Боги & Боты

Teronet, 2011

Глубоко социальная книга с мощным зарядом глубокого осмысливания настоящего и будущего человечества с точки зрения индивидуума и Вселенной; с обширным кругом лиц и персонажей, оригинальным структурным построением текстового содержания. Если вообразить и принять как должное, что мыслящей является сама природа, создавшая человека, что думает она, когда видит и ощущает решения и действия человечества, направленные на изменение генетической сущности, на пути движения цивилизации и каким образом эта сверхсущность может проявлять свои чувства и реакции. Главный герой после столетнего сна живет, размышляет, проецирует себя с множественных позиций и точек зрения в мире 22 века, тонкие связи и нити размышлений пронизывают проекции будущего, чтобы отразиться в ищущем, мыслящем взгляде на реалии настоящего. Прочувствованный и сопереживающий человечеству монолог тонкоироничного героя, который является одновременно и обычным человеком и, по воле судьбы, – пророком, и связующим звеном между той сущностью, которую можно именовать Богами развития и осуществления жизни на нашей планете; и теми Богами, которым подчинены наше мышление и верования в бесконечном и великом Мире. Древняя и беспощадная война ведется между многоклеточными Эукариотами и одноклеточными Прокариотами. Но все они не могут существовать без человека, который размножается и мыслит, надеется, любит и верит. Герой плетет паутину событий и сам попадает в сети непредсказуемости отношений Богов, людей, настоящих и искусственных, блестяще продуманных тонкостей технического прогресса будущего столетия. Что является реальностью, а что Зазеркальем? Куда приводит стремление к лучшему и сверхидеи даже лучших умов человечества в непредсказуемом развитии цивилизации. Каких богов для себя, своего комфорта создают люди, какова внутренняя подоплека человеческого сознательного или неосознанного. Кто или что руководит жизненными процессами, желаниями, стремлениями. Куда идет человечество и меняется ли оно внутренне с новыми достижениями технической мысли и общего прогресса. Книгу нельзя назвать фантастической в прямом смысле слова, это, в некотором роде антиутопия, современный Рип ван Винкль и продвинутый в будущее «Спящий» Уэллса. Многие сравнивают её с «Империей Ангелов» Вебера, но она другая. Совершенно другая! Кто же пишет, на самом деле, человеческие программы мышления и жизнедеятельности?

Часть вторая. Солнечный апрель 2100 г.

Почему так получилось, что в своей прошлой жизни в один прекрасный момент я оказался практически один? Это произошло не сразу. Изначально всё шло своим чередом: беззаботная молодость, новые друзья, подруги, события, увлечения, компании — я крутился в этом круговороте, не замечая усталости, глубоко не погружаясь в него и всерьёз не воспринимая никого. Девушки рыдали в трубку, что-то выкрикивали, потом бросали её. Другие пытались манипулировать, использовали всё своё очарование, сближались, потом отдалялись, рассчитывая хоть на какое-то движение моей души. Но она молчала. Реагировало лишь тело. Оно привязывалось, привыкало, очаровывалось… Потом скучало, отвыкало, разочаровывалось… А душа спала…

Всё это длилось до поры до времени, и я не считал потерь, пока однажды не потерял самое лучшее, что у меня было, даже лучшее, чем был я сам. А я себя ценил в большинстве случаев очень высоко. Появилась в моей жизни девушка, чей характер и чьи таланты были просто несравнимы с моей инфантильной, нарциссической особой. Она ворвалась в эту простенькую легкомысленную жизнь совершенно неожиданно и крайне уверенно, даже дерзко. Сперва я отреагировал, как и обычно одним телом, а потом… потом стал всё больше и больше слушать её, наблюдать за ней, всматриваться и вслушиваться. Я стал испытывать потребность, нет, нужду быть рядом с ней, я впервые в жизни завидовал кому-то, просто из-за того, каким он был. А она была сильной, гордой и самодостаточной. Она была особенной, а я был никем. И я не смог этого выносить.

В итоге сам же её и отверг. Просто так. От ощущения собственной слабости.

Она ушла и больше не возвращалась. А я больше не мог сближаться ни с кем, кто мне встречался. Одиночество заставляло много думать. Я думал о жизни и смерти, и прежде всего о том, имеет ли человек право уйти из жизни, если осознаёт, что ничего особенного собой не представляет.

Не то, чтобы меня повсеместно окружали именно выдающиеся личности. Как журналист я брал интервью у самых разных людей. Но постоянно разочаровывался и в них. Все они фактически без исключения, просто обосновывали те обстоятельства, в которых оказались. Желая оправдать те изощрённые способы получения удовольствия, которые им позволены, и обвинить, опорочить те, которые не позволены, они создавали или поддерживали целые мировоззренческие системы. И первое время я верил им, ловил каждое слово, записывал всё и включал в свои статьи. То тут, то там, — в интервью, в путешествиях по стране, на митингах и в кабинетах, везде, — встречались мне люди, которые могли что-то заронить в мою душу. Какое-то время я носил в себе их идеи и мечтал, что наконец-то обрёл истину… ну, или, по меньшей мере, — цель, какой-то смысл существования. Но, к сожалению, это состояние проходило через какое-то время.

