Тело Папы

Агостино Паравичини Бальяни, 2021

Книга известного итальянского медиевиста Агостино Паравичини Бальяни представляет собой масштабный экскурс в историю папства – древнейшего духовного института Европы. Читателю предстоит познакомиться с ритуалами, сопровождавшими избрание и погребение великих понтификов, узнать, какие сакральные начала скрыты за их телесной оболочкой и как Курия толковала понятия бренности и вечности. В основе книги – рассуждения автора о сущности власти, о божественном и природном в человеке. Мир римских пап с мечтами о долголетии и страхом смерти, спорами о хрупкости тела и бессмертии души предстает перед нами во всем его многообразии. Перевод книги на русский язык выполнил российский медиевист, доктор исторических наук, специалист по культуре средневекового Запада Олег Воскобойников. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

© Agostino Paravicini Bagliani, текст, 2021

© О. С. Воскобойников, перевод, предисловие, фото, 2021

© К. П. Мефтахудинов, Ю. Д. Сапрыкин-мл., послесловие, 2021

© Издательство АСТ, 2021

* * *

Трудно быть папой

Дождливым вечером 28 марта 2020 года, накануне Пальмового (по-нашему — Вербного) воскресенья, в самом начале бедствия, повергшего в шок Италию, затем всю Европу и, наконец, планету, папа Франциск в одиночестве вышел на площадь Святого Петра и прочел молебен. В портике Сан Пьетро выставили одну из древнейших христианских икон Богородицы с Младенцем, «Спасение римского народа», Salus populi romani, специально доставленную для этого из базилики Санта Мария Маджоре. Этот образ — такой же палладиум Вечного города, как Владимирская икона для Москвы. Публичное служение, совершенное в одиночестве, столь необычное для главы Католической церкви, было обусловлено всем известными обстоятельствами. На почтительном расстоянии, с соблюдением, что называется, социальной дистанции, присутствовало лишь несколько клириков, включая, кажется, двух кардиналов. Вдалеке, за ограждением, виднелись мигалки, полицейские и случайно допущенные прохожие. Молебен, однако, транслировался всему миру, с чередованием панорамных и крупных планов на площадь и храм, символ единства католического мира, на великую икону, на распятие и, конечно, на папу в его белом облачении. Тихая молитва прозвучала громко, Urbi et orbi.

В эти минуты, слушая спокойный голос первого понтифика, взявшего имя знаменитого святого из Ассизи, я четко осознал: за этой молитвой, такой простой по содержанию, но звучащей в устах главы католической Церкви, стоит история древнейшего религиозного и политического института Европы. Эти две тысячи лет и дали молитве ту силу, которая, хочется верить, помогла итальянцам в те первые недели. И может быть, не только им. Если просмотреть этот короткий ролик, нетрудно согласиться, что фигура понтифика, тело папы, говоря словами этой книги, собственно, и концентрирует в себе эту историю едва ли не в такой же степени, как сокровища Ватикана, от христианских реликвий и гротов до музеев и богатейшего собрания древних рукописей. Осознал — и решил перевести «Тело папы». Задумался я об этом в студенческие годы: это была первая большая работа о Средних веках на итальянском языке, которую я прочел в Италии. В наших библиотеках ее не было и нет. Двадцать пять лет спустя юношеская мечта сбылась.

Книга, которую Вы держите в руках, очень необычна почти во всем. Она оригинальна по теме, композиции и манере изложения, но в хорошем смысле старомодна по форме. Неподготовленного читателя напугает тысяча сносок с длинными латинскими цитатами — все их я сохранил по воле автора, по счастью, моего близкого друга. Должен разочаровать тех, кто спешит: вся радость как раз в неразрывном единстве основного «блюда» с россыпью вкуснейших «закусок» и «десертов» именно там, в сносках. А. Паравичини Бальяни очень настойчиво, даже навязчиво излагает свою антропологическую концепцию тела папы, нередко повторяя одну и ту же мысль, но всегда обыгрывая ее в новых обстоятельствах. Его выводы иногда пунктуальны и пронумерованы, иногда — словно обрываются на какой-то маловажной детали, оставляя у читателя в голове большой знак вопроса. Половина книги — не о теле, а о трупе, его разложении, расчленении, бальзамировании, погребении. Нельзя ли уже немного о живых? Здесь больше смирения и унижения, чем величия и славы, папства униженного и оскорбленного, иногда в лицо, иногда за глаза, иногда в смертельной болезни, папства страдающего, а не царствующего. И напоследок — эликсир, какая-то алхимия, питьевое золото за столом кардиналов. О чем всё это?

