Тютюнин против инопланетян

Алекс Орлов (2003)

Инопланетяне уже повсюду! Они продают нам водку, мы голосуем за них на выборах. Они охмуряют народ, чтобы казаться добренькими, а на самом деле это — зеленые, скользкие и противные твари. И ещё — они едят лягушек! Казалось бы, Земля в опасности, но живут на ней Серёга Тютюнин и Леха Окуркин. Сдав бутылки, они начинают действовать, а значит, инопланетянам несдобровать…

3

Неглубокая Каменка подпрыгивала на глинистых порогах и вилась меж песчаных, поросших соснами холмов. Тютюнин и Окуркин высадились из «запорожца» в том месте, где она омывала берег детского лагеря отдыха «Синий ручеёк».

— Хорошо здесь, тихо, — заметил Тютюнин.

— Это пока у детишек тихий час. В нашем распоряжении… — тут он посмотрел на часы, — сорок пять минут… Уложимся?

— Уложимся, — ответил Сергей и, забросив брюки в «запорожец», стал спускаться к воде.

Усевшись на неглубокое дно, друзья, блаженно щурясь на солнце, на мгновение забыли о своих проблемах. А проблемы у них были.

Во-первых, у них сломался множительный аппарат. Сделанный из старой хлебницы, он запросто копировал алюминиевые банки, которые затем можно было сдавать как лом цветных металлов. Маленькие человечки — тыклики, изготовившие этот чудо-аппарат, давно уже не выходили на связь с Тютюниным, и неизвестно было, собирались ли выйти вообще когда-нибудь.

Второй проблемой был старый стадион «Локомотив», где прежде у Серёги и Лехи был собственный участок под трибуной, с которого они добывали во время матчей пустые банки из-под пива.

Пока работала хлебница-множитель, друзья имели стабильный приработок. Они даже продали участок, поскольку были уверены, что хлебница будет работать вечно.

Однако они ошиблись. Агрегат сломался, стадион же «Локомотив» закрыли на якобы реконструкцию, а потом, нежданно-негаданно, над трибунами начали быстро расти стены сорокаэтажного жилого комплекса «Ассоль».

Леха и Сергей вместе с жителями района ходили митинговать и ложиться под бульдозеры, однако нарвались на контратаку милиции, которой руководил чиновник из городской мэрии.

— Ты знаешь, меня сегодня на участке мухи кусали, — задумчиво произнёс Тютюнин.

— И чего?

— А то, что кусачие мухи прилетают только осенью.

— Наплюй. Меня сейчас другие вещи интересуют. Более важные.

— Это какие же?

— Думаю, мне известен настоящий способ очистки. Последний и окончательный.

Тютюнин, полоскавший руки в тёплых струях Каменки, на мгновение замер, потом медленно повернулся к Окуркину:

— Ты чего это? Опять?

Окуркин ничего не ответил. Вот уже несколько месяцев в разговорах приятелей это была запретная тема, потому как у обоих ещё не изгладились из памяти приключения прошлого лета.

А началось все с наследства, которое оставила Лехе его бабушка.

Наследство как наследство — деревенский домик с трубой. Ничего примечательного, если не считать того, что бабушка при жизни очень расходилась в убеждениях с материализмом.

В погребе под домом независимой старушки внук Леха обнаружил целый склад спиртовых настоек неизвестного назначения. Однако воспитанный на российских традициях Окуркин назначение всякого спиртосодержащего продукта понимал вполне определённо. Пить — и все тут. Но поскольку в силу все тех же традиций пить один Окуркин не любил, он призвал на помощь друга Серёгу.

Первая же проба едва не закончилась для приятелей трагически — их чуть не съели странные существа, к которым Сергей и Леха попали после принятия одной из настоек.

По возвращении в родную реальность друзья с перепугу решили напрочь забыть о складе спиртовых настоек, однако держались этого решения недолго.

Они предпринимали попытки произвести очистку драгоценного продукта, однако снова и снова попадали в неприветливые миры, претерпевая в них лишения и откровенный мордобой.

— Ты чего, опять за старое? — строго повторил свой вопрос Тютюнин, поскольку Леха сделал вид, что не расслышал.

— Я не за старое. Я просто хотел с тобой поделиться. Мне же не с кем поговорить. Заведи я эту байду при Ленке, она с меня иероглиф сделает…

— Ты из-за этого и примчался ко мне на дачу?

— Почему? Не-э-эт…

Леха вздохнул. По его лицу было видно, что его просто распирает от нетерпения.

— Ну ладно, рассказывай, — согласился Тютюнин. — Только сразу говорю — я против.

Ага, — оживился Леха и плеснул водой на пролетавшую стрекозу. — Я вот подумал, а чего это мы все время настойки фильтровать пытались? Это же не правильно.

— Почему?

— Да потому. Надо клин клином, понимаешь? — Нет.

— Нужно взять специальной травы и настаивать эти настойки по второму разу. Тогда получится — просто настойка от кашля.

— А какие такие специальные? — Тютюнин поднял над водой ногу и внимательно её осмотрел.

— Это мы выясним.

— Как ты выяснишь?

— Спрошу у бабушек-знахарок.

— Где же в городе взять знахарок?

— Э, да ты чего, газет не читаешь? Они же, эти бабушки, объявления дают.

— Все равно я опасаюсь, — покачал головой Тютюнин. — А вдруг эти настойки ещё злее станут, и не вернёмся мы тогда домой никогда…

— Мы на собаках проверять будем.

— На собаках? Мы уже проверяли на собаках, и что получилось?

Окуркин виновато пожал плечами, вспомнив, как они потчевали фильтрованным спиртом бультерьера Дросселя.

Дроссель отлично себя чувствовал, а потом убежал. Окуркин думал, что все в порядке, и они с Серёгой выпили, а потом началось такое, что просто ужас.

— Фигня все это. Ты лучше мне вот что скажи, Леха… — задумчиво произнёс Тютюнин.

— Ну?

— Что такое энтропия?

— Это когда понос.

— Нет, понос — это диарея.

— Из какой хоть оперы, намекни.

— Да я тоже не знаю, — признался Тютюнин. — Знаю только, что она все время растёт и от этого дихлофос испаряется.

Они посидели в воде ещё немного, потом откуда-то издалека, будто волнами, стал накатываться странный шум, словно к речке приближалась степная конница.

— Уходить пора, — сказал Леха и поднялся со дна.

— А чего это? спросил Сергей, тоже становясь на ноги.

— Дети. В лагере тихий час закончился. Сейчас прибегут и будут динамитом рыбу глушить…

— Да ладно тебе, — не поверил Тютюнин, однако вслед за Окуркиным пошёл вверх по обрывистому бережку.

Когда Окуркин и Тютюнин, наскоро одевшись, отъезжали от Каменки, на реке прогремел взрыв и столб грязной воды поднялся до макушек деревьев.

— Вот это да! — воскликнул Сергей.

— А ты думал, — усмехнулся Леха. — Я же говорил — лагерь, дети. А ты не верил.