Мистика. Рассказы

Александр Михан

Это второй сборник мистических рассказов белорусского прозаика Александра Михана. В книгу вошли произведения, как хорошо знакомые широкому кругу читателей, так и совершенно новые, а также все части мистического детектива «Ловец призраков».

Поэзия — это вам не шутка

Осип Бричкин, поглядывая на пистолет фирмы «Братья Маузер и Компания», лежащий на столе по его правую руку, пытался выдавить из себя несколько рифмованных строк, чтобы удивить ими свою невесту — Софью Андреевну, очень любящую поэзию, в частности, лирику.

Пленён я вами! Очарован:

Вы свет луча, вы божий дар…

Стихи не шли: кроме рифм «пронумерован» и «скипидар» на ум больше ничего не приходило. И как бы не пытался Осип напрячь все свои извилины (кстати, не самого глупого мозга в губернии!) выходило только одно разочарование.

— И как эти чёртовы поэты слова подбирают? До чего же это изнуряющее занятие: ковырять ум в поисках одного-единственного слова. Лаконичность, признаться, не моя стихия! Мне бы поговорить. Обсудить реализм, так сказать, в хорошей компании, да под хорошую закуску. А здесь сплошное бумагомарание, но только почему-то оно очень нравится барышням. Романтизм, будь он неладен, у них в крови. Как говорил дядя: если молодой человек не может даме сделать комплимент в стихах, считай, что он прожил жизнь зря. Ну почему? Почему зря, дядя? У меня сейчас годовой оборот такой, что вам и не снилось! Я для Софьи Андреевны ничего не жалею! А ей вот приспичило стихи моего собственного сочинения послушать. Зря, конечно, я на вечере литераторов, не подумав, ляпнул, что тоже пишу. Но, с другой стороны, не мог же я ударить лицом в грязь перед невестой и почтенной публикой? Хорошо, хоть там был местный поэт. Как его, кстати, величать, совсем забыл имя.

В дверь квартиры Осипа Бричкина робко постучали, и молодой человек, оставив в покое перо и чернильницу, поспешил открыть дверь.

Перед Осипом стоял тот самый поэт, о котором он только что вспоминал. Хотя слово «стоял» к состоянию поэта Куваева было, мягко сказать, неприменительно. Шатаясь и держась за стену одной рукой, чтобы не упасть, мужчина пытался, заикаясь, что-то произнести вслух.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — с удивлением пробормотал Осип. — На ловца и зверь бежит!

— Не будете ли вы любезны… — наконец промямлил поэт и протянул вперёд грязную руку.

— Ты стихи о любви сможешь сочинить? — Осип приподнял бровь и, не дожидаясь ответа, взял борзописца за шиворот и затащил в гостиную.

— Писать стихи про телячьи нежности? Фи, не в моих правилах! Я пишу о бытие и страданиях души. А ещё…

— Ну будя, будя. Настрадаешься ишо. Давай так: я тебя опохмелю, а ты мне за енто пару куплетов про лямур накропаешь. Договорились? И тебе хорошо — будет, чем здоровье поправить, и мне, чем зазнобу удивить.

Для пущей убедительности Осип перед самым носом Куваева открыл дверцу серванта и показал страждущему непочатую бутылку водки Smirnoff с тарелкой, полной малосольных огурцов, так игриво завлекавшими своим блеском уставившегося на них поэта.

Куваев громко сглотнул и достал из кармана кусок карандаша.

***

Пленён я вами, очарован:

Вы солнца луч, вы божий дар!

Любуются и млад, и стар,

И я, что вами так взволнован.

Улыбкой вашей потрясен

До глубины души, признаюсь.

Давно в неё влюблен я, каюсь:

Вы для меня, как дивный сон…

Едва Осип Бричкин закончил декларировать выученные им назубок стихи, как Софья Андреевна с непередаваемым восхищением начала рукоплескать ему вместе с остальными гостями. Осип сделал небольшой реверанс в их сторону и, наслаждаясь громкими овациями, для себя решил, что к завтрашнему дню надобно вновь отыскать господина Куваева по одному, так сказать, очень деликатному вопросу…