Зоя

Александра Пугачевская

Зоя – обыкновенная московская пионерка. Она страдает от травли одноклассников, не любит носить школьную форму и мечтает о красивых джинсах. Вдруг Зоя попадает в Париж, где обнаруживает себя на месте французской девочки. Зоя только начинает вживаться в новые реалии, как её переносит обратно в Москву! Чем было путешествие в Париж – сном или реальностью? Зое удается разгадать произошедшее, а заодно научиться путешествовать во времени и пространстве и управлять своими магическими способностями.

Задание

Наконец-то школьный день закончился, и начался французский.

— Привет, — Женя Куликов сел рядом с Зоей. Она уже успела разложить свои тетради на парте и сидела, ожидая Наталью Анатольевну.

— Привет. Женя, я ничего родителям не рассказала, — первым делом заявила Зоя. Ей очень хотелось сразу же поделиться с Женей путешествием в Париж, но она боялась, что их подслушают в классе.

— Я тоже нет, а то мама переволновалась бы, — ответил Женя.

— Ну отлично. А мне показалось, что Власов матери своей рассказал. Он ко мне с утра подходил.

— Власов?

— Ну да, извинился даже.

— Власов извинился?

— Да.

— А за что?

— Не сказал.

Женя хмыкнул:

— Ну это на него похоже.

Тут в класс влетела Наталья Анатольевна. От неё, как всегда, сильно пахло сигаретами и духами.

Она размотала шарф, сняла пальто, и Зоя обомлела: на Наталье Анатольевне был тот самый свитер. Розовый, с горлышком. Точно такого цвета, как на фотографии. Как в «Ле Аль», где Зоя была с подругой Аник в Париже.

«Ну все, у меня глюки пошли, — подумала Зоя. — Наверное, это я свитер перепутала. И никакой фотографии нет. Она мне просто привиделась. Это же, наверное, я раньше этот свитер на ней видела, и он мне потом приснился».

— Жень, слушай, ты не помнишь, Наталья Анатольевна раньше в этом свитере приходила?

— В свитере?

— Да, в таком же розовом.

— Ну откуда я знаю?

— Ну может, ты помнишь? Я думаю, что уже его видела. Он же такой… запоминающийся.

— Касаткина, Куликов, у вас там совещание? — Наталья Анатольевна уже стояла с журналом у доски и решила наказать шептунов.

Зоя и Женя замолчали, а Наталья Анатольевна сменила гнев на милость и перешла к повторению домашнего задания. Потом она раздала работы. Зоя открыла тетрадь, и там была проставлена крупная пятерка с плюсом. Зоя покраснела от удовольствия. Это было сочинение на тему «Vouloir — c’est pouvoir»⁹, и Зоя исписала несколько страниц на тему того, что мочь и хотеть — не одно и тоже. Зоя посмотрела на Куликова — тот сидел с поникшим выражением лица.

— Жень, ты что?

— Она мне трояк влепила.

— Правда что ли?

— Вот, смотри, — Женина страница была исчеркана красными чернилами. Окончания глаголов перечеркнуты и несколько предложений переписаны заново. Зоя знала, как Женя любил уроки французского и как тяжело перенесёт плохую оценку.

— Ребята, — сказала Наталья Анатольевна, — судя по вашей домашней работе, мало кто понял прошлый урок. У меня вообще создается впечатление, что вы недостаточно занимаетесь самостоятельно.

Класс молчал. На лицах ребят выражались разные эмоции: от негодования до изумления. Все они много занимались французским и очень старались. Все уважали Наталью Анатольевну, восхищались ею. Они остались в классе ради изучения языка, и Зоя точно знала, что все выполняли задания и ответственно относились к материалу. Но Наталья Анатольевна не замечала реакции класса.

— Так вот, я очень расстроена вашей домашней работой. За исключением Зои, которая серьёзно подошла к ней, все наделали массу ошибок. К тому же непростительных.

Зоя сидела багровая. Она поймала на себе несколько осуждающих, полузавистливых взглядов. Куликов сидел отвернувшись, почти спиной к ней. Зое стало стыдно за то, что она одна хорошо выполнила задание по французскому. Она не хотела выглядеть выскочкой на фоне остальных, тем более что сама не понимала, откуда у неё взялись необыкновенные знания языка.

