам, — стараюсь улыбнуться, но губы дрожат от напряжения.

— А то как же, мой сын не отвечает на звонки, я не отдам тебе ребенка, — смотрит прямо в глаза.

— Хм, — усмехаюсь, закусывая губу, — как быстро вы меняете лагерь. Ваш сын развлекается… — обрываю себя на полуслове.

— Это ваши проблема Мирослава, вам нужно разобраться в этом. Тебе нужно поговорить с ним и не строить из себя невинную жертву, — отчеканила она размахивая руками.

— И в чем же я по вашему виновата? — губы дрогнули, чувствую приближение слез.

— Я не говорила этого, — запинается отводит глаза, плечи уже не так напряжены.

— А то как же, вы же видеть меня не хотите после всего… — прохожу в холл, любуясь дворцом через витражные окна, вспоминая моменты здесь несколько лет назад. Сколько же мы упустили тогда?

— Мирослава, — тяжело вздыхает.

Конечно, а что на правду скажешь.

— Давай выпьем чаю, — приглашает на кухню.

— Хорошо, — прохожу усаживаясь за стол, — только я к чаю ничего не взяла, извините, — развожу руками.

— У меня все есть, — начинает суетится и передо мной появляется белая чашка с чаем, какие-то пирожные.

— Нравится Италия? — указываю на десерт.

— Да, только квартира для меня слишком большая, хочу в Москву, — карие глаза в момент становятся стеклянными.

— Мариам, все ваши дети здесь, — прячусь за чашкой вдыхая приятный запах мяты.

— Мой муж там, девочка, — вытирает слезы.

— Он бы хотел, чтобы вы были с внуками и заботились о них, — пытаюсь ее успокоить и не заплакать.

— Да, он бы сам хотел быть с ними Мирослава, — отпивает чай, шмыгая носом.

— К сожалению, — не нахожу слов утешения.

— Мы ведь столько лет вместе, почти пятьдесят, я вышла за него замуж совсем девчонкой, — вытирает слезы салфеткой.

— Мариам, у каждого свой срок, прошу не вините никого в его смерти, — ищу понимание в глазах.

— А я и не виню девочка, неужели ты думала, что я буду винить тебя?

— Да, именно так и думала. Почему вы тогда избегаете меня?

— Я видела какую боль перенес мой сын из-за тебя и твоих секретов, — машет головой, — это сложно простить дочка, на это был способен только мой муж, который трезво смотрел на поступки младшего сына, но я не могу, я мать, — шепчет с досадой.

— Понятно, — отворачиваюсь к окну, смотрю на город.

— Я бы хотела чтобы он был счастлив и мой внук был счастлив, но это не возможно пока вы вместе, — она говорит слишком очевидные для меня вещи, то на что я закрывала глаза и не могла признаться себе.

— Когда вы вместе — это приносит столько несчастья Мирослава, — шепчет, — Ты ведь сама его не любишь. Тот мужчина, что прилетел на следующий день после аварии, что затеял драку с Амираном, Давид кажется, твой любовник с которым у вас была семья. Почему же ты не осталась с ним?

Не могу сдержать слезы от досады, зажмуриваю глаза ловя навязанное чувство вины. Я даже не предполагала, что Волк был рядом и была драка. Но я четко помню то чувство отчаянния в последнем звонке.

— Давид не любовник, он близкий человек, — рассматриваю свой красный маникюр.

— Этому мужчине ты звонила последний раз. Этот мужчина сидел возле тебя неделю пока мой сын хоронил отца. Вы не любите друг друга, они были прекрасной парой с Тамарой, — плачет. Продолжает резать меня на куски.

— В ее смерти наверно тоже я виновата? — поворачиваюсь к ней и смотрю прямо в бесстыжие глаза, которые ищут виноватого в своих бедах, — Чего вы молчите? А в смерти моего отца тоже я виновата? Виновата, что ваш сын опасный человек с плохой репутацией? А может я виновата в том, что ваша дочь жива?

— Мирослав, как ты можешь? — ее губы затряслись.

— Я виновата только в своих потерях — давлю, вставая со стула, опираясь руками о стол, — Я хотела жить, дышать, хотела семью, я хотела ребенка! Я люблю вашего сына до сих, сколько бы боли он мне не принес! — кажется я потеряла себя в своих чувствах к нему, потеряла мир вокруг, потеряла всё.

— Что здесь происходит? — в комнате появляется Гора, злой, в том же костюме в котором был на вечере, только без галстука.

— А, ты! Как развлечения с молоденькими девочками? — переключаю свое внимание, выходя изо стола.

— Что ты несешь? Ты пьяна? — с презрением.

— Я пьяна? — подхожу к нему и прежде чем подумать замахиваюсь, слышу шлепок и ощущаю огонь в руке, — Ты чертов изменщик, понравилось?! — начинаю кричать.

Стремительно хватает за горло, сжимая руку так, что дышать становится трудно. Его ноздри раздулись, а глаза потемнели, мощный подбородок вышел вперед.

— Что ты несешь? — спокойно, растягивая слова.

— Тебе же понравилась та девка, какого хуя ты мне соврал? Захотел ее?! Да?! — пытаюсь оторвать его руку, хриплю.

— Мирослава перестань, здесь моя мать, наверху спит сын, — сжимает руку еще сильнее и я начинаю задыхаться ловя открытым ртом воздух, — Зачем ты устраиваешь этот концерт?

— Отпусти, — чувствую давление, в глазах мелькает темнота.

Когда я нахожусь у пропасти во тьму, муж расцепляет ладонь, позволяя мне упасть на стул, ловить жадно воздух, морщиться от боли в легких.

— Зачем ты приехала сюда? — расхаживает передо мной в своих начищенных черных туфлях.

— За ребенком, — прячу глаза.

— В таком состоянии? Ты хотела забрать моего ребенка в таком состоянии? — возмущение, — Мирослава, тебя нельзя оставлять с детьми ни на минуту одну!

Пытаюсь встать, но внутри словно скрути в узел, словно дали под дых. Оступаюсь несколько раз, падая обратно, голова кругом. Кое как стою на дрожащих ногах.

— Ты считаешь меня больной? — опираю о столешницу, — И поэтому развлекаешься с молоденькой девчонкой, я тебя уже не удовлетворяю?

— Перестань, — срывается на рычание, — Здесь моя мать, она не должна слышать твой бред! Твою ревность и сексуальную неудовлетворенность, — тычет в меня пальцем.

— Хм. Как у тебя все складно выходит, защищаешь семью да? — вытираю ладошками мокрые щеки, — Я не в их числе, — проглатываю слюну с привкусом горечи.

— Мирослава, — его губы дрожат, зажимает глаза пальцами.

— Хм, никто из вас не был ценнее мой девочки, — начинаю дрожать, — Господи, какая я дура! — кричу, — Моя девочка — это все что было у меня, все что дорого мне и я потеряла это, — зажмуриваю глаза, пытаясь собраться с мыслями, — Но никто из вас этого не стоил, — шепчу, смотря в стеклянные глаза и лицо отражающее боль.

