Самос

Xisco Bonilla

Историческая новела, которая повествует о перипетиях семьи греческого рыбака в Первую пуническую войну Альмицес Теопулос, молодой рыбак, живет с семьей на Самосе, греческом острове архипелага Додеканес. Случайное спасение двух жертв кораблекрушения станет причиной трагедии его семьи. Шел 264 г. до н.э, после смерти Александра Великого, противостояние интересов Карфагена и Рима, двух новых супердержав, привело к развязыванию первой пунической войны. В захватывающей драме герои погружаются в военный конфликт, развивающийся вокруг них. Им приходится противостоять своим хозяевам, кризису, болезням и другим поворотам судьбы. Это картина, отражающая обычный быт доримской эпохи на Средиземном побережье, от греческих островов, до Тира, Александрии и Карфагена. Новелла, в которой переплелись судьбы главных персонажей и исторические события, результат тщательного исследования об истории той мало неизвестной, но захватывающей эпохе: Средиземноморье, полное чудес, населенное финикийцами и карфагенянами, римлянами и пиратами, рабами и вольными. Что с ними происходило во времена, когда человеческая жизнь не очень ценилась?

I

— Вставай! — Поднявшийся переполох вырвал Магона из глубокого сна. — Вставай же, наконец! — сквозь сон доносился встревоженный голос товарища, и Магон открыл глаза.

— Что происходит? Что за шум? — спросил он, протирая слипшиеся веки.

— Римляне! Они выследили нас и висят у нас на хвосте.

Магон спросонья растерянно смотрел на своего собеседника, словно смысл его слов не доходил до него. Он подернул плечами и осмотрелся по сторонам. В трюме царил хаос. Магон привстал, но рухнул на пол от резкого толчка.

Магон снова открыл глаза: сколько времени он провалялся в луже морской воды, разбавленной мочой и каловыми массами из льяла. Очень болела голова. Мужчина потер лоб и снова открыл глаза. Хоть глаз выколи. Громкий шум падающей воды мог означать только одно: в борту пробоина. Магон осмотрелся в поисках хоть какого-то источника света, но, скорее всего лампы при ударе в борт упали на пол, и их попросту залило водой. Мужчина прищурился, пытаясь рассмотреть проем, ведущий на палубу. И снова услышал голос будившего его товарища:

— Магон, ты тут?

— Тут, Асцип! — он вытянул руку на голос и нащупал плечо друга. — На нас напали, надо выбираться на палубу.

— Кажется, я сломал ногу, — ответил Асцип. — Уходи, корабль уже не спасти.

— Еще чего, — отрезал Магон, морщась от боли, и попытался встать. Он нащупал руку своего друга и помог ему подняться. — Мы сели на мель? Берег близко? — расспрашивал Магон и подставил плечо другу, чтобы помочь ему идти.

— Нет, мы в открытом море. — Асцип остановился, чтобы передохнуть. Боль в ноге была невыносимой. — Я видел римский корабль, который разворачивался в нашу сторону. Они только что протаранили нас. Только чудом мы не потонули.

Наконец они добрались до небольшого трапа, ведущего на палубу. Магон выглянул наружу в поисках помощи. Вокруг клубок солдат и матросов отчаянно сражались с нападавшим войском всем, что попало под руку. Над ним склонилось знакомое лицо, это Утибаал из Ликсуса заметил его и предложил помощь. Вдвоем они смогли вытащить обессиленного Асципа, и тот сразу сел, чтобы осмотреть рану.

— А ты — счастливчик, — подбадривал его Магон. — На перелом непохоже. Выглядит так, как будто из твоей ноги решили вырезать кусок мяса на отбивную.

— Торопитесь, — перебил его Утибааль. Круглое лоснящееся лицо купца заливало потом. — Римляне разворачиваются! — крикнул он.

Магон поднялся и посмотрел налево, куда показывал ликсусец. Луна освещала темное ночное небо, и можно было рассмотреть силуэт римской триеры, угрюмо разрезавший черную морскую гладь. Мышцы Магона напряглись, острый приступ горечи пронзил его тело: над кораблем развевался тот самый флаг, под которыми шли убийцы его жены и детей в Сиракузах. Преследователи не собирались топить их, они хотели взять корабль над абордаж.

— Давай, Асцип, — он помог другу подняться. — Вставай, надо прыгать.

