Принцип Парето

Алина Аркади, 2022

Она – та, что оказалась заложницей обстоятельств и жизненных проблем, не позволяющих изменить направление движения. Он – тот, кто давно не верит в светлое завтра, руководствуясь принципом рационального распределения возможностей для достижения поставленной цели. У каждого из них своё "правильно", обусловленное опытом пройденного и прочувствованного. Два человека, которые никогда не должны были встретиться, оказываются под крышей одного дома. Сможет ли он научить её действовать, полагаясь лишь на разум? Получится ли у неё научить его прислушиваться к своему сердцу?

Глава 5

— Лен, у тебя всё готово? — Петровна нервничает, словно впервые готовит для гостей Аронова.

— Практически, — осторожно катаю творожные сладкие шарики в ореховой крошке, чтобы выложить на блюдо. — Но до десерта ещё далеко. Все съехались лишь час назад.

Целый день крутилась на кухне, занимаясь любимым делом и получая наслаждение от аромата фруктов, свежей выпечки и шоколада. Готовка превращается в невероятно приятное занятие при условии, что все ингредиенты появляются по щелчку пальцев.

— Как вы оказались здесь? — спрашиваю женщину между делом.

— Дальняя родственница работает в соседнем доме много лет, и когда повар Аронова ушёл по семейным обстоятельствам, она предложила мою кандидатуру. Длительное время я работала в ресторане, стало тяжело в силу возраста, ушла на пенсию. Муж умер, остались дочь и двое внуков. Кстати, я как раз возвращалась от них, когда встретила тебя на вокзале. Затем незаметно для себя пришлось отвечать в этом доме за всё. Стало совсем просто, когда дети Альберта Витальевича уехали учиться и он остался один. Нерегулярные приезды Виктории не в счёт. Зимой у нас тихо и спокойно, движение начинается в марте, когда Аронов, как человек медийный, устраивает приёмы, нацеленные на привлечение инвестиций, дотаций и так далее. Но в таких случаях нанимаю людей, которые обслуживают банкеты.

— Девочки, десерт, — врывается молодой парнишка, который, как пояснила Петровна, обслуживает ужин и получает почасовую оплату.

— Уже? — удивляюсь.

— Сказали нести, — равнодушно пожимает плечами, а в глазах парня читается разочарование: его оплата зависит от того количества времени, которое гости проведут за столом.

— Так, мусс, чизкейк, капиринья, граните, вагаси, данго, «Захер» обязательно, — выставляю торт, считывая улыбку Петровны, — микадо и лазанья из манго и клубники.

Парень капает слюной на всё представленное великолепие и берёт блюда, чтобы покинуть кухню.

— А что за лазанья?

— В списке был пункт «блюдо повара», я приготовила это. Лёгкий и в то же время сытный десерт с йогуртом.

Расставшись с приготовленными сладостями, остаёмся с Петровной в ожидании. Завариваем чай, и, пока он остывает, успеваю сбегать в комнату, чтобы проверить Тасю. Ей скучно в одиночестве, но она, к моему счастью, прекрасно понимает, что в данный момент нам необходимо вести себя тихо, а отсутствие вечно пьяного папы автоматически делает жизнь ребёнка безопаснее.

— Ещё эта чёртова панна-котта, — слышу бурчание Петровны, которая гремит посудой на кухне. — И снова напрасно. Всё равно не понравится.

— Давайте я, — предлагаю, пока не зная, как отреагирует женщина на мою инициативу. — Если можно.

— Пожалуйста, Леночка, — складывает ладони и смотрит умоляющим взглядом. — Сил нет ещё с этим возиться.

Принимаюсь за десерт, смешивая составляющие, разливаю по формочкам три порции и ставлю в холодильник.

— Соус из фруктов сделаю утром, иначе он будет не таким вкусным.

— Встанешь из-за этого так рано?

— Ему же всё равно кофе варить.

— Забыла, — ругается женщина, которая, видимо, поднимается раньше только по вине Островского.

Болтаем, обсуждая гостей, которые сегодня собрались. Оказывается, у Аронова довольно обширный список знакомых всех мастей ещё со времён депутатства, а как только его деятельность утекла в другое русло, их стало в несколько раз больше. Не совсем понимаю, по какой причине на него было организовано покушение, но Лариса Петровна объясняет, что общественная деятельность мужчины нравится не всем. Не вдаюсь в подробности, мало разбираясь в социальном вопросе, потому что последние пару лет телевизор не смотрела и в лицо известных людей не знаю.

