Книга царей

Александр Жигалин, 2023

Расследование убийства известного на всю страну коллекционера приводит к поиску "Книги Царей".В дни правления царь Иван Грозный распорядился изготовить "Книгу Царей", которая впоследствии была помещена в секретный склеп.Царствующие особы, будь то, царь или президент дважды в год должны наведываться в склеп с целью занести в "Книгу" откровения относительно совершённых ими ошибок.Последующие царствующие особы должны брать во внимание те откровения, чтобы впредь не совершать тех же ошибок. Расследование поручено полковнику МУРа Фёдору Николаевичу Мостовому.Группе Мостового удаётся не только раскрыть дело об убийстве, но и отыскать секретную келью. Свидание с "Книгой Царей" стало Мостовому тому наградой.

Глава 6. Водоворот событий

Выйдя из кабинета начальника управления, первое, что сделал Мостовой — включил мобильник. Так было заведено: входя в кабинет руководителя, нужно было выключить телефон, дабы не отвлекать себя и не раздражать генерала.

Трубка заверещала спустя секунды. Посыпались сообщения, после чего раздался звонок, требующий незамедлительного ответа.

Мостовой настолько хорошо знал характер телефона, что с ходу мог определить, как тот относится к вызову — уважительно ровно или без видимых и невидимых переживаний.

Звонила секретарша, что даже не насторожило полковника, а повергло в смятение. Зная, что шеф находится у генерала, та не постеснялась воспользоваться мобильником, чего до этого не случалось ни разу.

«Что-то серьезное, — подумал Мостовой. — Просто так Валентина звонить не стала бы».

— Что случилось? — произнес Мостовой.

— Ничего, — испуганно ответила секретарша. — Просто я подумала, вдруг вы решите еще куда-нибудь зайти.

Голос в трубке прервался, чтобы спустя секунду зазвучать вновь, на этот раз не столь открыто и не столь возбужденно.

— Вас ждать?

«Ждать!» — хотел было произнести Мостовой, но что-то подсказывало, что следует проявить смекалку.

— Кто-то дожидается в приемной? — спросил полковник после нескольких секунд раздумий.

— Да.

— Кораблев?

— Да.

— Давно?

— Полчаса.

Мостового будто ужалило — «полчаса криминалист просидел без дела?».

— Ноги, в каком положении?

— Что? — не поняла секретарша.

— Спрашиваю, ноги удерживает на цыпочках или опирается на ступни?

— Первое.

Сбитая с толку, женщина могла ожидать чего угодно, но только не того, чтобы шеф мог видеть сквозь стены.

— Ясно, — стараясь смягчить ситуацию, произнес Мостовой. — Проводите в кабинет. Скажите, буду через пять минут. Сделайте кофе, сахара одну ложку.

«Если Глеб впал в состояние транса, значит, открыл нечто особенное», — подумал Мостовой. Но не успел он разобраться с одной мыслью, как возникла другая: «А если он нашел нечто, что сможет помочь сдвинуть с мертвой точки дело Мытника?»

Представив лицо Глеба, то, как тот потеет и морщит лоб, Мостовой ускорил шаг. Со стороны его походка была похожа на бег трусцой, что никак не вязалось с полковничьими звездами.

Войдя в кабинет, Федор Николаевич занял место напротив Глеба. Стоявшая перед криминалистом кружка с кофе, а также прилипшие к губам капельки пены говорили о том, что тот успел сделать глоток, самое большое — два.

— Что-то случилось? — спросил Мостовой.

— И да, и нет, — ответил Глеб.

— Если точнее?

— Получены данные экспертизы взятых со стрел микрочастиц слюны киллерш.

— Ты хотел сказать — киллерши?

— Нет. Сказал то, что хотел сказать.

У Мостового перехватило дыхание. Глеб, наоборот, словно сбросил с души камень.

— Микрочастицы слюны на одной стреле не совпадают с микрочастицами слюны на другой.

— Но этого не может быть.