Мужчины втроем бросились к правому борту. Магон обернулся, предчувствие его не обманывало: римляне готовились атаковать несчастное судно, чтобы захватить его команду в рабство. Он схватил Асципа за руку и посмотрел в черные воды, моля бога Эшмуна о спасении.

Белый парус, закрепленный на левом борту, легонько полоскался на ветру, шептались волны, набегающие на деревянный корпус баркаса, венчая белой пеной бескрайнее море вокруг.

— Осторожно! Ужалит скорпена — и все, твой десятый день рождения станет последним, — прикрикнул Гермес на сына. О палубу билась, растопырив жабры, красная рыбина. Альмицес едва успел отдернуть босую ногу от ее ядовитых шипов.

— Прости, папа, — сказал малец, орудуя остроконечной тамариндовой палкой, на которую надо было насадить опасную добычу, чтобы положить ее в пеньковую корзину, которую он держал в своих исцарапанных руках.

— При уборке сетей нужно соблюдать осторожность. Уже ж не первый раз, когда-нибудь тебе не повезет, — поучал его отец. — Чтобы умереть, хватит одного укола шипа. Вспомни старика Аристофана, он помер в прошлом году, так и не добравшись до берега, просто чуть больше яда досталось.

— Конечно, папа, — пытался оправдаться Альмицес, — но ты же знаешь, что я хочу стать солдатом. Они много путешествуют и могут видеть новые места.

— Как же я люблю свежий утренний бриз, — перевел тему Гермес, делая вид, что не слышал глупые фантазии ребенка. — Ты даже не представляешь, как же нам повезло жить возле моря, — тридцатилетний загорелый рыбак смотрел с нежностью на своего сына. Направляя лодку к берегу, одной рукой он уверенно держал рулевое весло, а второй — шкот, ловя парусом ветер. — Ощущать брызги воды на лице, разрезая волну, — бесценно. Вряд ли какое-либо другое приключение способно сделать тебя счастливее, сын мой, к тому же солдатская доля — неблагодарная. Нет ни счастья, ни заслуги в убийстве людей.

— Может и так, но я хочу посмотреть на другие края и не знаю другого способа этого добиться. Папа, мне, правда, нравится рыбачить, — добавил смиренно Альмицес. — И ходить под парусом мне нравится, особенно, когда ветер нас подгоняет, когда он наклоняет лодку так, что можно рукой коснуться воды.

— Да-да, Альмицес, только маме это не говори. Она же не любит, когда мы играем тем, что нас кормит. — Довольный отец улыбался, наблюдая за сыном, который раскидывал оставшуюся рыбу по ивовым корзинам на законопаченном полу. Много раз приходилось ремонтировать лодку, и теперь места ремонта складывались в причудливый узор по всему судну. Мальчик быстро учился, если бы жена разрешала, сын мог бы самостоятельно рыбачить. — Ну, возьми стерно. Все-таки десять лет не каждый день исполняются, надо хорошенько отпраздновать это. Представь только, что мама приготовит на ужин!

Альмицес заговорщицки посмотрел на отца. Теоретически, приближаться к рулевому веслу ему было запрещено. Его мать всегда боялась моря. Она даже никогда не поднималась на борт. Она, вообще, боялась подойти к краю воды, чтобы помочить ноги даже в самые жаркие дни лета. При этом, когда он оставался с отцом наедине, без сестер, которые могут проболтаться, Гермес без лишних уговоров передавал ему управление лодкой. Мальчик получал удовольствие от этого. Умение управлять лодкой было у него в крови. Ведь его деды и даже прадеды были моряками или рыбаками. И пусть некоторых из них забрало бессердечное море, все равно, лучшим приключением в мире для него было покорять волну и управлять ветром. А зачастую, подальше от берега, чтобы потом не оправдываться перед мамой, он бросал вызов сыновьям других рыбаков, и они устраивали гонки, пытаясь заставить друг друга сложить паруса. Время со стерном всегда пролетало незаметно.

