Отпуск с убийцей

Александр Силецкий, 2002

Преуспевающий столичный журналист Михаил Викторович Невский решил провести отпуск в маленьком санатории, затерявшемся в провинциальной глубинке. Но спокойно и с пользой укрепить здоровье не получилось. Сначала он вовсю закрутил роман с местной очаровательной медсестрой, а потом тихий городок потрясло известие о злодейском убийстве всеми уважаемого человека. И что удивительно, улики, собранные по этому делу, как будто неопровержимо указывали: главный подозреваемый – именно он, Михаил Невский. Теперь приятный отдых превратился в подлинный кошмар: необходимо во что бы то ни стало доказать собственную невиновность и, разумеется, найти подлинного убийцу…

Глава 8

Проснулся Невский по привычке очень рано — еще не было и семи утра.

Минут десять он по инерции нежился в мягкой постели, вяло вспоминая минувший день.

Лидочка, подумал он, забавная девчонка… Это хорошо, что так получилось… Хорошо, что повстречал ее. А с другой стороны… У нее ведь — муж, семья… И я — заезжий курортник, каких и до меня, наверное, хватало… Вот таких — случайных, приходяще-уходящих… Стоп! Я что, ревную? — удивился он. Да ерунда! К кому мне ревновать? К фантомам?! И с чего вдруг? Батюшки, неужто я и впрямь влюбился?!

От этой мысли ему сделалось щемяще-радостно и вместе с тем не по себе.

Он этого хотел — да! И притом — боялся…

Обыкновеннейшая психология закоренелого холостяка…

И все же — хорошо!

Потом внезапно в голову пришла еще одна шальная мысль: а не попробовать ли — вот сейчас, немедля! — повыдергивать из бороды дурацкие седые волоски, чтоб больше соответствовать предмету вожделений, так сказать?

Тут Невский не на шутку разозлился на себя.

Совсем уж, разбежался!.. Что он — люмпен секса, впавший в старческий маразм?! Да Лидочка сама, если угодно, невзирая ни на что!..

Нет, точно — у тебя поехали мозги, сказал себе печально Невский, ты, дружок, такие мысли брось, не то в грядущем ничего хорошего тебе не светит. Уж какой ты есть, таким и будь, а что другие скажут — это их забота. Главное — не дешевить и не придумывать чего-то там за остальных.

За остальных придумывать он, к сожалению, любил.

Иначе никогда не стал бы заниматься психологией. Не оказался бы в конечном счете здесь…

Кому сказать!..

Он глубоко вздохнул, раскрыл глаза и, сбросив одеяло, сел на край кровати.

Куплетова в номере не было.

Посреди стола лежала записка:

«Милейший! Я играю в карты».

Где, с кем — не известно.

Записка осталась еще с вечера, когда Невский вернулся в номер.

Стало быть, Куплетов ночевать не приходил…

Да уж, и впрямь — затейник!..

Невский быстро оделся и сунулся было в тумбочку, где стояла, припасенная с поезда, бутылочка «Байкала». Однако замер, неприятно пораженный.

Роскошного охотничьего ножа, на кожаных ножнах которого тонкой медной проволокой было вышито: «Невскому — не Александру, но Михаилу», в тумбочке, рядом с бутылкой, не оказалось.

Невский прекрасно помнил, что перед тем, как идти к Лидочке, он положил его именно туда.

Еще раз обшарив тумбочку, он на всякий случай переворошил все вещи в своей половине гардероба, однако и здесь ножа не отыскал.

И тотчас в памяти услужливо всплыл злополучный галстук, также неведомо куда пропавший, припомнилось странное поведение Куплетова, когда он, Невский, только вошел вчера в комнату…

Тупое, гаденькое подозрение невольно поднялось и заскребло в душе.

Понимая, что это не слишком порядочно с его стороны, он все же отворил и соседнюю створку шкафа и несколько времени разглядывал чужие полки.

Никаких следов.

Может, вообще из номера украли?

Но тогда — кто? И для чего?

Ладно — нож… Это и вправду вещь первостатейная, другой такой, пожалуй, не найдешь. Но галстук!.. Где в нем щеголять? Не в санатории же — на глазах у бывшего владельца!

В коридоре громко закашляли, и вслед за тем на пороге возник Куплетов.

Вид у него был понурый, глаза слипались, а седоватые баки топорщились, как шерсть на морде кота, которого с позором отогнали от пролитой валерьяны.