— Добрый вечер! — Перед нами появляется тучный высокий мужчина в розовой рубашке с платком на шее. — Вы Елена?

— Да, — поднимаюсь, разглаживая ладонями подол, который примялся.

— Я Шаган Филипп Эдгарович, владелец сети кондитерских «Ванилла». Ваша лазанья из манго и клубники с прослойкой из йогурта восхитительна! — хватает мою ладонь и оставляет на тыльной стороне поцелуй. — Очень вкусно!

— А? Ага… — растерянно принимаю комплименты, больше опасаясь Островского, который вырос, словно из-под земли, за спиной Шагана.

— Зачем вам трудиться на кухне в этом доме? Вы можете работать у меня, Леночка! Оплата достойная, условия великолепные, и владелец, то есть я, относится к сотрудникам как к самому ценному и хрупкому.

— Я… я… — перевожу взгляд с Парето на Петровну — оба недовольны происходящим. — Я не могу. Хочу работать здесь.

— Вы уверены? — поджимает губы и сопит, разочарованный моей реакцией на такое щедрое предложение себя и своего дела.

— Полностью.

— Что ж, ладно. Но если вдруг передумаете, вот моя визитка, — протягивает карточку, подмигивая, и покидает кухню под пристальным взглядом Константина Сергеевича.

— Я уж подумала, что согласишься.

— Я пока не готова работать с большим количеством людей. Мне нужно время отдышаться, собраться с мыслями и понять, по какому принципу выстраивать наше с Тасей будущее.

Ответ полностью удовлетворяет Петровну, хотя я намеренно скрыла от неё самое важное: после продажи квартиры новые жильцы меня обязательно выпишут, а работник без прописки является проблемой. И пока я не придумала, что делать, нужно оставаться в этом доме. Сюда не придут органы опеки, чтобы спросить, почему вдруг дочь исчезла из сада, или Армен, который меня домогался. Закрытая территория, вход на которую контролируется охраной. В данный момент именно здесь я себя чувствую в безопасности.

— Вот и правильно, — поддакивает Петровна. — Судя по реакции Филиппа, Аронов предоставит тебе работу и позволит остаться. Сумму оплаты обговоришь с ним, у каждого индивидуальная. А теперь отдыхать. — Женщина указывает на дверь, которая ведёт в мой коридор. — Я закончу, а ты завтра раньше встанешь, чтобы приготовить завтрак Островскому.

— Спокойной ночи, — бегу по коридору, радуясь, что мне позволят остаться в этом доме, чтобы попробовать возродить из пепла свою уничтоженную жизнь.

***

— Доброе утро.

Оборачиваюсь на звук женского голоса и вижу перед собой красивую высокую блондинку за тридцать в ярко-алом халате.

— Здравствуйте. Я могу помочь?

— Вы новенькая? — Киваю. — Я Виктория, девушка Альберта.

— Простите, я вас ни разу не видела. Не знала…

— Как правило, я не завтракаю в этом доме, — опускает глаза, растерянно рассматривая помещение. — Не осталось, случайно, вчерашних десертов?

— Увы… Но у меня есть панна-котта, — указываю на формочки, заботливо выставленные на столе. Маленькая хитрость: если панна-котте дать настояться при комнатной температуре около часа, вкус раскрывается, а консистенция становится мягкой и нежной. — Соус на ваш выбор.

— Клубничный. — Женщина довольно улыбается, занимая место на высоком стуле у рабочей зоны. — И можно кофе по-венски?

Десерт для Островского готов, соус с цельными вишнями и кофе в кружке на столе, и, если я верно оценила этого человека, он никогда не опаздывает. И точно, как только стрелка часов оказывается на тридцати, слышатся шаги, и появляется Константин Сергеевич, занимая привычное место.

— Доброе утро, — приветствую мужчину, удостоившись лишь сухого кивка.

Я ему не нравлюсь, о чём свидетельствует предвзятое отношение и ярко выраженное недовольство на лице.

— Думал, ты уже уехала, — обращается к Виктории, пока та уминает десерт. — Обычно не задерживаешься.