— Еще как может. Криминалистика — наука точная, вы это знаете не хуже меня.

– — Знать — то знаю, но…

Мостовой не мог понять, как микрочастицы с одной стрелы могут не совпадать с другими. Это значило, что в Мытника и Черкашина стреляли два разных киллера. Правильнее будет сказать — киллерши.

— Так, давай по порядку. Экспертиза определила — и в том, и другом случае стреляли женщины. Не буду спрашивать, откуда вы это взяли, однако методику определения разности в микрочастицах ты должен будешь рассказать. Начни с момента, откуда на стрелах могла оказаться слюна.

— Все проще, чем вы думаете, — сделав умное лицо, произнес Кораблев. — Человек мог чихнуть, кашлянуть, что позволило капелькам слюны попасть на арбалет и на стрелу. У киллерши, что стреляла в Мытника, содержание в крови сахара превышает норму. Иначе говоря, имеется склонность к диабету. У ранившей Черкашина такой предрасположенности нет, что дает право утверждать — киллерш было две.

— Час от часу не легче.

Глядя на криминалиста, Мостовой не видел, как Кораблев, взяв в руки кружку с кофе, поднес ту ко рту. Все слилось в водовороте мыслей, выделив одну и сделав ту приоритетной.

Полковник мысленно вернулся к разговору с генералом. Полчаса назад он с пеной у рта уверял начальника управления, что в обоих случаях стреляла женщина. В принципе, ничего не изменилось, если не считать того, что стреляла не одна женщина, а две.

— Это же надо! — воскликнул Мостовой и расхохотался, чем поверг Кораблева в смятение, он даже чуть не опрокинул кружку.

— Вы чего? — Глеб посмотрел на полковника не столько с удивлением, сколько с опасением.

— Лицо генерала представил, — поспешил успокоить криминалиста Мостовой. — Уверял, что в обоих случаях стреляла женщина, а теперь придется доказывать, что женщин было две. Можно представить, как отреагирует генерал.

Разговор прервал телефонный звонок. Беспокоили из приемной.

— Федор Николаевич, — прозвучал голос секретарши. — Тут Гладышев пробивается. Говорит, что у него дело, не терпящее отлагательств.

— Что, сидит на диване и раскачивается из стороны в сторону?

— Нет. Ходит из угла в угол, при этом хлещет по ноге папкой.

— Если так, пусть заходит.

Войдя, Гладышев увидел Глеба и подмигнул ему, на что тот ответил взглядом мрачнее тучи.

— Проходи, присаживайся, — показав глазами на стул, произнес Мостовой. — Случилось что?

— Есть новости по делу Мытника.

— Надо же, — пожав плечами, полковник боковым зрением глянул на криминалиста. — Прямо день открытий какой-то. Сначала Кораблев, сообщает новость, от которой не знаешь, то ли хохотать, то ли плакать. Теперь ты…

Мостовой хотел было сказать — «ну, давай, выкладывай», подумав, произнес:

— Знаешь, прежде чем начнешь удивлять, я хотел бы, чтобы ты ознакомился с этим.

— Что это? — принимая из рук начальника отдела листок с текстом, спросил Антон.

— Заключение экспертов.

По мере того, как Гладышев вникал в суть написанного, возгоралось любопытство в глазах Мостового и Кораблева. Невооруженным глазом на лицах и того, и другого виден был интерес к его реакции.

Гладышев отреагировал со свойственной ему простотой.

— Это что, розыгрыш?

— Какой розыгрыш? — возмутился Кораблев. — Факт.

— Факт?

Округлив глаза, Гладышев перевел взгляд на полковника.

— Я ни причем, — поспешил перевести стрелки на криминалиста Мостовой.

— Но…

— Мы полночи потратили на то, чтобы убедиться, — не дал договорить Антону Кораблев. — И даже когда убедились, сомнений было столько, что не дай бог.

— А сейчас? — попытался поймать на слове криминалиста Гладышев.

— Что сейчас?