Определенно, картежная ночь не принесла ему никакого удовлетворения.

— Милейший! — сипло, без прежней наглой уверенности, провозгласил Куплетов. — А вот и вы! А вот и я!.. Смешно!.. Поутру, на заре… — нараспев сказал он и слегка покачнулся. — С добрым утром! Или — спокойной ночи, малыши? У меня — второе. А у вас?

— С добрым утром, с очень добрым… — невнятно пробормотал Невский, ловко, как ему показалось, захлопывая чужую створку шкафа.

— Дождь еще идет? — спросил Куплетов, хотя и его пиджак, и его брюки носили явные следы недавнего дождя, причем весьма изрядного.

— Не знаю, я только что встал, — пожал плечами Невский, радуясь, что обнаружилась вдруг подходящая уловка. — Кстати, как там?

Не двигаясь с места, Куплетов устремил испытующий взор в окно.

Этого вполне хватило, чтобы Невский прикрыл благополучно и другую створку шкафа.

— Ну так что же?

— Дождь, проливной. Мерзость, — твердо произнес Куплетов. — Мне видятся струи косые… И, кажется, здорово похолодало…

— Почему вы так решили?

— Х-м… Да я же только с улицы! Вот… Прихожу — и застаю… Нехорошо.

Невский внутренне сжался.

Значит, все видел, голубчик, все заметил… Может, и пьяного только разыгрывает из себя?

— Я искал галстук.

— Привет! — хохотнул Куплетов. — С утра пораньше — на банкет?! А меня с собой не хотите взять? У меня есть бабочка! Дамы просто мрут…

Так, подумал с досадой Невский, на галстук не клюнуло. О ноже тогда вообще нет смысла говорить. Но если эдак пойдет и дальше, я уеду отсюда голый! Ничего себе соседушка… Массовик-затейник…

— А вы? — спросил он, вызывающе и с неприязнью глядя на Куплетова.

— Пардон?

— А вот и не пардон! Вы вчера чем тут занимались? Думаете, я слепой?

— Вчера? — как бы недоумевая, повторил Куплетов. — Мало ли, чем занимался… А-а, понимаю!.. Так я здесь чехол искал! От инструмента… Я чехол всегда засовываю, чтоб не мельтешил. А потом ищу…

Ну ты поговори-поговори, зло подумал Невский. А я-то еще там, в столовой, высмотрел его, решил: интеллигентное лицо, приятный будет собеседник. Господи, с каким давеча восторгом он заглядывался на мой нож!.. Ведь все же ясно! Мелкий мошенник, уездный аферистик — даже не аферист! Пойти с жалобой в дирекцию? Или куда там?.. Впрочем, это я всегда успею. Подождем еще…

— Ну ладно, хорошо, замнем, — стараясь, чтобы голос его звучал дружелюбно, сказал Невский. — Это все пустяк. Нам с вами жить здесь да жить…

— Конечно! — с готовностью подхватил Куплетов. — Я своих соседей уважаю. Предлагаю дружбу! — Он протянул руку и, отлепившись от косяка, торжественно вышел на середину комнаты. — А хотите, будем выступать на пару?

— Это как?

— Да чтоб потешней было. Как Ширвиндт и Державин. Или — Винокур с бригадой… Скажешь глупость, а люди смеются. — Куплетов неожиданно погрустнел и, подойдя к своей кровати, тяжело опустился на нее. — Закон эстрады. Вы думаете, отчего у нас такая эстрада глупая? Чтобы зритель себя уважал. Это дело то-онкое…

— Увы, — вздохнул Невский, притворяя за ним дверь в коридор, — затейник из меня никудышный. Не умею по заказу развлекать. Хотя — полезный дар, не спорю, кусок хлеба гарантирует всегда… Да вы бы прогулялись все-таки немного! Голова небось гудит?

— Нет, не гудит, — обиделся Куплетов. — Я ведь только разик вчера — по случаю… Мне пить нельзя.

— Так всегда говорят, — с иронией заметил Невский.

— Но мне действительно нельзя! Я не шучу. А вот — себя не берегу… Дурной совсем… Вы знаете, милейший, проигрался в прах!

— А вообще чем в жизни занимаетесь? Ну, чем кормились до сих пор?

