Следы на бумаге

Анатолий Лубичев

В эту книгу автором помещены рассказы и повести о событиях и историях, произошедших в действительности с реальными людьми: изменены лишь имена, и написаны по их рассказам и воспоминаниям.

ПРЕДАТЕЛИ

Полк, в котором служил Юрий Хромов, летом 1941 года попал в окружение и, неся большие потери, прорвав кольцо немецких войск, безуспешно пытался выйти в расположение своих частей.

Приходилось экономить боеприпасы и вступать в бой только в крайнем случае.

Все дороги и днём и ночью были до отказа забиты немецким войсками. Полк в основном продвигался по просёлочным дорогам или лесами и болотами.

Через два месяца бесполезных попыток прорваться к линии фронта, полк, вконец измотанный, потеряв тяжёлое вооружение и большую часть командного и рядового состава, к вечеру вышел к небольшой деревушке. Деревня находилась среди лесов и болот отдалённого района Калининской ныне Тверской области.

Разведка доложила: немцев немного не более отделения, охраняют бывший колхозный склад горючего из нескольких небольших резервуаров, жителей в деревне нет.

Незнакомый Юрию капитан средних лет видимо из кадровых офицеров, принявший командование полком, приказал окружить деревню плотным кольцом, чтобы ни один немецкий солдат ни ушёл.

Бой длился всего десять минут. Вся охрана немцев: семь рядовых и ефрейтор были закиданы гранатами в служебном помещении склада.

В деревне все избы были целы. По всем признакам немецкая авиация здесь не работала.

Данные разведки подтвердились, деревня была пуста, ни единого человека. Скорее всего, жители деревни эвакуировались или попрятались в лесах.

Голодные бойцы разбежались по избам в поисках съестного, но кроме картофеля, квашеной капусты и солёных огурцов ничего не нашли. Зато большой запас продуктов обнаружили в избе, где жили немцы.

Задымили трубы. Красноармейцы готовили еду и сушили одежду. Наевшись после многих дней голодания и устроившись где придётся, они уснули мертвецким сном. Командиры, выставив на выездах из деревни часовых, впервые с момента окружения тоже спокойно спали.

В небольшом селе, которое находилось в нескольких километрах, имелся немецкий гарнизон. Услышав взрывы, немцы не стали спешить, зная по опыту, что «окруженцы» после таких скитаний не покинут деревню раньше завтрашнего полдня.

Перед рассветом немецкие подразделения, в сопровождении танка и двух бронемашин с пулемётами, выдвинулись к деревушке.

Легко и без шума убрав дремлющих часовых, немцы взяли деревню в плотное кольцо. Лишь только забрезжил рассвет, начался обстрел изб из танка. Выскакивающих на улицу красноармейцев расстреливали из пулемётов.

Не смотря на внезапность нападения немцев, младшим командирам удалось организовать локальные рубежи обороны. Это оказалось совершенной неожиданностью для немцев, понёсших первые потери.

Политрук, который спал в той же избе что и Юрий, расставил нескольких бойцов по окнам со стороны леса, приказав экономить патроны и стрелять только наверняка. С остальными бойцами он поспешил из избы и организовал круговую оборону.

Юрию досталось небольшое оконце в чулане, получилось удобная для стрельбы позиция. Немцы шли цепью от леса, приближаясь к сарайчику на краю усадьбы. Расстояние было небольшим и трудно было промахнуться. Когда после первого его выстрела упал один из немцев, остальные сначала залегли, а потом стали пытаться приблизиться перебежками или ползком. Юрий поражал перебегающих гитлеровцев, почти не целясь. Тем более немцы никак не могли понять, откуда идёт стрельба, потому, что угол пристройки к дому скрывал его от них.

Так же удачно действовали и остальные бойцы.

В конце концов, немцы прекратили попытки зайти в деревню с этой стороны.

Юрий, не опуская винтовку, внимательно следил из окна за происходящим возле усадьбы. На снегу чернели шинели четырёх убитых немецких солдат. Он не стал стрелять по немцам, которые вытаскивали своих раненых с опасного места.

По всей деревне слышалась беспорядочная стрельба, которая с каждой минутой затихала, а потом и совсем прекратилась.

Пошли тревожные минуты ожидания.

