Планета Крампус. Роман

Анатолий Иванович Коридоров

В захваченном немцами Стругаже развернута секретная лаборатория. В ней над советскими военнопленными проводятся странные и бесчеловечные опыты. Доктор Отто Вернер, руководитель лаборатории, разработал методику изменения сознания и личности человека,. «Перепрограммированные» нацистами люди – идеальное «пушечное мясо» для передовой и агенты для внедрения в партизанский отряд.Найти и уничтожить лабораторию – эта задача объединяет усилия НКВД, фронтовой разведки и партизан в фашистском тылу.

10

После разговора с капитаном Грачиком прошло томительных три или четыре дня, которые Алексей провел в той же камере. Надписи на стенах он рассмотрел и перечитал не по разу. О себе писать на стене он не счел нужным. Может, потому, что его хоть и держали здесь длительное время, но жестоким пыткам не подвергали. Видимо, с ним был не тот случай, как с другими узниками этого застенка. Кормежка была скудной, однако с голоду умереть не давали. Пару раз к нему приходил доктор из госпиталя, осматривал рану на ноге, делал перевязку. О госпитальных делах никаких разговоров между ними не было. На прогулку выводили раза по два за день. Двор, где гуляли заключенные и задержанные, был невелик, но уютен.

Буквально на следующий день после разговора с капитаном Грачиком его поразила неожиданная встреча на очередной прогулке… С Марголиным… Борисом Соломоновичем. «Вот так номер! Вот так да! А старика-то за что? — негодовал Алексей. — Да неужели из-за того же немца? Не слишком ли дорогая цена за того недобитка!? Скорее всего, у этого капитана появилась возможность свести счеты с главврачом за то, что тогда он не нашел требуемого места для раненого немца».

Борис Соломонович, конечно же, признав своего пациента, избегал разговоров с ним. Они прохаживались по неровному кругу, один раз даже друг за другом, но молча. Да и о чем им было говорить? О здоровье? Здесь эта тема была просто наивной. О причинах попадания сюда, в эти всеми проклятые застенки? О них говорить не хотелось.

Прошло еще два томительных дня. Вдруг дверь камеры отворилась, и на пороге появился надзиратель.

— Боровых, выходь, — произнес он уже привычную для Алексея фразу.

— Я надеюсь, что порадую вас своим сообщением, — сказал капитан Грачик. — Ваша информация о Вилли Кауфманне заинтересовала руководство. А это значит… Это значит, что ваше дело, как я и предполагал, получило благополучный исход. Так что с этой минуты вы возвращаетесь к себе в палату и продолжаете лечение.

Алексей облегченно вздохнул.

— Но наши с вами встречи, я думаю, на этом не заканчиваются.

— И что, я могу идти? — недоверчиво спросил Алексей.

— Я распоряжусь, чтобы вас отвезли на машине, — услужливо произнес капитан. И нажал потайную кнопку.

На кровати, где некогда лежал Мыхасик, а после него немец Вилли Кауфманн, сегодня находился уже совершенно другой человек — раненый Голобородько, как его представил Алексею Броня. И его, Алексея, кровать оказалась занята незнакомым раненым.

— Ой, — спохватилась медсестра Ася, — раз тебя так долго не было, то на твою койку решили другого раненого положить. Ты ведь сам знаешь, с койкоместами у нас тяжело. А вещи твои из тумбочки я вниз на хранение перенесла. А у нас беда, Алеша…

— Что тут за беда может приключиться? — произнес он настороженно. — Умер, что ли, кто из раненых?

— Да нет. Все раненые живы и здоровы. Бориса Соломоновича арестовали, — выпалила она.

— А за что?

— Точно никому не известно. Пришли и забрали. Я предполагаю, — Ася снизила голос до шепота, — что это все из-за того немца проклятого, чтоб ему пусто было. Да ведь и тебя тоже из-за него упекли. Но слава богу, ты-то вернулся. А вот Борис Соломонович…

— И что, сейчас госпиталь без главврача остался? — поинтересовался Алексей.