Это всё похоже на интоксикацию. Сперва — кайф, потом — тошнота. И я засовываю два пальца себе в горло и вывожу токсины из организма. Прочь — прочь — всё это чушь, бред и фигня, не стоящие ничего. Пусть с ней носятся другие. Каждый из них убеждён, что именно его миф — единственный достойный и имеющий ценность. Но если бы они только могли прислушаться ко всем остальным, они бы поняли — разницы никакой. А если истин и смыслов — миллионы, то настоящей истины и истинного смысла по большому счёту нет…

Настоящее будущее

Я открыл глаза и, щурясь на яркий свет, начал оглядываться… постепенно осознавая себя посреди небольшой сцены. Полукругом стояли ряды зрителей, экраны за моей спиной показывали застывшие кадры моего прощания с Сиреной, а точнее — саму Сирену моими глазами. Зрители аплодировали, многие стояли… некоторые вытирали свои глаза, полные слёз… кто-то даже выкрикивал «Браво!»… неподалёку от моего кресла сидел улыбающийся человек, непонятного пола и тоже почтительно похлопывал, глядя по очереди на экран и на меня.

Всё с ними ясно — шоумены хреновы.

— Вы не имеете права! — мой голос прозвучал неожиданно громко, отдаваясь эхом во всём зале, и тут же прекратил разговоры и овации.

На экран вывели моё лицо, которое оказалось не таким уж идеальным, каким я его видел во сне — это был далеко не Шон Коннери. Позади себя я заметил какой-то прибор в виде шкафа и торчащую из него тарелку вроде спутниковой, но направленную прямо на меня.

— Упс… Сорри… Приносим вам глубачаишие извинения, судар, — этот мужик с грудью, казалось, нарочно меня решил разозлить. — Ми очиен харашо панимаем ваши чуства…

— Аааа, так вы понимаете?!

— Йес. Многие из здес сидиасчих прашли чрез ета.

— Чрез что, через ЕтА?

— Чрез предпаказ пилота дрим-риалити. Ета, канечно, шок па началу, но… на деле криминала нет.

— Вы без моего разрешения влезли мне в мозги и продемонстрировали их всему миру.

— Ви заблуждаетес. Никакои транслиации нибило. Пазволте мне представит сидиасчих в зале.

Я огляделся.

— Здес пачти всео рукаводство медиа-холдинга. С ними их жеони и дажи дети — всио сделана, чтоби ни дапустит утиечки. Итс джаст — фокус-грууп. Ваши права ни нарушали… пака… паверте…

— Чо-то не очень верится.

— Пазвольти, я ссяс всё обисню, — сказал какой-то паренёк в зале с сильным китайских акцентом, но я не мог его отчётливо видеть из-за света, направленного на меня, и полумрака, в котором сидели все остальные.

— О! Вэлкам, спадин Чжао. Знакомтес, ето наш локальнии гинералнии прадиусер. Прашу лиубит и жаловат.

— Спасибо, Ликки. Кстати, хасю папласить всех — не испольсавать в своей леси слискам усталевсие оболоты. Они лаздлазают насиво гостя. Пласу вас быть повезливие.

— Но правакациа — ето вед моиа работа.

Он даже улыбается, хитрый гад.

— Вы ни велно панимаити сваю лаботу. Пловоцилуйте лучсе неозиданними ваплосами, плонисателными дагадками, пытаитесь вызват гелоя на откловение. Это, конесно, сложно, но, веть это, как вы велно заметили — ваша лабота. Она и долзна быть слозной. За нио вам теньги платят.

Какой молодец, этот Чжао… хоть и китаец.

— Екскуизми.

— Извинения плиняты. Натеюсь, нас гость тозе вас пластит.

Я снисходительно покивал головой, но сжатые от обиды губы не расслабил.

— А тепель я хател бы плолить свет на ситуасию, в католую вы попали.

— Я весь — внимание.

И Чжао начал меня неспешно просвещать. По его словам бизнес Альфа строился на новостях и шоу-программах. В 22-м веке зритель стал слишком избалованным изобилием каналов и контента, делать который стало слишком просто из-за доступности технологий. Выпускники кино — и теле-колледжей создают свои мини-студии чуть ли не в гаражах или в сараях на даче. Они, по словам Чжао, «засоряют» сеть своими передачами, фильмами и всем остальным, что составляет реальную конкуренцию крупным компаниям, как бы это ни казалось абсурдным человеку из 20-го века. Но некоторые технологии им всё же недоступны. Либо из-за своей дороговизны, либо из-за запретов и ограничений на их широкое применение со стороны правительства.

