Между сном и явью

Александр Титов

Максим погряз в рутине и серости, сник под неподъёмным грузом депрессии и не представлял, что может быть иначе. Счастьем он видел картинку из телевизора, а мечтой избрал пустую пародию на успех. Но случай направил его неожиданным путём. Избавиться от тягот прошлых ошибок и броситься навстречу истинному счастью. Вот только какое оно – счастье настоящее, в чём его неуловимое отличие от красочного миража? Для этого придётся найти ответы на давно мучающие вопросы и разобраться в своих чувствах. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2. Закрыв глаза

— Ты посмотри только на этого дебила! Кто тебе права давал, мудень? Шайтан безрукий! — кричал таксист каждому, кто пытался пролезть вперёд него.

Потом успокаивался, возвращался к рассказам о себе, о своей семье, откуда приехал и чем на родине занимался. о том, как работал дворником, грузчиком, строителем, слесарем, автомехаником. Ещё много кем, но я сбился со счёта.

Он говорил и говорил, а у меня поверх всех этих историй навязчиво возникал вопрос: всем ли пассажирам он сообщал подробную биографию? Или решил, что мне интересно? Даже отвечать не требовалось, а моё безразличие он и вовсе не замечал. Виртуозно сменял трагедии анекдотами, задавал вопросы и сам же на них отвечал.

Постепенно я отстранился от его жизнеописания и погрузился в собственные размышления.

Со врачами я не общался уже несколько лет и совершенно отвык от этого. Раньше даже не задумывался, о чём меня будут спрашивать и что я им скажу. Тогда всё происходило само собой. А теперь мондраж не давал покоя. Вдруг что-то со мной настолько серьёзное, что никакие таблетки не помогут? А может, всё в порядке и врач решит, будто я симулянт и трачу его время в пустую? Или вообще врачом окажется молодая девушка и велит раздеваться? Каким жалким я буду выглядеть, когда начну копаться со своими костылями.

— Приехал, брат. Шестьсот рублей с тебя, — вернул меня в реальность таксист.

Я заплатил и вылез, буркнув под нос «Досданья».

Поликлиника выросла передо мной серой коробкой с яркими жёлтыми окнами. В сумерках они казались ещё ярче, будто огонь разгорался по ту сторону стёкол. А сверху на покатую металлическую крышу наседало свинцовое плачущее небо.

Холодная изморось, непрекращающаяся уже третий день, волновала лужи, полные облетевшей листвы, недонесённых до урны окурков и сырой земли. Мне пришлось идти по их рябым грязным зеркалам. Не люблю слякоть. Она проникает внутрь, какую бы одежду не надел. Забирается в душу и копошится там в поисках старой, давно забытой печали, желая пробудить её вновь.

Тепло длинных дней уходило, и солнце притаилось за серостью. И во мне свербел страх, что так же что-то уйдёт, спрячется. А вместо яркого, тёплого, доброго останется пустота. Та самая сырость.

В холле я разделся и отстоял очередь в регистратуру. Хотел убедиться, что карту отнесли куда надо. Не перепутали, не потеряли, не забыли. У них найдётся сотня отговорок, а бегать лишний раз между этажами мне хотелось меньше всего.

Девушка с печатью хронической усталости на лице не взглянула на бумаги перед собой, не проверила на полках за спиной, но сонно заверила, что сама отнесла.

На третьем этаже свет был притушен, словно прятал от лишних глаз затянувшийся ремонт. Я почувствовал себя первым странником, кто за долгие годы добрался до этих коридоров, такое запустение там царило. Работала только одна лампа, но её света не хватало, чтобы проникнуть в глубины. Я мог разглядеть лишь штабеля напольной плитки, грязную стремянку, залитую шпаклёвкой, да чьи-то оставленные на ночь перчатки. А дальше — неподвижная темнота.

Дверь в кабинет психотерапевта находилась рядом с лифтом, под лампой. Над ней красным цветом горела табличка «Не входить». А справа висел листок с фамилией и инициалами: «Спивак А. Г.».

Сидеть я не хотел. Наткнулся взглядом на пёстрые плакаты с полезной информацией и, не задумываясь, стал читать. На третьем рассказывалось про лечение неврозов, и тут я немного заинтересовался, хоть и была это очевидная реклама.