Не нахожу ничего лучше, чем бежать прочь на ватных нога. Спуститься по лестнице перепрыгивая через две ступени, залезть в свою машину и рвануть куда угодно, просто по дороге, потеряться, но только подальше оттуда, далеко-далеко. Останавливаюсь на заправке через несколько километров, когда бензин на нуле. На улице холодно, ни есть ни пить не хочется. Смотрю на карту, отлично, не далеко от побережья, нахожу маленький скромный отель, заселяюсь в уютный номер с белыми простынями и маленьким балкончиком. Заваливаюсь на кровать и позволяю себе вдоволь порыдать, свернувшись калачиком. В голову приходят много мыслей, они устраивают ураган, но одна из слишком отчетливая. Он получил однажды то, что хотел, сейчас он хочет абсолютно другое и это не я. Господи, любить мужчину без малого десять лет, ждать его, прощать. И отпустить, надо было сделать это еще в Москве, но разве он бы позволил? Мне нужно их прощение, но никак не осуждения, потому что саму себя я простить не в силах.

***

Утро выдалось пасмурное, отражающее мое настроение.

— Давид, привет, — хриплю в трубку нового телефона.

— О, Вольная, а тебя тут обыскались, ты где? — удивлен.

— Как у вас дела с Матвеем? — перевожу тему, лежа на кровати в апартаментах, рассматриваю картины на стене.

— У нас все хорошо, но вот Бес рыщет, — присвистывает.

— Можно он побудет у тебя еще недельку, я же ничего вам не сорву?

— Смеешься? — улыбается, — Я буду рад, что он со мной, выберем ему крутой итальянский костюм, обрежем эти дреды, — мечтательно.

— Тугушев, спасибо тебе большое, — плачу, я могла быть счастлива с ним, но почему у нас не получилось зачать ребенка? Почему судьба распорядилась иначе?

— Вольная, с тобой все впорядке?

— Да, хочу отдохнуть, побыть с собой наедине, не сдавай меня пожалуйста, — вытираю нос, зарываясь в белоснежные простыни.

— Ты сняла наличные в пятидесяти киломметрах от Генуии детка, будь готова он очень зол, выглядит отвратно, в помятом костюме, — пауза, — Хочешь я приеду?

Конечно хочу спрятаться, хочу вернуть все назад в Москву, в тот вечер в клубе, когда он улыбался мне.

— Нет, спасибо, позже позвоню, поцелуй Мота за меня, — кладу трубку, сжимаю соседнюю подушку.

Почему у меня не было мыслей приехать сюда будучи беременной, провести наедине несколько месяцев? Глупая. Но ведь ничего не вернешь назад, ничего.Что он выкинет на этот раз? Пристрелит меня на месте? Или выволочь из комнаты? Остается только расслабиться и ждать. Мой Моро остался со злым папой, надеюсь он позаботиться о собаке. Проваливаюсь в сон от усталости.

Глава 4

— Ты жива, жива, я убью тебя когда-нибудь, если ты хоть раз еще выкинешь подобное, — голос мужа во сне.

Мягкие поцелуи везде: лицо, грудь, щеки. Пытаюсь перевернуться, уйти от него, сбить сон, но не получается. Слишком тяжело дышать, словно сверху навалилась груда камней.

— Когда же ты перестанешь сбегать от меня, девочка? — грубо касается бедер под одеялом, ужасно пахнет спиртным и потом.

— Амиран? — открываю глаза, да он, весь измученный и помятый.

— Детка, все хорошо? — гладит по животу.

— Да, ты плохо пахнешь, — отворачиваю его лицо ладошками.

— Ты сорвала мне сделку ревнивая девка, потерпишь, — кусает за грудь.

— Амиран, нет, — вяло брыкаюсь в его руках.

— Аааа, — кричу, когда голова начинает кружиться от того, что он перекинув меня через плечо, потащил куда-то.

— Где душ? Этот? — возмущается, — Да вы издеваетесь, я не умещусь сюда, — смеется, наклоняется куда то и на меня льется холодная вода.

— Перестань, перестань, — визжу, пытаясь увернуться от ледяных капель.

— Сейчас привыкнешь, — ставит меня на ноги и залазит под воду в своем костюме, — помоги мне раздеться.

В маленькой кабинке нам не развернуться, поэтому прижимаюсь к нему, все еще вздрагивая от воды.

— Помоги мне детка, ну же, — опирается о кафельную стену надо мной.

Помогаю ему избавиться от рубашки, спускаю вниз брюки и боксеры, не обращая внимания на эрекцию. Разворачиваюсь к нему спиной, чтобы не пришлось смотреть в глаза, регулируя воду и ищу среди пакетиков гель для душа.

— Я готов тебя разорвать, — хватает рукой за талию и прижимает к себе, — ты хоть представляешь какую сделку ты сорвала? — шепчет на ухо.

— Ради этой сделки обязательно было обхаживать дочь компаньона? — показываю ревность, не контролируя себя.

— Хахахах, — закатывается басом, хватая из моих рук маленький пакетик, пытается разорвать перед моим носом, — Черт, как разрывать эти маленькие пакеты? Сделай! — сует мне в руки.

— С любовницами гандонами не пользуешься? — говорю быстрее чем думаю.

— Я тебя сейчас так оттрахаю так, что ты забудешь про все вокруг Мирослава и единственное, что будет в твоей голове я, я и только я, — проводит руками по моему животу, вниз, бедра, сжимает задницу.

Контроль уходит как и ревность, остается лишь желание. Дрожащими руками разрываю пакетик и выдавливаю гель на ладонь. Затем на его большую лапищу.

Намыливаю себя, шею, грудь, бедра. Подставляя тело под теплую воду, наслаждаюсь.

— В моей голове и так ты, ты и только ты Амиран, — признаюсь с досадой.

— Малышка, девочка, да я с ума схожу по тебе, мы вместе 24 на 7 чем я заслужил такое недоверие? — гладит мою грудь, чуть сжимая, передвигает меня к стене, чтобы принять на себя всю воду.

— А чем я заслужила статус психбольной? — упираюсь лбом в белую плитку.

— Я волнуюсь за тебя девочка, за твое здоровье, — говорит как между прочим, занимаясь своими волосами.

— Поэтому всех отгораживаешься от меня? Я не плохая мать Амиран и думаю отличная жена, но благодаря тебе и твоей семье я чувствую себя больной, — голос переходит на шепот в плитку.

— Ты лучшая девочка, умная, красивая, слегка ревнивая и эмоциональная, чересчур, а вот жена никудышная, — усмехается, — Сорвала будущему мужу сделку на несколько миллионов, переносишь свадьбу несколько лет, точно никудышная.

Смеюсь, закусывая губу, — Амиран, — хочется осесть от досады. Как у него так легко выходит внушать мне чувство вины.

— Мой Мир, я зол, очень зол, — поднимает меня за задницу, заставляет прогнуться в пояснице, — Я хотел этого тем вечером, думал, что же ты подготовишь для меня, — провел пальцами по дырочкам, размазывая влагу, водя туда-сюда, мучая меня.

— А ты приготовила мне ревность, досаду, — шлепает меня по заднице, — Скандал, какой пожар ты учинила! — резко входит в меня, заставляет прилипнуть к плитке грудью, — Я зол.

Рычит как зверь, проникая в попку пальцем.

— Нет, нет, Амиран, нет, — пытаюсь вырваться. Боже как стыдно.

— Девочка, да. Ну же врушка, расслабься, тебе же понравилось в Париже, я помню, — смеется, а я краснею.

— Это был Париж, я была пьяна, — задыхаюсь, воспоминания той ночи подливают масло в огонь.

Все происходит слишком быстро. Я куклой мотыляюсь в его руках, а он не сдерживается, ни на секунду, его не заботят ни мои шлепки о стену, вода, дикие крики. Его заботит только собственное удовольствие, весь секс превращается в вымещение злости, но это не мешает мне, кончить несколько раз, пока он внутри, рычит, кусает, хватает за волосы, вдыхает меня словно я его воздух. Схожу с ума, невозможно не любить.