— Сейчас сомнения гложут?

— Сейчас нет. Исходный материал обрел форму закона — есть и печать, и подпись.

Мостовой и Гладышев переглянулись.

— Что будем делать? — спросил Антон.

Запрокинув руки за голову, Мостовой расправил плечи и сделал вид, что впал в состояние размышления.

— Работать. Менять версию. Раскручивать…

— Двух киллерш?

— А ты предлагаешь работать над тем, что заведет в тупик?

— Идти параллельным курсом.

— Не понял.

— Идти по избранному направлению. Когда упремся, поменяем курс.

— И как ты себе это представляешь?

— Не знаю.

— Не знаешь, а говоришь.

Послушав со стороны, можно было подумать, что разговор зашел в тупик.

По поводу умерших надежд должна была возникнуть минута молчания. И та уже витала в воздухе, как вдруг в момент наивысшего напряжения Кораблев, выйдя из-за стола, произнес:

— Я пойду, товарищ полковник. Заключение у вас. Отчет пришлю позже. Возникнут вопросы — звоните.

Все сразу встало на свои места. Мостовой вспомнил, что Гладышев пришел к нему не просто так. Тот же, пребывая под впечатлением, спешил поправить моральное состояния шефа сообщением о том, что вопрос по поводу мастера-арбалетчика сдвинулся с мертвой точки. И хотя правды в известии было, что называется, «на понюшку», рассказ о поездке в Ступино должен был заинтересовать полковника ровно настолько, насколько тот заинтересовал Гладышева.

На все про все ушло чуть более десяти минут.

— И что от твоих приключений будет иметь следствие? — Дождавшись, когда Гладышев выговорится, задал вопрос Мостовой. — Мастер-арбалетчик, умерший полгода назад? Один персонаж поменял на другой, еще более неизвестный. Знаешь, что получается, когда слагаемые меняют местами?

— Ничего.

— Ответ неверный. Человеку кажется, что он близок к истине, на самом деле отдалился на шаг. И знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что понапрасну потратил время.

Взор Гладышева, потеряв остроту, начал гаснуть, что не мог не заметить полковник.

— Поиски человека, сумевшего изготовить мини-арбалет, сравнимы с поисками иголки в стогу сена. Тем не менее, это результат.

— Но есть еще дочь.

— Дочь… — Задумчиво произнес Мостовой. — Отыскать проживающего в Москве человека, зная имя и фамилию — дело двух дней. Вопрос, как выяснить причину отказа продавать дом.

Гладышев задумался.

— Может, есть смысл прошмонать?

— Без санкции прокурора? Собаки деревенские и те засмеют.

— И что делать?

— Не знаю.

Постучав по столу кончиком карандаша, Мостовой причмокнул.

— Не идет у меня из головы один факт.

— Мастерская стрельба Ивана Басманова? — произнес Гладышев.

Удивление полковника выглядело настолько откровенным, что брови не поползли, а прыгнули вверх, застыв в виде сложившихся пополам дуг.

— Откуда знаешь?

— Догадался. Могу даже сказать, почему.

— Почему?

— Потому что Басманов и вы примерно одного возраста. Владея арбалетом, тот мог оказаться убийцей Четвертного.

По движениям плеч было понятно, полковник крайне изумлен.

— Надо же. А я уже начал было подумывать, что отношение молодежи к старшему поколению начало входить в состояние деградации.

— Зря вы так, — обиделся Гладышев. — Я и Черкашин дело ограбления коллекционеров помним наизусть. Как только стало известно, что Мытника убили из арбалета, первое, что пришло в голову — убийство Четвертного.

— И на том спасибо.

Принимая благодарность, Гладышев ощутил желание повергнуть начальника в моральный нокдаун.

За ощущениями последовала мысль, за мыслью слова:

— Хотите, скажу, о чем подумали, когда узнали, что Басманова посещает дом родителей?