Гермес любовался сыном, который вел лодку к берегу. У парня это неплохо получалось, есть чем гордиться. Как же быстро он вырос, даже оглянуться не успел. Это уже не малыш, мальчик на глазах превращался в мужчину. Когда Гермес впервые взял его на борт, сыну едва исполнилось два года. Он помнил его первые неуверенные шаги по палубе, в голове до сих пор звучали причитания жены по этому поводу. В тот день маленький Альмицес не плакал, он с довольной улыбкой на лице сидел в центре лодки и широко раскрытыми глазами рассматривал море за бортом. Гермес погрузился в воспоминания: он вернулся в свое детство, кода сам впервые вышел в море. Ему было лет шесть или семь, старший брат тогда заболел. И отец, взяв его за плечи, сказал, что он — уже настоящий мужчина и должен помочь ему на лодке вместо брата. До этого Гермес никогда не поднимался на борт, но с морем больше не расставался. Море очаровало его, и сейчас в глазах Альмицеса он видел тот же волшебный дурман. А ведь не всегда было весело. Ему было лет пятнадцать, когда какие-то сирийские моряки отобрали у них всю выловленную за тяжелый долгий день добычу, забрали сети и избили их с отцом. Просто чудо, что их не взяли в плен и не увезли за тридевять земель. С тех пор каждый раз, когда он видел в море незнакомый корабль, старался изменить маршрут, даже рефлекторно. Он вернулся в мыслях к незнакомому судну, которое видел сегодня на рассвете неподалеку.

— О чем задумался, папа? — Гермес промолчал, отрешенно глядя за горизонт.

— Как ты думаешь, почему та триера, которую мы видели на заре, шла так близко от острова? — спросил он сына, возвращаясь в реальность.

— Не знаю. Может они войска на Кос перекидывали, а может просто мимо шли, — отец кивнул головой и поднял взгляд на берег.

— Ладно, мы уже почти пришли, верни-ка мне стерно от греха подальше. — Альмицес побурчал, но вернул отцу управление. Берег Самоса в восточной его части был изрезанным, в прибрежной полосе часто встречались рифы, и можно было нечаянно повредить лодку.

Сосны, дубы и финиковые пальмы раскинулись по всему берегу. То тут, то там между ними виднелись прогалины. Отец с сыном обогнули небольшой полуостров и направились к очаровательной маленькой бухте с кристально чистой водой. Дом Теопулосов, их дом, можно было увидеть прямо отсюда. Он находился выше уровня моря, но очень близко от небольшого причала, всего в ста шагах, по подсчетам Альмицеса. Большинство рыбаков селились ближе к большой бухте, за небольшим каменистым гребнем. А его отец и еще один рыбак, Андреас, чей дом находился у подножья холма, решили построить себе небольшой причал в маленькой бухте, чтобы быть поближе к своему хозяйству и не ругаться с соседями. Только мама иногда жаловалась, потому что до ручья с питьевой водой ей было идти дальше, чем женщинам из большой бухты.

— Готовься чалиться, сынок! — Альмицес кивнул головой, пошел на нос, придерживая полы одежды, чтобы не споткнуться, и взял канат в свободную руку.

Одним прыжком паренек оказался на шаткой пристани, натянул канат и ловким движением надежно привязал лодку рядом с соседской.

— Отлично, сынок, — похвалил его отец. — Собери снасти и аккуратно сложи парус, а я отнесу рыбу. Завтра, похоже, будет плохая погода, мы никуда не пойдем, займемся генеральной уборкой. Не возись долго, уже полдень, скоро будем обедать. — Он взял обе корзины с рыбой и вышел на пляж.

Альмицес собрал латанный-перелатанный парус и прочно привязал его к рее. Потом он подобрал снасти, раскиданные по лодке. Мальчик брал концы и наматывал веревки виток за витком, как его учил отец, стараясь, чтобы они не путались под ногами во время работы. Он уже почти закончил, когда услышал голос отца со стороны пляжа:

— Альмицес, иди сюда, бегом!

Мальчик выпрямился и увидел отца на полпути от дома. Берег хорошо просматривался, и он увидел какие-то тюки на краю воды, рядом с ним отец. Мужчина поставил корзины на землю и махал рукой, подгоняя сына. Альмицес отложил наполовину смотанную веревку и босиком побежал на пляж. По мере приближения тюки приобрели силуэты людей. Двое мокрых мужчин лежали без чувств в песке, так и не сумев полностью выбраться из воды.

— Давай, сынок, помоги их вытащить, — отец пытался повернуть одного из них на спину, чтобы тот не наглотался еще больше воды.

— Папа, он слишком тяжелый, — заныл Альмицес, пытаясь вытянуть ближайшего к себе человека. Тот весил не меньше толстого старика-трактирщика, живот которого раздулся от выпитого за всю жизнь пива.