Когда рядом с избой послышалась незнакомая речь, один из бойцов пошёл к выходу и приоткрыв дверь выглянул в щель. Перед домом немцы строили красноармейцев в две шеренги, раздавая прикладами удары.

— Что будем делать? — бойцы собрались вокруг него.

— Наших строят. Воевать дальше бесполезно, закидают гранатами и копец нам. Надо сдаваться.

— Я в первую мировую побывал у них в плену, ничего выжил, — поддержал его пожилой солдат.

— А, присяга, а, трибунал… Лучше спрячемся в подполе, может, повезёт и не заметят, — предложил Юрий.

Так и решили.

Не прошло и полчаса, как наверху раздался стук кованых сапог о половицы. Открылся люк. В подпол опустилась рука с гранатой,

— Рус, сдавайса!

Боец, который предлагал сдаться, поднялся из подпола первым. Через мгновение раздался выстрел.

Вновь показалась рука с гранатой,

— Рус, выходийт!

Красноармейцы стали по очереди вылезать из подпола, со страхом ожидая выстрела. Один из немцев со всей силы бил каждого прикладом винтовки, другой, с автоматом выталкивал за дверь. Выходя пришлось переступать через застреленного бойца.

Пожилой боец вылез последним и попытался объяснить, размахивая руками, что в подполе никого нет. Немец отпрянул от него и выстрелил.

Получив ещё один удар по голове, Юрий оказался снаружи.

Раздались взрывы гранат. Юрий посмотрел в ту сторону. Немецкие солдаты забрасывали гранатами избу, в которой находились раненые красноармейцы.

Офицер, у которого, как заметил Юрий, на петлицах были молнии, медленно шёл вдоль строя и через несколько шагов останавливался и повторял,

— Коммунистен, официрен, йюде, выходийт, — и показывал на группу пленных стоящих в стороне под охраной автоматчиков.

Если никто не выходил, он внимательно всматривался в пленных и, только убедившись, что среди них таковых нет, шёл дальше. Иногда он указывал на кого-то из стоящих и произносил, или «йюде, или «официрен». Солдат отводил пленного в сторону.

Рядом с Юрием стоял лейтенант. Он успел переодеться в солдатскую гимнастёрку и пилотку. Немецкий офицер остановился напротив и показал своему солдату на пилотки. Тот сбил их с головы Юрия и лейтенанта. Офицер, улыбаясь, ткнул пальцем в лейтенанта,

— Дункель официрен, — он изобразил пальцами, что-то вроде ножниц, — Чик-чик, — и показал на коротко постриженную голову Юрия, стрижка которого совсем не вязалось с чубом лейтенанта.

Пройдя до конца строя, офицер каким-то только ему известным методом выявил среди пленных двух евреев.

С задней шеренги раздался голос,

— Господин офицер, господин офицер! — вперёд протиснулся невысокий лет тридцати боец. — Вот коммунист, — и он показал на стоящего сзади бойца, — я их всех знаю, и коммунистов, и комсомольцев.

Он стал ходить вдоль строя и указывать на стоящих в строю пленных.

— Все, больше никого нет, господин офицер.

— Гут, — офицер кивнул солдату в сторону отобранных пленных.

Тот отвёл предателя к тем, кого он только что выдал, не смотря на то, что он упирался и умолял,

— Господин офицер, я вам пригожусь, я готов служить немецкой армии…

Пленных построили и погнали, поторапливая выстрелами и прикладами, в сторону ближайшей железнодорожной станции.

Когда колонна выходила из деревни, раздались автоматные очереди. Расстреливали отобранных офицером красноармейцев полка.

Расстреливали и тех, кто не мог долго идти из-за ранения, и падал, и тех, кто пытался им помочь.

«Окруженцев» гитлеровцы считали партизанами и для них эти пленные были вне закона.

На станции пленных погрузили в товарный вагон, набив его до отказа, можно было только стоять. Внутри стоял полумрак. Лица были еле различимы. Дневной свет проникал лишь через щели между досок обшивки стенок вагона да через дыры, образовавшиеся от попадания осколков авиабомб и снарядов.

Двое суток ничего не происходило, о пленных словно забыли.

Спать приходилось стоя, потому что из-за тесноты не было возможности даже присесть. Стоящий рядом с Юрием парень, попросил пленных потесниться, изловчился и с помощью ног оторвал несколько дощечек, прикрывающих дыру в полу вагона,

— Наступит ночь, смоемся.

