Ромас. Морские рассказы

Алексей Макаров

В пятой книге А. Макарова из серии «Жизнь судового механика» рассказывается о трудностях этой профессии и переживаниях, которые коснулись как самого автора, так и его друзей.Не каждый человек может решиться посвятить свою жизнь морю. Если он это сделает, то только по примеру своих родителей или при желании хлебнуть романтики.Романтиков море сразу обламывает, и они незаметно растворяются в береговой жизни, а те, кто действительно создан для моря, продолжают тащить эту нелегкую лямку до конца…

Мой первый рейс

Часть 2

(жизнь судового механика)

Глава первая

Утром я проснулся от приятного женского голоса. Сквозь сон я только услышал мелодичное:

— Четвёртый механик, просыпайтесь! Я приглашаю Вас на завтрак.

Я был ошарашен! Такого подъёма у меня ещё никогда в жизни не было. Никто меня так никогда не будил, кроме мамы, которая всегда мягко целовала в щечку и обнимала нежной рукой со словами:

— Лёшечка… Надо вставать… Смотри, какое утро начинается…, — ворковала она над моим ушком.

А я потягивался, обвивал её за шею и отдавался столь любимым мною мягким рукам.

Я проходил практику на трех судах, но, чтобы буфетчица вот так обходила каюты комсостава и будила… А особенно четвёртого механика… Я такого ещё не видел и не слышал. Но на этом судне это было так заведено.

Более привычным для меня был подъём под крик дневального по роте:

— Рота!!!! Подъем!!!! На зарядку!!!! Выходи!!!!

Или, когда меня поднимали мотористы на вахту или на работу:

— Харѐ дрыхнуть… Подъём! — и вдобавок кто-нибудь подшучивал: — Сэр, Вас ждут великие дела…

Непроизвольно подскочив, я отодвинул занавеску кровати, и непонимающими глазами смотрел на это милое создание, которое доброжелательно улыбнулось и ещё раз повторило:

— Доброе утро! Вставайте, пожалуйста! Я приглашаю Вас на завтрак.

Оставалось только помотать головой, в ответ на столь лестное предложение:

— Да-да, хорошо, сейчас, — и буфетчица исчезла в двери, а я вынужден был вставать.

Что ж ложиться уже? Тем более, что у меня сегодня первый рабочий день.

Да! Мой первый рабочий день в новой должности. Одеться надо было поприличнее, чтобы показаться в кают-компании.

Раньше я допускался только в столовую команды. В кают-компанию путь мне был заказан. Она ведь была только для командиров. А теперь и мне можно будет присутствовать в ней.

Но особых одежд у меня не было. После своего курсантства у меня было два костюма: один свадебный костюм, а на другой папа с мамой выделили мне в своё время семьдесят рублей и я сшил его в ателье. Он был точно выточен по моей фигуре, с отложным воротничком, красивыми расклешенными брюками и был сшит по моде 1974 года.

Но не буду же я его одевать в кают-компанию. Ведь мне надо было только позавтракать, переодеться и спуститься в ЦПУ на приём моей первой вахты.

Но у меня были ещё одни стильные брюки. Эти брюки были, как матрассовка — полосатые. На них были широкие бело-серо-черные продольные полосы. Когда я первый раз пришёл в них на танцы в Большой парк, то все были ошарашены цветом и дизайном моих штанов.

Вскоре в таких «шедеврах» я видел несколько ребят, выгуливающихся по Ленинской.

И я решил одеть эти супермодные штаны. Надел цветную рубашку на выпуск, тоже сшитую на заказ, и спустился в кают-компанию.

В кают-компании стояло два длинных стола, накрытые белоснежными скатертями и установленными по диаметрали судна. На них были разложены столовые приборы для всего командного состава судна. Возле каждой тарелки лежали ножи и вилки, а перед ними стояли стаканы для чая в мельхиоровых подстаканниках.

Вокруг столов стояли красивые, оббитые бежевой габардиновой тканью, стулья, притянутые к палубе никелированными изящными талрепами.

Во главе первого стола, слева от входа, сидел капитан, а за вторым — стармех.

Рядом со стармехом сидел толстый дядька в возрасте далеко за пятьдесят, а около капитана — симпатичный, поджарый, одетый в аккуратный костюм мужчина.

Как только я вошёл, у всех сразу чуть ли не попадали вилки из рук.

Толстый дядька только изумленно выдавил из себя возглас изумления:

— Эт-то что такое?

Не обратив внимания на его вопрос, я вежливо поздоровался:

— Доброе утро! Здравствуйте! Я ваш новый четвёртый механик.