— Оставь, я сам его вытащу. — Гермес вытянул худощавого мужчину из воды и положил его на сухом песке. Затем он взял за руки второго. отец и сын вместе напряглись, чтобы вытащить бедолагу из воды, и после нескольких попыток им это наконец удалось.

Гермес принялся осматривать несчастных и повернул их, чтобы избавиться от воды, которой они успели наглотаться, а Альмицес испуганно и удивленно рассматривал мужчин. Одежда их выглядела странной: греки не носили туники насыщенного красного цвета. Их одеяния здорово потрепало о подводные камни, которых полно у берега. Откуда они? Мальчик нечасто встречал чужестранцев в своей деревне.

— Позови маму, мне нужна ее помощь. А потом найди сестер и заберите сети, которые нужно отремонтировать. Мы с мамой обсушим этих бедолаг, да отведем их домой. Мы позовем вас обедать. Попроси маму захватить воды и сухую одежду. — Гермес сделал сыну знак рукой, и Альмицес побежал домой.

Паренек толкнул дверь и влетел в дом.

— Мама, привет! — запыхавшийся малец окинул дом взглядом в поисках матери.

— Привет, сына, что случилось? Ты чего запыхался? — мать у окна чистила лук, который держала в подоле. На ее лице, нещадно побитом оспой и тяжелым детством, читалось удивление.

— С днем рождения! — к Альмицесу кинулась младшая сестра, четырехлетняя малышка Жанира. Она обняла его за талию и подпрыгивала, чтобы поцеловать брата.

— Спасибо, — ответил брат, гладя ее по голове. — Мама, там дядек двоих волной на пляж выкинуло… Папа сказал, чтобы ты принесла воды и сухую одежду, — ответил мальчик, передохнул, восстанавливая дыхание после пробежки, и улыбнулся сестричке.

— Сейчас иду, займись младшенькой, девчонки наши играют в пещере. — Женщина резко поднялась, и две луковицы соскользнули с подола и покатились по полу. «Когда уже в этом доме настанет покой?» — взмолилась она про себя. Постоянно что-то случается, невозможно расслабиться ни на минуту.

— Я подниму, — сказал Альмицес. — Папа сказал, чтобы мы занялись сетями, и что вы потом придете за нами. Мы с Жанирой пойдем на лодку и потом будем в пещере чинить сети. — Мать кивнула и взяла бурдюк с водой и пару чистых накидок.

Они втроем вышли из дома. Женщина быстрым шагом отправилась на пляж, а Альмицес пошел вокруг, чтобы младшая не увидела несчастных. Так сказала мама. Она не хотела, чтобы Жанира испугалась от вида незнакомцев, возможно, израненных и в тяжелом состоянии.

Брат с сестрой за руку пошли вдоль пляжа под финиковыми пальмами, растущими по его краю. Жанира рвалась за мамой. Ей хотелось узнать, из-за чего это мама все бросила и убежала куда-то. Альмицес покрепче взял ее за руку и потянул к лодке. Он стал убеждать ее и пообещал поиграть с ней, когда они дойдут до сестер. Поднимаясь на лодку, Альмицес кинул взгляд на пляж. Бедолаги уже пришли в сознание и сидели, а родители помогали им переодеться. Вдали за тамариндами мелькнул мужской силуэт, похожий на соседа Андреаса. Странный он дядька. Ни с кем в деревне не водил дружбу, только иногда мальчик видел, как мужчина беседует с его отцом. Даже с мамой он только сухо здоровался, максимум, перекидывался парой фраз о погоде.

Их тайная пещера находилась на противоположном краю их бухты, на ее западном берегу. Вход в нее, усыпанный камнями, которые с ходом времени осыпались со склонов хребта, был достаточно удобным, хоть и спрятался от посторонних глаз за причудливым изгибом скалы. Многие жители деревни и не помнили о ее существовании. Это было небольшое углубление в каменной стене, спускавшейся в море. В пещере была всего одна камера, достаточно просторная, чтобы в ней могли разместиться около десяти человек. Правда, большой вход не спасал от непогоды. Наверное, поэтому в ней никогда никто не жил, зато ее облюбовали дети Теопулосов.