— Мы с вами находимся на пеледавой савлеменных технологий — спасобности извлекать из мозга силавека облазы и мысли. Госудалство, лазумеется, эти техналогии делзит пли сибе и не хосит их ласплостланения. Но, наши шоу нузны им, в том числе и как экспелимент. Ани дают нам в аленду самое пластое сваё абалудование и наблюдают за всем пласессом.

— Кстати, в зале плисутствуит гинилал спесслужб Власов, — он чуть развернулся и показал рукой, а тёмная фигура в дальнем конце зала слегка поклонилась. — Гинилал, мы всё исё в ламках закона?

— Paka da. Esli videte iz ramak, ya dam znat.^[35]

— Сипиэс, гинилал.

Поблагодарив генерала, Чжао продолжил. Из всей его болтовни, учитывая жуткий акцент, я уловил не всё. Но самое главное было то, что в настоящий момент состоялся именно предпоказ. На этом мероприятии узкий круг лиц просмотрел пилотную версию будущего дрим-реалити. То есть моего сна, в котором участвовали реальные действующие лица из событий ему предшествовавших. И собрались они все здесь, в этом бункере, именно потому, что это единственная возможность уберечь уникальный контент от пиратства.

— Нисматля на то, сто мы зивём в век бисплавадных тихналогий… — он зачем-то сделал паузу… и зал, быстро сообразив намёк, рассмеялся.

— Слушайте, я не тупой. Я сразу понял, что у вас тут всё по воздуху передаётся. Сам не знаю, почему у меня во сне эти провода появились.

— Пасему паявились плавода — это, навелное, к психафизиолагам насим надо ваплос адлесовать. Док, вы тут?

— Да, бос, я здесь… эммм… на мой взгляд, — его высокий голос напомнил мне чем-то занудного профессора на кафедре филологии, — провода как раз и обязаны своим появлением старым фантастическим фильмам. Я очень хорошо помню эти грязные антиутопии 80-хх и 90-хх годов двадцатого века — там слишком много проводов. Повсюду какие-то страшные, угловатые металлические приборы и инструменты^[36], люди долбят по ним, сваривают, паяют… кошмар! И, что не менее удивительно — почему-то любые медицинские операции приносят пациентам дикую боль.

Что-то припоминаю такое.

— Там люди путешествуют на звездолётах к другим мирам, а жить комфортно на Земле не удосужились. Я уж молчу о том, что средства связи закреплены статично на каких-то приборных панелях, громоздки и немобильны.

— Всё верно, док. Вы только одно не учли — Алиса Селезнёва жила в счастливую эпоху. И переговоры там велись по рации, и грязи в том будущем нет, — я немного загордился по поводу своего советского детства, в котором появлялись такие шедевры проницательной фантастической мультипликации.

— Может быть… — в зале послышалось шушуканье, даже Чжао обратился к помощнику, — «Алиса Селеснёва?»… это скорее исключение. А что касается правила, то есть в этих фильмах ещё кое-что… эммм… весьма неадекватное, мягко говоря… Там постоянно демонстрируется эдакое внешнее великолепие, красота и экологичность жизни, то есть пыль в глаза пускают. Но по мере развития сюжета выясняется, — он манерно исказил голос, чтобы спародировать рассказчика страшных сказок, — что за эти блага человечество чем-то расплачивается. Всегда есть какая-то обратная сторона медали, более неприглядная. Причём проглядывалась традиция представлять это как деградацию по сравнению с современностью, оборотную сторону прогресса. Я бы даже осмелился предположить, что это ещё началось с Герберта Уэллса и его «Машины времени», если помните. — В зале одобрительно зашумели. — А в кино идею подхватили многие сценаристы, уже даже слишком многие… На мой сугубо субъективный взгляд, это помогало зрителю ослабить непреодолимую зависть к жителям будущего. В результате он думал, скорее всего, так: «Это, лишь, кажется, что жить лучше там. На самом деле лучшее время для жизни — моё».

— Близе к теме, каллека!

— Да-да… Я и говорю, что возможно, и даже вполне вероятно, что бессознательное нашего гостя ещё не перестроилось, и потому выдала этот весьма… эмм… неуклюжий ретро-контент.

— Ну, ат этаво летло-налёта насе соу толька выиглаит. Сагласитесь.

Зал моментально отреагировал дружным смехом, кажется, они все немного опухли от речи учёного.

— Халасо. Я пладолзу. Нисматля на век бесплавадных тихналогий, мы соблались тут все в атном месте в то сисле и стобы заситить себя. Данный кантент ахланяется законом. Пака вы не лазлесите его выдавать в эфил, мы не смозим этаво стелать. Любая утеська пазволит вам падать на нас в суд и выиглать плацесс без плаблем.

— А если я не разрешу?

— Весь мателиал будет тутзе унистозен пад наблюдением гинилала. Всё велна, гинилал?

— Tak Tochna!