***

— Звони Волку, мы заберем Матвея, все дети будут дома, — уверенно ведет мой Porshe.

— Пусть развлекаются, ничего страшного, мы с Тимуром пока обживемся, — смотрю в окно на приближающийся город, нет желания возвращаться, — Да и мы могли бы неделю задержаться на побережье.

— Не могли, у меня много перелетов намечено на месяц, а у тебя показ, — даже не смотрит в мою сторону.

— Что значит у тебя? — разворачиваюсь к нему полностью, да уж, майку я ему маловатую купила, то ли белый цвет делает его еще больше, чем он есть на самом деле.

— Черта с два, больше ты со мной не полетишь Мирослава, сорванные сделки мне ни к чему, переживания за тебя тоже. Дома под охраной, — скрестил наши пальцы и поцеловал меня в руку.

— Мне не нравится это, — одергиваю ее обратно, сцепляя пальцы на колени.

— Зато летать в экономе и устраивать концерты тебе понравилось, но больше я тебе такого удовольствия не доставлю любовь моя, уж извини, — отвожу глаза в боковое окно, таким бескомпромиссным я его никогда не видела. Даже не знала, что может быть таким.

— Амиран, ты так решил лечить недоверие? — говорю тихо, пытаюсь прощупать почву.

— Да, — резко.

Поворачиваюсь к нему, чтобы возразить, но вижу его с телефоном у уха. Стараюсь уловить суть разговора, но едва ли мне это удается. Бешусь. Сколько можно знать языков. По одной женщины на каждый, ну конечно же.

— Завтра у меня Греция детка, затем снова Польша, — отчитывается. Не удивлюсь, что он читает мои мысли, хотя по моему лицу и так понятно.

— Показ через три недели, затем свадьба, ты хоть на одном из мероприятий будешь? — стараюсь не язвить, но выходит плохо.

— На всех, я же обещал, — осматривает меня, пока мы стоим на светофоре.

— Мы едем к твоей маме? — замечаю, что направляемся к дому.

— Нет, они у нас, — заворачивает на парковку, — Только прошу тебя, не реагирую остро.

— Я извинюсь, если это надо, — выхожу из машины, не дожидаясь его.

— Ты кончила несколько раз, — сощурив глаза, смотрит на меня, изучает.

— И что? Это должно сделать меня счастливой? — стою напротив него, нагло оперевшись плечом о стену лифта, словно какой-то босяк.

— Хм, — усмехнулся, — ну да, а что бы сделало тебя счастливой? — сложил руки на груди.

— Машина времени, — выдыхая выхожу из лифта и стремлюсь скорее оказаться в квартире, среди людей, потому что не готова ответить за свои высказывания.

— Вы приехали, — на встречу вышла Мариам, в черном льняном костюме, вид у нее довольно уставший.

— Добрый вечер, — прохожу на кухню, — извините меня за то, что произошло ночью, — осмеливаюсь поднять глаза и вижу слезы.

— Дочка, это ты меня прости, — срывается с места и зажимает меня в объятиях. Вдыхаю приятный аромат, переступаю через свою гордость и обнимаю в ответ.

— Добрый вечер дамы, — в комнату вошел муж с Тимуром на руках, — Закажем еду? Мы проголодались.

— Ничего не надо, я все приготовила, — женщина засуетилась возле плиты. Только сейчас замечаю маленькие кастрюльки.

Боже из чего же она готовила, ведь в холодильнике ни черта нет, как стыдно.

— Я заказала доставку продуктов, я часто пользуюсь их услугами, прекрасно, языковой барьер не мешает, — улыбается нам.

— Спасибо большое, может помочь? — трогаю щеки ладонью, горят, еще бы. Хозяйка из меня отвратительная.

— Да, покорми внука, — дает мне маленькую голубую тарелочку с медвежатами и резиновую ложку.

— Да, конечно, только руки вымою, — сбегаю в ванну прежде чем кто-то что-то скажет.

Смотрю на себя в зеркало. Да девочка, вид у тебя испуганный. Похожа на загнанного в угол зверька, расчесаться бы не помешало и выспаться. Ополаскиваю лицо и руки, надеваю домашний легкий кремовый костюм, заплетаю темный платок на голове, убрав него все волосы и выхожу к ним. Муж уже переодет в спортивные штаны, кормит нашего тихоню.

— Я почти закончил, — указывает на тарелку из которой Тима выковыривает последние остатки еды.

— Извините, задержалась, — присаживаюсь за стол и приступаю к своей порции рагу с мясом, — Как вкусно, я тысячу лет не ела, спасибо, — не поднимаю глаза, не хочу видеть их строгие взгляды.

— Да, вам стоит завести повара, — прокомментировала женщины, — если ты не успеваешь.

— Я пригласил Нину со следующей недели, надеюсь ты не против, — взглядом делает во мне дыру до тех пор, пока я не поднимаю глаза.

— Отлично, благодарю, — улыбаюсь малышу, который пьет из поилки.

— Мариам, вы останетесь сегодня у нас?

Ох как бы мне этого не хотелось. оставаться одной в кровати с разгневанным Аидом Я я нет желания. А судя по тому как раздуваются ноздри его ровного, скульптурного, мужского носа и по тому как он спокоен и тих — этот мужчина просто горит изнутри. и тяжесть этого гнева чувствуется в воздухе, делает его тяжелым, невыносимо тяжелым.

— Нет, я поеду к себе, завтра Диана привезет Льва рано утром, они улетают на отдых, — кротко улыбается.

— Да, — прикрываю глаза и опускаю глаза в почти пустую тарелку.

На удивления все молчат весь оставшийся ужин, даже Моро облюбовал место на террасе, куда перетащил свою любимую подушку с дивана. Только к ночи я заметила, что даже разбирая коробки с игрушками, пледами, одеждой для Тимура мы молчали. Он молча собирал манеж и ящики для игрушек, молча отнес все это в одну из спален, куда перенес его кроватку. Я в свою очередь расставила там светильники, деревянного коня, новые машинки, книги.

Тишину нарушила только одна его фраза “мне надо поработать, ложитесь без меня”. С этими словами он скрылся в кабинете, который когда-то готовил для себя самого.

— Мой мальчик, ты не заболел? — укутавшись в плед сажусь на низкий пуф.

— Я переживаю, — глажу нашего рычащего ребенка по голове, чешу за ушами, но не получаю довольного урчания в ответ или виляния хвостом.

— Знаешь, эти бокалы для вина слишком маленькие маленькие мой друг, — допиваю сухое до последней капли, — но за вторым не пойду, сегодня у нас в кровати малыш.

Моро навострил уши.

— Ах вот как тебя надо подкупать, ты обиделся, что у тебя отбирают внимание? — прижимаю его тушу к себе.

Звонко гавкает и начинает топтаться по моим ногам.

— Ну все, тихо тихо, не разбуди, — пытаюсь угомонить его, за что получаю хвостом.

— Сейчас я позову нашего папу и будем ложиться, — чмокаю в лоб Моро, оставляю бокал на стойке и иду к кабинету. Сердце бешено стучит, словно там страшный зверь, а не мой любящий муж.

— Да

— Да я же сказал, что прилечу через пару дней, увидимся

— Обещаю тебе

— Послушай, она остается в Милане, нам никто не помешает

Его английский безупречен. Во рту становится горько, а органы внутри подрагивают от волнения. Прислоняюсь к холодной стене и пытаюсь не сползти вниз, держусь.

— Я же обещал тебе, значит так и будет, до встречи.