Тема, занимающая Агостино Паравичини Бальяни, — конечно, не устройство тела папы, якобы какого-то не такого, как у других людей, простых смертных. Напротив, весь пафос книги в том, что папа, «сверхчеловек» как глава Церкви, такой же смертный, как все мы. Более того, об этом знают и папы, со времен Григория Великого называющие — и считающие! — себя рабами рабов Божьих. В этом парадоксе претендующей на исключительность власти итальянский медиевист и находит ключ к истории того самого института, который пережил и Античность, и Средневековье, и Новое время, и катаклизмы XX века, и постмодернизм. Пережил, напомню, в отличие от нескольких империй, общественных и экономических укладов, переселений народов. Икону Salus populi romani папа выносил для коллективной молитвы в середине VIII века, когда боялись лангобардов, и вынес сейчас, когда ясно стало, что самим не справиться, когда ужас пришел в каждый дом. Престарелый, говорящий негромко или вовсе молчащий, слегка улыбающийся, медленно поднимающийся к портику базилики, склонившийся перед образом и перед алтарем, папа именно в земной, человеческой, телесной своей оболочке оказывается главным предстоятелем перед Тем, кто может помиловать, а может — покарать. Папа такой же, как мы, — но совсем другой.

Именно о таком особенном человеке, о его непростой доле на вершине власти повествует «Тело папы». Мы не найдем здесь биографий, а отдельные характеры проступят лишь в общих чертах, в каких-то обстоятельствах, из которых мы, читатели, вольны выстраивать исторические образы. Задача автора не в этом, а в том, чтобы реконструировать историю института, связывающего землю с небом, выявить ее в том, как этот институт — курия в первую очередь — осмыслял земную природу бренного тела в связи с неземной, не от мира сего, властью, которую это тело несло на своих плечах. Нетрудно догадаться, что центральным периодом в повествовании послужило Средневековье, время между Григорианской реформой и Возрождением, примерно 1050–1500 годы. Именно тогда папство разработало фактически весь свой символический язык, а в XIII веке, между Иннокентием III и Бонифацием VIII, его вселенские притязания звучали наиболее убедительно. Однако и предшествующие, и последующие столетия периодически встают на горизонте.

В середине 1990-х годов книгу сразу заметили и за несколько лет перевели на все основные европейские языки. Жорж Дюби, тогда корифей медиевистики, прочтя книгу, сказал автору по-свойски, что был бы рад написать такую же — но не успел. Рецензии и отклики в научной печати не заставили себя ждать. Ватикан, напротив, ответил прохладным молчанием, хотя кардиналы и Иоанн Павел II с книгой познакомились. Дело в том, что автор ее многие годы работал в Ватиканской библиотеке «скриптором», то есть научным сотрудником. Научные сотрудники именно этой библиотеки фактически были своими в сердце католического мира. Написал же он ее уже будучи ординарным профессором Лозаннского университета…

Агостино Паравичини Бальяни родился во время войны в знатной, глубоко религиозной семье, некогда владевшей обширными землями в Вальтеллине, в раннее Новое время давшей Римской церкви двух кардиналов. К середине 90-х годов он уже написал несколько книг о средневековом папстве, его роли как религиозного и политического института, о его символическом мире, научных интересах, повседневной жизни. Однако эта книга особенная. Как мне кажется, этот правоверный и строгий к себе католик, знавший и знающий историю своей Церкви во всех ее деталях, в мельчайших подробностях и обстоятельствах, видел, как в XX веке, особенно после Второго Ватиканского собора 1962–1965 годов, она постепенно отказывалась не только от богослужебной латыни, но и от многих «мелочей», за которыми стояла многовековая мыслительная работа поколений кардиналов, церемониймейстеров, писателей, художников, богословов, юристов-канонистов и, конечно, самих понтификов. Всем понятно, почему Ватикан ушел от тройной тиары: за этим стоят политические реалии Новейшего времени. Но специалисты назовут десятки, если не сотни, других подобных отказов. Все они обусловлены обстоятельствами времени, его — времени — ритмом и системой ценностей. Все они — результат коллегиальных решений, трудного диалога между клиром и миром, а не чьих-то волюнтаристских выходок. И книга Агостино Паравичини Бальяни — конечно, не упрек Ватикану, но строго научное исследование о том мире, который сохранился лишь частично и который у нас еще есть шанс сохранить, если мы захотим понять, что стоит за жестом понтифика, его улыбкой, его белым облачением.

Звенигород, Пасха 2021 года

О. Воскобойников,

ординарный профессор НИУ ВШЭ,

академический руководитель

магистерской программы «Медиевистика»