«У вас депрессия?» — спрашивал плакат читателя, — «если она не прекращается больше недели, а головная боль не даёт уснуть, вам стоит обратиться ко врачу и спросить рекомендации о новом препарате „Мурселад плюс“. Это новейшая разработка немецких фармацевтов, получившая множество международных премий и доказавшая свою эффективность в передовых клиниках Европы. С помощью „Мурселад плюс“ депрессии и неврозы навсегда…»

На этом мой интерес иссяк. Никаких толковых советов, никакой конкретики. Заболел? Иди ко врачу. Как будто я не стою посреди поликлиники.

Что же до депрессии, то способ борьбы с ней я нашёл ещё когда сидел на инвалидном кресле. Поначалу думал, что лучше водки лекарства не существует. Но каждое утро я ненавидел всё больше и себя, и свою болезнь. Я стыдился всего, что говорил и делал в пьяном угаре. А потом, когда душевная боль стала невыносима, я взял себя в руки. Год потратил на упражнения, которые отыскал на просторах интернета. Победа пришла в мае. Шестого числа. И в тот же день я понял, что именно это и есть та самая панацея. Встать и пойти куда угодно. Моя личная таблетка от любой депрессии.

Дверь ко врачу открылась, и в коридор вышла старушка. Недовольная, готовая вцепиться зубами в любого, кто перейдёт дорогу. И на меня она смотрела, как на врага народа. Мы не были знакомы, да и виделись вряд ли хоть раз, но у меня сложилось чёткое ощущение, что я успел ей испортить всю жизнь. Впрочем, здоровые люди к психотерапевтам не ходят. Мало ли что у неё в голове творилось. Я же глубоко вздохнул, набираясь смелости, и отправился ей на смену.

Врач сидел в окружении стопок бумаг, блуждая уставшим взглядом по свалке канцтоваров. Найдя чашку остывшего чая, он отхлебнул, опёрся головой о кулак и посмотрел на часы.

— Можно? — спросил я и вошёл, не дожидаясь ответа.

Впрочем, никакого ответа и не последовало. Врач меня как будто не услышал.

Я подошёл, сел. Попытался оценить его профессионализм. По крайней мере, он точно не женщина. Слишком сурово выглядит даже для трансгендера. Так что если вдруг попросит раздеться, будет не так стыдно. Хотя где тут раздеваться? Ни кушетки, ни койки. Только два стеллажа друг напротив друга, так же заваленные всякой всячиной.

Врач ждал с минуту и, когда пауза затянулась до неприличия, спросил:

— Что у вас?

— Три месяца назад начались проблемы со сном. Сначала подолгу не мог заснуть. И то не часто. Раз в неделю, может. А потом всё чаще, пока не перестал засыпать. Вот две недели уже каждую ночь лежу и в потолок смотрю. И главное, понять не могу, сплю я или нет.

Я замолчал. Пусть лаконично рассказал, но краткость, как известно, сестра таланта. Какой именно талант требуется на приёме, я не знал, но наверняка без него не обойтись.

Спивак же не оценил. Задумчиво смотрел на темнеющее небо за окном. Молчал.

— Я вот ещё что спросить хотел, — пауза снова затянулась, и теперь я решил её прервать сам. — Может, это как-то связано с тем защемлением спинного мозга, который восемь лет назад оперировали? Я понимаю, что вы не невролог, но, может, дело в каком-то беспокойстве об этом? Потому что все исследования показали, что проблем больше нет, а я ходить нормально так и не стал, и слабость в руках не прошла.

Но и теперь врач упорно не говорил ни слова. Это начинало раздражать. Разве я пришёл со стеной разговаривать? Этим я мог бы и на работе заниматься. А ночью меня с готовностью выслушал бы потолок.

Последней каплей стал очередной глоток чая. Ладно на меня, но Спивак и на чашку не посмотрел. И пил так нагло, сербая, словно специально меня уязвить хотел.

— Простите, я с кем разговариваю? Вы меня слушаете или в облаках летаете? — вспылил я.

Врач медленно повернул голову, грустно взглянул на меня, на костыли и дал понять, что я угадал с поразительной точностью.

— Может, вы спросите что-нибудь? — я напирал.

— И давно это у вас? — пространно уточнил он.

— Что именно?

— А с чем вы пришли?

— Проблемы со сном три месяца, бессонница две недели. Я же сразу сказал.

