Штык ярости. Индийский поход. Том 2

Алим Тыналин (2024)

Кому еще из наших современников довелось вместе с знаменитым полководцем Суворовым участвовать в завоевательном походе на юг? Конечно, эта тяжкая и в то же время интересная доля досталась мне, скромному учителю истории из Питера. Только преодолев множество немыслимых препятствий, я смогу дойти с Суворовым до Индии. А может и не дойду, кто знает…

Глава 5. Переговоры

Хоть враги и старались устрашить нас своими криками, наш отряд бился стойко и не сдавался. Я уже приготовил штуцер и сразу выстрелил из него, тут же четко заметив, как от моей пули свалился один из скачущих на нас всадников.

Вокруг свистели стрелы и впивались в землю. Кричали раненые люди и ржали испуганные кони. Грохнул «единорог».

Часть всадников прорвалась в траншеи в отверстия между повозок. Они смогли прорваться с противоположной стороны, там, где не попали в сектор обстрела «единорога». Я находился как раз с другой стороны, там, где «единорог» наносил крошил врагов в кровавое месиво.

В очередной раз перезаряжая штуцер, я вдруг осознал, что пронзительные крики врагов и лошадиное ржание раздаются теперь слишком близко, прямо за моей спиной. Обернувшись, я увидел, что противники гарцуют на конях среди наших позиций и рубят казаков, пытающихся наколоть их на пики. Несколько всадников даже очутились в покрытом тиной пруде, служившим нам водохранилищем.

Один конник, юркий малый, на моих глазах извернулся и ударил саблей казака по макушке. Голова несчастного лопнула, как спелый арбуз, только изнутри не хлынул сок, а потекла кровь.

— Коли их, ребята! — закричал я, поскольку внезапно очутился ближе всех к проникшим к нам врагам.

Другие наши солдаты в это время как раз отбивались от наседавшего снаружи врага и не все могли прийти на помощь. Я побежал вперед с ружьем наперевес, благодаря себя за то, что вытребовал штык.

Тот самый шустрый малый уже сражался сразу с двумя другими казаками. Надо признать, что саблей он действовал довольно ловко и даже успел рассечь одному казаку лицо. Я приготовился ткнуть его сзади штыком, когда меня опередил Юра.

С криком «Он мой!» адъютант-экстремал оттеснил меня в сторону, подскочил к неприятелю и истошно завопил, привлекая к себе внимание и не желая нападать на него сзади. Честное слово, иногда я считал Юру немного чокнутым. Во время сражения этот человек превращался в дикого зверя.

Маневр моего недавнего приятеля сработал и ловкий наездник обернулся. Они со звоном скрестили сабли, враг сверху, с коня, а пеший Юра снизу, с земли. Я уже не мог наслаждаться зрелищем их поединка, так как на меня самого налетел всадник и чуть не снес голову ударом сабли.

Я успел вовремя отступить, а когда конь унес по инерции врага дальше, подбежал к противнику и ударил штыком в бок. Лезвие погрузилось в тело наполовину, а потом уперлось во что-то твердое, наверное, ребро. Я вытащил штык, а всадник застонал и грузно свалился из седла.

Оглядевшись, я увидел, что наш отряд успешно отбил нападение снаружи. Казаки добили тех всадников, что прорвались внутрь наших позиций. Юра как раз ранил своего противника быстрым ударом по ноге, а затем по шее, сумев пробиться сквозь доспехи. После этого он сплясал победный танец, размахивая окровавленными саблями.

— Ну что сказать, молодец, — раздался звучный голос Серовского за моей спиной.

Я обернулся, считая, что это он обо мне, но есаул с удовольствием смотрел на Юру и гладил себя по кончикам усов. Потом перевел взгляд на меня, скривился дернул себя за ус и буркнул:

— Вы тоже кое-что умеете, лекарь, не только порошки толочь и клистирную трубку ставить.

Вот и вся похвала. Ладно, мне не привыкать, хорошо, хоть освободили да ружье в руки дали. Я по привычке начал перезаряжать штуцер, поглядывая через окопы и завалы на толпы врагов, отхлынувшие назад за пределы попадания снарядов «единорога».

Все пространство вокруг наших оборонительных линий усеяли трупы врагов и лошадей. От жары они быстро вздувались, источая тошнотворный смрад.

Я поглядел на солнце и обнаружил, что уже почти полдень. Жара, как обычно, стояла невыносимая, в небе ни облачка. Я облизнул сухие губы и пошел спросить воды у урядника, заведующего хозяйством.