— Не сегодня. Хотела насладиться десертом, который подавали вчера, но увы, получила лишь панна-котту, которая, кстати, невероятно вкусная, — тепло улыбается, указывая на меня ложечкой. — Вы волшебница, Лена!

— Спасибо, — улыбаюсь, но тут же опускаю глаза, когда Островский одёргивает шипением.

— Вон там, — Виктория привстаёт, чтобы увидеть стол напротив, — я вижу ещё одну порцию. Можно мне?

— Нельзя, — реакция мужчины незамедлительная, — это моя.

— Вы уже съели свою! — Виктория повышает голос, пытается переубедить Парето, выторговав последнюю порцию. — Поделитесь с другими, Константин Сергеевич.

— В этом доме панна-котту готовят только для меня, — отвечает спокойно, но убедительно, и женщина не решается продолжить спор. — И ещё кофе.

Оформляю вторую порцию, варю кофе и ставлю перед Островским.

— Спасибо, Лена. Это было невероятно вкусно, — расхваливает меня Виктория, не обращая внимания на острые взгляды Островского.

— Очень рада, что вам понравилось.

Виктория покидает кухню, а я, оставшись один на один с Парето, сразу ощущаю напряжение, которое расползается в пространстве.

— Приятного аппетита. Я вас оставлю.

Делаю шаг, но меня тут же останавливает властное:

— Сядь.

Ныряет в карман и достаёт плоскую коробочку, подталкивая ко мне по столу.

— Новый телефон. Номер твой, не знаю, сохранились ли контакты.

— Но я не просила…

— Это не подарок, а необходимость. Твоё мнение не учитывается. У каждого работника должен быть телефон, чтобы с ним можно было связаться при необходимости.

— Я даже пока не знаю, останусь ли здесь.

— Останешься, — произносит решительно, будто моё присутствие в этом доме зависит исключительно от желания Константина Сергеевича.

— Я верну вам деньги, — поднимаю коробочку со стола.

— Обязательно. Отработаешь.

Нервно сглатываю, сталкиваясь с ужасающей синевой, поглощающей мою волю и проникающей под кожу. И чтобы разорвать опасный контакт, вскакиваю, убирая грязную посуду после завтрака Виктории. Отворачиваюсь к мойке, занимая себя делом и стараясь не думать о присутствии Островского, а когда почти отвлекаюсь, он подходит сзади и, прижавшись к моей спине, кладёт тарелку в раковину. Секундное прикосновение, но меня прошибает насквозь тысячью зарядов, заставляя дёрнуться в сторону. Даже стоя к нему спиной, я слышу, как он улыбается, упиваясь тем эффектом, что производит на меня.

— Спасибо за завтрак.

— Вам понравилось? — замираю с тарелкой в руках и почти не дышу.

— Нет.

Звук удаляющихся шагов и щелчок двери позволяют расслабиться, облокотившись на раковину. После каждого разговора с Парето я проживаю микроинсульт, который отдаётся тревожностью и непонятным желанием повторения.

— Доброе утро! — Петровна появляется настолько неожиданно, что я подскакиваю на месте, а тарелка выскальзывает из рук, разлетаясь по плитке множеством осколков. — Ты чего, Лен?

— Островский только что вышел. Думала, вернулся.

Сметаю остатки посуды, пока Лариса Петровна осматривает стол.

— Завтракал?

— Вы видели когда-нибудь, как люди готовы сойтись в схватке за панна-котту?

— Нет, — удивлённо смотрит, ожидая продолжения.

— А я почти, — смеюсь. — Виктория и Константин Сергеевич едва не схлестнулись в ожесточённой битве, выясняя, кому из них достанется добавка.

— Победил Островский?

— Есть сомнения?

Взрываемся хохотом, загибаясь посреди кухни. Уверена, Петровна жалеет, что пропустила такое представление, когда выбрала лишние полчаса сна.

— Стоп. Он две порции съел?

— И два кофе выпил.

Женщина замолкает, хмурится, но затем улыбается и берёт меня за руку.

— Леночка, я официально передаю тебе право ежедневно готовить панна-котту для Островского. Пост сдал — пост принял.

— Но… — Попытка возразить пресекается цоканьем.

— Мою он всё равно не ест, да и кофе не пьёт. На моей памяти, он даже у Рудольфо не просил добавки, довольствуясь одной порцией.