— Ну, всё ясно. Это у вас хроническое. Надо было лечиться, как полагается. А теперь вы что хотите? Запустили, — вынес он вердикт.

— Так я и пришёл лечиться. Я талончик получил три недели назад.

— Значит, надо было к платному врачу идти, — вяло парировал Спивак.

— Так вы будете меня лечить или как? Может, анализы назначите? Обследование какое-нибудь?

— У вас же травма была. Вот от неё и все проблемы.

— Вы издеваетесь, что ли? Я только что…

Телефон в кармане врача зазвонил бодрой мелодией, и Спивак сразу же ответил. А мне показал пальцем, чтобы подождал.

— Да, привет. Нет, могу. Будем, да. Нет, не приедет. Да, соберём…

Он улыбался, прикусывал язык, хихикал. За долю секунды Спивак сменил образ уставшего неповоротливого тюфяка на одного из тех, кто донимал Кристину пошлыми глупостями. От такого хамства хотелось врезать ему костылём. Только весовая категория у нас разная, да и не сносило его от малейшего дуновения ветра.

Хотелось поскорее покинуть похожий на свалку кабинет, но без рекомендаций уходить я не собирался. К платному врачу идти у меня денег не было. Брать новый талон я смысла не видел. Ещё три недели бессонницы я либо не переживу, либо сойду с ума в процессе.

— Вы мне хоть напишите, что делать, раз говорить не можете.

Спивак кивнул, взял бланк рецепта, щёлкнул ручкой и накарябал размашистым почерком что-то нечитаемое. Подписался, словно ручку расписывая. Будто это секретная информация и гриф «секретно» поставят в регистратуре.

Из кабинета я выскочил, словно ошпаренный. Если бы задержался хоть на секунду, непременно разругался бы с врачом. Высказал бы всё, что думаю о нём. Единственное, на что способен этот гад — это убийство. Самое гнусное из убийств. По халатности, оправдывая самого себя и умывая руки. И я даже знал, что он мне ответит. «А что вы хотите?» — скажет — «всего восемь минут на приём. Не нравится — идите в платную клинику».

В коридоре я наткнулся на следующую пациентку, едва не сбив её с ног. Теперь я понимал ту старушку. Наверное, и сам выглядел сейчас не лучше. Злобный, бледный, подведённый к нервному срыву, измученный бессонницей.

Прежде чем лифт поднялся, я ещё раз взглянул на рецепт. Наименование было на месте, дозировка тоже. Нечитаемые, но это неважно. В аптеке разберутся. А вот как принимать лекарство — ни слова. Да и не пишут о таком на рецептах. Пришлось возвращаться, хоть и не хотелось.

Постучал в дверь, приоткрыл, но сказать ничего не успел.

— Закройте дверь! Вы не видели табличку? — закричал Спивак.

Ошарашенная пациентка смотрела то на него, то на меня и не понимала, что происходит. А я окончательно убедился, что врач из этого Спивака — одно название.

— Успокойтесь, я только спросить хотел…

— Ваше время прошло! Раньше надо было спрашивать!

— Да вы скажите просто, как…

— Закройте дверь, молодой человек. Не тратьте чужие восемь минут.

Это был перебор. Жалобы писать я считал не самым достойным занятием, но Спивак будто специально напрашивался. Что ж, пожалуйста. Пойду и напишу.

В регистратуре девушка всё также томно ждала конца рабочего дня.

— У меня рецепт, — я протянул ей листок и спросил: — Как у вас к главврачу попасть?

— Он в отпуске. Вернётся не раньше седьмого ноября.

— Ладно. А я могу ему жалобу написать? Или кто там у вас вместо него? Заместитель какой-нибудь?

— Заведующий.

— Хорошо. В каком он кабинете?

— Вам заведующий какого отделения нужен?

— Не знаю. Я у психотерапевта был. В каком он отделении?

— Молодой человек, — ответила девушка с таким видом, будто я спрашиваю нелепицу, и вернула рецепт, — вы и были у заведующего.

Я представил, как пойду обратно к Спиваку и буду ему же на него жаловаться. Затея эта была обречена на провал. Ну и чёрт с ним. Пусть дальше в облаках летает.