Но хуже всего было то, что теперь Женя перестанет ей доверять. Ведь они вместе занимались французским и на фоне языка сдружились. И Зоя решила объясниться с Женей. «Только бы успеть поговорить с ним после уроков, только бы он не убежал домой», — думала она. Когда урок закончился, и все начали складывать вещи в рюкзаки, Зоя сказала:

— Женя, послушай, мне нужно тебе кое-что рассказать.

Женя насупился и не отвечал.

— Я не хочу здесь говорить, может быть, по дороге домой? Пойдём вместе?

— Мне надо в магазин забежать, мама просила купить хлеба, — Женя явно пытался от неё отделаться, но Зоя решила этого не замечать.

— Отлично, я с тобой тогда.

— Ну ладно.

Они вышли из класса.

— Ну так что ты мне хотела сказать?

— Помнишь, как тебе показалось, что я по-французски разговариваю?

— Во вторник вечером?

— Да, во вторник вечером. Я по-моему… — тут Зоя замолчала. Если она скажет Жене о том, что была в Париже, пока они с Власовым думали, что она лежит без сознания, то конечно он сочтёт её за сумасшедшую. Зоя решила, что надо показать Жене фотографию. Тогда он обязательно ей поверит.

— Ты во вторник что?

— Когда я сознание потеряла. Я должна тебе кое-что показать.

— Что именно? Книги, которые ты втайне от меня читаешь?

— Какие ещё книги?

— Ну не знаю, учебники французского?

— Ой, так ты об этом? Жень, я ничего такого не делаю. Правда. Я должна тебе всё объяснить. Но я сама не знаю, что со мной происходит.

— Да уж, слышал я, как все выскочки втихаря занимаются, а потом не знают, как это они лучше всех всё усваивают. Или у тебя какие-то пластинки на французском?

— Жень, я правда ничего не делаю. Я должна тебе показать одну вещь и кое-что рассказать. А потом ты сам решай.

— Вот зачем ты врёшь? Я же вижу, а ведь мы вместе начинали. И я думал, что мы даже хорошо вместе занимались и уроки делали. А потом получается, что у меня тройка, впервые в жизни, а ты единственная в классе всё отлично поняла и сделала?

— Жень, я не хотела. Я не знала, что так будет. Правда.

— Но ведь мы вместе занимаемся? Или я что-то перепутал?

— Женя, я должна тебе одну вещь показать. Иначе ты не поймешь!

— И где эта вещь? Это что, волшебная палочка?

— Нет, но это доказательство — единственное, что у меня есть. Ты мне обязательно поверишь. Иначе я даже не знаю что.

Зоя и правда начала отчаиваться. Она никому не могла рассказать про свою тайну, и только Женя, потому что присутствовал при её обмороке, мог ей поверить. Ведь не будет же она рассказывать Власову про путешествие в Париж?

Они уже дошли до Зоиного дома. Женя молчал, но видно было, что он обижен. В булочную он так и не зашёл, и Зоя ему о ней не напоминала. Родителей не было дома, и Зоя провела Женю к себе в комнату, быстро усадив его за стол.

— Вот, смотри, — сказала Зоя. Она протянула ему фотографию, которая все также аккуратно лежала под салфеткой на зеркале.

— Кого ты видишь?

— Как кого? Тебя, конечно. А это — ну не знаю, Катя Лычёва?

— Да нет, не Катя Лычёва.

Катя Лычёва была послом мира. После гибели американки Саманты Смит, которая встречалась с Горбачёвым и пыталась убедить его остановить гонку вооружений, Катю Лычёву выбрали советским послом мира. Она ездила в США, встречалась с Рейганом, и о ней часто писали в «Пионерской правде». В их учебнике английского языка была целая глава про Катю, которую они учили наизусть. Катя была блондинкой с зелёными глазами и казалась Зое очень хорошенькой, но Аник не была на неё похожа. Аник была настоящей француженкой, а не девочкой из «Пионерской правды».

— Ну а кто тогда?

— Женя, это правда я?