— Говори, — подперев кулаком подбородок, произнес полковник и тут же, дабы не потерять инициативу, добавил. — Ты, я вижу, сегодня в ударе, предположения так и прут.

Взяв в руки кружку с недопитым кофе, Гладышев поднес к губам. Сделав глоток, поставил на место.

— Что, если отец передал дочери навыки владения арбалетом?

— Намекаешь на то, что Мытника завалила Басманова?

— Строю предположения.

— М-да, — взяв в руки заключение экспертизы, полковник отложил его в сторону. — Предположения твои могли быть верны, если бы не одно «но»: киллерш, согласно вот этой самой бумаге, две.

— И каков же вывод?

— Вывод один: надо держать совет. Одна голова хорошо, две лучше, три — надежда на успех.

— И чья голова будет третьей?

— А ты не догадываешься?

— Матвея?

— Его родимого. Его.

Пробежавшая по глазам полковника усмешка придала Гладышеву уверенности ровно столько, сколько тот имел после посещения Чернецкого. Часть ее он растерял, ознакомившись с заключением экспертов.

— Когда едем?

Глянув на часы, Федор Николаевич поднял трубку телефона.

— Говорит Мостовой. Машину к подъезду.

––

Хорошо, что Гладышев успел предупредить Матвея о том, что в госпиталь едет не один. В противном случае потребовалось бы время, чтобы тот сумел собраться с мыслями.

Как и ожидалось, пару минут ушло на разговор о ранении, на вопросы, как кормят и чем лечат. После этого последовал удар по нервам в виде обвинений в непрофессионализме, дилетантстве, а также отсутствии мозговых извилин.

Когда словарный запас по поводу несоответствия должности и званию иссяк, полковник перешел к делу.

— Что скажешь по поводу заключения экспертов?

— Я? — Удержав взгляд, Матвей задумался. — Не имей заключение официального статуса, посчитал бы бредом. А так… Думаю, микрочастицы есть не что иное, как подвох. И это в худшем случае. В лучшем — ротозейство.

— Ротозейство?

Мостовой, глянув в сторону Гладышева, наткнулся на полный недоумения взгляд.

— Да, — продолжал удивлять Матвей. — На стрелу могли плюнуть специально, чтобы увести следствие в сторону.

Не ожидая, с какой легкостью Черкашин начнет разгрызать орехи версий, о которые он — полковник МУРа — чуть не поломал половину зубов, Мостовой опешил.

— Думаешь, нас дурачат?

— Предполагаю, или, как выражаются в кругах юридически подкованных людей, допускаю.

— Чтобы допускать, нужны основания.

— Оснований нет. Есть интуиция, которая подсказывает, что начать надо с разработки стратегии предстоящих действий. И чтобы о ней знали только вы, Федор Николаевич, я и Гладышев.

Не понимая, к чему клонит Черкашин, Мостовой решил задать вопрос в лоб.

— Говори прямо — есть подозрения в утечки информации?

— Ни подозрений, ни сомнений. Есть правило — не верь никому, даже самому себе.

— Надо же, а я думал, верить надо всем, — улыбка полковника была похожа на усмешку. — Сомневаться, проверять, при этом не терять веру.

— Вы неправильно поняли, — попытался защититься Черкашин, чем разозлил Мостового еще больше.

— С такой позицией прямая дорога в НКВД или в Гестапо. Слава Богу, ни того, ни другого уже нет. Что касается правила, то оно гласит: потеря веры в людей сравнима с потерей себя.

— Это не позиция, мера предосторожности.

Нахмуренные брови говорили о том, что в голове Черкашина начали набирать обороты процессы обратной связи, когда требовалось объяснить то, чего он сам до конца не понимал.

— Извини, капитан, — не дал закончить Мостовой. — Любая мера должна иметь причины возникновения. У тебя такой причины нет.

— Есть! — Воскликнул Черкашин. — Мне не нравится, как продвигается следствие.

— Что значит — не нравится?

— Это значит, что есть моменты, которые невозможно объяснить словами и которые не поддаются логике.

