Полное лукошко звезд. Эссе

Алексей Альбертович Кобленц

Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.

46

Крайнее… Крайнее… Как мы приходим к своему крайнему состоянию, приграничному сначала к духовному, а затем и к физическому концу? Мы?.. А кто это — мы? Далеко не все мы испытываем разрушающего нас крайнего. Разве не так? Да что вы! Все ведь так относительно… Послушайте, вдумайтесь, поймите! Гляньте вокруг — может, и найдете где-то изголодавшуюся душу. Он доподлинно знал, что ему недолго осталось жить. К черту подробности! Знал. Знал очень хорошо. К чертям собачьим такое знание восемнадцатилетнему пацану! Но он знал! Знал и его отец, трое суток назад приехавший к нему из далекого солнечного грузинского города. К черту названия! Они прощались… Без слез, без заветов, без вранья… Они пели. Посреди осенней дождливой ночи, в больничном боксе на одного человека слышалось их стройное да-на-ма да-на-ма да-на-ма… Они прощались. Пили молодое грузинское вино — отец много, сын только пригубливал и улыбался последнему привету с дорогой ему всегда, а особенно сейчас, родины… К черту патриотизм! Ведь мальчик прощался с жизнью, а значит с самым бесценным, живым, дорогим, безвозвратным. Дежурные сестры, не помышляя о привычном во время ночных дежурств горячем чае со вкусностями, прихлебывали простую водичку… К черту жажду! Водой они старались пропихнуть вовнутрь уже наболевший и свербящий в горле комок от действия глобальной несправедливости, разыгрывающейся у них на глазах. Только ранним утром старик вышел из бокса и со слезами на усталых глазах все говорил и говорил на своем красивом и певучем языке… К черту переводчика! Все стало понятным и так…