Капитан, очень вежливый и интеллигентный человек, как потом оказалось, осмотрел меня с ног до головы и скомандовал:

— Четвёртый механик! Кругом! И приобретите вид настоящего командира, — и уже мягче добавил, — а не шута горохового с балаганной фабрики!

— Есть! — вырвалось у меня по привычке.

Чётко развернувшись через левое плечо, я рванул в каюту переодеваться с одной только мыслью:

— Чем же им мои штаны не понравились? Всем нравились. А тут на тебе — не нравятся…

Вернувшись в каюту, я нашёл свои серые, простые затасканные брюки, надел их и вернулся в кают-компанию.

Дневальная вчера вечером предупреждала меня, когда я ужинал в столовой команды:

— Уж очень строгий у нас пароход. Перед тем как в кают-компанию заходить, надо постучаться и обязательно спросить разрешения у капитана.

После переодевания, я вновь спустился к двери в кают-компанию, открыл дверь и, предварительно постучавшись, спросил, обращаясь к капитану:

— Разрешите войти? — и встал в ожидании разрешения у порога.

Капитан осмотрел меня с ног до головы:

— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнул он, — пожалуйста, проходите, садитесь.

Толстый дядька, который сидел около стармеха, показал мне место напротив себя:

— Вот это будет твоё место.

Я сел на указанное место и буфетчица тут же поставила передо мной яичницу с куском обжаренной колбасы. На столе стояли белый хлеб, выпеченный, скорее всего, на судне, масло, чай и сахар.

Я быстро уничтожил завтрак и, не обращая внимания на прерванную беседу начальников, спросил разрешения у капитана:

— Разрешите выйти?

Капитан, уже доброжелательно, кивнул головой:

— Да. Пожалуйста, идите! — продолжая разговор со стармехом.

Я осторожно поднялся из-за стола и вышел из кают-компании под любопытными взглядами окружающих.

Только тогда я понял, что я что-то съел. А то, в присутствии четырёх старших командиров, я так быстро закидал в себя завтрак, что даже не заметил, что же я ел.

Придя в каюту и переодевшись в рабочую одежду, я пошёл в машинное отделение, вход в которое был почти напротив моей каюты.

В машинном отделении все уже собирались в ЦПУ на разводку.

Когда я вошёл туда, то мне сразу бросился в глаза второй механик, который вальяжно развалился в кресле и курил. Рядом с ним на втором кресле сидел толстый дядька, который сидел в кают-компании напротив меня.

Оказалось, что это был электромеханик Владимир Павлович Чечет.

***

Потом уже, через несколько месяцев, когда я освоился на судне, мы с ним очень сдружились. Он был моим соседом через переборку.

Иной раз, когда в Петропавловске он устраивал ночные гулянки, я стучал ему в переборку или заходил в каюту и умолял:

— Владимир Павлович… Дайте поспать… Завтра ведь на работу!

— Ничего, мой юный друг, терпите. Не у каждого у нас бывает вторая молодость. У молодых людей, вообще-то должен быть крепкий сон. Ну а если его нет, то покрепче держитесь за кардан, — на что мне всегда отвечал старый одессит, — и пожалуйста, отдыхай себе на здоровье, и не обращай на нас внимания, — похлопывал он по плечам (и не только по ним) своих веселых спутниц.

Приходилось возвращаться в каюту, поворачиваться ногами к переборке каюты электромеханика, накрывать голову подушкой и пытаться заснуть, а то и уходить к третьему механику поспать у того на диванчике, или к мотористу Саше Ермакову, с которым мы как-то сразу сдружились.

Саша Ермаков очень дружил с обладательницей столь прелестного голоса, буфетчицей Зинкой.

Немного позже у нас собралась компания молодых и здоровых людей. Зинка, Саша Ермаков, я, и сварщик Валера Платонов. Мы сдружились и частенько проводили свободное время во время стоянок в Питере то за городом, то в ресторанах. А один раз даже облетели на вертолете над Корякским вулканом, а в другой раз летали в Долину Гейзеров.

***

Ну, а тут, первый рабочий день. Что делать? Я понятия не имел. Только скромно стоял посередине ЦПУ и с любопытством разглядывал многочисленные приборы и мигающие лампочки.

Второй механик, видя мою нерешительность, посоветовал:

— Так, четвертак… Вот тебе карандаш, ручка, и бумага. И иди-ка ты с мотористом в машину и рисуй схемы. Вот тебе вахтенный моторист, — он кивнул на симпатичного рослого парня, — он тебе будет всё рассказывать и показывать.