— Например?

— Например, история с записной книжкой и то, как мы на нее отреагировали — практически пошли на поводу.

— А ты хотел, чтобы оставили без внимания?

— Я только констатирую факты.

— Ладно. Констатируй дальше.

— Арбалетчица наведалась в квартиру Мытника задолго до того, как там оказались мы. Что могло заставить незнакомку пойти на столь серьезный шаг? Стремление отыскать то, что должно было превратить риск из неоправданного в оправданный. Насколько трудно было решиться, но ведь решилась. Ради чего?

Замолчав, Матвей вопросительно глянул на полковника.

— И в чем прикол? — воспользовавшись заминкой, произнес Антон.

— Прикол в том, что мы направляем в квартиру людей, которые просвечивают стены и ничего не находят. Факт более чем странный. Арбалетчица знает — тайник есть, иначе бы рисковать не стала. Мы же без всякого риска не только не можем ничего найти, но, и заявляем, что в квартире Мытника нет потаенных мест.

— Честно сказать, история с тайником меня не то, чтобы напрягает, но и не дает расслабиться, — вынужден был признаться Мостовой.

— Теперь о том, что касается заключения экспертов, — поблагодарив полковника взглядом, продолжил говорить Черкашин. — Не верю, что киллерш было две. Не верю и все.

В воздухе еще витали произнесенные Матвеем слова, но на какое-то время установилось молчание. Потребовалась минута, чтобы все трое привели в порядок мысли и смогли систематизировать услышанное.

Первым на призыв Черкашина держать ухо востро отреагировал полковник.

— Что скажешь по поводу путешествия Гладышева в Ступино?

Пожав плечами, Матвей попытался изобразить улыбку.

— Ощущение не положительное и не отрицательное. Здорово, конечно, что появилась зацепка. В то же время она слишком легко далось. Не успел Антон объяснить причину появления, как вот она — тарелочка с голубой каемочкой — рассказ про Басманова, про его умение поражать цель, про дочь, про то, что она не желает продавать дом. При этом Ермилов отрезал путь к отступлению: к тому не ходи — умер, другой в тюрьме, третий вообще не мастер.

— Но результат-то налицо, — произнес Гладышев.

— Согласен, результат налицо. Вопрос в том, каков будет эффект и будет ли он вообще.

Произнеся это, Черкашин глянул в сторону Мостового с надеждой на поддержку.

— Помнится, вы, товарищ полковник, нас учили — что легко дается, рано или поздно будет обращено против следствия. И я подумал: что если Ермилов не такой уж добряк, каким хотел казаться? Что, если ждал кого-то из — нас — меня, Гладышева, вас? По такому поводу приготовил «пирог», от вкуса которого Антон забыл о главной заповеди сыщика — «доверяй, но проверяй».

— Легко сказать — доверяй, но проверяй, — предпринял попытку выпустить шипы Гладышев. — Как проверишь, если оружейников всего ничего.

— А ты искал? Посетил пару секций, получил пять фамилий и посчитал, что работа сделана?

— Нет, я должен был оббежать всю Москву, убить уйму времени и при этом получить тот же результат.

— Хорошо. Поставлю вопрос по-другому, — видя, что Гладышев недопонимает, вынужден был перейти к конкретике Матвей. — В музее был?

— В каком еще музее?

— В любом, где среди экспонатов есть средневековое оружие.

— Зачем?

— Где экспонаты, там реставраторы — люди, которые не делают арбалеты, но восстанавливают их. В той же Третьяковке, наверняка, найдется специалист по средневековому оружию.

Стоило Черкашину произнести слово «Третьяковка», как в сознании Мостового всплыл образ Евтушенко.

— Про Третьяковку забудьте, — произнес полковник.

Переглянувшись, Черкашин с Гладышевым пожали плечами.

— Почему?

— Забудьте и все.

