Литературные портреты

Александр Сидоров, 2021

Со школьных времен мы знаем имена классиков отечественной литературы, но большинство из нас весьма смутно представляет, какими они были на самом деле, что заставляло их творить и созидать. На страницах этой книги читатели встретятся с людьми, чей талант не вызывает сомнений, чьи имена сохранились в истории, чьи книги читают спустя десятилетия и даже столетия, – и узнают чуть больше о биографии, творческом пути и основных вехах, оказавших воздействие на формирование личности русских классиков и создание их знаменитых произведений. Вполне вероятно, что новое знакомство прольет чуть больше света на загадки, связанные с рождением прославленных шедевров отечественной литературы. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

А. В. Кольцов (1808–1842)

Поэзия Алексея Васильевича Кольцова — поразительное явление в истории нашей литературы. Когда читаешь его стихотворения, то кажется, что воскресает перед нами во всей могучей своей силе и ароматной свежести старое народное творчество. И еще удивительнее то, что этот поэт «колосистой ржи», степного приволья вышел из той среды, которая упорною погоней за наживой, мелкими копеечными расчетами, тесным убожеством пошлой мещанской жизни убивает всякое чувство красоты, застилает взор густым туманом серой, бесцветной повседневности. Окружающая обстановка не задавила в нем чуткой восприимчивости ко всему прекрасному, а сближение с интеллигентными кругами не оторвало его от народного быта, который он так глубоко любил, так тонко и художественно воспроизвел в своих песнях. Д. С. Мережковский называет творчество Кольцова «полным, стройным, доныне еще мало оцененным выражением земледельческого быта».

Действительно, в поэзии Кольцова играет выдающуюся роль крестьянский труд со всеми подробностями, с «сивкой», «пашней десятинной», скрипом телег, увозящих хлеб, скирдами и снопами. С благоговейной любовью рисует он нам святыню труда, трогательную привязанность русского пахаря к земле, их вековую связь, глубокую и неразрывную. И то, что для нас кажется черной работой, «прозой жизни», для Кольцова полно самой чистой поэзии. Вся жизнь крестьянина, строго распределенная по различным временам года, представляется ему цельным, законченным действием, исполненным глубокого, пожалуй, религиозного значения. Поэт твердо верит в то, что землепашец занят святым делом, и потому все в этой часто тяжелой, изнурительной работе прекрасно и достойно вдохновения. Он слышит музыку в скрипе возов, глядит и не наглядится

На поля, сады

На зеленые…

И где же найти другую картину, которая могла бы сравниться с этим простором?

Выше пояса

Рожь зернистая

Дремлет колосом

Почти до земли;

Словно Божий гость,

На все стороны

Дню веселому

Улыбается…

Ветерок по ней

Плывет — лоснится,

Золотой волной

Разбегается…

И любуется он этой картиной не ради развлечения, не рассеянно бродит по ней взглядом — поэт знает, что

Люди сельские

Божьей милости

Ждали с трепетом

И молитвою…

Он знает все «их заветные думы мирные», как после счастливого урожая «задумали»

Богу помолиться

и

Жарка свеча

Поселянина

Пред иконою

Божьей Матери.

Светло и ясно смотрит он на крестьянский труд, приветствует его радости и с братским сочувствием близко подходит к доле бедняка, которого преследует «судьба-мачеха» и у которого

Из души ль порой

Радость вырвется,

Злой насмешкою

Вмиг отравится;

И бел ясен день

Затуманится,

Грустью черною

Мир оденется.

Уходя со стадами в степь, живя в ней целыми месяцами, Кольцов вырывался из душной атмосферы торгашеского мирка и широко, всею грудью вдыхал в себя приволье степного простора. Оттого столько бодрости и силы в его поэзии, столь непосредственной свежести и чарующей могучей красоты, которая сама собою, легко и свободно выливается из его души. Недаром говорил Белинский, что почти во всех стихотворениях «есть что-то степное, широкое, размашистое и в колорите, и в тоне. Читая их, невольно вспоминаешь, что их автор — сын степи, что степь воспитала его и возлелеяла». Кольцов любил природу такою цельною, глубокою и многогранною любовью, на которую едва ли способен поэт, выросший в интеллигентной среде. Для него, например, нива, покрытая спелым колосом, одновременно дорога и потому, что оросил ее своим потом труженик-крестьянин, и потому, что эта нива будит в нем эстетическое чувство, пленяет его блеском переливающегося золота, тихим шепотом склоняющихся колосьев. Природа вдохновляет Кольцова всегда, он сжился с нею прочно и крепко и, не отворачиваясь от рабочих будней, умеет в то же самое время любоваться ею с бескорыстным восторгом. Труд человека, живущего в тесном единении с природой, не только не уменьшает ее красоты, но вносит в нее какой-то высший смысл, как бы освящает ее. В этом кроется причина того оптимистического взгляда на народную жизнь, который отличает Кольцова от других поэтов, мрачными красками изображавших «долю злую» русского крестьянина. Духовная мощь и сила русского мужика для Кольцова не являлась вопросом, который надо было обсуждать в серьезном ученом разговоре. Естественное, а не искусственное соприкосновение с жизнью народной, нравственная связь с нею дали ему возможность безошибочно разрешить этот вопрос тут же, в этой степи, где, сидя у костра, чумаки варят свою кашу и гуляет «молодец» «сам-друг с косой вострою». Но поэт далек и от идеализации; он знает, как тяжелы условия жизни крестьянина, и, смело глядя в глаза действительности, говорит ему:

Не родись в сорочке,

Не родись талантлив:

Родись терпеливым

И на все готовым.

Век прожить — не поле

Пройти за сохою;

Кручину, что тучу,

Не уносит ветром.

Поэт чувствует, что как ни вынослив русский народ, но часто и ему приходится не под силу:

Зла беда, не буря

Горами качает,

Ходит невидимкой,

Губит без разбору.

От ее напасти

Не уйти на лыжах,

В чистом поле найдет,

В темном лесе сыщет.

Но было бы несправедливо думать, что творчество Кольцова является лишь «выражением земледельческого быта».

Он представляет крестьянина не только за работой и веселой пирушкой после урожая, но дальше и глубже заглядывает в его душу и подмечает там глубокий источник личных чувств и переживаний. Серые будни не убивают внутреннего огня, а общение с природой делает его более сильным и ярким, сообщает человеку тот душевный размах и свежую, красочную мощь чувства, которые и могут только расцвести там, где

Степь раздольная

Далеко вокруг,

Широко лежит,

Ковылем-травой

Расстилается…

Кольцов с необыкновенной художественной силой изображает, например, чувство любви, его пробуждение, едва заметное, переливы тоски и радости и при этом дает нам чувствовать ту гармонию, которая существует между природой и близко стоящим к ней человеком:

Весною степь зеленая

Цветами вся разубрана,

Вся птичками летучими,

Певучими полным-полна:

Поют они и день и ночь.

То песенки чудесные!

Их слушает красавица

И смысла в них не ведает,

В душе своей не чувствует,

Что песни те — волшебные:

В них сила есть любовная…

………………………………………….

Стоит она, задумалась,

Дыханьем чар обвеяна;

Запала в грудь любовь-тоска…

Нейдет с души тяжелый вздох:

Грудь белая волнуется,

Что реченька глубокая —

Песку со дна не выкинет;

В лице огонь, в глазах туман…

Сверкает степь, горит заря…

Образы и сравнения в стихотворениях Кольцова, как и в народных песнях, чужды какой-либо надуманности и искусственности — они сами собой напрашиваются у поэта и придают картине цельность и законченность. Поэт не ищет аналогии, но, глядя на волнение влюбленной девушки, невольно вспоминает «реченьку глубокую»; точно так же былинка, колеблемая ветром, вызывает в его воображении «молодца», у которого «сила молодая с телом износилась». Чувство любви в изображении Кольцова носит отпечаток какой-то могучей стихийности, всеобъемлющего порыва, иногда переходящего в непобедимую тоску, в отчаянное решение

Горе мыкать, жизнью тешиться,

С злою долей переведаться…

Но бодрое настроение, являющееся отличительной чертой Кольцова — поэта и человека, — даже в случае неудачи часто приходит на помощь, и вот его косарь, которому «наотрез отказал» отец любимой девушки, уходит в «степь раздольную» искать одновременно выхода волнующим его чувствам и «золотой казны», чтобы победить упрямство старосты, отца Груни. Лирические стихотворения Кольцова, носящие любовный характер и изображающие различные моменты его собственных переживаний, близки по своему настроению к тем песням, в которых он изображает чувство любви у простого народа. В них та же сила и задушевность, те же страдания, скрытые от людей и обращенные к природе, полные тихой грусти и ласкового доверия. Вспомним стихотворение «Разлука», по всей вероятности, относящееся к роковому событию его молодости, когда родители поэта продали любимую им крепостную девушку в одну из южных станиц во время отлучки из дому Алексея Васильевича. Это стихотворение написано позднее самого события, которое произошло, когда поэту было всего семнадцать лет; таким образом, оно является воспоминанием, далекой, но дорогой страницей прошлого. Острая боль внезапного удара, мука отчаяния заменяются в нем глубокой элегической грустью:

На заре туманной юности

Всей душой любил я милую,

Был в глазах у ней небесный свет,

На лице горел любви огонь.