Из поликлиники, не откладывая на потом, я решил зайти в аптеку. Она находилась рядом, через два дома. Это я навсегда запомнил ещё с тех пор, как раз в месяц закупался там килограммами витаминов «Б» и всевозможными препаратами для улучшения кровообращения головного мозга.

На улице окончательно сгустились сумерки и зажглись фонари. Такие моменты я любил, но летом. С бледнеющим чистым небом, не затянутым вспученными облаками. И дождь я любил нормальный. Чтобы пролился как следует, а не капал по чуть-чуть, словно измученный простатитом старик у писсуара.

Напоследок, назло всем правилам и запретам, покурил у крыльца. Пусть только попробовал бы кто-нибудь подойти, напомнить, я бы рассказал им, что думаю об их корпорации здравоохранения. Но никто не подошёл.

Аптека же действительно стояла на прежнем месте, пусть и сменила вывеску. Теперь она входила в крупную сеть, и цены выросли за восемь лет раза в три.

В огромном зале с самообслуживанием все полки занимали бесполезная гомеопатия, крема, гели, зубные пасты, микстуры и пастилки. Всякий мусор с заоблачными цифрами на ценниках. А уж костыли и коляски вовсе стоили будто золотые.

Фармацевтом работала молодая девушка в белоснежном халатике и с такой же белоснежной улыбкой. Она ровняла ногти, то и дело вытягивала руку вперёд и любовалась результатом. Когда появился я, она встала и спрятала пилку в кармане.

— Здравствуйте, чем могу помочь?

— Да, здравствуйте. У меня тут рецепт, но я понятия не имею, что на нём написано, — признался я и протянул бумажку, сложенную вдвое.

Она взяла, прочитала, нахмурив тонкие брови. Даже для неё почерк Спивака стал испытанием. Но разряд в этом спорте она имела куда выше моего и всё же расшифровала написанное. Только обрадовать меня было нечем:

— Скорее всего, у нас нет такого препарата. Его надо заранее заказывать.

Я едва не выругался. Остановило только присутствие красивой девушки.

— И долго его ждать? — спросил я и почувствовал, как отчаяние встало комом в горле.

— Неделю обычно. Знаете, я сейчас посмотрю на складе. Может, там есть.

Неужели я выглядел так жалко, что даже незнакомый человек не смог остаться равнодушным?

Я рассыпался в благодарностях. Фармацевт скрылась в подсобке и вернулась через пару минут с двумя красно-белыми коробочками.

— Вы представляете, действительно оказалась пара пачек. Наверное, кто-то заказывал, но так и не забрал.

— Мне, наверное, и одной хватит.

— Хорошо. Та-ак. Мурселад плюс… три тысячи шестьсот рублей. У вас социальная карта есть?

— Да, вот. А как его принимать, вы не скажете?

— Простите, но я не врач. Мне нельзя такие вещи советовать. Тем более, что препарат тяжёлый, и если с вами потом что-то случится, то отвечать буду я.

— Врач не говорит, вы тоже. Мне что, в интернете спрашивать? Там-то советчики найдутся.

Не зная, что ответить, фармацевт пожала плечами.

В любом случае, теперь разрешение на сон лежало у меня в кармане, и хотелось поскорее опробовать препарат в деле. Всё остальное, что я смог найти сам, уже доказало свою бесполезность. Чаи и бальзамы, гомеопатия с иностранными названиями. После двух недель ночного бдения мне стало плевать, каким врачом лекарство выписано. Главное, чтобы подействовало.

В приподнятом настроении я добрался до своего дома. Оставалось только взобраться на четвёртый этаж и сразу в кровать. Теперь это так просто.

Каждый день, уже три года, когда последняя ступень оставалась позади, всё внутри меня ликовало от очередной победы. Пять лет я был прикован к инвалидному креслу и не имел возможности спуститься. Не находилось того, кто взялся бы помочь бесплатно, а дворники просили по две тысячи в одну сторону.

Тогда моими городскими улицами была лестничная площадка, а теми немногими, с кем я общался вживую — соседи-алкоголики. Они пили беспробудно и часто скандалили по разным пустякам. Я же был невольным свидетелем, и к моему мнению они взывали каждый раз, когда не находили общего языка.