— Появились сомнения в действиях реставратора? — не удержался, чтобы не спросить Черкашин

— Сомнений никаких. Интуиция подсказывает, что не следует напоминать Евтушенко о том, что МУР проявляет к нему интерес.

— Вот! — непонятно чему обрадовался Гладышев. — Наглядный пример того, что доверять — означает подставлять себя под риск.

— Капитан! — повысив голос, оборвал Антона Мостовой. — Давай не будем…

Полковник хотел было добавить «обсуждать то, о чем и без того сказано слишком много», вместо этого произнес:

— Лучше скажите, что делать с квартирой Мытника?

— Надо установить видеокамеры, желательно с прослушивающими устройствами. И чтобы этим занялись люди не из МУРа и не из милиции, а, к примеру, из ФСБ, — произнес Черкашин.

— И что это даст?

— Развяжем себе руки. Заодно получим возможность обнаружить тайник первыми.

— Так говоришь, будто знаешь, что в квартире что-то есть, — позволил себе усомниться Мостовой.

— Точно знать не может никто. Но меня постоянно преследует мысль, что мы на пороге чего-то чрезвычайно важного. Не в плане раскрытия преступления, а в отношении приобщения к тайне, о существовании которой мы пока даже не догадываемся

— Я чувствую то же самое, — добавил Гладышев.

— Так, пофантазировали, и хватит! — Возглас полковника заставил Черкашина и Гладышева вздрогнуть. — Дело надо делать, а не пузыри пускать.

— Пузыри пускать тоже надо уметь, — парировал Матвей.

— Ты это к чему?

— К тому, что в пузыре находимся мы.

— Можно без аллегорий?

— Можно. Требуется понять, что мы считаем приоритетным, что второстепенным. Раскрытие убийства Мытника — приоритетное? Да. Поиски второй арбалетчицы — второстепенное? Это так. Поиски…

— В деле об убийстве не может быть ни приоритетных, ни второстепенных аспектов, — не дал договорить Мостовой. — Все должно быть единым.

— Единым? Нельзя хвататься за все сразу.

— Так сложились обстоятельства, одно из которых — твое пребывание в больнице. Впредь, чтобы подобного не допустить, думать надо не задницей, а головой.

— Я думаю, — проговорил, будто продекламировал, Матвей. — Исходя из придуманного, предлагаю разделиться.

— Разделиться?

— Да. Три направления. У каждого будут свои задачи и пути их решения. Вы, Федор Николаевич, возьмете на себя общее руководство, а также выясните местонахождение Басмановой. Арбалетчицей займется Гладышев. Я попытаюсь найти то, о чем мы думаем, но не знаем, как выглядит.

— Каким образом? Ты же в больнице.

— Больница никуда не денется. Через два дня разрешат вставать. Через три начну мозолить врачам глаза. Через четыре, вы, Федор Николаевич, попросит лечащего врача назначить домашний режим. Девять дней — срок немалый, но я не собираюсь сидеть без дела. Есть такая вещь как интернет. Интернет — это информация, а информация — двигатель прогресса.

Нельзя сказать, что Мостовой принял доводы Черкашина полностью, тем не менее, идею отвергать не стал. Легкость, с которой тот манипулировал фактами, не только подкупала, но и заставляла думать, искать аргументы для возражений. Они не находились, поэтому сказанное принималось. Торжествовала истина, разум, и в этом было что-то из прошлого полковника.

Мостовой иногда даже хотел бы походить на своих подчиненных. Уж он бы показал, как отделять приоритетное от второстепенного. С другой стороны, нужно ли кому-то что-то доказывать? Парни идут в ногу со временем, и этому можно только радоваться.

И Мостовой радовался. Радовался, когда прощались, когда выходил из больницы, когда шел по скверу. Когда садился в машину, тоже радовался. Глянув в окно, увидел уходящее за горизонт солнце и подумал: «Солнце тоже радуется. Прожитый день согрет теплом. Чем не жизнь? Утро наступит, родится новый день, опять тепло, опять улыбки. Всегда бы так!».