Крест из могилы

Алексей Филиппов (2024)

Студенты празднуют окончание сессии. И приходит и на ум — проверить правдивость услышанной мистической истории. Отправляются студенты в поход на старое кладбище заброшенного лесного селения, чтобы разрыть могилу и найти золотой крест, приносящий владельцу страшные несчастья. Они добираются до нужного места и… И видят, что кто-то совсем недавно раскопал нужную им могилу… Дальше больше — находят путешественники в развалинах храма труп…

— А твой дед часом не слыл любителем лапшу на уши вешать? — ни к селу ни к городу спросил Петька Милый, открывая банку килек в томате.

— Хочешь верь, хочешь нет, — отмахнулся я от широко известного в узких кругах прохиндея и принялся резать хлеб. — Твоё дело…

На улице солнечно и весело. Из соседнего окна какая-то певица просила парня потанцевать с ней, уверяя всех, что жить нужно в кайф…

— Пацаны, — подвал голос Витёк Черных, протиравший видавшим виды подолом футболки гранёные стаканы и дёргающий ногой в такт музыке, — так это проверить запросто можно.

— Как? — поинтересовался Петька, слизнув кровь в пораненой ладони. Ещё не было случая, чтобы он, открывая банку консервов, не нанёс ущерба своему телу.

— Обыкновенно, — оживился Витька. — Вовчик говорит, что дед положил тот крест в гроб к дружку своему. Как его? — Витька обернулся ко мне.

— Фимке Санину, — еле слышно ответил я, почуяв завязку какого-то не очень приятного действа.

Я на днях рассказал Витьке с Петькой историю, какую слышал когда-то от деда. Странная история, и зря я ее, наверное, вспомнил, но слово не воробей. Короче, поведал мне дед о том, как набрели они, ещё мальчишками, в лесу на заброшенный скит. Стали баловаться, оторвали гнилую доску от ступеней крыльца, а там крест лежит. И не простой, это мне так дед сказал, а золотой с изумрудами. Такой красивый, что глаз не оторвать, и весом в полкило, не меньше. Трое их было. Взяли они крест и понесли его в деревню. По дороге решили никому о кресте не рассказывать и хранить его по очереди. По месяцу каждый. Думали — такая красота обязательно должна принести удачу. Посчитались: первой удача подмигнула Ваньке Кузину, следующим хранителем должен был стать Фимка Санин, а деду не повезло — последним он оказался. А потом началось… Ванька утонул — в омут глубокий его затянуло. Крест перешёл к Фимке. С Фимкой тоже случилась беда: пошли они с двоюродным братом на охоту, вот там случайно брат Фимке крупной дробью в живот и угодил. Не выжил Фимка после ранения. Крест должен был перейти к деду, но тот почуял недоброе и положил крест тот Фимке в гроб. В ноги. Решил поберечься от беды. Так с крестом в ногах Фимку и схоронили. Дед очень хорошо запомнил те похороны, особенно как младшая сестрёка Фимки Пашутка убивалась. Ох, и натерпелся страху он, когда друзья его один за другим в могилу легли. Прожил дед семьдесят пять лет, и никому он этой истории не рассказывал, только мне один раз проговорился. Мне лет двенадцать было, мы тогда поехали с дедом в его родную деревню Кишино. Уже заброшенную. Вот там он всё мне и рассказал. На кладбище. Возле могилы того Фимки. Сохранилась она, благодаря заботам семьи Кузиных. Пашутка, когда выросла, вышла замуж за Ваську Кузина — младшего брата утонувшего Ваньки. Она-то и сберегла семейное захоронение.

— Вот, — Витька расставил стаканы на столе, — поедем, раскопаем могилу ту и посмотрим: есть там крест золотой или нет его. — Витька у нас парень заводной: ему только намекни, он на любое дело как хмельной герой в штыковую атаку. — Полкилограмма золота, это не фуфло какое-нибудь, здесь можно и подсуетиться.

— Как так можно? — вытаращил я глаза на заводного товарища. — Могила же…

— А ты слыхал о такой науке как археология, — подмигнул мне Витька. — Археологи тоже могилы копают, и ничего…

— Так, то археологи, — продолжал я таращить глаза на Витьку.