Что пред ней ты, утро майское,

Ты, дубрава-мать зеленая,

Степь-трава-парча шелковая,

Заря-вечер, ночь-волшебница!

Хороши вы, когда нет ее,

Когда с вами делишь грусть-тоску!

А при ней вас хоть бы не было;

С ней зима — весна, ночь — ясный день!

Не забыть мне, как в последний раз

Я сказал ей: «Прости, милая!

Так, знать, Бог велел — расстанемся,

Но когда-нибудь увидимся…»

Неиссякаемый источник нежности таится в душе поэта и находит выражение в его песнях, но эта нежность чужда какого бы то ни было оттенка сентиментальности, в ней и следа нет «грусти томной», она по большей части недосказана и оттого еще глубже проникает в душу, поражает могучей силой скрытого чувства:

Ты не пой, соловей,

Под моим окном.

Улети ты в леса

Моей родины!

Полюби ты окно

Души-девицы,

Прощебечь нежно ей

Про мою тоску…

Ты скажи, как без ней

Сохну, вяну я,

Что трава на степи

Перед осенью.

Без нее ночью мне

Месяц сумрачен,

Среди дня, без огня

Ходит солнышко.

Поэт немногословен, он не любит цветистых фраз, избегает эффектных описаний, изображение его тоски просто и выразительно:

Без нее кто меня

Примет ласково?

На чью грудь отдохнуть

Склоню голову?

Без нее на чью речь

Улыбнуся я?

Чья мне песнь, чей привет

Будет по сердцу?

Эта краткость выражения является одной из характерных черт поэзии Кольцова, и благодаря ей он достигает местами поразительной силы экспрессии; вспомним, например, две последние строфы стихотворения, изображающего горе человека, потерявшего любимую девушку:

И те ясные

Очи стухнули,

Спит могильным сном

Красна девица!

Тяжелей горы,

Темней полночи

Легла на сердце

Дума черная!

Как по внешней форме, так и по содержанию своему поэзия Кольцова близко подходит к народному творчеству. Лучшие произведения его во многих отношениях напоминают народную песню, представляя из себя в то же время нечто совершенно самостоятельное. Перед нами выступает высоко даровитый артист-певец, с детства впитавший в себя дух русской крестьянской жизни, которому с ранних лет «дубрава-мать зеленая» и «степь-трава-парча шелковая» нашептывали свои дивные сказки, пели чарующие песни, исполненные глубокой поэзии и красоты. И Кольцов уловил эти звуки — звуки природы и жизни около природы — и облек их в художественно обработанную им форму народной песни, родной и близкой ему. Его поэзия поражает своей искренностью и непосредственностью, от нее веет необыкновенной силой, напоминающей те далекие времена, когда ездил по южным степям «под броней с простым набором» «дедушка» Илья Муромец, стерег татарина Добрыня Никитич и носились на своих легких лодочках по русским рекам удалые ушкуйники. Мы встречаем у него и подобие разбойничьих песен, но только на них, как и на всех других произведениях, лежит смягчающий отпечаток высокогуманной личности самого поэта, хотя они в то же самое время не утрачивают своей мощи и огромного размаха. «Думы» Кольцова представляют из себя уже нечто совершенно другое по сравнению с его песнями. Отражая в себе пытливые искания мысли, часто душевный разлад автора, они интересны для характеристики его личности, но в художественном отношении в общем слабы и неудачны. «Искусственная поэзия» не давалась народному певцу так же, как и Гоголю его идеальные типы. В форму песни, написанной белыми стихами, Кольцов не мог уложить философское содержание, а рифмованный размер не давал ему свободы выражения. И все же, несмотря на это, тоненькая книжечка песен поэта является драгоценным вкладом не только в русскую литературу, но и в русскую народную поэзию. Кольцов — этот Садко XIX века — выступает как бы продолжателем народного творчества, вносит в него свежую, яркую струю, глубокое содержание и художественно обработанную форму. И если мы все дальше и дальше уходим от проникновения в жизнь и душу русского простолюдина, а следовательно, и творчество поэта, воспевшего «рожь зернистую» и «степь привольную», ценим скорее умом, а не чувством, то простому народу Кольцов всегда близок и понятен. Этот малограмотный народ, далекий от литературы, уловил чутким ухом музыку родных звуков и поет песни Кольцова, передает их из уст в уста, не зная, откуда взялись они, не ведая имени автора. В этой неразрывной связи с народной жизнью и народной скорбью — залог бессмертия его произведений.