— Ты что, совсем? Ну ты, конечно. Только… Подожди, это тот свитер, про который ты спрашивала? И откуда у тебя фотография такая? Полароид же, да?

— Свитер — тот самый, как у Натальи Анатольевны.

— Так это что, дочка её? Это ты занимаешься с ней дополнительно, ты мне это хотела сказать?

— Да нет, это не дочка. Это девочка одна, Аник. Моя подруга.

— Подруга из Франции? Где ты её прячешь?

— Нигде. Она во Франции живет.

— А, ну так бы и сказала, что с француженкой общалась. Тогда понятно, почему ты так хорошо разговаривать стала.

— Да нет, Женя! Послушай! Мне кажется, что я была в Париже.

— Ты была в Париже? Что значит «кажется»? Когда?

— Пока без сознания лежала. На снегу, вчера, после того, как Власов в меня врезался.

— Ты в Париже была? Ты что, Зой?

— Жень, я правда не знаю, у меня был такой как бы сон, но очень чёткий. Как бы и не сон, и все там говорили по-французски, и я тоже. И там была эта девочка, её зовут Аник, между прочим, и мы с ней дружили. И мы с Аник сделали вот эту фотографию, и потом я очнулась.

— Ты потеряла сознание и гуляла по Парижу? Круто!

— Ну я не гуляла по Парижу, я там жила, понимаешь? Это была как бы другая я, которая жила в Париже.

— Ничего себе. Тебе, наверное, надо голову проверить, Зой? Может, у тебя что-то сместилось от удара?

— Да не думаю, у меня ничего не болит, и всё отлично.

— А вдруг надо что-то подправить?

— Да что подправить? Ещё положат в психушку. Или родители начнут волноваться, связи поднимать, искать врача.

— Это да, лучше не надо. Тогда подожди, ты говоришь, что прямо по-настоящему была в Париже?

— Да, и у меня там была другая жизнь, настоящая, французская. Родители, школа, уроки и вот подруга, Аник. — Зоя ткнула в изображение девочки.

— Ну может, у тебя сон был такой чёткий, бывает же иногда. Я вот тоже иногда просыпаюсь, и сны бывают очень интересные, даже увлекательные. Мне мама советовала записывать.

— Жень, я бы и думала, что сон, но вот осталась эта фотография. Это же доказательство.

— А может, ты эту фотку сделала где-то и забыла?

— Нет, Жень, она у меня выпала из кармана, когда я домой вчера пришла. А до этого её не было.

— Так подожди, у тебя что, и одежда там была другая?

— Да, одежда была другая, но я была та самая. Только французская.

— Зой, ты извини, но я что-то не понимаю. Не может же быть, чтобы было две Зои, ты же только здесь живёшь, правда? Или у тебя там есть двойник?

— Двойник? Я об этом не подумала.

— Ну да, там есть твой двойник.

— Ну а тогда куда она делась, пока я была в Париже?

— Ну а может быть, она как раз была без сознания в Москве? Может, вы местами поменялись?

— Так ты думаешь, она по-русски говорит теперь, та Зоя?

— А её тоже Зоей звали?

— Да! Прикинь? Только Зоэ — как бы французский вариант.

— И ты там по-французски говорила?

— Да! И даже не чувствовала, что говорю по-французски. Он у меня там был как родной язык, понимаешь? Я всё читала, всё говорила, ну и вообще, это была моя жизнь.

— А кого ты ещё там видела? Родителей? Учителей? Соседей?

— Только Аник видела, и мы с ней гуляли. И видели место, где тамплиеры жили!

— Да ты что? Слушай, ты точно ничего не придумала?

— Жень, ну как я могла такое придумать? И вообще, зачем бы мне это придумывать?

— Зоя, послушай, а почему только фото осталось? Почему ты одежду или что-то ещё не взяла с собой обратно?

— Да я и не знала, что обратно возвращаюсь. Мы с Аник гуляли, бежали, потом вдруг меня выбило, и я очнулась уже с вами — с тобой и Власовым.

— А одежда у тебя была другая там, говоришь?

Женя был похож на детектива. Он сидел, насупившись, и вдруг сказал:

— Слушай, дай мне ручку и листок бумаги. Надо схему начертить.