— А я согласен с Витьком, — решил выступить против меня и Петька. — Я знаю, где кишинское кладбище. К нему от нашего города и по реке можно доплыть. Заброшенное оно теперь. Не бывает там никого. С ночёвкой поплывём. Отдохнём на природе, раскопаем могилу и посмотрим. Вряд ли чего там есть, а если есть…

— Если есть, — задорно подмигнул нам Витька, разворачивая на кровати карту нашей области, — толкнём золотишко и гуляй рванина. В кабаках будем гудеть. И на море можно всем вместе махнуть. Всё будет, были бы бабки! В кайф будем жить! Я знаю одного антиквара. Петь, помнишь мы с тобой…

И тут с треском распахнулась дверь. В комнату влетел Кузьма. Вообще-то, его звали Серёгой, но прозвище давно уже безоговорочно положило имя на обе лопатки. Кузьма жил в соседней комнате с другими первокурсниками, был Петьке земляк, а потому часто заглядывал к нам в гости.

— Ну? — в один голос поинтересовались мы.

— Сдал, — махнул рукой Кузьма и утёр ладонью лоб, будто только что сбросил с плеч многопудовый груз. — Наливай!

— Ишь, раскомандовался, салага, — засмеялся Петька. — Сам наливай.

Кузьма долго себя уговаривать не заставил. После третьей порции хмельной забавы опять завели разговор о злополучном кресте. Сначала не до этого было, только о прошедшей сессии болтали. Хвастались друг перед другом — кто ловчее выкрутился да как преподавателя вокруг пальца обвёл. От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год…

— Ну, чего, пацаны, — глянул на нас чуть осоловелым взглядом Петька, — едем могилу копать? Всё равно делать нечего. Сессию сдали. Каникулы…

— Какую могилу? — переспросил Кузьма.

Ему быстро всё рассказали, и он тоже согласился участвовать в экспедиции. Принялись планировать. Петька взял лист бумаги, почесал ручкой затылок, и первым делом посчитал — кто кому и сколько должен за нынешнее застолье. Посчитал всё — вплоть до коппейки. Не зря его ещё на первом курсе прозвали «милым бухгалтером», потом «бухгалтер» как-то замылился, а Милым теперь Петьку звали все на нашем курсе. Пока Петька считал лепту каждого, Кузьма куда-то слинял. Впрочем, от него ничего другого мы и не ожидали. Будет в очередной раз нам должен. Разобравшись с сиюминутными задачами, стал Петька расписывать перспективы. Правда, всё расписать не получилось. Только определили — где и когда встречаемся, а тут гости пожаловали — девчонки из нашей группы. Сразу стало не до кладбищенских историй. Музыку врубили погромче, и понеслось…

А я не пью, врёшь — пьёшь!

Так наливай студент студентке!

Непьющие студентки редки!

Они все вымерли давно

Или их выбрали в бюро!

Утром я встал чуть свет и хотел, пока все спят, поскорее уехать из общаги, но не тут-то было.

— Через два дня у меня, — слегка приоткрыв глаз, сказал Милый, когда я стал торопливо укладывать вещи в сумку. — Чтоб в восемь утра был как штык…

— Не забудь, — напомнил и Витька, широко зевнув и перевернувшись на другой бок. — В восемь…

Когда я приехал к Петьке, Витёк уже сидел возле крыльца и проверял список вещей, какой ему зачитывал с листа Милый. Вещей было на полторы страницы мелким почерком.

— Чего как долго? — сразу окрысился на меня Петька. — Десятый час уже.

— Автобус опоздал, — стал оправдываться я. — Сорок километров, всё-таки…

— Заранее мог приехать, — продолжал брюзжать Милый. — Вон, Витька вчера ещё с вечера прикатил. А ты… Всю жизнь тебя одного ждём…

В огороде за глухим серым забором волновались собаки, будто поддерживая лаем негодование хозяина моим дурным поступком.

— «А чего ему одному в общаге делать», — подумал я, а потом спросил. — А Кузьма не пойдет с нами?