Жанира и Альмицес зашли внутрь, волоча за собой сеть. Там их сестры, Тельма и Нериза перебирали ракушки, которые они набрали с утра на пляже. Тельма кинула на них взгляд своих лучистых глаз цвета меда из-под каштановых кудряшек, спадавших на лоб. Ее отец знал, что она будет кому-нибудь хорошей женой. В свои четырнадцать лет она уже была готова покинуть отчий дом и объединить свою судьбу с рыбаком из деревни. Стройная фигура, правильные манеры, базовые знания письма, как и у Альмицеса… Отец считал, что владение письменной речью может пригодиться в жизни. У него самого никогда не было возможности учиться, и он просил Альмицеса делиться со старшей сестрой всем, чему его учил деревенский учитель. Мать же, напротив, считала, что умение писать — совершенно бесполезное знание. Но благодаря этим качествам сестра была отличной партией, достойной лучших парней деревни. Гермес за спиной у жены и Тельмы даже уже вел переговоры с некоторыми местными семьями на эту тему.

Неризе было девять, на год меньше, чем Альмицесу. Она походила на сжатую пружину. Мать всегда говорила, что Зевс ошибся, и ей надо было родиться мальчиком. В девочке абсолютно отсутствовали изящество и хрупкость старшей сестры: детское тело, вихрастая голова, руки и ноги, исцарапанные во время игры и беготни по зарослям то за котом, то за бабочкой. В ее беспокойных глазах цвета светлого меда, как и старшей сестры, отражалась вся ее живая натура.

— Привет, Нериза. Привет, Тельма. Вы опять с ракушками? Вам не надоело еще? — спросил сестер Альмицес.

— Нет, смотри, мы тут с утра много чего набрали: и черенки, и петушки, и фарфорки, — ответила Нериза и улыбнулась брату.

— Смотри, Жанира, мы нашли две морские звезды и большущую улитку, — сказала Тельма. Она поднялась и взяла сестру за руку, чтобы показать ей драгоценные находки. — Посмотри, эта ракушка разбилась и стала похожа на родинку у нас на ноге. — Жанира наклонилась, сравнивая ракушку с родимым пятном, которое имелось у всех четверых, улыбнулась, увидев схожесть, и сразу переключилась на остальные находки.

— Папа сказал починить это до обеда, — сказал Альмицес и вытащил сеть из заплечного мешка.

— Пусть девчонки играются. Мы и сами справимся, — Тельма взглядом настоящего эксперта осматривала сеть вместе с братом. — Ты все взял с собой? — Альмицес кивнул.

До полудня дети были в пещере. Младшие играли с ракушками, раскладывая их по разным признакам: сначала по форме, потом по цветам, перекладывая их из одной кучки в другую. Тельма и Альмицес сначала очистили уже наполовину сухую сеть и принялись чинить ее, ведь это они делали уже не в первый раз. Когда работа подошла к концу, рассказ Альмицеса об утренних приключениях и ужасной находке подошел к концу. Солнце было в зените, и мальчик решил сходить узнать, готов ли обед. Он обогнул камни, прикрывавшие вход в пещеру, и столкнулся нос к носу с отцом.

— Сына, я за вами, пора обедать. Иди к маме, а я позову сестер. — Альмицес кивнул и пошел домой. Отец отправился в пещеру, чтобы позвать дочерей.

Солнце неспешно начало спускаться к горизонту своим привычным вечерним маршрутом, когда все собрались дома. Альмицес с матерью дожидались домочадцев внутри. Снаружи, на углу дома, сидели на корточках утренние бедняги, укутавшись в одеяла. Они оперлись спиной на стену и грелись в лучах небесного светила. Они смотрели вдаль, но их взгляд ничего не выражал. Девочки рассматривали чужаков с плохо скрываемым любопытством и шептались. Отец отправил их в дом, перекинулся парой слов со спасенными и присоединился к своей семье. В центре главной комнаты стоял стол из старых досок, вдоль него — две длинные скамьи. На одной из них уже сидели трое младших: Альмицес, Нериза и Жанира. Другая все еще была свободной.

— Ниоба, все собрались, что у нас на обед? — женщина поставила на стол полное блюдо.

— Гермес, садись, остынет, — ответила она сухо и села. — Тельма, садись. — Старшая дочь поставила на стол стаканы из оливкового дерева, наполнила их водой из кувшина и села между родителями, словно пограничная стена.