Задуманное сорвалось, вечером вагон прицепили к составу, который, медленно набирая скорость, покатился в сторону Ржева.

Поезд двигался медленно, подолгу задерживаясь на перегонах.

В одну из ночных остановок парень толкнул Юрия,

— Пора. Самое время.

Они отодвинули ногами доски. Парень опустился в образовавшийся люк и исчез в темноте. Юрий сел на край дыры, опустив ноги, готовый спрыгнуть вниз под вагон, но несколько рук ухватили его за плечи:

— Не пустим.

— Хотите, чтобы нас расстреляли из-за вашего побега?

— Вылазь.

Снаружи раздались выстрелы.

— Понял, чем дело могло кончиться. Скажи нам спасибо.

Пленные напряжённо ждали появления немецкой охраны, но на их счастье состав медленно покатился, набирая ход.

Пошли четвёртые сутки с момента загрузки в вагон. Невыносимо мучил голод, а в ещё большей степени хотелось пить. Юрий, в который раз, нащупал в кармане галифе картофелину. Он подобрал её в подполе избы, где прятались от немцев, и берёг на самый крайний случай. Голод и невыносимая жажда взяли своё, и он вынул её. Из другого кармана достал маленький перочинный ножичек, которым затачивал карандаши штабным офицерам, будучи писарем. Хотел снять кожуру, но передумал. И только он начал отрезать небольшую дольку, со всех сторон к нему потянулись руки пленных. Он разрезал картофелину на мелкие кубики и стал раскладывать в протянутые ладони, положив несколько кусочков себе в рот. Хотелось тут же проглотить, но он вытерпел и, медленно разжёвывая, наслаждался каплями влаги находившейся в них.

На шестые сутки уже никто из пленных не мог разговаривать. Так пересохло во рту, что Юрий не мог пошевелить языком. Лишь шёпотом удавалось произнести несколько слов.

Пленным, прижатым к стенкам вагона, повезло, снаружи начался снегопад, и снежинки залетали в щели и дыры. Их судорожно ловили языком или слизывали с досок. Напротив Юрия тоже была небольшая щель, и он прижался к ней раскрытым ртом до самой той поры, пока снегопад ни прекратился.

Прошло несколько суток, и он почувствовал, как тело прижавшегося к нему солдата стало остывать.

Пленные начали умирать от голода и обезвоживания.

Когда раскрылись двери вагона, и прозвучала команда выходить, пленные стали просто вываливаться из него не в силах удержаться на ногах.

Весь пол вагона был завален телами умерших.

Немецкие солдаты, заглядывающие внутрь, закрывали носы, такой стоял смрад от пота, испражнений и начавших разлагаться трупов.

Пленных, которые судорожно хватали снег и горстями запихивали в рот, при помощи прикладов и выстрелов отогнали в сторону. Вагон облили бензином и подожгли.

Юрий огляделся, это была та же станция, на которой их сажали в вагон, он был в полном недоумении.

— Сволочи, надеялись, что мы все поумераем, — с трудом выговаривая, слова произнёс кто-то сзади. Обернувшись, он узнал в пленном старшину разведчиков.

Пленных выстроили в цепочку, и повели в сторону полевой кухни. Полный пожилой повар-немец зачерпывал из котла что-то похожее на кашу из неочищенного овса, стряхивал в пригоршню подходившего к нему пленного и хохотал, когда тот, обжигаясь, хватал кашу ртом. Иногда к смеху прибавляя,

— Руссише швайн.

— Руссише швайн…

Уже пешим ходом пленных, из которых многие не дошли и остались лежать на обочинах дороги, пригнали под Сычёвку в фильтрационный лагерь. Он представлял собой бывший скотный двор, огороженный невысоким забором из одного ряда колючей проволоки. По углам забора стояли вышки, на которых дежурили пулемётчики.

_________

В самом начале Великой Отечественной войны под подозрение в предательстве попали все военнослужащие, сдавшиеся в плен.

По данным Генштаба Вооружённых Сил Российской Федерации потери пленными в ВОВ составили 4миллиона 559 тысяч человек.

(«Материалы Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий» «Новая и Новейшая история», 1996 г. с. 91—112)