Прокаин. Сны, от которых нет пробуждения

Александр Чащин, 2021

Быть экзистенциальным эксгибиционистом. Долго всматриваться в бездну. Замерев, сидеть на берегу реки. Курить. Тщательно выжидать момент, когда бездна начнёт всматриваться в тебя. Распахнуть плащ. Кругозор, он не только снаружи, но и внутри. Не инстинкты в оболочке кожных покровов, но Вселенная, которой мы почему-то стыдимся. Скомканный приличиями до презренного мусора, наш внутренний человек выглядит непрезентабельно, а ведь он – содержание проекта всего, чем мы можем стать, но и другого мира у нас не будет, пока мы сами не сделаем себя пригодными для проживания.Книги А. Чащина – это сыворотка правды в предельно допустимой концентрации и пособие по практической философии, их нельзя пересказать – читайте! Возможно, поначалу будет стрёмно узнавать в этом о себе себя и такое, но приняв эту правду, придётся полюбить себя как есть. Если справитесь, то обретёте второе дыхание.Не спрашивайте, куда катится этот мир. Просто катите. Обнимите и поцелуйте себя, что ли…Содержит нецензурную брань.

Беги, Амок, беги

В последнее время, когда слышу фразу"Я люблю тебя", постоянно хочется услышать продолжение."Я люблю тебя рядом с собой". Или:"Я люблю тебя мучить", или"Я люблю тебя тыкать вилкой". В общем, не верю я в последнее время, что всё так просто.

И когда я так сам себе не верю, я задаю себе вопрос: зачем я пишу в своих книгах столько слов, если всё, что я чувствую, можно описать одним коротким ёмким"мдя"? Такое, говорят, бывает, когда всю жизнь думаешь, что ты лев, а оказывается: ты прав! Хотя на самом деле ты всяк, потому что ты урожденный"сибиряк-с-печки-бряк”, исходя из карты Сибири, ты заведомо непосылаем, а значит — бессловно непобедим. А Москва тебе жмет в плечах, она, как заячий тулупчик Петруши Гринёва на разбойнике Емельке. Москва трещит по швам. Тем более, что Любе, Наде и Вере я мать их предпочитаю — Софью. Склоняюсь, знаете ли, к опытным женщинам, а Софа — она ещё и мудрая.

Так что не стоит меня искать там, где вы меня оставили. Я тоже ходить умею. И бегать. Писал же ведь когда-то, да только сейчас проняло:

Можно писать глупо,

Можно писать сладко,

Можно писать тупо,

Но за помаркой….

…вновь последует помарка,

За ошибкой вновь последует ошибка.

Что я в глазах твоих — улыбка?

Что я в своих глазах — море брани.

Не растворяюсь я, я растворяю.

Я — кислота, я внутривенно;

Во мне смешалось все, я по колено…

Я по колено в уме, я по колено в дерьме.

Я по колено в себе, я по колено в тебе.

По мне не страшно ещё, я выключаю мозги.

Что будем делать теперь?

Беги!"

[скрэтч]

"Беги, беги, беги!

(Киска, нагнись низко)

Сюда, сюда, сюда!

Буря, скоро грянет буря!

(В чём фишка?)

Беги, беги, беги!

(Не делай брызга)

Сюда, сюда, сюда!

Буря, скоро грянет буря!"

В чём фишка? Что иссякло? Запал. Что запало? Иссяк. Что сошлось? Пазл. “Пазл сошёлся — беру, поджигаю”. Беги, Амок, беги.

Амок — психическое состояние, характеризующееся резким двигательным возбуждением и агрессивными действиями, беспричинным нападением на людей. Амок — неистовая, слепая, немотивированная агрессия с человеческими жертвами или без них. До последнего, правда, ещё не дошло. Амок — I'm ok — ай эм ок — амок.

Нельзя найти место, где будет"хорошо", если в голове"всё не так". Нельзя опоздать на поезд, если заранее не купил на него билет. Ибо, походу,"хорошо"быть не может. Всё начинается с мысли.

В наше время человека встречают по аватарке, а провожают по умению обособлять запятыми деепричастные обороты. Человек сам кузнец своего счастья. Именно поэтому мы созданы так, чтобы руки доставали до гениталий. Человеческий мозг удивителен. Он работает в режиме"двадцать четыре на семь"и в момент перестаёт, когда мы садимся писать. Беда только в том, что одновременно писать и делать себя счастливым невозможно. Так и подмывает дополнить:"поэтому в русской классической литературе страдают все: и автор, и его персонажи, и читатель". Но это, как увидеть до свадьбы жениха в платье невесты, — плохая примета. Неудача — это такая удача, смысл которой ты пока не понял. Беги, Амок, беги.

Всё не так, как вчера, хоть и снова пьян я,

Но не той, не вчерашней отравой.

Недосказан с утра и сера конура,

Больше зол в этом небе не надо.

Стены пол, потолок, кровь стучится в висок

И бурлит по несдержанным жилам.

Запах времени мной застилает покой,

Хоть давно это мне не по силам.

Мой полёт из окна — стёкла, лица, стена,

И звенит шквал забытых осколков.

Нарисованный дом, жизнь зашторена в нём,

Может быть, я простужен и только?

Разговор с вторым"я", сам себе не судья,

Передел, переделка, разборка.

Мастер — снова дурак, жизнь даётся"за так",

Кто-то вновь вопрошает"За сколько?"

Преднамерен закат, в темноте, наугад,

Телефон и гудки, словно вскрики.

Где-то там есть земля, что укроет меня

В день дождя, как её не молите.

Я по-прежнему желаю вам счастья. “Кабы я была царица — всем садилась бы на лица”. Но более в этом не участвую, потому что я — царь, и дело это не царское. Любовь — химия, а по химии я всегда был спецом исключительно в неорганике. Беги, Амок, беги. Коморкинг уже близко. Даже роман “Пятьдесят оттенков серого” был путеводителем по Санкт-Петербургу, пока автор не включил фантазию. Хорошие сказки заканчиваются хорошо, а плохие — честно.

Ты откроешь окно.

По другую сторону сна

Тихий шелест огня.

Может в нём обретут покой

Мои старые раны…

“Как много было маз, как много маз осталось”… Беги, Амок, беги. “Когда вокруг все наши, микрофон держу всё выше”.