— Только обязательно дождись меня там, в Милан полетим вместе, да как тогда, тебе же понравилось?

— Спокойной ночи, — улыбается, ему хорошо.

Дышу, кусаю губы, стараюсь не плакать и не подавать вида, что ревную и тем более, что слышала этот однозначный разговор. Раз, два, три, стучу в дверь.

— Да, — рявкает его настроение быстро сменилось. Хм, значит причина во мне.

Не осмеливаюсь входить,делаю всего шаг от двери, — Ты идешь спать, любимый? — голос предательски дрожит.

— Подслушиваешь? — отрывается от монитора, пронзительно смотрит на меня, сдвигая прямоугольные очки в темной оправе на нос.

— Нет, — перехожу на шепот, прочищаю горло, — Нет, так ты идешь? — киваю в сторону спальни, не осмеливаюсь посмотреть открыто на дьявола.

— Нет, — грубо, — у меня дела, ложитесь без меня. И еще

— Да, — поднимаю глаза, смотрю куда угодно, только не на него.

— Возьми Тимура к себе, — кивает.

— Это все? — хочу скорее уйти.

— И собаке не место в кровати, — режет по живому.

— Амиран, но, — обрывает на полуслове.

— Я сказал нет, ты же поняла? — снова уставился в монитор и не обращает на меня никакого внимания.

— Как я ему объясню это ты же понимаешь, что он обидится, будет лаять. Забери его тогда сюда, к себе, — бубню под нос, не повышая тон.

— Я позже выйду, заберу, — указывает взглядом на дверь.

Опускаю глаза и ухожу, нет сил ему перечить, нет сил спорить, воевать и доказывать свое. Может быть я его задела или помешала резвиться с той девчонкой?

Забираю Тимура из спальни, укладываю среди подушек, ложусь рядом и не могу уснуть. Сердце бешено стучит, не хочет успокаиваться, тревожно за собаку. Лежу больше часа и смотрю на террасу через витражные двери и окна. Встаю, чтобы проверить забрал он Моро к себе или нет. На носочках иду, как мышь, боюсь услышит кто-то. Господи в собственном доме не ловко.

— Моро? — шепчу, вглядываясь в темноту.

Что-то врезается мне в ноги, — Мой мальчик, наш нервный папа тебя не забрал, — сажусь и начинаю гладить, получаю мокрым носом по лицу, — пошли к нам, только тихо и спишь внизу, хорошо? — вытираю слезы. Как хорошо, что я вышла.

Мой послушный мальчик мирно лег на ковер возле окон и это наталкивает на мысль, что Амиран ругал его, серьезно ругал за сон на кровати. Может это и к лучшему конечно, мы слишком его залюбили, но так поступать нельзя. Наш мальчик обижается.

Только после того, как все рядом и довольны я позволяю себе расслабиться, уговариваю сердце замедлить бег, глубоко дышу погружаясь в сон.

Глава 5

— Мирослав, а это нормально, что твоего мужа дома нет уже неделю? — Валентина Борисовна в свободном коричневом костюме от молодого дизайнера порхает по кухне.

— Мам, у него дела, перелеты, сделки, контракты, — наблюдаю за Тимуром и его игрой с машинками на пушистом ковре.

— И так почти месяц? — руки в боки, воинственно настроена.

— Три недели, не преувеличивай, — пытаюсь остановить ее. Мне слишком сложно далось раскрутить свои предрассудки, чтобы сейчас снова пускаться в ревностные скачки.

— Он хоть звонит? Вы общаетесь? — возится с мисками нашего парня.

— Да, мы переписываемся и созваниваемся, — тяжело вздыхаю, отходя к окну. Закрываю глаза и пытаюсь подумать о предстоящем показе к которому все готово. Но в голове лишь крутятся короткие звонки, вопросы про Тимура, отсутствие реакции на откровенные фотографии, отсутствие сообщений на моем телефоне.

— Когда он прилетит? — стала рядом.

— Через пару дней, перед показом, — смотрю на свой палец с кольцом.

— Я же вижу, что что-то не так, как только ребенок появился в вашем доме все пошло наперекосяк. Ты не звонишь мне, все время работаешь, Матвей у Тугушева. Да когда ж вы уже наконец разберетесь со всем и будете спокойно жить-то! — восклицает, садиться к Тимуру на пол, — Да малыш, сумасшедший у тебя папка, а нянька твоя вечно ему потакает.

— Ну мам! — поворачиваюсь к ним и ловлю беззаботную улыбку, — Лучше скажи, когда мы познакомимся с твоим мужчиной?

— После свадьбы вашего друга, — загадочно улыбается.

— А вы не планируете расписаться? У него есть дети? — сажусь на пол и ловлю кудряшку, который лопочет что-то и смело бегает на своих двоих.

— Есть, взрослые дети. А кто тебе сказал, что мы не расписаны? — загадочно улыбается. поправляя прическу.

— Ого, а почему ты не сказала никому? Где это было? Когда? — смеюсь, вот это мама.

— В Подмосковье, когда ты спала, дочка, — горько улыбается, — Он, как настоящий мужчина помог мне пережить это время, помог простить себя. Не знаю как бы я справилась без него. Таким должен быть мужчина Мир, — грустно отводит глаза.

— Повезло тебе. Видимо я не такая женщина, — в очередной раз смотрю на пустой экран мобильного.

Мой настоящий мужчина бесследно погряз в зарабатывании денег, подтверждении своего авторитета или молодой киске. Хватит себе врать Мирослава, хватит. Ты сидишь в инстаграме этой девчонки ежедневно, проверка ее страницы превратилась в утренний ритуал вместо кофе. И хватит закрывать глаза на то, что она летает по тем же странам, что и он и скорее всего дорогая моя, даже в том же самолете. Пока ты здесь пытаешься забыться среди забот и работы.

***

— Он выйдет с тобой? — шепчет Яр поправляя свой цветной смокинг.

— Да, должен, — обнимаю его, стоя в ослепительном белом платье, так похожем на то, что было на мне несколько лет назад.

— Эти скучные свадебные смокинги не по мне, — оглядывается по сторонам, раздает команды на итальянском.

— Матвей, а где Амиран? — смотрю на своего коротко стриженного красавчика.

— Ма не знаю, короче я с тобой выйду, — крутится в строгом черном смокинге.

— Милый, как так вышло, что ты такой высокий, — удивляюсь, становясь с ним рядом.

— Я на турнике висел, — смеется.

— Ищи Тваури, скоро наш выход, — Петров щелкает пальцами перед моим носом.

— Да, — звоню ему, параллельно бегу к сцене, чтобы посмотреть на показ и гостей.

— Слушаю, — четко, слышна музыка на заднем фоне.

— Амиран, ты где? — нервно поправляя локоны.

— В зале, — не понимает.

Нахожу его в первом ряду, вальяжно раскинувшегося в водолазке и слипонах цвета хакки.

— Ты же должен был выйти со мной, помнишь? — смотрю на оставшихся моделей и понимаю, что моя очередь приближается, сердце начинает стучать быстрее.

— Мир, извини, я забыл, — его лицо не выдает эмоций, он уставился на подиум, пристально следит за моделями и не слышит меня, не заинтересован.

— Ничего, — кладу трубку, понимая, что он уже не успеет.

— Вольная, выход Крис и еще пара, затем твой, — слышу где-то далеко.

— Я не пойду, не могу, — шепчу под нос, смотря на то, как высокая молодая красотка в белоснежном коротком платье с длинным шлейфом уверенно вышагивает по подиуму, привлекает к себе внимание всех, одаривает улыбкой и мой муж смотрит на нее так, так завороженно. Он улыбается, почесывая бороду. Хм, смотрит на нее так, как когда то смотрел на меня. В груди все сжалось.