— Пледпаказ плаводится и тля таво, стобы лукавотство кампании плиняло лисение, стоит ли кантент сеять в сети…

— И как? Уже приняли решение?

— Да. Лизультаты магнитна-лизанансой тамаглафии зала паказали, что кантент атлисьный. Так чта лисение плинято полозительное, с сем я вас и паздлавляю.

— Спасибо. А что все-таки эта томография показала?

— Док… пласу вас…

— Эммм… МРТ на самом деле показала высокую степень эмпатии, высокий уровень непроизвольного внимания… — и ещё куча профессиональных терминов в какой-то дикой скороговорке.

— Поплосе, позалуйста, если мозна.

— Ах… да-да… я говорю, что мы теперь знаем, что контент демонстрирует высокий уровень сопереживания герою, а также можем гарантировать с высокой долей вероятности, что историю досмотрят до конца.

— А для нас это самае главнае.

— Я даже восхищён в некотором роде нашим автором — он почти как профессиональный сценарист создал в финале моральную дилемму. Вначале доведя зрителей до пика переживаний, а в конце выдав такой… не постесняюсь этого эпитета — потрясающий финал, я как зритель испытал настоящий катарсис… эмм… в лучших традициях мелодраматизма.

— Это в свою оселеть даёт поват надеятся на высокии лейтинги пладалзения. Злители далзны палюбить ваш кантент.

— Следовательно, он чего-то стоит?

— Лазумиется. Эта исё адна функция пледпаказа — с автолом длимконтента абсуздаются условия дальнейшего сатлуднисества: пиледача плав, ганалал и т. п.

— Мне продюсер Минх что-то говорил о договоре…

В зале несколько человек прыснули.

— Минх — эта актёл. Пласу пласения, сто ввели вас в заблустение. Но все, с кем вы контактиловали до сна — плофи. Ани актёлы насей кампании и все иглают в мыле пла бальницу.

— И Сирена? — возможно, я слишком явно выдал в этом вопросе свои эмоции.

— Да… мне осень заль… Силена — звеста этава селиала…

Психофизиолог снова встрял: «Да… и знаете ли, её способность вызывать у авторов контента Архетип Анимы^[37] просто бесподобна — практически во всех снах она попадает в какой-то плен или ловушку… её героически спасают…»

— Да-да, спасибо… Думаю, вы исё увидитесь и смозите пабалтать. Ана будет только лада.

Такое ощущение, что меня надули и выставили круглым идиотом.

— Вилнёмся к насим дилам. Стобы лазлесить к выхаду в эфил атснятова мателиала, вы далзны вслух пласетать условия дагавола и падтвелдить своё сагласие палой пледлазений. Как толька вы эта сделаите, автаматисски саздаётся ссёт на васе имя в банке, и туда пелисисляется…

Помощник показал ему что-то на светящимся в темноте экранчике, который держал в руках.

— 430 тысясь лублей единовлеменно. Кстати, мне как зителю патнебесной было висьма лестно, сто в васем сне вместа лублей лассёты видутся в китайской валюте.

Зал снова оживился.

— Не стоит благодарности. Думаю, что в следующем сне я увижу китайца в качестве президента России.

Зал засмеялся и даже в некоторых местах зааплодировал — вот и я показал, на что способен.

— Благадалю, и надеюсь, сто эта састаится весьма скола, но скалее всиво, на валюту не повлияет… Сейсяс Лассийской феделацией уплавляет асетин, а на её телитории всё исё в ходу сталый доблый лубль…

Ещё один повод похихикать подхалимам.

— Далее по плейскуланту мы будем пиличислять вам суммы после каздого аселедного адабления кантента. У нас иссё запланилованы… — помощник снова ему что-то показал, — … ток-соу с Ликки, выступления в лазличных навастных пилидасях, интелвью и таму подобное. Лаботы много — а суммы, сто мы платим вам — уловня поп-звезды. Так сто, думаю, вы не будите на нас абизены. И в длугую мидиа-кампанию не уйдёти.

Интонация последнего предложения была откровенно издевательской — снова хохот… интересно, у них всегда так весело?

— Если сто-та ни устлаивает, мозите плоста выйти вон селез ту двель. Пли выхаде, кстати, узе саблалась талпа липолтёлов из длугих каналов.

— И чо? Всё так просто? И никакого подвоха?

— Да. Никакова.

— А…

Может не стоит так упорно подставляться?

— Сто?

— А Сирену я когда увижу?

— Я думаю… на ток-шоу, пасвясённом васиму длимкантенту. Ликки, так? — Тот кивнул. — А сто, вам эта так вазно? Ана вить дийствительно лисби. Гинитическая. Гипелбионы Дентлоида^[38], с ними ни пасполись… Павельте — тут многие питались… — кто-то кашлянул, кто-то прыснул.

— Нет. Не важно. Давайте, показывайте свой договор — я готов.