— Какую ещё схему?

— Да я пытаюсь понять, что вообще происходит. Мы же хотим разрешить загадку, так?

Куликов встряхнул чёлкой и посмотрел на Зою взглядом юного исследователя.

— Ну наверное.

Зоя протянула Жене бумажку и ручку, и он начал что-то чертить, рисовать, а потом протянул Зое нечто похожую на схему.

— Это что, я?

Зоя ткнула на маленького человечка, который прыгал из одной части листочка в другую.

— Да, это ты.

— А это? — теперь Зоя ткнула в полоску, которая делила листок на две части.

— Это другое измерение.

— Как это?

— Ну, мне кажется, ты попала в другое измерение.

— Просто попала? Как такое бывает? Что, есть другое измерение?

Зоя начала нервничать. Теории Куликова ей не нравились. Если там было другое измерение, значит, в этом измерении было что-то не так, и, может быть, придется что-то менять в её нынешней жизни. А Зоя, несмотря на неприятности в школе, ничего менять не хотела.

— Ну говорят, да. Физики говорят. Что мы в одном живем, а есть параллельное. Которое другое, на другой частоте.

— Жень, ну если бы это было так, все туда ходили бы, в другое измерение это. Не думаешь? Если что-то не так в жизни, ты бац и бежишь себе в другое измерение.

— Эх, это было бы круто! Прикинь, Власов тебя пытается избить, а ты в другом измерении! И его кулак в пустоту летит.

— А Власов меня спрашивал, не видела ли я туннель белый. Он думал, у меня клиническая смерть была.

— Власов такие слова знает? Он же дебил.

— Вот я тоже так думала, но он такой, как бы другой стал.

— Зой, не ведись, он же дикий, — Женя неодобрительно покачал головой.

— А может, он что-то почувствовал?

— Власов? Почувствовал? Да он же хоккеист. Он только клюшкой своей машет. У него и мозгов-то, по-моему, не очень осталось. Все шайбой отбило.

— Ну Жень, ты даёшь, — Зоя засмеялась, хотя ей было чуть жаль Власова. Их утренний разговор её задел, и она пыталась проанализировать, за что тот извинился.

— Ты бы вообще слышала, как он вчера реагировал, когда ты лежала. Он хотел тебя бросить и сбежать.

— А, да?

— Да!

— Ну сегодня с утра он ко мне сам подошёл и даже извинился. Спросил про белый туннель — клиническую смерть.

— Зоя, люди не меняются. И Власову я отомщу.

— Жень, перестань. Не обращай внимания.

— Отомщу. За тебя отомщу. Я только ещё не придумал, что сделаю.

— Жень, ты лучше скажи, про фото ты что думаешь?

— Я ещё не знаю. Либо ты в другое измерение попала, либо тебе эту фотку подложили. Может, сам Власов? А остальное тебе приснилось.

— Ну а как же французский?

— Э, французский? Ну, может, ты занималась или музыку слушала, пластинки, и случайно так получилось? Вообще, если ты в другом измерении была, то язык бы не понимала. Это странно.

— Да, но Жень, я реально стала по-французски всё-всё понимать. Будто мне и учить его не надо, ну только чтобы вспомнить. Он прямо у меня в голове сидит уже. Не как с английским.

Женя стал опять что-то чертить на листочке. Он рисовал какую-то схему, потом что-то соединял, и Зоя отвлеклась. Она рассматривала себя на фотографии. Потом Зоя подошла к зеркалу и стала сравнивать свое отражение с фотографией. Отличий девочка не нашла. Даже волосы были одинаковой длины. Зоя крутила головой в разные стороны. Она себе определённо нравилась.

И тут Женя сказал:

— Зой, знаешь, я думаю, надо попробовать понять, что именно там произошло.

— Ну а я о чём? Я ведь и хочу понять, что именно произошло.

— Так вот, для этого тебе надо обратно туда попасть, научный эксперимент поставить, как учёные делают. Вот смотри, это схема того, что произошло. Ты лежишь здесь, и тут у нас прошёл примерно час, пока ты была в Париже. А там ты уже была в другое время, да? Ты уже там была в другой день, не вечером, а утром следующего дня.