— Пора, — друг щелкнул меня по носу.

— Да, — быстро моргаю, смахивая слезы, внутри все начинает отмирать.

Улыбаюсь на автомате, когда объявляют наши имена и зашагиваю на белый подиум, поддерживаемая моим сыном.

— Ма, ты крута, улыбнись, — улыбается и подмигивает мне, смахивая челку на бок.

— Вперед, — смеюсь.

Весь оставшийся показ как в тумане. От волнения все мысли из головы выветрились, осталось только разочарование, потому что место моего мужа пустует в зале. Он просто встал и вышел, когда пришла моя очередь. На вечеринке его не было и Кристин тоже.

— Сколько же ты выпила? — Яр пытается усадить меня в авто, на заднее сиденье.

— Не считала, — язык заплетается, ноги горят.

— Где твой муж?

— Пошел он в жопу, — держась за дверцу, снимаю лодочки.

— Рано ты разуваешься, рано! — пытается усадить меня в машину.

— Напилась? — где-то скраю.

— Ооо, а вот и муженек, — отворачиваюсь и пытаюсь сделать шаг, как тут же оказываюсь в сильных руках, окутана его запахом и ненавистью.

— Домой? — вступает Петров.

— Да, отвезу ее, ну и вечер ты мне устроила милая, — подхватывает меня на руки и усаживает на заднее сиденье.

— Предатель, — кричу в открытое окно друга.

— До встречи Вольная, — машет мне одной рукой, пока вторая в кармане брюк.

— Боже, голова кружится, — хватаюсь за горячий лоб.

— Конечно, столько выпить, — уверенно ведет авто, даже не смотрит на меня.

— Конечно так пялиться на молодую девчонку, — ворчу себе под нос, перебирая подол черного платья.

— Уверена, что хочешь поговорить об этом? — закуривает.

— Уверена, что хочу знать где шатался мой муж целый месяц, — намерено грублю, начинаю закипать.

— Мне нечем тебя порадовать, интриг не будет, я работал девочка, — ровным тоном, — покуришь? — подает пачку.

— Фу, убери, и так тошно, — отодвигаю его руку от себя.

— Господи! Да не строй из меня дуру, прошу! Ты шарахался все это время с той модельной блядью! — перехожу на крик, жестикулируя пальцами.

— Наверно мне не стоит везти тебя домой, ты там всех разбудишь, — усмехается.

— Наверно тебе стоит чаще самому бывать дома, — продолжаю.

— Мирослава, заканчивай, — набирает скорость.

— Сбавь пожалуйста, меня тошнит, — прикрываю рот рукой, опускаю окно, чтобы вдохнуть воздух.

— Может стоит следить за количеством выпитого? — рычит, одергивая меня за подбородок, заставляет посмотреть на него.

— Может стоит обращать внимание на жену, а не сбегать? — вырываюсь из его хватки.

— Ты невыносима, — спокойно.

— Амиран, давай честно, — двигаюсь к нему. — Ты хочешь уйти?

— Я хочу доехать домой, обнять сына, принять душ и выспаться, — не поворачивается ко мне.

— Точно с ней развлекался, — с досадой откидываюсь на кожаное сиденье, пытаюсь собрать мысли в кучу и подумать о том, что дальше делать. Голова раскалывается, периодически отключаясь, не могу контролировать себя.

***

Открываю глаза, осматриваюсь по сторонам. Не дом, скорее всего какой-то гостиничный номер. С шикарной кроватью, панорамными окнами. Точно отель все в одинаковой стилистике. На деревянной тумбочки возле кровати вода.

Выпиваю, отмечая, что голова не болит абсолютно. Голая, накидываю белую простынь и выхожу в холл, где стол с едой и большой и грозный мужчина сидит на диване раскинув свои длинные ноги. Гора о чем-то крепко задумался.

— Проснулась? — поднимает на меня тяжелый взгляд.

— Да, — хриплю, открывая блюда, — ммм, омлет, спасибо.

— Мирослав, ты дурочка, — опирается локтями о колени и смотрит как я с удовольствием поглощаю еду, жирный бекон.

— Ты женился на дурочке, — пожимаю плечами, — а трахаешься с моделями, — не поднимая взгляда.

— Ахахахахах, — смеется басом откидываясь обратно на спинку дивана, — Ты невыносима.

— Что-то изменилось Амиран, между нами, — поднимаю на него глаза, хочу посмотреть в карие омуты, увидеть привычный блеск, но он не смотрит в ответ, отказывается играть в гляделки.

— Я оставил тебя одну на три недели, а ты обвиняешь меня во всех грехах, вот что изменилась, ты нетерпелива, — тяжело дышит, смотрит на меня.

— Да, нетерпелива может трахнешь меня? — отклоняюсь назад, откидывая простынь, бесстыдно обнажая торчащие соски.

— Мне не до этого, ешь и одевайся, отвезу тебя домой, — встает и уходит к окну.

— Да пошел ты, — отодвигаю еду и иду в комнату, чтобы надеть вчерашнее платье, подол которого порван, из-за моих терзаний по сиденью.

***

Едем в тишине, не смею проронить ни слова, только искоса любуюсь им. Серьезный, закусывает большой палец, волевой до мозга костей, опасный, красивый, какой же он чертовски красивый со всеми своими морщинами, шрамами и сединой, волосы отросли, не брился неделю. Отворачиваюсь к окну улыбаясь как дурочка, я ведь такого полюбила его. Полюбила раз и похоже навсегда. Вдыхаю, пытаясь прогнать слезы.

— Я останусь дома до свадьбы, идем вместе или ты хотела бы пойти одна? — сворачивает на парковку.

— Да, вместе, Амиран, — извинения застряли в горле.

— Что-то еще? — резко развернулся ко мне.

— Я скучала, — нагло вру, я ревновала, я ненавидела его, но никак не скучала.

— Я тоже, — слишком сухо, чтобы я поверила. Выхожу из машины и иду в дом.

***

С нетерпением жду пока весь дом уснет, чтобы взять два бокала вина и выйти к нему на террасу, где наш рычащий мальчик радуется приезду отца.

— Держи, — даю ему бокал в руки и сажусь на диван, поправляя кремовый шелковый халат под которым свободные брюки и топ в тон.

— Спасибо, — нюхает, пробует и ставит на столик.

— Амиран, прости меня, — шепчу, прячась за бокалом с вином.

— Мой Мир, — подползает ко мне на коленях, устраивает мощные руки по обе стороны от моих бедер, — ты такая глупышка, я слышал, что так ведут себя неопытные молодые девчонки, но не уверен был, что ты у меня такая.

— Амиран, — провожу по его волосам, взъерошив их, — Мой Аид, мой могущественный Бог, — целую его щеку, лоб, скулу, — мой чертовски красивый мужчина.

— Ох и специфический у вас вкус Мирослава Витальевна, — смеется, смотря на меня, — Хотел бы я увидеть себя таким, каким видишь меня ты, красавица. Но в зеркале я вижу лишь изуродованное шрамами чудовище, — тяжело вздохнул.

— Да ты издеваешься! — удивляюсь осматривая с жадностью его точеные черты лица, — Ты божественно красив, пойдем, — толкаю его, встаю, беру за большую руку и веду в наш гардероб, где давно стоит произведение от Петрова.

Парень бежит за нами, — Мы в этом доме никогда не останемся одни, — смеюсь.