Гермес, благоговевший перед природой и сверхъестественными силами, воздел руки к небу, вознося благодарность богам за пищу, которую они собирались съесть, и вознес небольшую молитву. Дети молча слушали отца, Ниоба смотрела куда-то за окно. Гермес закончил молитву и сделал знак рукой, приглашая к трапезе. Единственное блюдо царило на столе, в центре него лежали аппетитные куски разной рыбы, которые обрамляли вареные овощи. Гермес тщательно отобрал рыбу из утренней добычи, отложенной на продажу, чтобы отпраздновать день рождения сына. Жанира схватила кусочек сибаса. Альмицес, Тельма и Нериза последовали ее примеру. Ниоба же бросила ледяной, пронзительный взгляд на мужа.

— Могли бы уж и меня спросить перед тем, как их спасать. Вы никогда ничего у меня не спрашиваете. Ты же не знаешь, кто это, и откуда они, — прошипела она обвиняющим голосом, косясь на стену, за которой сидели незнакомцы, погруженные в свои мысли.

— Помощь нуждающимся это не то, на что нужно спрашивать разрешения, это наш долг, — спокойно ответил Гермес. — Морю неведомы племена, расы, знать-беднота, оно со всеми обходится одинаково. Ты, кажется, забыла своего отца и моего тоже, которых море оставило себе, — его жена опустила глаза. Слова мужа отозвались болью. — Посейдон может быть очень убедительным, когда хочет. И если наши гости выжили, не нам ставить под сомнение божественное решение.

— У нас будут с ними проблемы, это иностранцы. Не очень хорошая идея привести их домой, — на лице Ниобы читались напряженность и озабоченность. Она качала головой, отказываясь принимать объяснения мужа. Дети молча поглощали вкусности, и слушали родителей.

— Это карфагеняне. Они благодарили за спасение и просили, чтобы мы позволили им уйти как можно скорее, но это я не позволил, ведь им надо восстановиться, в таком состоянии они далеко не уйдут, — Ниоба застонала и подняла руки к небу. Ее терпение было на грани.

— Они попросили дать им уйти, и ты им запретил? А обо мне ты подумал?

— Наши дети должны понимать, что хорошо, а что плохо. Эти мужчины нуждаются в помощи, и никто из Теопулосов им в ней не откажет. Я не буду спорить на эту тему, — голос Гермеса был категоричен.

— Папа прав, — сказала Нериза, кивая головой.

— Не вмешивайся, когда взрослые говорят! — мать прожгла ее взглядом, и девочка опустила голову.

— А что с ними случилось? — Альмицесу не нравилась накаленная атмосфера за столом, и он попытался разрядить обстановку.

— Они сами расскажут. Вот закончим обед, и я позову их. Они уже перекусили и решили не мешать нам. Потом мы оставим их в покое, им нужно поспать и набраться сил.

Над столом сгустились тучи. Все молчали, не решаясь нарушить воцарившуюся тишину. На десерт мать подала красные яблоки. Тельма встала, чтобы приготовить чай из мяты.

— Альмицес, сходи и вежливо пригласи их выпить с нами горячего чая, который приготовила твоя сестра.

Паренек встал, он сомневался:

— Папа, я не говорю по-карфагенски.

— Не переживай, они говорят по-гречески и понимают нас, — улыбнулся ему отец.

Альмицес вернулся и остановился у дверей, пропуская мужчин, которых они утром спасли от верной смерти. Оба мужчин, все еще завернутые в одеяла, медленно зашли и поклонились в знак приветствия. Тельма поставила к столу две табуретки и принялась разливать дымящийся настой.

— Присаживайтесь, друзья. — Гермес привстал и указал на табуретки.

— Спасибо, — ответили гости на греческом.

— Это мои дети. Альмицесу сегодня исполнилось десять лет, он уже настоящий рыбак. — Мальчик, польщенный, приосанился, чтобы казаться выше ростом. — Тельма — моя старшенькая, уже пора подыскивать ей мужа. Пусть она родит нам крепких внуков. Нериза и Жанира — младшенькие, их смех наполняет радостью наш дом. — От слов отца девочки рассмеялись, а Тельма покраснела.

— Мы очень благодарны за ваше гостеприимство, — самый толстый карфагенянин говорил на странном, но понятном им греческом. — Нам пришлось пережить пару тяжелых деньков, — он посмотрел на своего товарища, тот кивнул головой, подтверждая его слова.