Когда я его нашел, то спросил заодно и обед. Он вручил мне сухари и остатки овощной похлебки. Затем кивнул на пруд:

— Вода вон там. Другой нет.

Я быстро проглотил то, что дали и подошел к пруду. В обычное время я бы даже и не подумал пить отсюда, но сейчас выбора не осталось.

Другие солдаты то и дело подходили к воде и хлебали ее пригоршнями. Да, если нас не прикончат враги, то дизентерия точно доконает.

Я наклонился и посмотрел на воду, темную от ила и взбаламученной грязи. Насколько я помню, во время прорыва в наши позиции сюда свалились несколько солдат и противников. Это воспоминание не прибавило мне бодрости.

Я снял с головы тряпку и накрыл ею кружку, затем зачерпнул воды через импровизированный фильтр. Я знал, что против микробов эта предосторожность не спасет, но хоть давала иллюзию очистки воды.

Набрав воду, я заглянул в кружку, снова облизнул пересохшие губы и наплевав на меры безопасности и гигиену, выпил всю воду залпом. Затем зачерпнул еще и снова выпил. Ладно, авось пронесет, что еще делать в эпоху, когда не придумали активированный уголь и хлорку?

— Эй, лекарь, ты долго еще будешь брюхо набивать? — крикнул кто-то издали. — Нужна помощь раненым.

Эх, нет мне покоя. Я встал и пошел перевязывать раненых. Надо признать, что в этот раз появилось гораздо больше раненых, чем за все предыдущие атаки. В основном все пострадали из-за стрел, но были и пулевые ранения. Убитыми мы потеряли пять человек, Серовский выделил десяток человек на рытье могил.

У меня все послеобеденное время ушло на обработку ран и перевязки. Мне помогал молодой казак Аким Чернов, статный, чернобровый и черноусый, под стать своей фамилии.

Я вымотался до предела и не сразу заметил, что в нашем укрепленном лагере наступила тишина. Когда я обратил на это внимание, то увидел, что все смотрят на троих всадников, скачущих к нам от неприятельского стана. Тот, что посередине, размахивал белой тряпкой.

— Никак, переговорщиков выслали? — спросил Аким, держа в руках чан с водою для обработки ран.

— Чего это они? — спросил я, закончил перевязывать последнего раненого и пошел узнать, в чем дело.

Четверо командиров, согласившись на переговоры, вышли в зазоры между повозками и переломанными ящиками, и встали в десяти шагах перед нашей оборонительной линией. Возле есаула находились двое урядников и Юра. Они так напряженно всматривались в приближающихся парламентеров, что не заметили моего появления.

Вскоре всадники подскакали ближе. Посередине сидел смуглый бородатый воин в позолоченной кольчуге, порванной, впрочем, в нескольких местах на груди и боку. Взгляд его глубоких пронзительных глаз, казалось, проникал глубоко в мозг. Шею его прикрывал пышный воздушно-светлый платок, переходивший на голову и служивший головным убором. Двое других по обе стороны были без кольчуг, поверх темно-коричневых халатов напялили погнутые панцири. От копыт поднялись клубы пыли.

— А как мы будем с ними разговаривать? — спросил один из урядников. — Кто-нибудь знает их язык? Или мы будем общаться жестами?

Но проблема быстро решилась с самого начала, потому что воин слева заговорил на ломаном русском:

— Эй, привьет, северный гостья. Ты чего хочьешь?

— Однако, язык все равно остался трудной задачей, — вполголоса заметил Юра.

Есаул же громко ответил:

— Это ты чего от нас хочешь? И кто вы такие, вообще?

Пришельцы тихо посовещались между собой и толмач крикнул:

— Мы тье, кто давно владеет этой землей. Мы родился здьесь и умирает здесь. А ты зачем сюда пришла?

— Ишь ты, так ничего толком и не ответил, — сказал Серовский и покачал головой. — Чего они тянут, время выжидают?

— Это, наверное, переодетые кокандцы, — заговорщицки шепнул урядник. — Видите, как они стараются избежать раскрытия своей тайны?

Я к тому времени уже разглядел знаки полумесяца и звездочки на пряжке ремня одного из посланцев. Точно такую же я видел в Туркестане, когда на меня напали Иваныч и трое местных жителей. Как раз на одном из тех аборигенов я и видел уже ремень с таким же знаком.

— Нет, это не кокандцы, — громко заметил я и все обернулись на мой голос. — Это ташкентцы.

— Ты что здесь делаешь? — зашипел урядник помоложе и даже потянулся за саблей.