Судно стояло в порту, и грузовых операций, для которых были бы нужны судовые дизели, не было.

Главный двигатель стоял, работал только один дизель-генератор, поэтому моторист был свободен. Он, в знак согласия со вторым механиком, кивнул головой и повёл меня по машинному отделению.

Я сразу попросил его:

— Покажи мне механизмы моего заведования. Я вчера со старым четвёртым прошёлся и уже подзабыл кое-что.

— Нет проблем, — весело отозвался моторист. — Для начала, давай познакомился, — протянул он мне руку, — Саша.

Вот так я сразу и познакомился с Сашей Ермаковым.

Когда мы спустились на нижнюю платформу, где было относительно тихо, он также дружески продолжал:

— Ну, давай! Что тебя больше всего интересует?

— Котёл и испаритель, — тут же выпалил я.

Он махнул мне рукой, чтобы я следовал за ним и поднялся палубой выше.

— Вот тебе котёл, — показал он на блистающий серебром, котёл, а потом предложил: — Давай его запустим, а потом остановим.

Я был не против этого. Потому что вчера, всё, что показывал мне старый четвёртый механик, из-за обилия информации, почти стёрлось из памяти. А переспрашивать его я постеснялся, чтобы он не подумал, что я какой-нибудь тупарик.

Саша быстренько проманипулировал всеми кнопками. Котёл остановился, а потом сам запустился в автоматическом режиме.

Всё это было проделано так быстро, что я опять ничего не запомнил. На тут я уже не стеснялся и попросил Сашу:

— А ну-ка ещё раз повтори то же самое!

Тот мило улыбнулся и повторил все операции заново с детальными объяснениями. Его советы и разъяснения я сразу же записывал в тетрадь.

Вот тут мне уже всё стало более-менее понятно, и я попросил Сашу:

— Давай-ка я сам всё это сделаю.

Под его руководством я уже сам нажимал на кнопки. Всё получилось, и котёл зажегся на автомате.

Рядом с котлом стоял, выкрашенный серебрином массивный агрегат.

Саша кивнул на него головой:

— А это наш самовар.

Я с непониманием посмотрел на него.

Видя, что этот термин меня не впечатлил, он поправил сам себя:

— Испаритель это, — потом добавил, — это будет твой головняк! С ним нужно быть очень осторожным.

Мне казалось, что я вчера усвоил уроки сменщика, поэтому не стал заострять на нём внимание:

— Понял, понял. Опреснитель. Всё ясно.

Хотя на судах, на которых я до этого был, они все были заглушены, не работали, воды хватало только той, которую набирали в портах в мытьевые и питьевые танки. Меня лелеяла надежда, что и здесь им не будут пользоваться, ведь переходы должны были быть не больше четырёх суток.

Ну, а дальше Саша начал объяснять мне системы трубопроводов. Пресной и забортной воды, топливной и масляной…

Мы зашли в небольшое помещение, в котором было намного тише, чем в основном машинном отделении, и Саша со смехом произнес:

— А так как ты у нас начальник говна, воды и пара, то вот тебе этот говняный насос. Это фекальная цистерна и вот тут ты уже сам всё должен разведать, — развел он руками, — Потому что я тут ничего не знаю, и в такие дела лезть не буду. Потому что запах я этот не переношу.

В помещении и в самом деле стоял какой-то удушающий «аромат».

В общем, до вечера я не выходил из машинного отделения, зарисовывая и записывая в тетрадь всё увиденное.

Вахтенные мотористы менялись, а я ходил, осматривал механизмы, залезая в дебри трубопроводов, периодически донимая их вопросами.

Когда я поднялся на обед, то мне очень не хотелось переодеваться, и я попросил буфетчицу:

— Зина, можешь ты мне накрыть тут, в столовой команды? — и, показав на свою робу, пояснил: — Переодеваться мне неохота.

Во время практик я видел, как механики обедали и ужинали, не переодеваясь в столовой команды.

Зинка с иронией посмотрела не меня:

— Что, не хочешь попадаться деду на глаза?

На её слова я пожал плечами, но она, улыбаясь, продолжала:

— А всё равно придется. Никуда ты от этого не денешься.

Но постелила газетку на стул в столовой команды:

— Садись сюда, — и, указав мне на место, где бы я мог сесть, принесла тарелку, вилку с ложкой и поставила предо мной керамическую супницу.

Я налил ароматного вкусного борща и с аппетитом поел.