— Это твоя любовь, — ругает.

— Амиран! — возмущаюсь.

— И моя любовь конечно, — соглашается.

Включаю свет, беру в руки холст, который мне по пояс и начинаю снимать бумагу.

— Я вижу тебя вот таким, — разворачиваю к нему его фотографию с Моро.

— Черт! — улыбается, зажимает рот рукой. Таким милым он не был со дня нашего венчания.

— Детка, это реально я? — указывает на фотографию.

— Ага, детка, — закусываю губу, — Надо бы повесить ее где-то здесь или поставить у стены.

— Мир, мой Мир, господи ты невероятна, — обходит и зажимает меня в объятиях, пока Моро внимательно рассматривает себя и тычется носом.

— Да парень, выглядим мы опасно, какая у нас мама, невероятная, — гладит меня по волосам и я таю, растворяюсь в нем, забывая про все свои доводы и догадки.

— Амиран, я хочу тебя, — шепчу, отводя глаза, ловя волну смущения словно молодая девчонка.

— Твои месячные? — шепчет, смотря прямо в глаза.

— Закончились пару недель назад, — трусь щекой о его ладонь.

— Ты была у врача? — осматривает меня, раскрывая полы халата.

— Да, все впорядке, — киваю, понимая к чему он клонит, но я не готова сейчас это обсуждать.

— Мирослава, я не остановлюсь, ты же понимаешь? Если ты хочешь поговорить о чем-то сейчас лучший момент, — покрывает мое лицо короткими поцелуями.

— Я просто попрошу тебя не сейчас Амиран, я не готова,совершенно, у нас есть множество других забот, неужели я не нужна тебе какая есть, — перехожу на шепот, — неужели для тебя так важно обрюхатить меня? — поднимаю глаза и сталкиваюсь с огорчением.

— Мир, сколько прошло? Десять лет? Я хочу этого, — гладит мой живот, — Не вру, очень хочу нашего ребенка.

— У нас есть Тимур, которого ты не видишь Амиран, зачем тебе наш ребенок? Чтобы также отсутствовать? Или я стала невыносима? Твоя любовь ко мне угасла, что ее может спасти только ребенок? — пытаюсь придумать тысячу отговорок, вместо простого “не хочу”.

— Мирослава, девочка, я хочу нашего ребенка, хочу видеть как ты станешь мамой, — его губы дрожат.

— Амиран, — отворачиваюсь, закусывая губу. Горько признавать, что мы дошли до точки.

— Ты отказываешь мне? — в своей манере хватает меня за подбородок, заставляет посмотреть в глаза.

— Да, — шепчу, — я не хочу.

— Ты не хочешь ребенка от меня? — серьезен, земля под ногами исчезает, появляются гвозди и раскаленный песок для мучений.

— Я просто пока что не хочу ребенка, муж мой, ты здесь ни при чем, — заикаюсь, в горле пересохло, — Мне нужно восстановиться.

— Сколько можно, — шепчет, зажмуривает глаза и качает отрицательно головой словно не верит и измучен.

— Любимый, все не так просто, — пытаюсь объяснить.

— Жизнь, Мирослава Витальевна, вообще штука не простая, а вы вечно подкидываете в нее наломанных дров, — отпускает, пятится назад.

— Любимый — это не уменьшает моего желания, просто я боюсь, — иду к нему, протягивая руки.

— Мир, — выставляет ладони перед собой и смотрит на меня так, словно я предатель, что режет больней ножа.

— Амиран, ты не можешь, не веди себя как мальчишка, — одергиваю его за руку.

— Мальчишка?! — разворачивается, — Я бегаю за тобой все это время, как малолетка, терплю твои закидоны Мирослава! — идет на меня, толкает прямо к стене, — У меня своих забот полно девочка, а ты мне только мешаешь своими выходками, своей недосказанностью, я делаю все как ты хочешь, дорогая, только как ты пожелаешь… — рычит.

— Ам, не надо, — дрожу от страха, моя маленькая девочка внутри забилась в угол и зажала уши ладошками.

— Что не надо? Жить? Может ты уже наконец все отпустишь. Может хватит скорбеть? Может уже откроешься? Поговорим? Или сложно скинуть с себя груз вины? Проще в роли жертвы, да? Вить себя, жалеть! — со всей дури бьет по стене рядом с моей головой.

Вздрагиваю, обнимая себя руками, — Остановись.

— Я устал детка. Я прихожу домой и каждый раз вижу как ты сидишь с собакой и тихо плачешь, как ты плачешь в ваной, как дрожишь над Тимуром. Хватит! — снова бьет.

Пытаюсь отвернуться от него, но он быстро перехватывает лицо и заставляет смотреть на себя.

— Не смей отворачиваться, ни ты одна потеряла что-то, ни одна ты умирала, ни одна ты жалеешь, что так все вышло, понимаешь? Ни одна ты прогадала несколько лет назад, — он выплевывает слова так, словно перестал себя контролировать, проскальзывают непонятные мне изречения на другом языке, его трясет.

— Любимый, — шепчу, ощущая мокрые дорожки на щеках, понимая, что это точка невозврата.

— Замолчи. Хватит. Ко всему добавилась ревность. Чего еще мне ждать? — несколько раз лупит по стене, орет словно раненый зверь, срывается и выходит вон, оставляя меня одну, сползать на пол, принимать всю боль.

Господи я разрушила свою семью, не оправдала его ожиданий. Мой муж. Заползаю на кровать и утыкаюсь в подушку, ощущая как мокрый нос залезает ко мне в руку.

— Мой мальчик, прости меня, — смотрю на Моро.

Господи как же долго я прятала голову в песок не замечая очевидного. Стоило засунуть свою боль по дальше, стоило снова вспомнить каково это быть маленькой и беззаботной, стоило Персефона спасать темную душу своего мужа Аида, а не копаться в себе.

Быстро засыпаю, вздрагивая периодически от шорохов. Он напугал меня своими выходками, заставил крепко задуматься о том, какой мне стоит быть. Какой стоит проснуться, чтобы встретить утром маму с мальчиками. Я смогу обязательно. Нужно только его тепло, которого так не хватает, что толкает проснуться посреди ночи и пойти искать его, молить о прощении игнорируя стокгольмский синдром.

Иду по холодному паркету, сердце грохочет, заглядываю в одну из спален, где он мирно спит.

Подхожу к кровати, любуясь его безмятежностью.

Вздрагиваю от вибрации телефона. Подхожу к нему.

Неизвестный номер: “прости малыш, я уеду до выходных”.

Блять! Его манипуляция? Это все манипуляция? Зажимаю рот рукой, иду в кабинет за оружием. Хватаю и снимаю с предохранителя, настроена жестко, назад пути нет. Включаю свет в его спальне.

— Просыпайся! — кричу, тыча в него стволом.

— Мирослава? — протирает глаза, садясь в кровати.

— Одевайся и вали отсюда нахуй, — спокойно говорю, пытаясь унять дрожь в руках.

— У тебя все впорядке? — встает абсолютно голый.

— Стой на месте иначе я буду стрелять, я не шучу, собирай свои манатки и проваливай, — кидаю в него телефоном, — Малыш.

— Ты точно рехнулась, — в два счета преодолевает расстояние до меня, выбивает из руки пистолет, заламывает мне руку за спину, кидает на пол, навалившись сверху.

— Это ты из-за недотраха такая нервная? — дергает мои штаны вниз.

— Не смей! Не смей! — пытаюсь вырваться, — я не хочу тебя. Ты врал мне! Врал! — срываю голос.