— Вообще? — уныло повторил Куплетов, разваливаясь на кровати. — А всем понемногу. Можно целый день рассказывать, во как!.. Был матросом, был токарем, был поваром, был грузчиком, был спекулянтом колбасой, был сутенером — да, представьте, есть такая интересная профессия! — был электромонтером, санитаром в дурдоме, писал босяцкие стишки в многотиражки, работал гримером, шофером, вахтером, шпрехшталлмейстером, официантом… Богатая биография… Как у писателя Максима Горького, к примеру. Знаете такого? Про буревестника еще писал… Настоящий народный талант. Не иссякает Русь!.. И не иссякнет — это я вам говорю! И — что особо радует и удивляет, при всех житейских загогулинах — еще ни разу не сидел!..

Невский невольно хмыкнул.

— А сейчас?

— И сейчас не сижу, — с достоинством парировал Куплетов. — Лежу вот на кровати — и о чем-то интересном с вами говорю. А может, и не интересном…

— Почему же? Очень любопытно. Но я все-таки хотел бы знать: где нынче служите?

— Я не служу, милейший, это слово мне претит. С душком каким-то… Я тружусь! Всегда и всюду. Рук не покладая… А сейчас в Доме пионеров кружком руковожу. Дети любят выжигать, вот я их и учу. Первые робкие шаги в огромное искусство. Да… И там же, по совместительству, уроки бокса даю. Есть очень шустрые ребята. Родители меня уважают, разных жизненных знакомств и связей — куча!..

Куплетов разулся и прикрыл ноги краем одеяла.

— Но здесь-то вы зачем за эти фокусы взялись? — не удержался Невский.

— Не могу видеть скучающих людей… У меня и так печенка болит, а как на эти рожи взглянешь — еще хуже. Человек на таком культурном отдыхе звереет, я вам точно говорю. Я почему потешаю? Из жалости. От презрения, если хотите… Не желаю быть таким, как они… Вот вы, к примеру. Шастали вчера весь день с этой девчонкой… В другое время, на службе, стали бы себя так вести? Дали бы себя околпачить?

— Во-первых, никто меня не одурачивал, — сухо произнес Невский. — Не так-то это просто… А во-вторых, откуда вы все это взяли?

— Да ведь, милейший, видно! — Куплетов даже привстал на кровати. — За версту все видно! Что ж, вы полагаете, кругом одни слепые?

— Вас интересуют сплетни? — с откровенной неприязнью спросил Невский. — И вы им доверяете — вы, презирающий всех тех, кто эти сплетни распускает?! Или, может быть, снисходите до того, чтобы подглядывать самолично?

— По мне — вы хоть со всем санаторием переспите. — Куплетов меланхолично запустил в нос безымянный палец и на миг застыл, словно ловя ускользающую мысль… — Тоже мне, надомник-первооткрыватель!.. Да о вас забочусь! Подцепить кого-нибудь недолго — санаторий!.. Для того и существует…

— Что ж, весьма признателен…

— А, ерунда! Мне на эту Лидку наплевать. Смазливая, хохочет… Доиграется. Вас жалко! Вы же — только приехали, ничего не знаете… А у нее жених!

Невский остолбенел.

— Извините, но… вы говорите чушь! — произнес он зло. — Эта женщина замужем.

Куплетов лениво повернулся на левый бок и, подперев ладонью небритую щеку, блаженно-укоризненно уставился на Невского.

— Естественно, — прокурлыкал он, тихонько ухмыляясь, словно нарочно подзадоривая своего соседа. — Там все — шито-крыто. Не подловишь. Она небось три часа распиналась о разных прелестях семейного уюта. Это она умеет. Романтику развела. А вы уши и развесили… Замужем! — презрительно фыркнул он. — Еще бы! А у нее — любовник, почитай, четвертый год… По-интеллигентному — жених.

— Что вы там плетете?!

— Да ведь всем известно! Каждому. Она и не скрывает… Женщины порядочные, а особо шлюхи, — не скрывают ничего. Шарманный моветон! Эх вы, рыцарь… как его… веселого образа! Уж лучше в карты по ночам играть, как я.

— Не верю! — сдавленно выкрикнул Невский. — Вы — дешевый циник! И к тому же пьяный.