Тогда из густой темноты, сдавливающей тисками, я видел лишь один выход — начать снова ходить. Только ради этого я отказался от мысли прервать своё бессмысленное существование, хотя самоубийство и выглядело едва ли не хэппи-эндом. Десять раз я подбирался к нему вплотную. Лишь случайность не позволяла довести дело до конца. Телефонный звонок или свистящий чайник на плите. Мелочи спасали в самые тяжёлые моменты, а путь к свободе тем временем становился короче.

В итоге это стало кошмаром из прошлого, о котором хотелось забыть навсегда. А новой мечтой я избрал богатство. То, чего был лишён, хотелось в стократ приумножить. И пусть новый путь начался три года назад, я верил в него так же, как ещё недавно верил в свои будущие шаги.

Чего бы я точно не хотел пожелать сейчас в предчувствии крепкого сна, — это встречи с призраками прошлого. Но кому-то явно хотелось поиздеваться надо мной ещё немного. Как безрукому сценаристу второсортного кино, пришла ему в голову встреча на третьем этаже.

Лариса, моя соседка, сидела на ступеньках в привычном грязном халате, обняв голые коленки. За версту от неё несло водкой. Жидкие, месяцами не мытые волосы всклочились, спутались и безвольно легли на плечи. А под левым глазом сиял свежий синяк. Звезда синего счастья, награда от одуревшего мужа.

Восемь лет назад, когда мы только познакомились, красота её ещё не утонула за отёком. Тогда она имела привычку ухаживать за собой. Мылась, причёсывалась. Донашивала одежду школьной модницы. И мне казалась она просто дерзкой девчонкой, которая любит жить быстро и громко. Я прекрасно помню тот день, когда она из жалости пригласила меня зайти выпить пару рюмок. Потом к нам присоединился её муж Андрей. Они только расписались и всё ещё любили друг друга. Он не поднимал на неё руки, она не пилила его сутки на пролёт. Это всё началось позже.

— Привет, Макс. Давно не виделись. Бегаешь от друзей, а? — спросила Лариса, едва я взобрался на площадку.

— Добрый вечер, Лор. Да дел просто много. Работа. А тебе, я смотрю, Андрей опять макияж поправил?

— Ну, типа того. Ёбнутый он стал. Совсем крыша потекла от соли.

— Он ещё не завязал?

— У тебя есть курить? — сменила тему Лариса. Как мог завязать муж, если жена употребляет не меньше?

Я протянул ей сигарету.

— Можно пройти?

Не хотелось мне с ней разговаривать. Ничего интересного всё равно не сообщит. Разве что криминальные новости района, но они не интересовали меня уже давно. Кто теперь варит, кто клады зарывает. Какая мне разница? Я готовился уехать из этой страны туда, где мне будет хорошо. Где наркоторговцы не пишут свои предложения на остановках, а участковые не заходят в притоны только за мздой. Пусть это всё останется здесь и гниёт, сколько душе угодно.

— Макс, мне идти некуда.

Лариса не двинулась с места.

— И что?

— На улице холодно, а я в одном халате. Можно у тебя на ночь остаться?

— У меня не убрано, да и кровати второй нет.

— Это фигня. Я на диване посплю. У тебя же на кухне угловой стоит.

Она запросто могла вынести мебель или технику, продать её первому встречному. Или заблевать диван, с которого я любил смотреть новенький телевизор. Но отказать не поворачивался язык. Сколько ещё раз я должен повторить себе главные правила успеха, чтобы наконец начать их придерживаться? Наплюй на всех, иди по головам… Ещё один раз точно придётся. Но не сегодня. Как бы не противна мне сейчас была Лариса, она долго оставалась одной из тех немногих, с кем я общался. Единственной, кто утолял моё одиночество.

— Ладно, пошли. Только если что-то пропадёт, я знаю, где ты живёшь.

— Макс, ну ты чё? Я ж не крыса какая. У своих даже стакан не трону.

— Как скажешь.

Мы поднялись. За деревянной облезлой дверью, где жила Лариса, кто-то пел. Что-то бессвязное, отдалённо похожее на «Кольщика» Круга. Забавно, что, несмотря на всю беспробудную жизнь, ни Андрей, ни Лариса не сидели. Впрочем, это не мешало им искренне любить блатную романтику во всех её проявлениях.

У меня же было темно и тихо. Спокойствие, которое однажды чуть не свело меня с ума, всё так же хозяйничало в двух комнатах и на крошечной кухне.

— Будешь что-нибудь есть?