— Куда этот салага денется? — махнул рукой Витька. — За пирогами побежал. Бабка Полина ему горяченьких напекла.

Кузьма оказался лёгок на помине, собаки залаяли ещё громче. Петька сердитым окриком велел им замолчать, и мы потащили приготовленные вещи к лодке.

— Куда это вы? — подошёл к нам отец Петьки, когда мы уже садились в лодку. Отец у Петьки роста среднего, седоголовый, с вытянутым назад затылком, длинным носом и двойным подбородком, чем-то мне сразу напомнил птицу пеликана. Странное сравнение, но, что подумалось, то и подумалось.

— В турпоход, — буркнул Петька, и сделал нам знак, мол, давайте живее. Мы отчалили.

— Только, это, — крикнул нам уже вслед отец Милого, — на погост Кишинский не вздумайте ходить! Не надо, Петя!

— Не пойдём, — сказал Петька, а потом добавил, понизив голос. — Надоел со своими нотациями… Христосик, а в нечистую силу верит…

Как раз на Кишинский погост мы и плыли по течению реки. Витька с картой сидел на носу лодки, Петька с книгой о каких-то черных досках устроился на корме, а мы с Кузьмой, стало быть, между ними. Плыть на лодке по течению — благодать. Можно спокойно сидеть и смотреть по сторонам, а там такая красотища — дух захватывает. На лугах от цветов пестро, ивы зелёные к воде клонятся, в сияющей воде отражается весёлая синева неба, а у берега россыпи кувшинок с кубышками. Стрекозы синие над ними висят. А воздух такой, что… Удивительный, одним словом, воздух. Только недолго у нас получилось прелестями природными любоваться. Погода стала портиться. Небо как-то разом посерело и стало грустным, набежали облака, а с запада выползла из-за горизонта черная-чёрная туча.

— Жми за вёсла! — крикнул Милый. — Надо успеть до ливня. Немного осталось. Пару километров до притока и по притоку — километров пять. Давай!

Первым грёб я. Грёб, как говорится, в удовольствие. Сначала по течению, потом, когда свернули на приток, против. Против потяжелее, но не так чтобы уж очень. Не знаю, чего так Кузьма морщился да кривился, когда сменил меня на вёслах. А ещё хвастал юношеским разрядом по гребле на байдарках. Врал, поди… Как всегда…

Как ни старались мы, но уплыть от ливня не смогли. Сначала порыв ветра бросил нам на головы ветки с прибрежных кустов. Вместе с ветками прилетели и первые крупные капли. Громыхнуло так, что заложило уши. Запахло озоном и полило как из ведра. А самое обидное — укрыться негде: приток узкий, а берега его так заросли кустами, что нигде нет никакой возможности лодку причалить. Витька, сменивший Кузьму на вёслах, старался изо всех сил, но Милый орал на него благим матом.

— Давай, давай! Чего как варёный! Давай!

А дождь всё сильнее и сильнее. Стена серая! Света белого уж не видно. Только вспышки в небесной мути! Одна за другой! И гром следом!

— Вправо давай! — орал Петька, высмотрев просвет между густых кустов. — Вправо! Причаливай!

Нос нашей лодки врезался в высокую траву и остановился, застряв в вязкой грязи. Мы выпрыгнули из лодки в чёрную жижу, ползком выбрались на твердь, подтянули лодку повыше и остановились, испуганно озираясь, не зная — что делать дальше. Дождь хлестал как сумасшедший барабанщик! Кругом сырая трава, кусты и грязь.

— Делаем навес! — первым опомнился и принялся командовать Витёк. Командовал и показывал нам всем пример уверенности и работоспособности. И вот уже четыре крепких кола врыты в сырую землю, к ним привязали жерди, на жерди набросали ветки, на ветки безент и опять ветки. На землю под навесом набросали ольховых веток. Теперь было где укрыться от хлябей небесных. С краю навеса устроили костёр. Стали сушиться. Переобулись. Всё Петька предусмотрел. А дождь хлестал и хлестал.

Конец ознакомительного фрагмента.