— Так что же с вами произошло? — спросил Альмицес, не скрывая любопытства. — Как вы сюда попали?

— Это очень долгая история, она началась несколько месяцев назад, мы бы не хотели надоедать вам рассказами.

— Ничего, мы хотим узнать вашу историю, если вы, конечно, не против, — подбодрил их Гермес и взял в руки чашку с чаем.

— Хорошо. Как я и говорил, все началось несколько месяцев назад, когда умер Агафокл из Мессины. Вы слышали про Мессину? — Дети молчали. Гермес неуверенно кивнул и покосился на жену. — Это город, который находится на острове Сицилия, таком же острове, как ваш, только намного больше. Так вот, после смерти Агафокла его стражники, которые называют себя мамертинцами или сыновьями Марса, восстали против Сиракуз, добиваясь независимости города, — все семейство, раскрыв рты, слушало рассказчика.

— Гиерон, новый законный царь Сицилии, — продолжил другой мужчина, — разбил их и окружил Мессину. Тогда мамертинцы попросили помощи у Рима, а Гиерон, пытаясь уравнять силы, попросил помощи у нашего города, Карфагена, он стремился укрепить свое царство, ну и не дать римлянам разбить его войска, ведь Мессина расположен в стратегически важном месте, оттуда можно контролировать поступление на Апеннины любых товаров.

— Все было под контролем, — продолжил толстяк, — но римский консул Апио Клавдий отправил сюда войско. Они высадились в тылу у нас и застали врасплох. Им удалось разбить войска царя Гиерона, а потом они напали на нашу базу на мысе Пелоро. Силы римлян превосходили нас, их войска слишком хорошо организованы, но несмотря на это мы почти их победили. Однако сражение переместилось на море, и многие корабли, в том числе и наш, оказались отрезаны от основной эскадры. В первый день они разбили два наших корабля, нам же удалось сбежать. Через несколько дней мы увидели берега вашего острова, — он отхлебнул ароматный травяной чай, чтобы промочить горло. — Мы думали, что спаслись, но этой ночью они настигли нас, напали и взяли на абордаж, на борту началась настоящая резня. Мы втроем бросились в море, чтобы сбежать из этой мясорубки.

— Но вас же только двое, — перебил их взволнованный рассказом Альмицес.

— Да, так и есть, Асцип захлебнулся незадолго до рассвета. — Незнакомец тяжело вздохнул.

— Соболезную, — Гермес попытался сгладить бестактное высказывание сына.

— Ничего, такое случается, судьба, предначертанная богами, неизбежна. Только Мелькарту и Эшмуну она известна. Но теперь нам надо поскорее вернуться домой. Кто его знает, чем там на Сицилии все закончилось.

— Сегодня утром мы с сыном видели римский корабль неподалеку.

— Вполне возможно, римляне — знатоки в поисках и добивании своих жертв, кто знает, может еще кто-то из наших искал спасения в море, — дети слушали их, широко раскрыв рты.

— Ладно, вы, должно быть, очень устали и хотели бы немного вздремнуть, — прервал мужчин Гермес, детям не следует слушать всякие жестокие подробности, которые могли поведать чужестранцы. Он встал и махнул головой детям. — У нас есть еще дела, а воспользуйтесь возможностью передохнуть. Моя жена подготовила вам удобные лежанки. Завтра посмотрим, как можно устроить ваше возвращение домой. Может, найдется корабль, который отвезет вас в какую-нибудь из ваших колоний.

— Большое вам спасибо. Нам все-таки повезло попасть в земли, где Рим не имеет влияния. Римляне все еще благоговеют перед краями, которые когда-то были владениями великого Александра Великого.

— Наш остров находится под управлением Птоломея Египетского, так что здесь вам не надо бояться римлян.

Дети Гермеса и Ниобы вышли из дома. Рассказ карфагенян унес их в другие места, о существовании которых они не имели представления. Они обменивались историями о сражениях, о которых они знали по сказаниям о жизни богов, о древнегреческих героях, битвах, которые происходили очень давно. На Самосе единственной внешней угрозой считалось нападение пиратов, да и то случалось нечасто.