После обеда можно было, и отдохнуть часок, но мне не терпелось продолжить изучение машины, и я вернулся туда.

Для меня такое изучение было, словно наркотик. Чем больше я вникал в сложности машинного отделения, тем мне становилось интереснее и хотелось всё больше и больше узнать.

Второй механик несколько раз меня встречал в машинном отделении.

Он только окидывал меня взглядом и удовлетворительно кивал головой:

— Ага! — в очередной раз при очередной встрече, он поинтересовался: — Помощь нужна? — но получив отрицательный ответ, ушел в ЦПУ.

Конечно, он контролировал меня. Наверное, и переживал, чтобы я что-нибудь по незнанию не накрутил или не запустил.

В пять часов вечера был ужин. Но я опять не пошёл в кают-компанию, а быстренько, не переодеваясь, перехватил в столовой команды, и вернулся в машину.

До восьми часов вечера я ходил по машине и записывал всё новое для себя в тетрадку. А так как моя вахта была с восьми до двенадцати утром и вечером с двадцати до нуля часов, то в двадцать часов я заступил на вахту с мотористом Максимовым.

С Максимовым мы ещё раз подробно обошли всю машину. Он мне показывал и рассказывал о работе механизмов в машинном отделении. Это был мой третий или четвертый «рассказчик».

Но, зато я чувствовал, что знания, которые я подчерпнул сегодня, прочно уложились в моей голове.

Второй механик пришёл на вахту без десяти двенадцать.

Он, как всегда, удобно устроился в кресле, закурил и с любопытством уставился на меня:

— Ну, и как первый рабочий день? Всё выучил?

Я пожал плечами:

— Всё выучить сразу невозможно. А вот основное — здесь, — я показал Бородкину на голову, а потом на тетрадку.

— Если что не понятно, то ты спрашивай. Не стесняйся. Никто тебя за вопросы не убьет. А вот за поломки — получишь по полной программе, — добавил тот усмехаясь.

— Хорошо, — завершил он свой допрос, — Иди. Отдыхай. Наверное, вымотался сегодня? — это он говорил уже сочувственно.

Я вышел из ЦПУ и, уставший, вернулся в каюту. Снял с себя пропотевшую робу и пошел в душ.

Душ был в коридоре. Я долго мылся, а потом вернулся назад, и в бессилии присел на диван. Я даже не заметил, как меня сразу же унесло в страну Морфея.

Молодой, здоровый сон меня моментально сразил.

Глава вторая

Проснулся я только среди ночи, с удивлением обнаружив, что калачиком свернулся на диване в обнимку с полотенцем.

Размяв затекшую руку, я перебрался на кровать и продолжил такую же манипуляцию в виде сна до самого утра.

А утром меня вновь разбудил мелодичный голос:

— Четвёртый механик, пора на завтрак! Доброе утро! — заглянула Зинака за шторку кровати.

Убедившись, что я начал просыпаться, она прикрыла шторку на кровати и вышла из каюты.

Пришлось вставать, размяться и собираться на завтрак.

Наученный горьким опытом, я не стал надевать свои полосатые штаны, а оделся, как и прежде, в скромные серые брюки и однотонную рубашку.

В кают-компании, завтракали не только капитан со стармехом, но и все помощники с механиками.

Сегодня был последний день стоянки. Механики со вчерашнего дня перешли на морские вахты, поэтому на завтрак за столами сидел весь комсостав.

Все с любопытством осмотрели меня. И я, как под микроскопом, пробрался на своё место.

Но, это была только секундная заминка. Ритм разговора за столом возобновился и, все по-прежнему, продолжали завтракать.

Стармех, окончив завтрак, грозно осмотрел подопечных и негромко рыкнул:

— После завтрака всем механикам зайти ко мне в каюту, — он исподлобья посмотрел на нас, чтобы убедиться, что его приказ был понятен.

Механики только закивали головами:

— Да, да. Понятно, понятно.

После выхода стармеха, я сразу ринулся к нему в каюту, но второй механик задержал меня:

— Стоять! Мы туда зайдем через пять минут. Он сейчас устроится, разложит бумаги, а тогда уже и мы пойдем.

Поэтому, руководствуясь указанию старших товарищей, я закончил пить чай и через пять минут двинулся в сторону каюты стармеха.

Вначале туда вошёл второй механик, за ним — третий, ну и я тут же пристроился следом за ними, как четвёртый.

Владимир Павлович уже сидел на диване около банкетного столика, расставив ноги и разложив на них объёмный живот. Он важно курил болгарскую сигарету и о чём-то важно разговаривал со стармехом.