— Тяпнул лишку, спору нет, — будто стихи, продекламировал Куплетов. — Да, и циник — тоже. Непременно. Вы это тонко подметили… Жизнь у меня бедовая, всего насмотрелся. А тут, под старость, ну, такое искушение нашло!.. Стань циником, сказал мне внутренний голос, пора, мой друг, пора, цинизма сердце просит, без него теперь не проживешь, народы не поймут!.. И знаете что? Я согласился. Сразу!

С хмельного глазу Куплетова неудержимо потянуло к патетическим речам.

— Поверите, Куплетов, в вас есть что-то от мелкого мошенника, — неожиданно проникновенным голосом сообщил Невский. Он был взбешен до крайней степени. — Мне кажется, это ваше основное призвание.

— Я — весь внимание, — дурачась, произнес Куплетов. — Мысль очень продуктивная.

— Да, быть мошенником — всегда и везде! С вами опасно иметь дело, даже пустяковое! — не унимался Невский. — Вы страшный человек, Куплетов.

— Правда? — хохотнул тот. — Вот бы не подумал… Две ноги, две руки, одна голова… И все остальное — на месте. Нечем вроде бы пугать…

— С вами препираться — только время зря терять, — вздохнул Невский. — Живите, как хотите.

— Милейший, — обрадовался Куплетов, — наконец-то вы попали в точку! — Как видно, эта перепалка его совершенно не задевала. — Браво! Сто воздушных поцелуев! А позвольте-ка узнать, чем вы занимаетесь? Не здесь конечно же об этом скромно умолчим, а дома у себя, на службе?

— Чабаном служу, — огрызнулся Невский.

— Что ж… Пасти баранов — дело благородное. Шагает прямо в двадцать первый век. И — далее, вперед. И все нужней, нужней… Я вам завидую, милейший, да, завидую. — Он сонно зевнул и прикрыл глаза. — И всё вы врете, — добавил он через секунду. — Всё! От и до. И я вам тоже вру.

— А я не сомневался, — пожал плечами Невский.

— Не в том смысле, — устало махнул рукой Куплетов и снова беззастенчиво зевнул. — Может быть, и вы говорите правду, и я… Не в том смысле.

— А тогда — в каком?

— Слова, слова… Шекспир в них толк отменно понимал, не зря писал… Они-то уж случаются — правдивей не найдешь, тютелька в тютельку метят, опять же на словах, а вот — что спряталось за ними… Это надо каждый раз особо обмозговывать, усиленно трудиться! Вам не кажется, милейший, что мы всю жизнь стараемся говорить одну правду — и оттого только еще больше врем? Начинаем говорить правду, и не представляя, где она иссякнет… Начинаем говорить правду, которая оправдывает нашу ложь… Видите, и тут без игры слов не обойтись! А это ведь пока по мелочам…

— Не хватало большего, — криво усмехнулся Невский. — Спиноза вы наш!..

— Я с вами полностью согласен, — с готовностью закивал Куплетов. — И насчет Спинозы, и насчет остального… Заметьте: мы оба сказали правду и пришли к взаимопониманию. И не верим друг другу ни вот на столько. Конец света на сегодня отменяется. Давайте дружить!

Он закинул руки за голову и, уставясь в потолок, горестно вздохнул.

— Пойдемте завтракать, — предложил Невский.

— Идите, — не поворачивая головы, глухо отозвался Куплетов. — Я лучше посплю.

Вид у него и в самом деле был усталый и вызывающий скорее жалость, нежели другие чувства.

Но ведь он взял! — с внезапным отчаянием подумал Невский. Он! Больше некому. Взял и молчит… И даже не раскаивается. Вот человек!..

— Насчет Лиды — это верно? — спросил он тихо.

Куплетов взглянул на него, как-то брезгливо морща лоб, и зарылся щекой в подушку.

— Все — вранье! — провозгласил он. — Ну конечно нет! Успокоились? Ведь может человек вот просто так, потехи ради… Не со зла же…

Невский ничего не ответил. Он сдернул с вешалки красно-оранжевую куртку с сине-белым капюшоном, уже просохшую к утру, и, на ходу натягивая ее на себя, вылетел из комнаты.

Он знал, что Куплетов потешается над ним, но ждал именно этих слов. И — дождался наконец. Вот что обидно.

Двери из вестибюля на улицу были настежь.

Снаружи по-прежнему моросил мелкий дождь, но на площадке перед домом толклось много народу.

Все о чем-то разом говорили.

Невскому удалось только разобрать: «И всё… Убили… Нынче ночью… Как она теперь — одна?..»