Бирючок

OlRi Iv

Бирючок, маленькая рыбка, разновидность ерша, он не имеет плавательного пузыря и поэтому плавает по самому дну, редко поднимаясь на поверхность. В рассказе Бирючок – это географическое название поселка, затерянного среди песков Прикаспия, в котором можно спрятаться от житейских бурь. Но невозможно спрятаться от самой жизни.

Врачам, работавшим в госпиталях ВОВ, посвящается

© OlRi Iv, 2019

ISBN 978-5-4496-0815-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Желающих выйти на перрон было много. Пётр, подхватив котелок, протиснулся между полками, проходя по вагону, заглянул в купе, в котором сидела семья, мужчина, женщина и двое детей. Женщина заботливо наливала мужу чай, говорила что-то тихим голосом, муж в ответ улыбался и согласно кивал головой.

— Скоро буду дома, — подумал Пётр: — Марья моя заждалась. Дети уже, совсем взрослые.

Две широкие тётки опередили Петра, и ему пришлось остановиться. Тётки выгружали на перрон большие мешки, в стороне стоял проводник. который равнодушно лущил семечки.

— Чего смотришь, подсоби, — окликнула Петра тётка стоящая внизу на платформе.

— Сама справишься, — проводник на мгновение прекратил сплёвывать подсолнечную шелуху себе под ноги.

— Тогда пусть ждёт, — зло скривила рот тётка.

— Не торопись служивый, сорок минут стоим, — голос проводника, обратившегося к Петру, изменился и стал участливым.

— Мне бы водички набрать, — Пётр покачал котелком.

— Сейчас через вокзал пройдёшь, а там прямо через площадь колонка стоит.

Последний мешок, с грохотом опустился на платформу, тётка, стоящая на дороге у Петра, пыхтя подхватила юбки и спустилась к товарке.

— Казак, не торопись, не твоя дорога, — она сверкнула глазами и оттащила свой баул в сторону.

— Вот ведьма, — проводник в сердцах пнул её мешок и поднялся в вагон.

— Что они везут? — поинтересовался у проводника Пётр.

— Гранаты на базар привезли. А ты беги.

Пётр спрыгнул вниз и скорым шагом зашёл в здание вокзала. Маленькое здание имело два входа, один со стороны путей, другой со стороны города, в нём было прохладно и сыро. Выйдя из него, Пётр увидел кривую улочку, которая расширялась, превращалась в небольшую площадь и опять сузившись, уходила за поворот. На противоположной стороне стояли дома сложенные из красного кирпича, а между ними, в переулке, толпились люди.

— Там колонка, — не ошибся Пётр.

Нагретая солнцем брусчатка, словно жаровня испаряла зной.

— Босиком тут не побегаешь, — усмехнулся Пётр.

Он еще раз оглядел площадь и пошёл напрямки.

— Пётр! Барабаш! Ты это! — кто-то ухватил Петра за рукав.

Петр дёрнулся, но чья-то рука держала его крепко.

— Смотри на меня, неужели не узнаёшь?

Пётр всмотрелся: — Семён Слинько?

— А то кто же? — Семён молодцевато подтянулся, выпятив грудь.

— Что здесь делаешь?

— Живу я здесь. Ты откуда? — ответил Семён вопросом на вопрос.

— В станицу. До дому.

— Не время, пошли ко мне.

— Не могу, мне водички с колонки набрать и в вагон.

— Это ты с Бакинца сошёл? — догадался Семён.

— Да, жара в вагоне.

— Юг, — важно протянул Семён.

— В станице давно был?

— Так, о станичных делах потом поговорим, а сейчас пойдём пожитки твои из вагона заберём, — Семён решительно потянул Петра назад к зданию вокзала.

— Объясни толком, — Пётр вяло сопротивлялся его напору.

— Всё потом. Не захочешь, уедешь следующим поездом.

— Вот, станичника встретил, погостюю у него пару дней, — Пётр всунул проводнику свой билет и взял вещь мешок на плечо.

Проводник понимающе посмотрел на билет, ловко спрятал его во внутренний карман и тряхнул головой.

От вокзала станичники шли пешком. Саманные дома нависали над узкими улочками, солнце било в глаза и не давало рассмотреть дорогу.

— Ярмаша помниш, що в хуторе жил? — начал Семён.

— Помню.

— Трагично склалася его доля, заарештовували.

— За что? — удивился Пётр

— Федора Заеца спроси.

— Другие как?

— Киприаня була вислана, — вздохнул Семён.