Когда механики зашли в каюту, то им никто не предложил сесть, и они остались стоять возле двери.

Дед внимательно осмотрел механиков с ног до головы и наоборот, а потом изрек:

— Господа-товарищи механики… — тут последовала небольшая пауза, — сегодня будет отход, и я думаю, что никто из вас не повторит предыдущих ошибок, которые с кем-то и когда-то однажды случались, — он испытывающе осмотрел нас. — Нам надо сегодня выйти и через четверо суток прийти во Владивосток. Всем всё ясно?

— Конечно, ясно, — понимающе закивала наша группка головами. — Всё понятно.

Только второй механик добавил:

— Ясно, Сергей Николаевич. Всё будет нормально, вы не переживайте.

— Я знаю, о чём я переживаю, — недовольно пробурчал дед и посмотрел на меня уничижительным взглядом.

На что второй механик ответил ему, посмотрев на меня:

— С ним всё нормально. Он вчера целый день изучал машину. Я думаю, что он освоился.

— Ну и как, четвёртый? Освоился? — грозно вопросил меня дед, испепеляюще глядя в мои глаза.

От такого взгляда у меня по спине поползли мурашки, но я нашёл в себе силы для ответа:

— Да-да, Сергей Николаевич, освоился. Но надо ещё раз сегодня всё обойти и закрепить в памяти. Если что будет не ясно, то я спрошу у второго или у третьего механика, — я с надеждой посмотрел на каждого из них, — или у мотористов, — уже тише добавил я.

— Некогда уже сегодня спрашивать, — недовольно перебил меня дед, — Отход у нас в десять часов! — потом он перевёл взгляд на второго механика, — и чтобы машина была готова к этому времени.

— Понял, понял Сергей Николаевич. Всё будет сделано, — тут же заверил его второй механик.

Мне невольно подумалось:

— Как же эту машину готовить?

Я помнил, что такие же двигатели MAN стояли на пассажирских судах. Но этот MAN был совсем другой.

Он был модернизирован и более мощный. На нём стояли совсем другие турбины.

Вчера я ходил вокруг главного двигателя с любопытством. Мне было интересно, как же он запустится. Но, так как я вообще ничего об этом не знал, то к главному двигателю вчера я и пальцем не прикасался, надеясь на то, что в дальнейшем мне об этом расскажут сами механики.

***

Я вообще-то не считал себя специалистом в больших дизелях, но один из случаев, который со мной произошел на практике, когда я был на пассажирском судне «Григорий Орджоникидзе», показал всем, что я очень большой «знаток» всех этих дизелей.

Второй механик мне с утра дал задание пойти в корму машинного отделения, в котором стояли большие воздушные баллоны, и мыть эти баллоны сверху до низу, потому что там за многие годы скопилось очень много пыли и грязи.

С ведром воды я взобрался на эти баллоны и, болтая ногами, и манипулируя, чтобы не свалиться с них, елозил по ним пузом. Чего больше я делал, мыл их водой или стирал с них грязь животом, я не знал. Во всяком случае, я пытался навести там порядок.

Вдруг слышу, как главный двигатель неожиданно начал издавать какие-то странные звуки. Типа:

— Жах! Бах — ба-ба-бах!

Это могла так загавкать только турбина!

— Вот, — непроизвольно подумалось мне, — помпаж начался! — «умный» же был этот Вася.

На лекциях по турбинам и дизелям я всегда сидел в первых рядах, стараясь не пропустить ни единого слова от преподавателей. Мои конспекты были всегда обстоятельно написаны, чем иногда пользовались мои однокурсники перед экзаменами.

— Наверное, это механики что-то с топливом напутали, — стал строить догадки «умный Вася». — Или резко увеличили подачу топлива. Или волной корму подкинуло, и винт оголился.

Так как меня там болтало наверху, на этих злосчастных баллонах, то я не понял, мы идем в шторме или не в шторме. Болтало меня там изрядно. Я чуть ли не падал с этих баллонов. Стараясь держаться на них и не свалиться на плиты, я непроизвольно хватался то за какие — то провода, то за трубы. Ведь на круглой поверхности баллонов надо было удерживать равновесие, держа перед собой ведро с водой и свободной рукой смывать грязь с окружающих меня загрязненных поверхностей.

Но тут ко мне подбегает второй механик и со всей силы орет на меня с матами, которые он, наверное, не произносил всю свою предыдущую жизнь:

— Ты что там делаешь!!!? Мать твою перемать!!!

Конец ознакомительного фрагмента.