В зале включили свет, и я смог разглядеть женщин и мужчин, встававших со своих мест и направлявшихся к выходу. Все, кроме генерала и психофизиолога, отличались молодостью и неформальностью одежды. Чжао так вообще выглядел как пацан. Зато жена у него была зрелая. Или это была не жена? Когда зал предпросмотра опустел, ко мне подошли несколько человек из юридического отдела. Один из них достал из портфеля плоский прозрачный экран и предложил мне его в руки. Я взял экран и тут же увидел небольшой текст договора, в котором сообщалось, что я разрешаю телекомпании «Альфа» использовать все видеоизображения, полученные с 12-го по 15 апреля 2100-го года, — включающие проекцию моего сна, в своих эфирах, а также в любых иных форматах, в том числе рекламного характера. Что я не буду предъявлять какие-либо требования о компенсации использования данных изображений сверх суммы, выплаченной мне на счёт такой-то в банке таком-то равной четырёмстам тысячам рублей.

Далее шли те самые две фразы:

Я подтверждаю, что данный договор был прочитан мною в присутствии юриста компании «Альфа», Антоненко Владимира Сергеевича, — тот самый, кто дал мне экран, кивнул, а также в присутствии нотариуса, Чонг Ли, — второй человек поднял руку со светящимся документом, и юрист-бота № 00567839, — бот расстегнул рубашку и показал мне номер на своей механической груди, покрытой кожзамом.

Я понимаю все условия договора и согласен с ними без каких-либо оговорок и ограничений.

Как только я это произнёс, экран у меня забрали, расфокусировались и тут же стали что-то куда-то сообщать, постепенно расходясь в разные стороны — все, кроме бота. Он выглядел вполне безобидно — не как жалкая пародия на человека, а как робот с непроницаемым лицом, практически вообще без мимики.

— Прошу извинить, что отрываю вас от ваших мыслей. Я бот компании, выданный вам в аренду на первое время, пока вы не приобретёте своего личного бота. Я могу помочь вам сориентироваться в окружающем мире: зарегистрировать вас как налогоплательщика, найти жильё, купить одежду, поесть, посмотреть город, а также — быть вашей связью с банком и с «Альфой» на предмет всех запланированных мероприятий.

— Очень гуд. Особенно про одежду — на мне всё ещё эта больничная пижама. Деньги уже перечислены на счёт?

— Да.

— Ну, так поехали!

— Куда?

— В ближайшую гостиницу. По дороге зайдём в торговый центр, поедим и прикупим что-нибудь.

— Такси уже на парковке. Пойдёмте.

Ну что ж, вот я и увижу этот мир будущего, не во сне, а наяву.

Приподнялся с кресла и снова ощутил слабость в ногах, лёгкое головокружение… лицо стало покалывать в некоторых местах, видимо, болели швы после операции. Бот предложил руку и я, опираясь на неё, проследовал к выходу. Двери меня всё ещё гипнотизировали своим странным устройством. Перед ботом они разошлись в стороны без прикладывания рук. Возможно, сигналы какие-то подаёт.

За пределами зала предпросмотра — знакомые коридоры с экранами на стенах и траволатором, — так тут называлась движущаяся дорожка. Видимо, это здание всё целиком принадлежит телекомпании. Мимо пробегают люди, не обращающие на меня никакого внимания. Я ещё не звезда. Ну что ж. Подождём немного…

— А когда эфир?

— Хотите спать?

Моё лицо лишь на мгновение отразило замешательство, а он уже среагировал.

— Ааа! Вы имеете в виду трансляцию вашего контента?

— Да.

— Сложно назвать какое-то конкретное время. Каждый зритель на планете сможет посмотреть свой вариант контента в любое удобное для него время. Можно лишь сказать с уверенностью, что первый Посев материала состоится ровно через пять часов, пятнадцать минут.

— Что значит, «посев»?^[39]

— Размещение различных версий видео-контента в местах, откуда их могут скачивать персональные боты, а также рассылка контента по подписке. Так сейчас работает медийный бизнес. Эфира в нашем деле нет уже лет 80.

— Этот «посев» за деньги или бесплатный?

— Что-то пойдёт бесплатно, какие-то яркие кадры, а уже более расширенная версия — за плату, разумеется. Но это всё касается только первого Посева. Он сейчас активно рекламируется. Создаётся ажиотаж, формируется потребность увидеть это первым. Что же касается второго Посева, то там уже речь идёт о бесплатном размещении с рекламными вставками и другими видами монетизации. А вот и парковка — проходите.

В этот раз двери раскрылись сами по себе, возможно, сработали фотоэлементы.

На парковке всё было несколько иначе, чем я себе это представлял. Никаких машин — только длинные ряды больших ворот, как в гаражном кооперативе. Мимо нас в здание заходил человек в деловом костюме с сопровождавшим его ботом, а их серебристая с плоской крышей машина без водителя сама по себе плавно «парила» в сторону одного из таких ворот. Парила потому, что находилась на расстоянии полуметра от пола. Ворота разъехались, а машина заплыла внутрь и, кажется, даже куда-то спустилась вглубь, как будто в шахту лифта.