— Думаю, здесь свою роль сыграл соревновательный момент. Островский съел вторую порцию исключительно назло Виктории. Она ему не нравится?

— Я тебе больше скажу — ему никто не нравится. Он из той категории людей, которые себя-то раз в год любят. Что говорить об остальных?

— А Константин Сергеевич женат был?

— Вдовец. Подробностей не знаю.

Неожиданно и страшно осознавать, что когда-то этот человек был женат и пережил большое горе. Значит, он способен привлечь женщину, построить отношения и заботится о ком-то? Чем дольше смотрю на него, тем больше берут сомнения, что Островский способен быть другим.

— А лет ему сколько?

— Сорок исполнилось первого января. Но мы не поздравляли, ненавидит праздники — любые. Я в курсе его возраста лишь по причине того, что недавно справляли Альберту Витальевичу юбилей, а он на пятнадцать лет старше Островского. Ты много им интересуешься, — с укоризной произносит Петровна.

— Просто мне интересно, как он стал… таким. Холодным, недружелюбным, чёрствым к себе и окружению.

— У всех своя история, но отчего-то каждый человек уверен, что несчастливее, чем он сам, вокруг быть никого не может. Кому-то необходимо рассказать свою историю миру, чтобы получить долгожданное сострадание или же примитивную жалость, а кому-то достаточно самого себя. Парето относится ко вторым.

— Может, ему просто некому выговориться?

— Может, — ставит передо мной кружку и усаживается напротив, чтобы приступить к завтраку. — Но мы об этом никогда не узнаем.

Через двадцать минут ворота откатываются, и несколько машин покидает территорию дома. Как поясняет Петровна, Аронов уехал по делам в город в сопровождении Островского и до вечера не вернётся. Готовим обед, попутно обговаривая вопросы, которые мне ещё неизвестны. Альберт Витальевич не огласил решение касательно меня, но поведение Островского и новый телефон, который он вручил мне утром, говорят сами за себя. Кормлю Тасю и вывожу на улицу, чтобы прогуляться по территории под пристальными взглядами охраны. Дочка засиделась в четырёх стенах, имея из развлечений лишь телевизор, и по-хорошему ей необходимо общение с другими детьми, но возможности отдать её в сад на данный момент нет.

Обходим дом, замечая позади несколько одноэтажных одинаковых строений, стоящих плотно друг к другу. Не знаю, для какой цели они предназначены, но мне кажется, здания вполне обжиты. На небольшой площадке стоят массивные садовые качели с крышей, куда тут же радостно взбирается Тася и устраивается на мягкой подстилке. Вокруг множество невысоких ёлочек, расположившихся вдоль дорожек, которые покрыты мелким снежком. Свежий воздух — тихо и спокойно.

Дёргаюсь, услышав незнакомую мелодию, и не сразу понимаю, что звонит телефон в кармане формы. Достала из коробки и включила, оставив дальнейший просмотр на потом, когда Тася уснёт.

Поднимаю трубку, не успеваю сказать и слово, как слышу крик:

— Ленка! Наконец-то! Столько дней звоню! Что случилось? Куда вы пропали? И кто живёт в вашей квартире?

— Валя, привет. — Так рада слышать знакомый голос, что, пока соседка бросает в меня с десяток вопросов, сижу и улыбаюсь, посматривая на Тасю.

Вкратце рассказываю о своих злоключениях, не забывая упомянуть пропажу Ромы, приставания Армена и кражу кошелька.

— Лен, прости, я так не вовремя уехала. Сестра позвонила, у мамы резко здоровье ухудшилось: скорая, больница и несколько дней переживаний, которые закончились благополучно. Телефон сел ещё в поезде, зарядила не сразу.

— Ничего страшного. Ты не обязана, Валь. Кстати, я всё тебе верну до последнего рубля, не переживай.

— Да я вообще не о долге сейчас думаю! Где вы?

Открываю рот, чтобы рассказать, и понимаю, что сама плохо осознаю — а где? Ехали ночью, довольно долго, или же мне дорога показалась длинной из-за усталости. Точно за городом, но в каком направлении, не совсем понятно. А затем прихожу к выводу, что так, вероятно, даже к лучшему.

— Пока не скажу, — произношу уверенно. — Извини, не хочу. Нам с Тасей необходимо понять, как жить дальше в условиях отсутствия жилья и нашего папы. Рому видела?