— Ваш хан — это Юнус-Ходжа? — не обращая на него внимания, спросил я у представителей врага. — Лучше скажите сразу, мы ведь все равно узнаем.

Мои слова заставили переговорщиков тревожно совещаться минут пять. Урядники злобно поглядывали на меня, но есаул молчал и ждал. Юра поглаживал рукояти сабель и тоже помалкивал. Я ждал исхода импровизированного совещания вражеских парламентеров. Интересно, кто они по званию? Перед нами, скорее всего, были высокопоставленные командиры из армии хана. Сам полководец, наверное, прохлаждался сейчас в шатре в версте отсюда и ждал, какие вести ему принесут верные слуги.

— Да, твоя права, мы подданные великого хана Юнус-ходжи, — крикнул, наконец, толмач. — Откуда твоя узнала про это?

— Вот и верь после этого словам хана, — сплюнув, сказал Серовский. — Мы же с ним заключили союз нерушимый на веки вечные. Я сам видел, как он с князем Александром Васильевичем обнимался и клялся в дружбе.

— Откуда я узнал, не важно, — ответил я толмачу, подойдя ближе. Все-таки, и здесь я пригодился, не оплошал. — А вот почему хан нарушил перемирие и напал на солдатов императора Павла Первого, это нам непонятно!

— Ты куда поперед атамана лезешь, соглядатай? — свирепо спросил урядник и пожаловался начальству: — Ваше высокоблагородие, смотрите, он уже с басурманами заместо вас болтает. Вы ведь говорили, что ему доверия нет, зря только подобрали гадюку в пустыни.

Но Серовский молчал, потому что его тоже интересовал ответ подданных хана. Солнце жарило по полной, все мы стояли на палящем зное, обливаясь потом. Даже у наших противников, хоть они и были уроженцами здешних мест, тоже вспотели носы и лбы.

— Твоя сама нарушили условия доброго договора между нами. Зачем твоя пошла вся армия на Ташкент? — спросил толмач, посовещавшись с главным парламентером, сидевшим посередине.

А вот это уже что-то новенькое. Юра и есаул не сообщали мне новостей, но я и так догадывался, что Суворов не станет сидеть на месте, а скорее пойдет на юг, к горным перевалам Памира, чтобы перевалить через них в Индию. Завидев, что он выступил из Чимкента на Ташкент, местные властители, само собой, запаниковали и решили, что русские готовы их захватить. Видимо, они хотели разбить наш отряд, выживших взять в плен и хорошенько допросить о планах главнокомандующего.

Я задавался вопросом, что неужели Суворов выступил всей армией на юг, не оставив в Чимкенте даже малюсенького гарнизона? С другой стороны, если он будет оставлять по гарнизону в каждом поселении по дороге в Индию, то когда подойдет к Дели, то у него вообще никого не останется, кроме камердинера Прошки.

— Мы не идем на Ташкент, чтобы захватить его! — громко ответил Серовский. — Мы идем на юг, чтобы…

Он замялся. Раскрывать основную цель похода, конечно же, было нельзя. А как еще объяснить стремительное наше продвижение на юг?

— Мы идем, чтобы заключить союз с эмиром Хайдаром, сиятельным владетелем Бухарского эмирата, — ответил я за есаула. Урядники снова грозно зарычали на меня, но Серовский кивнул и я продолжил выдумывать на ходу. — Он попросил нас помочь в его борьбе с ханом Коканда.

Судя по всему, ташкентцы не ожидали услышать такого ответа. В конце концов, они сами находились в состоянии войны с Кокандом, который как раз перед приходом Багратиона отобрал у них Чимкент. На сей раз совещание затянулось надолго, минимум минут на сорок. Один из спутников военачальника с пронзительным взглядом ускакал спросить совета в ставку, а мы так и продолжали изнывать на солнцепеке.

По приказу есаула молодой казак принес нам воду. Мне досталось самому последнему. Вода в ковшике была затхлой и пахла тиной, по поверхности плавали черные точки насекомых, но это меня не остановило. Когда умираешь от жажды, можно выпить воду с цианистым калием.

Когда я выпил всю воду, ко мне подошел Юра.

— Надеюсь, сударь, вы не забыли, что у нас должен был состояться поединок. Не думайте, что нападение туземцев спасло вас от него, хорошо?

— Мне кажется, что это тебе повезло, мой друг, — ответил я. — А насчет поединка не беспокойся, я в любое время к твоим услугам.