— Олексий Кожушно жив?

— Загубився його слид.

— Что ж такое творится!

— Тебя тоже ждуть.

За разговором о новостях они дошли до Семёнова дома.

Вечером, сидя возле керосиновой лампы Пётр слушал о всех бедах, свалившихся на станицу. Он не перебивал, а только удивлялся тому, как казаки отдали свои пай в общее пользование.

— Як же так?

— Да так, — Семён вздохнул, потянулся к тумбочке достал из неё лист и положил перед Петром.

— Пиши.

— Кому?

— Не кому, а куда, в Переяславскую пиши, — Семён всунул Петру в руки карандаш.

Петр помусолил его и стал писать.

— Не сумневайся, пиши. Завтра, попозже приведу человека, он тебе расскажет как женщина росказувала, что була в Донбасе, там така голодовка! — Семён заглянул через плечо Петра.

— Э нет, ты так не пиши. Пиши что далеко, что всё у тебя хорошо и чтобы Марья с детьми ехала в гости к куму.

— К какому куму? — Пётр удивлённо поднял брови.

— Ко мне пусть едет, я ей приглашение отпишу. С верным человеком станичному писарю передам, он и паспорт Марии выправит.

За полночь казаки легли спать. Пётр ворочался, сон не шёл, за занавеской ворочался Семён. Оба думали о том, что их ждёт на этой узкой полоске земли между горами и Каспием.

Утром Семён ушёл, а Петр, чтобы не сидеть в хате, пошёл посмотреть на город. Прошёл по улице и уткнулся в храм Святого Благоверного Великого князя Александра Невского, поставил свечку Николаю Чудотворцу и чтобы не приходить к Семёну с пустыми руками, заглянул на базар.

— Что казак, зря торопился! — тетка из вагона перекидывала гранат с одной руки в другую.

Пётр от неожиданности вздрогнул.

— Погуляй, пока, — усмехнулась тётка: — Тебе дорога дальняя предстоит.

— Вот ведь, действительно ведьма! — Пётр поспешил купить первое, что попало под руку и, повернул назад.

Немного поблукав он вышел к дому Семёна.

— Где же ты ходишь, я тебя ужо два часа жду! — Семён поставил на табурет ведро с заломами.

— Город смотрел.

— Завтра пойдёшь в отдел здравоохранения при ревкоме, он тут не далеко, скажешь, что ты доктор.

— Фельдшер я.

— Они тебе бумагу дадут, и будешь при должности, — Семён пропустил мимо ушей замечание Петра.

Двухэтажное здание стояло на углу возле парка, к его стенам притулились полуголые мужики и изо всех сил держали на плечах резные балконы. Пётр вздохнул, открыл тяжёлую дверь, в коридоре никого не было. Он заглянул в первый кабинет. На стене напротив двери висел портрет отца всех народов и смотрел цепким взглядом на каждого входящего.

— Проходите, — голос донёсся из глубины кабинета.

— Я за работу поговорить пришёл.

— Вон анкета лежит, грамотный, заполнить сам сможешь?

— Могу, — под строгим взглядом портрета Пётр нацарапал ответы на все вопросы.

— Так, на камнях нефтяных работал, пролетарий значит. Медицинские работники нам нужны, поедешь или в курорт Талги или в рыбколхоз, на Бирючок. Завтра с утра приходи, тогда и решим, — заполненная анкета легла в папку на край стола.

Сухой южный ветер поднимал песок, нёс его вдоль улиц бил по ногам. Белый круг солнца и вылинявшее небо без облаков грели крыши приземистых домов. Центральная улица была безлюдна. На углу в булочной разгружали свежевыпеченный хлеб. Пётр погремел мелочью и купил сдобную булку. Вдыхая запах ванили, он подумал о детях, потом мысль перескочила, он стал вспоминать Марию, потом отца с матерью, братьев. Ноги сами привели его к морю, Пётр снял сапоги, закатал до колен брюки и пошёл к воде. Раскалённый песок грел пятки. волны, скручиваясь в белые барашки, выбрасывали на берег водоросли, которые полежав на песке из зелёных становились бурыми и скользкими. Он подобрал несколько ракушек, осмотрелся и направился к валунам, торчавшим поодаль из воды. В камнях он нашёл подходящее место, сел и уставился на горизонт. Волны разбивались о камни, брызги долетали до Петра и тут же высыхали, оставляя белые пятна соли. Солнце садилось в море, мелькая на волнах рваной полоской.

Конец ознакомительного фрагмента.