— Я не спрашивал чего ты хочешь, — шлепает по заду и резко входит, не заботясь об удовольствии.

Закусываю губу от боли, нет сил больше дергаться, терплю зажмурив глаза, пока он имеет меня как животное, наводя внутри полнейший разгром.

— Что ты не стонешь? Не приятно? Ты же хотела этого? За этим сюда шла, — бьет по щеке, сжимает лицо, просовывает пару пальцев во рот, — соси.

Делаю как он говорит, становится тошно, зажмуриваюсь от неприятных ощущений.

— Ну давай девочка поиграй, я почти у финиша, а ты чего не кончаешь? Не хочешь, настолько я тебе противен? а?! — наращивает темп, шлепки разносятся по комнате как единственный звук.

Перестаю дышать, когда он до боли сжимает мои бедра кончая внутрь.

— О да, да и не смей уходить, легла рядом, — бесстыдно встает, кидает меня к подушкам.

Сжимаюсь калачиком, всхлипывая.

— Ты же этого хотела, Мирослава, в чем проблема? — грубо разводит мои ноги, — не дергайся, — аккуратно вытирает меня.

Отвожу глаза от стыда. Свет слишком яркий, он видит всю меня как на ладони. Уходит, возвращается, выключая свет, ложится рядом.

— Я прошу тебя девочка, моя жена, моя любовь, просто перестань накручивать себя. Просто верь мне, — жестко, чего-то недоговаривая.

Укрывает меня и прижимает к себе, вот так без слов сожаления. Стыдно что-то говорить, я полностью раздавлена. Засыпаю под звук его сердца, полностью убитая им.

Глава 6

— У Матвея день рождения через пару недель, что вы собираетесь дарить? — Яр развалившись на кресле потягивает вино. Сегодня он в модном классическом костюм коричневого цвета, мокасины на босу ногу, белая рубашка расстегнута, на шее и запястьях миллион побрякушек.

— Мы не думали еще, — с ужасом округляю глаза, — Показ, свадьба, я пока что в шоке, — нервно смеюсь.

— А я подумал, — в комнату вошел муж во всем белом, футболка с длинным рукавом, рваные джинсы.

— Вау, — сдвигаю очки для работы с компьютером на нос, — Интересно.

— Камеру? — обращается к Яру.

— Нет, он сам себе покупает камеру, накопил, — друг легко рушит планы.

— Может тогда просто пополнить его счет на кругленькую сумму? — Амиран пожимает плечами.

— А вы вообще спрашивали чего он хочет? — обращаюсь к парням.

— Собаку, — выдает Петров, — он хочет подружку для Моро, нырнуть с аквалангом, побывать на гоночной трассе, попробовать серфинг… — загибает пальцы.

— Стоп, Яр, — усаживаюсь поудобнее, — Вау.

— Подружку для нашего малыша однозначно — нет, для этого он должен научиться себя хорошо вести, — отчитывает наш папа.

И мы все ловим скулящий звук, на что начинаем хохотать, а Амиран принимает объятиятия от Моро.

— Ты неуклюжий мужик, побил все вазы в доме, пару рамок, сгрыз женские туфли, наставил маме синяков на ногах, лезешь целоваться к ребенку, — счастливый муж прижимает к себе белую тушку.

— Думаю ему нравится мамин запах, — смеюсь.

С той ночи мы практически не говорим, стараемся только быть вместе, рядом, особенно, когда дома. Все наше время отнимает маленький Тимур, за что ему огромное спасибо. Между нами образовалась трещина, страх поговорить или разобраться. Интуитивно мы даже избегаем прикосновений.

— Давай устроим ему дайвинг — вот так легко предлагает муж.

— А что-то существеннее, у него есть хорошие фотографии? — закусывая губу, смотрю на Петрова.

— Ты думаешь о том, о чем и я? — улыбается во весь род.

— Да, детка, щелкаю пальцами, — тепло от принятого решения разливается по телу.

— Может поделитесь? Я мысли читать не умею, — присаживается рядом со мной.

— Выставка, — объявляет Петров, — Задействуем Тугушева.

— А без него можно, — грубо перебивает Амиран.

— Да,я и забыл, что у нас есть свой миллиардер, — усмехнулся друг.

— Два, — муж смотрит на меня.

— Что ты на меня так смотришь? Я счета давно не проверяла, карты в кошельке твои помоему, — пожимаю плечами, отмечаю, что надо проверить свои личные кабинеты в банках..

— А с Бадри ты давно не обедала? — гладит меня по ноге и наши взгляды пересекаются вызывая неловкость.

— Последний раз мы виделись на ужине пару месяцев назад, ты же не даешь никому остаться со мной наедине, — заваливаюсь на него.

— К выставке, — перебивает друг, вышагивая перед нами.

— Фотографии, — напоминаю.

— Есть несколько, день рождения в стиле выставки. Я все устрою в студии, — глаза горят.

— Круто, а мы подумаем на счет материального подарка, — смотрю вверх на Амирана.

— Ага, подумаем, — целует меня в лоб. И все вроде налаживается, словно мы оба ждали этого соединения, поцелуя, прикосновения.

— Извините, — беру жужжащий телефон и иду к перилам, осматривая ночной город.

— Слушаю, — волнуюсь, звонит врач.

— Добрый вечер Мирослава, у нас вышла небольшая путаница с вашими анализами, — на заднем фоне возмущения на итальянском, — я надеюсь не разбудил вас.

— Нет, что вы, что-то плохое? — сжимаю телефон.

— Нет, все впорядке, но вам лучше приехать. Завтра в первой половине дня, удобно?

— Да, конечно, приеду, — закусываю губу. Странно, неужели там что-то плохое. Вот тебе и жесткий секс.Оглядываюсь на мужчин, которые что-то обсуждают смотря в телефон.

— Все хорошо? — пронзительный взгляд, которому сложно соврать.

— Да, завтра я повезу Матвея на бокс, мне потом нужно будет заехать в частный сад, уточнить на счет Тимура, — придумываю на ходу.

— А что уточнять? Мы же определились с выбором, — сощурил глаза, сканируя.

— Пара моментов лишними не будет, — стараюсь выглядеть увереннее.

— Хорошо, — сделал вид, что поверил, — Ладно друзья, у меня дела некоторые в городе. Ярослав ты на машине или я могу подкинуть.

Его странные вечерние дела стали слишком меня напрягать, волей неволей я думаю об этом и ревную. Беру телефон, чтобы проверить и кладу обратно.

— Я не против, спасибо Амиран, — слишком официально от Яра, потому что он в курсе всех ситуаций, происходящих в этом доме.

***

— Мирослава, не делай этого, — мамин шепот прервал мои размышления и заставил вздрогнуть от неожиданности.

— Мам, что ты тут делаешь? — поворачиваюсь к ней, осматривая заспанное лицо.

— Я встала проверить Тимура, а тут ты, пытаешь совершить очень большую ошибку в своей жизни, — поправляет свой длинный шелковый халат синего цвета, берет меня под руку и ведет на кухню.

— Мам, — в смятении, не знаю, что и сказать бесспорно она права, возможно это паранойя и я творю непонятно что.

Усаживает меня за стойку, достает бокалы, вино, разливает, все делает спокойно, не торопясь.

— Ты хотела поехать за ним и посмотреть, что он будет делать, дочка, — встала напротив и обреченно зажмурила глаза.

— Да, — киваю, — Именно это и хотела сделать, — выпиваю вино в несколько глотков.

— А ты готова увидеть его измену? — подливает мне еще, достает сырную тарелку, — если она конечно реальна.

