Дети шлюхи Мадлены. Вестерн советского периода

Александр Шабашкевич

Командировочные из СССР пытаются продать в США артефакты Родины. Они разработали настоящую спецоперацию в духе КГБ. За парнями из Москвы гонятся спецагенты и вожди индейского племени.Из недр умершего трактора ловкие ребята смогли добыть нефть. В неравном бою перепили двух профессиональных алкоголиков. В отчаянном броске заняли индейский остров.Ситуация, в которую попали «тёртые калачи» из Москвы, чревата мировой войной или революцией в США. Возможно, всё бахнуло бы разом, если бы не любовь.

Без квотера за душой

— Сань, ну не могу я без денег, не привык, — Слава был человек опытный. Служил по торговому делу в Африке. Работал на хлебном посту во Внешторгиздате. Ездил по Москве на собственной черной «Волге». Выражение лица всегда чуть высокомерное, будто только ему доверили тайну. Или обещали доверить. В Америке Слава попал в трудную ситуацию. Из Москвы везти доллары побоялся. А тут нам выдали 300 зеленых на брата. Выдали только здесь, в Дулуте.

Правду скажу, в Нью-Йорке мы не голодали. Нас поили и кормили три раза в день. Карманных и разгульных денег не было, это верно.

Нищими болванами мы ходили по Таймс-сквер и Бродвею. Глазели на витрины. Не было даже монетки, чтобы опустить в дупло разврата. Тогда бы раздвинулись занавесочки в темной кабинке, и я остался бы наедине с прелестями длинноногой негритянки. Ну и что, что за стеклом? Это ли может остановить ребят, вырвавшихся из-за стального занавеса?

Неловко было при посещении Уолл Стрит. Вдвоем с профессором мы стояли на балкончике фондовой биржи, где каждый день с улыбкой хоронят надежды биржевых игроков.

Внизу разыгрывалось абсурдное действо. Серьезные ребята показывали друг другу фиги, ставили рожки, корчили гримасы. Все было очень похоже на коллективную игру в «камень, ножницы, бумага». Так, веселясь, они нарезали миллиарды и упаковывали их в бумагу.

У нас с Андреем не нашлось бы даже квотера, чтобы заплатить за акцию в городском туалете. А по периметру зала биржи неслась электронная строка:

«Приветствуем дорогих гостей» и наши фамилии.

Мы были гостями семьи Гарриманов. Дедушка служил послом Америки в СССР. Было это во время войны. Посол дружил с папой профессора. Американец подцепил бациллу интереса к русской культуре. В Москве, конечно, блюл интересы Америки. И немножко свои, поскольку семья чуть ли не с момента основания США владеет небольшим банком на Уолл Стрит «Гарриман бразерс».

В офисе банка мы с Андреем сидели за грубым дубовым столом, старательно изъеденным жучком. За этим столом отцы США подписывали декларацию то ли о независимости, то ли об отмене рабства. Мы пили жидкий кофе и мечтали об отбивной.

Мечта сбылась вечером. Тяжелый лифт вознес нас прямо в квартиру Гарриманов. Кабина была отделана бронзой и хрусталем. Так могла выглядеть гробница Рокфеллера. Она двигалась поразительно бесшумно и плавно. Внешне дом был похож на сталинскую высотку на Пресне. Внутри сходство заканчивалось.

Из зеркального холла, куда вознесся лифт, вел широкий коридор. Стены густо украшали картины русского авангарда. На пороге большой гостиной нас встретили две милые дамы в возрасте чуть за тридцать. Одна из них была внучкой посла.

Позже собрались немногочисленные гости. Несколько семейных пар. Все были изящными, тихими и мягкими. Манеры были спокойные и ненавязчивые.

Больше всего меня радовало, что хозяева и их гости были одеты очень обыкновенно. Мой джинсовый костюм, виртуозно пошитый лучшим портным в родном городе Черновцы, вроде бы никого не шокировал.

После шампанского и закусок все переместились в библиотеку. Это была настоящая библиотека, как я себе ее представлял. Массивные деревянные шкафы до потолка, резные дубовые панели на стенах, кожаные диваны. И, конечно, старинный стол, за которым дедушка посол читал письма Сталина, отвечал Рузвельту, или жег шифровки Бормана.

Конечно, нам было интересно. Удивительно было то, что и им было интересно. Мы выглядели экзотично. О шедевре черновицкого мастера я уже упоминал, но и Андрей был хорош. Я бы сравнил его с астероидом или иным вселенским телом. Все в нем и на нем было нездешним, неземным. Андрей был точно нацелен на космос, как спутник. Оттуда глядел на землю сквозь толстые линзы очков и выхватывал главное. Говорил просто и умно. При этом руками разламывал еду и клал ее в рот.

Мы рассказывали Гарриманам и их гостям о книге, которую писали. Андрей говорил, что книга об отце, талант которого еще оценят. Я же — о своем деде, который после лагерей в жизни себя не нашел. Андрей смотрел сверху, а я с земли. Видели мы мир по-разному. В итоге книга не случилась.

Интерес к теме у меня пропал. Точнее, его отбил мой дядя. Я рассказал ему о замысле книги. Он из вежливости выслушал меня и заявил:

— Знаешь, племяш, меня совершенно не интересует ничего, что связано с мерзавцами типа Сталина или Гитлера. Мне не интересно, как они любили, думали и убивали. А вот товарищ твой — личность любопытная. Ну-ка, о нем подробнее.

Мне показалось, что внучка посла влюбилась в Андрея. Даже не удивился этому — при мне уже было так. Андрей обладал удивительным свойством влюблять в себя женщин. Обязательным совпадением должен был быть высокий интеллект женщины. Только разговорами это не заканчивалось. У Андрея было огромное количество детей.

На следующий день внучки Гарримана повели нас в музей, в Метрополитен. Одна из дам попыталась что-то прокомментировать. Андрей грубовато ее перебил. Он вел настоящую экскурсию по залам огромного музея, выражая свои знания на чистом английском языке, конечно, с сильным русским акцентом. В этом музее он был впервые. Знал его по книгам.

Вот эта грубоватость Андрея и его сильный русский акцент заставляли постанывать американку от восторга и желания. Думаю, личность Андрея достойно продолжила галерею русского авангарда семьи Гарриман.