— Ой, я даже об этом и не подумала. Действительно, там уже был другой день.

— Вот видишь, для этого и нужна схема, — Куликов развернул листок перед Зоей. Она ровно ничего не понимала из того, что он говорил, но кивала головой.

— Да, ты ведь там гуляла в среду, так ты мне сказала?

— В среду, да.

— А у нас был вторник. Значит, это не могло быть другим измерением. Значит, ты была в Париже в будущем.

— Но Женя, я уже ничего не понимаю.

— Подожди-подожди, ты там случайно дату не видела? Мне надо понять, насколько там время вперед уходит.

— Дату? Нет, я не обратила внимания.

— А фото, оно где у тебя было?

— Я его в руке держала.

— Значит, так, тебе надо будет туда обратно попасть, и в это же время суток, в тот же день, чтобы ты случайно не увидела родителей, ну других родителей, и чтобы ты смогла так же вернуться обратно. А ещё тебе надо будет попробовать что-то ещё в руке обратно с собой взять. Это будет доказательством.

— Ну Жень, зачем ещё доказательства? И не могу же я всё оттуда таскать? И потом, вдруг я не смогу вернуться?

— Вернуться? Ну если ты туда попадешь, то и вернуться сможешь.

— Это ты такой храбрый, потому что не ты в другую страну вдруг переносишься, и даже не знаешь, как и когда!

— Я не храбрый, я пытаюсь тебе помочь. И потом, если у тебя получится, представляешь, ты же можешь в Париже постоянно бывать! Разве ты обратно в Париж не хочешь?

— В Париж?

— Ну да, в Париж. Ты только подумай: может, даже Мирей Матьё там увидишь!

Женя обожал Мирей Матьё — у него была её фотография, вырезанная из журнала «Огонёк», и он носил её с собой в рюкзаке. Женя тайком разглядывал эту фотографию, когда думал, что его никто не видит. Он рассказывал, что достал несколько плакатов с Матьё, которыми обклеил свою комнату. Аккуратное, чёткое каре Матьё Женю очаровывало. Он несколько раз объяснял Зое, что изучает французский не столько ради самого языка, сколько ради того, чтобы суметь лучше понять любимую Мирей. Самой страшной трагедией в жизни Жени было то, что он пропустил концерт Матьё в 1987-м и не увидел её выступление в Москве.

— Мирей? Ну Жень, она же знаменитость. Как я смогу её увидеть? Я же Пугачёву в Москве не вижу. Ну или там Софию Ротару.

— Тебе надо обязательно постараться туда попасть. Всё равно, может быть, случится чудо. Может быть, ты вообще меня с собой возьмешь в Париж? — предложил Женя. Глаза его загорелись.

— Жень, ты это, подожди, а? Я ещё не решила, что сама туда хочу попасть ещё раз. Я боюсь.

— Ну у тебя есть время подумать. По моим расчётам, тебе туда надо будет опять пробовать попасть в следующий вторник.

— Это ещё почему?

— Да потому что школы по средам у них нет, помнишь? А значит, ты будешь дома одна и сможешь погулять, ну там расследовать всё, и без родителей тех будешь. В их будущем. Это самый лучший день получается для таких путешествий.

— Так ещё почти неделю, значит, надо ждать?

— Ну да, но ты как раз сможешь подготовиться. И я тоже ещё подумаю, как тебе лучше помочь. Может быть, найду ещё объяснение где-нибудь.

Зоя решила не спорить. Скоро с работы должны были вернуться родители, и она не хотела, чтобы они застали её с Женей дома. Зоя боялась их расспросов. А ещё ей не хотелось врать о том, что они с Женей якобы занимались французским, когда на самом деле она с ним советовалась о каком-то странном сне.

Женя ушёл домой, а Зоя осталась одна. Она стала вертеть в руках своё фото с Аник. «Может, и правда попробовать в Париж? Почему бы и нет? И что я всего боюсь?» — думала Зоя. Но потом на неё накатывала паника: «А что, если не получится? А как тогда? А если со мной что-то случится?»

Примечания

9

хотеть — значит мочь