Не прошло и часа, как вернулся посланец. Он сказал что-то своему предводителю и тот кивнул. Толмач прокричал:

— Наша готова уладить дело миром. Но только есть условия.

— Это какие такие условия? — спросил Серовский, погладив усы.

Толмач нервно оглянулся на своего начальника и ответил:

— Твоя воина должна сдаться и вся принять ислам. Тогда мы вас отпускает.

Серовский усмехнулся, а урядники возмущенно заверещали. Уваров наполовину вытащил саблю из ножен, а затем сунул обратно.

— Ды за кого они нас принимают, ваше высокоблагородие? — закричал урядник помоложе. — Ишь, басурмане, чего захотели, родную веру предай да новую возьми!

— Тянут время, ваше высокоблагородие, — заметил другой. — Чего ждут, непонятно.

— Я думаю, скоро у них будут подкрепления, — добавил Юра. — Прибудет артиллерия и еще пехота. Тогда они нас задавят.

Он понизил голос и сказал тихо, но я слышал:

— У нас уже боеприпасы на исходе, много раненых. Не отобьемся.

Они шептались еще пару минут, а потом толмач спросил:

— Какая твоя будет ответа?

Серовский выступил вперед и выпрямился во весь свой богатырский рост.

— Мой ответ будет: нет, не бывать этому.

Переговорщики усмехнулись и кивнули.

— Ладно, тогда твоя скоро умрет, — пообещал переводчик и все трое поскакали назад.

Мы тоже развернулись к своему лагерю, причем урядники пошли вперед, а Юра поглядел на меня и сказал:

— Наш иноземный лазутчик собрал много полезных сведений для своих хозяев. Вот ведь талант у человека, в любую дырку пролезет. Что с ним делать, ваше высокоблагородие?

Серовский пожал плечами и тяжело вздохнул.

— Оставь его в покое. Он пока что нам только помогал и ничем себя не запятнал. Я уж начинаю сомневаться в его виновности.

И направился к лагерю. Юра снова пристально поглядел на меня, увидел выражение оскорбленной невинности на моей благородной физиономии, хмыкнул и пошел за есаулом. Надо заметить, что даже здесь, после ожесточенных боев с превосходящим силами противником, он выглядел настоящим щеголем и даже умудрился завить букли на парике. Я тоже вздохнул и отправился в лагерь самым последним.

Через полчаса после окончания переговоров вражеское войско снова пришло в движение. Наши казаки уже давно лежали в окопах и за укрытиями в полной боевой готовности, поэтому им не было нужды строиться.

Враги снова начали приближаться разом со всех сторон. Я провел языком по пересохшим губам и опять ощутил невыносимую жажду. Но времени бежать к пруду уже не было.

Я поднял штуцер и начал целиться в приближающихся всадников и пехотинцев, выискивая цель посерьезней. За спиной гулко выстрелил «единорог», в ответ бахнули пушки врага. Фигуры врагов дрожали в горячем воздухе, поднимающемся от земли.

— Подвинься, — хрипло сказал кто-то рядом.

Я обернулся и увидел раненого казака с забинтованной головой, которому я недавно делал перевязку. Рядом с ним находился Аким Чернов. Обе держали в руках ружья.

— Ты чего здесь потерял? — спросил я у раненого. — Иди, отдыхай.

Перебинтованный казак покачал головой и хмуро ответил:

— Как я могу лежать? Слышал, басурмане нас истинной веры лишить хотят, так вот шиш им.

Что же весьма похвальная самоотверженность. Вот только, насколько я помнил, он был контужен осколком снаряда в голову. Сможет ли он пригодиться в бою, кто его знает? Впрочем, это его дело, мне оставалось только поднять шляпу перед его героизмом.

Поэтому я подвинулся, а мои новые соседи залегли в траншее рядом со мной. Я оглянулся и увидел, что почти все раненые, кроме лежавших без сознания, тоже встали в строй. Вернее, залегли в окопы, сжимая ружья.

Впереди, со стороны, откуда надвигался враг, раздался зловещий свист и крики ярости. Я посмотрел вперед и увидел, что противник уже находится в зоне обстрела. Я быстро прицелился, выбрал себе целью одного из наиболее наряженных всадников, в белом бурнусе и с золочеными одеждами, и дернул за спусковой крючок. Ничего не произошло и я дернул снова. Опять ноль эффекта.

Я поднял ружье и оглядел. Кажется, полка забилась порохом. Я хотел быстро почистить ружье, но сзади раздался взрыв. Меня швырнуло вперед, я ударился о повозку и едва не ослеп от боли.