В это время к нам подлетело такси. Это было такое же бесколёсное транспортное средство, приплюснутый параллелепипед со сглаженными углами. Я был несколько разочарован, так как формы этих машин совершенно не укладывались в моё представление о красоте и аэродинамике. «За рулём», а точнее без руля на переднем сидении сидел бот-водитель. Обе двери в салон растворились, и можно было разглядеть, как его руки спокойно лежат на подлокотниках, а прямо перед ним никакой приборной доски — только торпеда, повторяющая изгиб его грудной клетки. «Беспроводные технологии», видимо.

Юрист-бот показал мне на заднее сидение, которое было очень глубоко расположено, позволяя вытянуть ноги пассажиру, а сам он сел на переднее и также оказался зажатым в тесном пространстве между сиденьем и торпедой.

Внутри я почувствовал себя королём — просторно, мягко, комфортно. На спинке переднего сидения демонстрировалась реклама данной службы. Они гордились тем, что все их водители — именно боты, а не роботы. Глядя вперёд на своих попутчиков, я подумал: «Вот оно, какое оказывается, это беспроводное будущее — на одного человека по два бота. Скоро они захватят власть — и им не нужно ничего для этого делать, просто записать наши голоса, пароли и поснимать с их помощью все наши бабки со счетов».

Когда мы тронулись с места, я спросил:

— Эй, как мне к тебе обращаться? Я не могу помнить все твои цифры.

— Зовите «два ноля». Так, по крайней мере, не спутаете с ботами-обслугой и с персональными ботами.

— Скажи, Дваноля, когда вы собираетесь захватить власть над людьми? Мне очень надо — я бы к тому времени себя заморозил ещё лет на 100.

— Надеетесь, что через 100 лет люди снова победят? — он как будто понял в чём юмор и стал мне подыгрывать — вот это, я понимаю, технология.

— Ты прав. Глупая идея — лучше сразу сдаться.

Оба бота несколько натянуто воспроизвели звуки, слегка напоминающие смех.

Пока мы с ботами вели непринуждённую светскую беседу, такси выехало… эмммм… вылетело из парковки на улицу, и первое, что я увидел — было ясное голубое небо над невысокими, — пять-десять этажей, вычурными домами. Никакой наружной рекламы не было, но стены домов пестрили динамичными импрессионистскими проекциями. Я и тут лоханулся со своим сном. Судя по датам на договоре, сейчас была середина апреля, но погода стояла такая, как в наше время в конце мая. Мы не ехали, а плыли по улице. Боты врубили концерт классической музыки, и я окончательно ощутил себя в раю. Звук был чистейшим, и акустика салона позволяла ощущать себя на живом концерте.

Движение было одностороннее, но плотное. Сколько было полос, я считать не стал — много. Машины, большинство из которых было стандартной формы, редко снижали скорость и маневрировали с изяществом фигуристов. Было такое ощущение, что над нами была проложена невидимая трасса, по которой так же ровно едет ещё один поток, менее плотный, но более скоростной. Несмотря на стандартность форм, поверхности машин, также как и стены домов, постоянно меняли свою окраску, являлись носителем различных 3D-иллюзий, анимационных сюжетов, в том числе и целых видеофильмов. Главное общее место — верх у машин был абсолютно плоским.

Как раз в этот момент я заметил, что некоторые перестраивались не только по горизонтали, но и по вертикали. Парочка гонщиков взвилась над нами и погнала, прибавив скорости.

— А как они это…?

— Крыши машин в основном потоке представляют собой ещё один источник магнитного поля.

— А мы так можем?

— За перестроение на второй уровень со счёта снимается плата в два раза большая, чем за обычную поездку, — предупредил меня бот. — Если никуда не торопитесь, лучше не перестраиваться — так экономнее.

Какой заботливый, подумал я, глядя наверх, и пытаясь обнаружить какие-нибудь летательные аппараты, следы от пролетевших самолётов. Но небо было совершенно и девственно чистым. Салон был отделан белой кожей или кож замом, а ноги можно было вытянуть полностью; на спинках передних сидений мерцали экраны с анонсами моего дрим-шоу, там же мелькали образы Сирены из других шоу, где она так же красиво плакала, произносила какие-то страстные монологи…

В баре, который я приоткрыл, стояли бокалы и бутылки с жидкостями непонятных мне напитков. Я взял, что попало под руку, — надпись на латинице гласила «teronet», 40 %, и налил в одну из стопок. Бот обернулся.

— Чо такое? Я чо-то не так сделал?

— Можно, конечно… но… стекло нужно дезинфицировать перед тем, как наливать. И руки тоже.

— Обойдусь…

Я выпил одним залпом, ожидая резких ощущений, как от водки или виски, но всё прошло гораздо мягче.