— Пока Зинаида Прокопьевна с делами управляется. Но настоящего-то доктора нет. Мы все ждем, надеемся, что отпустят нашего Бориса Соломоновича, — медсестра промокнула глаза платочком. — Ведь вот тебя же отпустили.

— Выпустят, непременно выпустят, — успокоил ее Алексей.

Ася временно устроила его в коридоре. Он не возмущался. Принял это решение спокойно, с пониманием. Из его палаты мужики, кто был на ногах, подходили, выражали добрые чувства в связи с его возвращением. Вопросов — что да как, почему? — не задавали. Жизнь, как говорится, налаживалась. Алексей уже пытался, и небезуспешно, передвигаться при помощи одного костыля. И он даже задумывался пользоваться вместо костыля палкой. Гуляя во дворе госпиталя, Алексей заглядывался на деревья, чтобы из подходящей ветки вырезать себе трость. И что-то похожее на трость он себе все-таки смастерил. Но ходить с ней одной он пока опасался. С костылем ему было надежнее.

Время шло. И вот однажды в палату (он пролежал в коридоре не более трех дней) пожаловал офицер, тот, что был и раньше, когда его арестовывал. На этот раз офицер был вежлив и доброжелателен. Он явился один, без сопровождения.

— Как ваше самочувствие? — мягко поинтересовался пришедший.

Алексей, легко приподнявшись в кровати, ответил:

— Выздоравливаю. Поправляюсь. Скоро буду готов снова встать в строй.

— Искренне рад за вас, — проговорил офицер. И тут же перешел к главной цели своего визита:

— А вас капитан Грачик снова хотел бы видеть. Вы не против со мной прокатиться?

— Если того требует необходимость, — витиевато произнес Алексей, — то я готов.

И вот опять тот же прокуренный кабинет. Лейтенант, вошедший в кабинет, отчеканил капитану, что выздоравливающий Боровых по его приказанию доставлен.

Капитан, взглянув на стоящего перед ним и давя окурок в пепельнице, без лишнего восторга в голосе воскликнул:

— О, после того, как мы виделись в последний раз, вы ровно наполовину пошли на поправку!

Алексей недоуменно уточнил:

— Что значит «наполовину»?

Капитан пояснил:

— В прошлый раз, мне помнится, вы были здесь на двух костылях, а нынче, гляжу, обходитесь одним.

— Надеюсь, что скоро выпишут. Дела с моим здоровьем, действительно, заметно продвигаются в лучшую сторону, — подтвердил Алексей. А мысленно отметил: «Ишь ты, математик! Два костыля… Один костыль…».

— Все это хорошо, — подвел итог капитан. — Да вы садитесь, садитесь, Боровых, ногу-то следует беречь.

— Так вот, — продолжил капитан, — для нашего общего дела все пока складывается как надо.

«Это как же „как надо“?» — подумалось Алексею. Но вслух он этот вопрос капитану задать не посмел. Решил подождать, пока тот сам все прояснит.

— После выписки из госпиталя вам следует ехать не в свою часть, куда вы приписаны и где вы проходите службу, а в 412-ю стрелковую дивизию, которая дислоцируется как раз напротив Стругажа и Красноведенска, находящихся в настоящее время под оккупацией противника.

— А как же документы? Проездные, во всяком случае?

— Договоримся так. Все необходимые документы для прибытия на место я подготовлю. А дальше всеми вашими делами будут заниматься другие люди. В частности, начальник дивизионного особого отдела НКВД подполковник Смоляков Георгий Семенович, — объяснил капитан. — Доставка вас до станции Русьва, где находятся командный пункт, штаб дивизии и особый отдел дивизионного НКВД — дело, в общем и целом, будем считать, решенное. Через три дня через наш Нижнеруднинск проследует в ту сторону санитарный поезд за ранеными, здесь он сделает небольшую остановку. И к нему будет подцеплен вагон, а может, и не один, с пополнением для фронта. Ну и…

Капитан подошел к окну, потянулся было рукой, чтобы прикрыть открытую настежь форточку, но передумал.