— Не знаю, думаю, что да, — пожимаю плечами.

— Ты только так думаешь, — махнула вино с выдохом и налила еще, — ну увидишь. А дальше что? Скандалы? Истерики? что?

— Мам, — возмущена.

— Ну что мам? что мам? — опустила ладони на столешницу, — Не знаешь и скажи ему спасибо за это. Сходит туда пару раз и к тебе придет Мира, и ноги опять тебе целовать будет, а не той к которой ездит.

— Значит ездит все таки, — вытираю слезы. Ненавижу это ее воспитание 70х годов “лишь бы мужик домой шел”. Да нахер он мне нужен после другой и с таким раскладом. Я еле избавилась от ревности к Тамаре, но это я терпеть не буду.

— Нет, я просто сказала, Мир, ну дочка, — прижимает меня к своей груди, — мужчины они такие, понимаешь, всю жизнь готовы сравнивать.

— Но наш папа не такой и Амиран не такой, — шмыгаю носом, уговаривая себя поверить ему.

— Может и не такой, но ты хотела сама разрушить свою иллюзию, понимаешь? — улыбается.

— Понимаю, мамуль, спасибо, — поднимаю на нее глаза.

— И не смей накручивать себя, он любит Мирослав, очень тебя любит, ты видела как он проводит время с мальчиками? — мечтательно закусила губу.

— Видела, — смеюсь. Конечно после таких картин любая женщина растает.

Как он читает Тимуру или помогает с уроками матвею, гуляет с Моро. А когда они вместе собирают модель очередного самолета — это лучшее, что я когда-либо видела, самое красивое и моё, это все мое. Дура. Стоит запретить себе эти мысли и действия в эту сторону.

— Если он что-то заподозрит дочь, опять столкнетесь как два дурака лбами, — смеется, — а вы только жить начали и вроде как не плохо. Не плохо же?

По инерции повторяю за ней кивок, — Не плохо, — встаю, — спасибо мам и спокойной ночи, — иду в нашу спальню, в гардероб, где его часть на половину пуста.

Переодеваюсь в серебристую сорочку, распускаю волосы. засовываю нос в его костюмы. Они чистые, но кажется пропахли им насквозь и этот запах не вымыть.

— Мой муж, — глажу рубашки.

В голову приходит дурная идея, написать ему.

“Жду тебя в нашей кровати”

Жду ответа, проверяя экран каждую минуту, но кажется так и не дожидаюсь.

***

— Мама, мама, — кто-то прыгает по кровати и щекочет мои щеки.

Шарю рукой рядом, Амирана нет.

— Мама, — опять звонко.

— Тима, нельзя тебя оставить одного, — в комнату вошла мама, свежа, с прической, макияжем, одета в светлые джинсы мом и белую рубашку.

— Мой малыш, — сажусь поудобнее и подхватываю его на руки, — ты такой активный, — целую его кудри, — мой кареглазый парень, — сажаю его на себя.

— Ма-ма, — смотрит прямо в глаза негодник. Сердц кольнуло.

— Ты меня мамой называл, — вытираю слезы, — вот тебе доброе утро.

— Мира мама, — надул щеки.

— Ты красавчик, кудрявый красавчик, — взъерошила его волосы, — надо бы тебя подстричь.

— Не надо, — мама снимает его с меня, — красивый у нас мальчик. Да Тимур?

— Да, баба, — звонко хлопает в ладоши.

— Я сейчас соберусь и приеду, чтобы отвезти всех, — провожаю их взглядом.

Ох, мама, мама. Ну кто же знал, что эта женщина согласиться поселиться в нашем доме и будет спасать семью. Научит не моего ребенка называть меня мамой. Хм. Мама. Это всегда звучит по разному и каждый раз ранит, но заливает рану сладким медом. Дважды мама. Улыбаюсь сама себе, выбирая наряд. Легкий красный сарафан и босоножки на высокой танкетке. Заплетаю высокий хвост, легкий макияж с красной помадой.

Мой муж так и не ответил на сообщение. Так, не стоит накручивать себя. Не получается реагировать спокойно, поэтому телефон со психу улетает в сумочку от LV.

— Мирослав, сядь позавтракай, — указывает на мою тарелку с сырниками.

— Спасибо мамуль, но потом, может заеду в кафе, — целую моего взрослого мальчика.

— Доброе утро красотка, — подмигивает мне.

— Ого, красавчик, — глажу его оставшиеся волосы наверху, рассматривая причудливо выбритые узоры по бокам.

— Поехали, Амиранович с нами? — смотрит на брата.

— О, мне нравится, Тимур Амиранович, вы с нами? — смотрю на парня, который о чем-то общается с Моро, явно на своем языке.

— Оставьте парня бабушке, я сама его завезу на плавание и заберу, у меня там дела недалеко, — подмигнула мне, моя женщина-загадка.

— Хорошо, тогда я договорю со стилистами на завтра и у меня еще пара дул в городе, — направляемся к выходу.

Надеваю круглые очки от шанель, беру ключи от порше.

— Мам, а можно я с Давидом останусь сегодня?

— Хочешь быть с ним с самого утра?

— Ага

— Снимешь мне как он волнуется? — смеюсь. Черт, совсем недавно мы с ним готовились к свадьбе.

— Мам, а ты не ревнуешь? — неожиданный вопрос.

Поперхнулась собственной слюной, — Милый, кого к кому?

— Ну вы же с Давидом были вместе очень долго. Я помню эти прекрасные дни, — отвернулся к окну.

— Не ревную, оказалось, что у нас разная любовь милый, — ставлю стаканчик с чаем обратно.

— Помнишь как мы отдыхали на его вилле в испании? А наши прогулки на той крутецкой яхте, ма! — глаза горят, — Мы же неделю на ней жили, загорели как цыгане.

— Милый, это бабушка рассказывала тебе про цыган? — кажется эта женщина со своей манерой воспитание будет удивлять каждый день.

— Ага, фотки сегодня с ней смотрели, — кивает.

— Амиран тебе не нравится? — затеваю очень опасный разговор.

— Нравится, — смотрит в свой телефон.

— Матвей, не скрывай, давай открыто, — паркуюсь возле зала.

— Он серьезный такой мам, — разворачивается ко мне, лицо взволнованное, — мы собрали крутой самолет и…и…и….

— И что? — поднимаю очки.

— Я не знаю, — надувает губы и разводит руками.

— Чего бы ты хотел с ним? — беру его руку.

— Не знаю мам, не знаю. Мне нравится с Давидом и Яром. Я боюсь, что когда Давид и Адель поженятся все изменится, — поджал губы, — а потом Яр улетит.

— Куда улетит Яр? — не понимаю.

— В Америку, — грустно вздыхает.

— Почему я не знаю об этом? — пытаюсь вспомнить. может быть я что-то пропустила.

— Я останусь один мам, потому что у вас есть Тимур, — берет свой рюкзак.

— Стоп, — переключаюсь на проблемы сына, — как это один? А я значит не счет? А семья наша большая? Да и Давид Робертович тебя явно не оставит, ты его названный сын, — улыбаюсь и ловлю его улыбку. Фух, так-то лучше.

— Мам, ты родишь ребенка? Моего брата, настоящего, нашего? или сестричку, — смотрит на меня так, словно это единственный важный момент для него.

— Конечно детка, но я хочу чтобы ты помнил, ты никогда не останешься один. Я люблю тебя малыш, люблю, помни это пожалуйста, — глаза на мокром месте, закусываю губы позабыв о помаде.

Конец ознакомительного фрагмента.