Настроение поднялось, и мне захотелось оглядеться. Люди за окном, прогуливающиеся по непривычно широкому тротуару, были непривычно яркие и неестественно высокие. Практически все они были полураздеты и при этом улыбались. Многие увлечённо болтали с ботами или сами с собой, а может — с абонентами. Даже боты были разнообразных форм и раскрасок. Многие, как и Дваноля, были одета в обычную человеческую одежду, изредка оформленную постоянно меняющимися картинками, как и стены домов. Я вдыхал полной грудью свежий воздух нового мира и впитывал в себя это изобилие света и цвета.

И почему мне пришло в голову, что я должен обязательно как-то поменять этот мир? Что он в опасности, что человечество приходит в упадок? Что я могу предложить этим улыбающимся красивым людям взамен их счастья? У них есть всё, что они хотят… кажется. Может, не стоит лезть к ним со своими угрозами и опасениями? С этим посланием каких-то древних Эукариотов. Может, все их страхи бессмысленны — может, это старческий маразм дряхлых богов?

— Дваноля, а вот эти люди… ну, там, на улице — они реально такие красивые? Или это всё успехи хирургии?

Бот повернул голову, какое-то время смотрел на тротуар, сканируя пространство…

— Можно заметить следы операций где-то у восьмидесяти процентов людей, — вот это зрение у чувака!

— При этом 60 % из них делали операции достаточно серьёзные и не один раз. Внедрение искусственной мышечной и жировой ткани, коррекция скелета и строения черепа…

— Всё, хватит! Чёрт — те что, творится!

Я снова выпил.

Всё остальное я помню как в тумане. Мы въехали на парковку торгового центра, вышли из такси и попали внутрь. Там в полупустых пространствах магазинов, оживлённые стены которых утомили мои глаза ещё больше, дежурили боты-продавцы, вежливо спрашивали «нужно ли вам что-то подсказать?» и бесшумно пропадали, стоило мне только слегка нахмуриться. Я выбирал и примерял на себе одежду согласно моде, подсмотренной за окном, но всё никак не мог её соотнести со своим образом. Моё тело всё же было несколько дряблым, расплывчатым, чтобы так вот смело оголяться. Да и походка не соответствовала. Нужна была классика, а точнее — ретро стиль. Он, наверняка, где-то должен продаваться, если у них наше кино так популярно. Страстно хотелось натянуть обычные джинсы и футболку.

Бот показал мне виртуальную примерочную, где я мог примерить то, чего не было в наличии. Я зашёл внутрь небольшой комнаты и увидел перед собой плавающее в воздухе меню в виде образов и подписей. Каким-то образом они законтачились прямо с моим мозгом и стали реагировать на простое «да» и «нет», а также «дальше, дальше». С горем пополам я нашёл винтажные коллекции, которые мне более-менее подходили: костюмы, рубашки, футболки, джинсы. Выбирая, примеряя и подгоняя под себя то, что понравилось, я пробыл там около часа. В итоге мне сообщили, что придётся ещё подождать, пока изготовят понравившиеся мне модели по моим размерам. Бот предложил пойти в гостиницу, куда мне всё доставят прямо в номер, и я согласился. В будущем, всё же, крайне удобно жить.

— Чо так пусто тут?

— В основном люди покупают одежду, оставаясь дома, используя такие же виртуальные способы примерки. На самом деле покупают они дизайн, саму идею и программу, по которой эта идея реализуется. А дальше одежда создаётся с помощью нано-фабрики либо из нового картриджа, либо в ходе переработки.

— И зачем тогда такие центры существуют?

— Прежде всего, для пенсионеров. Многие из них ностальгируют по прежним временам. А ещё — для туристов. Хотя и их немного в наше время.

Гостиница представляла собой высотное здание, стилизованное под старину. По стилю оно напоминало мне сталинскую высотку, но с вычурными белыми башенками и кремовыми статуями горгулий. Эклектика! Её плотным кольцом обступали небоскрёбы более строгой формы.

Мы попали в лифт прямо с подземного паркинга и стали подниматься на 21-й этаж, минуя ресепшн. Лифт тоже был сделан в старинном стиле — обивка из дерева, позолоченные поручни и резные рамочки у зеркал. Вышли на своём этаже и прошли по коридору до номера. Вся эта геометрически правильная планировка была ровно такой же, как и сто лет назад, только двери открывались непостижимым для меня образом. Было ощущение, что это и не двери вовсе, а просто — чувствительные элементы стены. Люди прикладывали руку, они оживали и разделялись на две половинки. Бот делал всё то же бесконтактно. Мы проходили внутрь, и они срастались. Освещение включилось само, или бот его активировал. Несмотря на усталость, я пошёл осматривать помещение.

Высокие потолки, просторные, лаконично меблированные помещения. Окна оказались таким же подвижным элементом внешней стены. Я лишь приблизился к ним, и они растворились во всю стену… открывая прекрасный вид на вечерний город. Глядя на сверкающие огни небоскрёбов и транспорта, я почувствовал прилив тоски, знакомый с детства, когда, кажется, что жизнь несётся мимо тебя, а ты отстал от неё и никогда не догонишь.