— Ветер-то какой! — то ли с некоторым удивлением, то ли со сдержанным восторгом воскликнул капитан. — Похоже, гроза надвигается.

Помолчав, задумчиво взял со стола пачку папирос, спички… Закурил.

— Вон как закручивает! Н-да… Пылищи-то принес. Все что можно вверх поднимает… Ишь ты…

Над форточкой колыхалась занавеска.

— Да ну-ка его к черту! — решительно произнес капитан и захлопнул створку. — Так вот… Да… К нему будет подцеплен вагон с пополнением для фронта. Данное пополнение, состоящее в основном из штрафников, поручается сопровождать лейтенанту Одарееву. А вот его помощником на пути следования пополнения предполагается назначить вас.

— Меня? — удивленно воскликнул Алексей.

— А что тут особенного? Во—первых, доберетесь до места; во-вторых, с пользой для дела; в-третьих… Вы же сержант по воинскому званию, насколько мне помнится?

— Младший, — поправил капитана Алексей. Но тот на уточнение не обратил никакого внимания.

— В общем, вопрос решенный. Так что, готовьтесь, сержант Боровых, к путь-дороге. Не думаю, что она для вас окажется легкой, но я желаю, чтобы у вас по пути никаких проблем не случилось. И вообще, чтобы со службой в дальнейшем у вас был полный порядок. До свидания. Я вас не задерживаю.

Алексей поднялся со стула и уже двинулся к выходу, но приостановился.

— А можно вопрос? — обратился он к капитану.

— Можно.

— Мне известно, что из-за этого немца три человека оказались наказанными, правда, каждый по-своему. И мне интересно, за что и какую повинность понес часовой, охранявший немца в палате. И за что наказан Борис Соломонович Марголин.

— Это уже не вопрос, а целый букет вопросов, — усмехнулся капитан. — Я, конечно, не обязан давать отчеты посторонним, но в данном случае, пожалуй, разве что в виде исключения… Вы же были рядом с нами в то время, как Борис Соломонович упорно отказывался поместить раненого немца в изолированное помещение. Хотя, я был твердо убежден, этот вопрос был решаем. Он же ссылался на какого-то генерала, которого в самое ближайшее время должны были выписать из госпиталя. А после этого, мол, и местечко для немца освободится. Но почему он не порешал этот вопрос с выздоравливающим генералом? Не переселил того временно в общую палату или еще куда-либо. Одним словом — с Борисом Соломоновичем идет разбирательство. Мне пока судить трудно, чем оно закончится. Вторым звеном в этом деле является часовой. С этим человеком никаких сложностей нет и быть не должно. Тут все предельно ясно — поручено охранять объект, так будь любезен. Но он отлучился от охраняемого им немца и перепоручил его неприкосновенность другому лицу, то бишь вам. Его пришлось отдать под трибунал. А вот третьим звеном оказались вы. И вам пришлось пережить немало нелегких дней в наших полуподвальных апартаментах. Но к благополучному исходу привели три фактора. Первый — это ответ на наш запрос в войсковую часть, откуда вы сюда прибыли. Оттуда пришел документ, положительно характеризующий вас по службе. Второй — это то, что вам удалось заполучить от Вилли Кауфманна ценную информацию, и третий — это то, что прямых доказательств убийства его вами нет. Более того, есть основания полагать, что немец и сам хотел, чтобы его лишили жизни. Даже я могу это подтвердить. Вы же нам сами помогли определиться с причиной его криков, когда его только-только доставили в госпиталь. Удовлетворил ли я ваше любопытство, сержант Боровых?

— Спасибо, — ответил Алексей. — Я могу идти?

— Вы свободны, сержант.