— Ага.

— Там в холодильнике пицца. Погрей.

Лариса, покачиваясь, держась стены, прошла на кухню. Я же разделся, зашёл в ванну руки помыть.

— Макс! А чё её греть? И так ништяк, — Ларисин голос чуть не утонул в шуме воды.

Она включила телевизор и среди полутора сотни каналов отыскала самый отвратный. Тот, что беспрерывно крутил дешёвые мелодрамы и рекламировал магазин на диване.

— У тебя не кисло так в холодильнике. И закусон, и водочка. Ты не сопьёшься так? В одно лицо глушить.

— Не сопьюсь, это для другого. Я так силу воли проверяю.

— И как?

— Полгода ни капли.

— Ну и зря. Я там отхлебнула маленько. Ты не в обиде?

— Я так понимаю, за ночь ты всю бутылку выпьешь, — предположил я, пройдя на кухню и сев на диван.

Лариса оскорбилась.

— Вот чё ты начинаешь? Нормально же разговаривали. Если тебе жалко, то и не притронусь. Просто не по-пацански это.

— За что тебе Андрей в этот раз синяк поставил? — сменил я тему.

— Да там Жорик припёрся, а Андрюха ему денег должен. Ну и Жорик начал нагнетать. Типа, и так слишком долго ждёт и все дела. А я, короче, сижу рядом. Тут Андрюха и говорит, типа, может я ему дам, Жорику этому, а он ещё подождёт.

— И ты не захотела помочь мужу? — с иронией спросил я.

— Ты Жорика знаешь? Нет? Он же мразь та ещё. Я с самого начала говорила не брать у него денег. Он же отморозок с букетом венерических. Любую бомжиху в кусты затащит и не поморщится. И чтоб я под него легла?

— Ну, ясно.

— Вот такие пироги. А у тебя чего как? Чё такой усталый?

— Спать не могу второй месяц.

— Так к нам бы зашёл, как в старые добрые. Водка всё лечит. Ты же сам знаешь. Вон гляди, как бегаешь теперь. А то еле руками шевелил.

— Водка тут не причем. Я целый год жопу рвал, чтобы встать.

Это не было легко. Сложно. Так сложно, что порой казалось и вовсе невозможно. И говорить после всего этого, что меня вылечила пьянка?

— А помнишь, как я тебе стакан прямо в рот вливала, когда у тебя руки совсем отказывали? А Андрюха тебе сразу бутер совал на закусь, — Лариса не понимала, как раздражает меня этот разговор, и продолжала.

— Помню.

— Было прикольно.

— Нет.

— Макс, блин. Ну чё ты такой унылый? Может, случилось чего?

— Я тебе говорил. Устал я. Спать хочу.

— А есть тема взбодриться. Ты как?

— Я не люблю эту дрянь.

— Да я не про наркоту. Есть кое-что поинтереснее. — Лариса подсела ближе, и я ощутил запах её грязных волос. — Помнишь, как мы с тобой?..

— Не надо, Ларис.

— Да ты расслабься, а то спастика задолбает. Я всё сама сделаю. Как раньше.

Она потянулась к моей руке, но я её отдёрнул.

— Правда не стоит. Я тебе подушку сейчас принесу. Одеяло надо?

— Да брось. Зачем нам одеяло?

Я встал и ушёл в спальню. Уже оттуда услышал, как Лариса попыталась встать и с грохотом рухнула на пол.

Поднять её мне было не под силу. Самому бы рядом не свалиться. Пришлось оставить её там, где лежала. Только поставил рядом бутылку воды, а под голову подсунул подушку.

Уже в кровати, развернув инструкцию от снотворного, я попытался найти способ применения. Мелким почерком написанные противопоказания занимали большую часть бумаги, и читать их я не хотел.

В итоге ничего подходящего не нашёл.

Достал таблетку, налил стакан воды и выпил. Не знаю, что я ждал, но ничего не произошло. Глаза не начал слипаться. Голова не тяжела. Даже зевоты не появилась. Я лёг в кровать. Смотрел сквозь темноту на потолок. Изредка по нему проезжали лучи автомобильных фар. Слушал, как соседи сверху разбирают диван, как роняют что-то на паркет и беспрерывно ходят по кругу.

Моргнул в очередной раз, но вместо люстры увидел склонившуюся надо мной пальму…