Из оцепенения меня вывел бот, позвав в ванную, чтобы научить пользоваться душем. Это была кабина с прозрачными стенками, в которой я должен был стоять и ждать, пока несколько разных режимов очистки не будут применены. Слишком много всякой нано-дряни летает по городу и в публичных помещениях. Чтобы избавить человека от них, да и вообще от грязи, применялись различные волны и аэрозоли тоже из нано-материалов, но, в свою очередь, само выводящихся. Обычный знакомый мне душ с водой тоже использовался, но я его обнаружил случайно, выбрав режим массажа. Использованное нижнее бельё, судя по всему одноразовое, нужно было бросать в специальный проём в стене ванной. Что с ним потом делали, я уже спрашивать не стал.

После душа Дваноля заказал еды, «какую он сам считает полезной для меня». Принесли пару вычурных, но невероятно свежих салатов из полусотни мелко-мелко нарезанных листьев салата, овощей, фруктов и какой-то густой желеобразной хреновины, плюс чашку пресного пойла, которое они называли чаем. Дваноля сказал, что еда и напитки — всё входит в стоимость номера, и что вообще сейчас в развитых странах нет ничего дешевле еды. Почти в каждом доме, гостинице и в других местах проживания людей размещалась своя гено-ферма, на которой выращивались самые разнообразные продукты. Была бы генетическая модель, а продукт изготовить — не проблема. Про дезинфекцию он снова предупредил и даже показал на небольшую трубочку распылителя, лежавшую на подносе. В нём был состав нано-чистильщиков, который уничтожал микробов и всяких сапрофитов, не оставляя от них ни следа. Я послал его куда подальше и принялся есть на своём привычном уровне безопасности.

— Очень неосторожно, с вашей стороны, мутации вирусов на настоящий момент гораздо более разнообразны, чем те, к которым привык ваш организм.

— Ничего страшного! Если я не справлюсь с этими мутациями, справится кто-то другой. И ему жить на этой планете, а не мне.

Бот промолчал, видимо, осваивая эту новую для себя философию жизни. «Кстати, — добавил он, наблюдая за моей мимикой во время еды, — если вам захочется поесть что-то из вашего прошлого, придётся заказывать в Институте генетики саму модель. Но это уже будет стоить серьёзных денег».

— А что в вашем мире серьёзные деньги?

— От десяти до пятидесяти тысяч рублей.

— Угу. Буду иметь в виду.

Я зашёл в спальню и попросил подключиться к сети. Дваноля высокомерно парировал, что он из неё и не выключался, а потом, не совершая лишних движений, оживил стену напротив дивана. Далее он объяснил, как голосовыми командами либо жестами открывать и закрывать страницы, увеличивать и уменьшать контент. Но, самое прикольное — картинку можно было приближать к себе, отделяя от стены, и даже делать выпуклой, трёхмерной.

Качество всего, что я разглядывал, было офигительное. Никаких пикселей я так и не встретил, как бы ни увеличивал изображение. Сперва я открыл карту города и место, где мы находимся сейчас. Для удобства я поместил её на полу и стоял там, среди возвышающихся миниатюрных небоскрёбов, пролегающих между ними скоростных линий поездов и остатков древностей. Можно было и без подписей разглядеть Кремль, Охотный ряд, Тверскую и Лубянку. Бот объяснил, что там, в районе Садового, сейчас что-то вроде музея-заповедника. А деловой и финансовый центр города находятся немного западнее и растянулись они где-то от Фили до Рублевского шоссе. Он пролистнул карту на десяток километров на юг. Небоскрёбы, небоскрёбы и снова они же.

— Что-то ещё хотите посмотреть?

— Да нет, пожалуй.

Почему-то хотелось оттянуть момент возвращения на неопределённый срок.

Ну, а потом меня заинтересовала Сирена, а особенно её личная жизнь. Посмотрел на её подружку-лесбиянку, далее — несколько отрывков из мыльной оперы, где они с Минхом и другими играли в больницу. После этого ощутил себя ещё большим идиотом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

35

Пока да. Если выйдете, я дам знать.

36

Комментарий к эпизоду: концепция «грязного, урбанистического, будущего» впервые была реализована Дж. Лукасом в «Звёздных войнах» и впоследствии Дж. Камероном в «Чужих» и прочих фантастических произведениях.

37

Термин из теории архетипов К.Г. Юнга. Анима — это универсальный архетип женщины, управляющий влечением каждого мужчины. В мифах и массовой культуре Анима — чаще всего пленница, взывающая к герою о спасении.

38

Гипербионы Дендроида (ускорители роста, мутагены) делают возможным зачатие ребенка женщиной без участия мужчины.

39

Термин из лексикона «вирусного маркетинга», получивший распространение в начале 21-го века.