— Не появлялся. Я даже ему позвонила, — усмехается, — когда утром увидела выходящими из вашей квартиры незнакомых людей, но телефон был выключен. Кстати, дня три назад двое мужчин приходили. Что интересно, искали тебя.

— Меня? — напрягаюсь, предполагая, что Рома куда-то влез. Мне не привыкать отдавать за мужа долги. — Наверное, снова занял денег и благополучно забыл, кому и сколько должен.

— Нет, Лен. Эти на привычных дружков Ромы не похожи. Солидные, серьёзные, тактичные — никакого хамства или нападок. Тебя по имени-отчеству называли, спрашивали, где работаешь, когда приходишь.

— А ты что?

— Сказала, что тебя не видела несколько дней, мужа тоже. Квартиру продали, куда переехали, не в курсе. Они в тот же день к новым жильцам заявились, выясняли, когда ты съехала, и даже договор смотрели, который им хозяин квартиры предъявил. Я в глазок наблюдала, — шепчет, словно страшной тайной делится.

— А дальше?

— Дальше толстый мужик кричать начал, один из тех двоих гаркнул, и сразу тихо стало. Вот так. Знаешь, Лен, они на бандитов похожи…

Господи, куда ввязался Рома? На миг становится страшно, и я прижимаю к себе Тасю, но затем, оглядевшись вокруг, успокаиваюсь: вряд ли кто-то рискнёт пробраться на территорию дома Аронова, да и для начала нужно догадаться, что мы находимся здесь.

— С новыми соседями познакомилась? Кто они?

— Пару дней приезжали, что-то делали, таскали коробки, а после прихода тех двух мужчин уехали и не вернулись. Квартира пустая.

Странно. Хотя если эти люди заполучили недвижимость обманным путём, к примеру опоив Рому и подсунув договор на подпись, вполне вероятно, что испугались прихода неизвестных людей, которые задавали неудобные вопросы.

— Думаю, позже появятся.

— И что, ты ничего не собираешься делать? Есть завещание, заверенное нотариусом и составленное по закону. Ты же прекрасно понимаешь, что бабушка не могла подписать договор, а значит, это дело рук Ромы.

— А что я сделаю, Валь? Ну вот что? У них есть документы — это раз, выпроваживали меня из квартиры при поддержке полицейских — это два. Сама я юридически не подкована, в законах не разбираюсь, значит, необходимо нанимать адвоката, а на данный момент у меня одна задача — прокормить своего ребёнка и обеспечить условия, похожие на человеческие.

— Ты Роме звонила?

— Звонила. Телефон выключен.

Откровенная ложь меня не коробит, потому что не желаю говорить с человеком, который оставил своего ребёнка на улице, не позаботившись о его благополучии. Я проглочу, перетерплю, но Тася слишком мала, чтобы бороться с жизненными реалиями наравне со взрослыми.

— Мне пора, Валь. За деньги не переживай — всё верну.

— Я знаю. Звони, пожалуйста, хоть иногда.

Прощаюсь с Валей, избавляясь от новостей из прошлой жизни, возвращаться в которую нет никакого желания. Разговор с соседкой всколыхнул осевший осадок и паршивые воспоминания, от которых я хотела бы избавиться. Не желаю возвращаться к мужу, который давно стал чужим, да и малооплачиваемый труд больше не интересует. Задумавшись о работе, набираю номер менеджера супермаркета, говорю, что пришлось уехать в срочном порядке, и приношу извинения за неудобства. Большего не объясняю, но с радостью получаю информацию, что за последнюю рабочую неделю мне положена выплата, которую могут отправить на карту. Радость оказывается кратковременной, потому как карта была в том самом кошельке, которого нет. Захожу в приложение банка и с огромным удивлением обнаруживаю небольшую сумму на карте, которой, как оказалось, не воспользовались. Заказываю перевыпуск и направляюсь с дочкой в дом.

Аронов возвращается поздно, отказывается от ужина. Делаю панна-котту, поставив формы в холодильник, и собираюсь покинуть кухню, когда помещение заполняет непонятный звук. Петровна снимает со стены белую трубку и слушает, а затем говорит, чтобы я отнесла два чёрных кофе в кабинет хозяина, у которого ко мне есть разговор.