Похождения соломенной вдовушки

Анастасия Соловьева, 2009

Людмиле Вадим достался, словно принц Золушке, почти чудом. Правда, после двадцати лет совместной жизни возвышенная отстраненность Вадика от обыденности уже слегка раздражала. Но когда прямо во время отпуска на экзотическом курорте муж сказал, что хочет уйти, для Люды это стало настоящим ударом. Жизнь начинала новый виток с абсолютного нуля. Однако соломенное вдовство Людмилы оказалось временем полным веселых недоразумений, пикантных приключений и странных совпадений.

8

Меня она старалась не замечать. Я приняла вызов и платила ей той же монетой. Мне, с ранних лет познавшей законы улицы, легко давались такие игры.

К тому же у меня на руках оказались дополнительные козыри. Все свободное время Вадим проводил только со мной, да и Георгий Петрович по-своему был ко мне привязан.

Вообще за Георгием Петровичем водились некоторые странности. Он как огня боялся жены, но в то же время откровенно ей перечил. Например, когда при всех заговаривал со мной об успехах в институте, развязке нового фильма или о том, как я отношусь к перемене погоды. Валерия Михайловна обычно еле заметно бледнела, и Георгий Петрович вдруг замолкал, пугаясь собственной дерзости.

Иногда его поведение становилось совсем уж парадоксальным. Однажды за завтраком он спросил, почему я так плохо ем.

— Не хочется. Что-то болит голова…

— Да, бывает так у молодых женщин, — задумчиво произнес Георгий Петрович, — перед менструацией.

Все сделали вид, что ничего не произошло. Мы уже научились грамотно реагировать на его пассажи.

Помню, как я была удивлена, узнав, что Георгий Петрович работает вахтером на захудалой фабрике. Как он — выпускник факультета международной экономики — угодил туда?

Однако я не спешила удовлетворить любопытство, занятая медициной, Вадимом и домашним хозяйством, заботы о котором Валерия Михайловна не преминула полностью переложить на меня.

Как Золушка, я вылизывала пятикомнатные апартаменты, носилась по магазинам, готовила и сервировала ужины к Валериному приходу с работы. Ей непременно требовалась красивая сервировка.

Поначалу мне очень хотелось взбунтоваться. Мой бунт остановила бабушка:

— Не надо, Люда. Это же свекровь.

— Вот именно! Свекровь — пьет мою кровь!

— Ну не надо, детка, не надо. Ты старшего уважь.

— Меня б уважил кто!

— Так как же? Уважили! Позвали в свой дом. Она хозяйка в доме, а ты — ей помощница.

Возможно, в таком распределении обязанностей и просматривалась некая справедливость. Я была в те годы великовозрастной студенткой, а Валерия Михайловна много работала и хорошо зарабатывала. В начале суровых девяностых она, не бросая своего министерства, пристроилась переводчицей в какое-то, кажется, российско-французское совместное предприятие.

На новом месте Валерию Михайловну ценили и всякий раз присылали за ней красивую серебристую иномарку. Поздним вечером эта машина доставляла свекровь обратно. Она возвращалась утомленной, в несвойственном ей взволнованном, возбужденном состоянии.

Мне грешным делом казалось, что у Валерии Михайловны на фирме появился любовник. Ничего удивительного, она еще молода, привлекательна, а с мужем — давно уже врозь.

Спят они в разных комнатах. По сто раз в день она напоминает ему про какие-то таблетки и вообще говорит с ним, как с ребенком. Хотя как иначе можно с ним разговаривать?..

Мне по большому счету нравились происшедшие в ней перемены. В свекрови появились проблески человечности. Раньше я в ней этого не замечала. Даже любовь к сыну была у нее какой-то извращенной, жесткой, железной. А теперь она стала теплеть, словно оттаивать после затянувшихся морозов.

Как-то раз Валерия Михайловна вернулась с работы особенно поздно. Мужчины спали. Я готовилась к экзамену и по совместительству исполняла обязанности кухарки и экономки.

— Вам рыбу или бефстроганов?

— Спасибо, Люда. Не надо ничего. Может быть, чаю, хотя…

— Ну, чаю-то мы с вами обязательно выпьем.

— Да, выпьем чаю… И, Люда, я хотела тебя спросить… Вот ты живешь у нас несколько лет. Тебе ничего не кажется странным?

— Нет.

Она усмехнулась:

— Я убеждаюсь: вторично недооценила тебя.

— О чем вы?

— Ты очень хорошая девочка, Люда. И прекрасная пара моему сыну.

Ее слова прозвучали так неожиданно, что я отнеслась к ним, как к чему-то кощунственному.

— Валерия Михайловна, ну что вы…

— Я-то? — переспросила она с печальной улыбкой. — Я ничего. Теперь даже умереть спокойно могу.

— При чем здесь «умереть»?

— Да ни при чем, конечно… Хотя, возможно, будет лучше, если ты первой узнаешь обо всем…

— О чем, Валерия Михайловна?

— Я больна, Люда. Тяжело больна.

— Не может быть! Вы в последнее время…

— Да именно! Именно в последнее время!.. Если бы этот диагноз я получила год назад, мне не было бы так тяжело.

— Но ведь диагноз не приговор! В некоторых случаях…

— Только не в моем! — перебила свекровь. — У меня, если и произойдет что-то хорошее, за этим непременно последует смертельный диагноз.

— Валерия Михайловна, ну не отчаивайтесь! Всегда можно что-нибудь придумать… Есть хорошие клиники, современные медикаменты…

— Перестань, Людмила!.. Хотя спасибо тебе: ты собираешься бороться за мою жизнь. Только жизнь — она, право, этого не стоит.

И неожиданно Валерия Михайловна заговорила о своей жизни.