Тельма заметила, что младшую сестру очень взволновал рассказ чужестранцев. Она подняла Жаниру на руки и стала успокаивать ее, нашептывая, что карфагеняне слишком преувеличивают, что ни римляне, ни другие люди не способны на такие гадости, что не стоит так переживать. А Нериза и Альмицес бурно обсуждали историю несчастных, представляя вживую приключения моряков и удивительные места, откуда они приплыли.

Немного погодя Гермес вышел из дома, искоса взглянув на Ниобу. Женщина все еще была рассержена и смотрела вдаль с каменным лицом. Он хотел было поговорить с ней, но передумал и позвал детей:

— Тельма, Альмицес, сегодня какой-то сумасшедший день, идите-ка в пещеру, можете поиграть там, мы позовем вас на ужин. Заодно и наши гости отдохнут. Ну а мы с мамой отнесем рыбу Андреасу. Сегодня его очередь договариваться с трактирщиком. Вряд ли много получится выручить в такое время, но хоть что-то.

Дети с радостью пошли на пляж вдоль берега до причала и вверх по тропинке в пещеру. Ропот моря доносился прямо до порога дома. Легкий морской бриз усилился и весело играл с волной, венчая гребни пенными коронами.

Проходя мимо причала, Альмицес проверил прочность швартовки лодки. Их маленькая бухта была хорошо защищена от гнева моря, но мало ли. Сестры помогли брату собрать вторую сеть. Она уже просохла, можно было заняться ее ремонтом в пещере. В стенах грота ветер, дувший снаружи, почти не ощущался. Внутри было тепло и уютно. Жанира и Нериза сели играть с ракушками, а Тельма и Альмицес взялись за работу.

Вторая половина дня пролетела незаметно. Тельма и Альмицес, закончив возиться с сетью, взяли младших сестер и пошли собирать маленьких крабов и рыб-прилипал, сидевших на камнях у моря. Маленькие лужицы, которые оставлял прилив в изрезанных скалах, создают прекрасные условия для крабов, здесь теплее, чем в море, и спокойнее. Добыча оказалась богатой. Нериза даже нашла небольшого осьминога. Дети весело провели время, пытаясь заставить того вылезти из-под камней.

— Что-то темнеет, Альмицес, нам не пора домой? — Тельма устала. Целый день присматривать за сестрами нелегко. К тому же, она жалела, что не ее отправили с рыбой к трактирщику. Из-за этого она не смогла повидать его красавчика-сына. Вот бы папа договорился выдать ее замуж за него. Надо ему пояснее намекнуть на это при случае.

— Ну да, родители уже должны были прийти за нами. Посиди с девчонками, я отнесу сети домой и спрошу про ужин.

Альмицес взвалил снасти на спину и вышел из пещеры, огибая камни на входе. Он пошел по влажному песку пляжа через причал. Ветер набрал силу и осыпал мелкими песчинками его ноги. Альмицес воображал, как идет по морю на борту большого корабля, бросая якорь во всех крупных портах. Солнце спряталось за горой, и его свет терял силу. Паренек взглянул в сторону дома и увидел свет, сочащийся из-под истрепанных ставен, закрывающих его окна. Можно, конечно, оставить сети на причале, но отец не любил бросать их там на ночь, потому что год назад вовремя ночной грозы сети порвались. Что ж, придется тянуть снасти домой.

В нескольких шагах от дома раздался сдавленный крик. Мальчик вздрогнул от страха. Это точно голос отца. Спустя мгновение, показавшееся вечностью, дверь дома распахнулась. Альмицес инстинктивно вжался в землю под маленьким тамариндом. На лбу проступили капельки пота. Три здоровых мужика тащили из дома тело, похожее на худого карфагенянина. Они переговаривались между собой на чужом языке. Коричневые одеяния придавали их силуэтам мрачности.

Под покровом наступающих сумерек Альмицес ждал, спрятавшись среди веток, чтобы незнакомцы отошли подальше к небольшому сосновому бору за домом. Что делать дальше? Наконец, он решился зайти внутрь. Царила полная тишина, дверь все еще была открыта. Паренек припрятал сети недалеко от входа и, осторожно ступая, стараясь не производить лишнего шума, подошел к двери. Из дома не раздавалось ни единого звука.

Страх охватил им, сковывая его мышцы, по коже побежали мурашки. Движимый необъяснимым чувством или врожденным любопытством, Альмицес преодолел страх и медленно вошел внутрь. Он в тревоге осмотрелся. Его мозг отказывался принимать увиденное.