О чём думает человек в камере смертников, ожидая исполнения приговора? Как он воспринимает всё, что было в его жизни до этого момента? Где ещё увидишь столько теплоты, как здесь? Там, на воле, – другая жизнь. Там не думаешь о том, что сегодняшний день может быть последним. Там не ценишь прорвавшийся лучик солнца сквозь решётку и кусочек земли с травой. Здесь начинаешь ценить жизнь – ценить по-настоящему. Здесь всё плохое как будто отодвигается, уступая место чему-то сильному и ранее неизвестному. Каждый человек – живой. Он несёт Свет, даже когда уже не существует телом. Отблески этого Света, искорки – это память о человеке. Эта книга о людях, которые излучают невидимый Свет, попытка рассказать о тех, кто остался в памяти благодаря этому живительному Свету. Если о тебе помнят, значит, ты живёшь. В книге присутствует нецензурная брань!
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Будем жить. Часть первая предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Бабушка и мама
Всё предвещало беду. Так толком и не выспавшись, встретила зарю летнего утра молодая графиня. Шёл 1918 год. Вышла на крыльцо встретить рассвет, пытаясь развеять дурные предчувствия. Плохо получалось. Да и погода предвещала пасмурность. К уже появившемуся солнцу стягивались грозовые тучи, то и дело поблёскивая вдалеке грозовыми раскатами и молнией. Пахло утренней росой и озоном.
«Дождь — это хорошо, — подумала графиня. — Урожай нынче добрый будет. Дай бог, всё лето так. Всем в радость. Крестьянам да батракам. Молодой граф с хозяйством управляется, дай бог. Все молятся на него. Над крепостными не глумится никогда. Коль попадёт то за дело и строго — не в обиде. Сами потом подходят и каются. „Прости, барин, бес попутал“. — „Коли каешься, ступай. Но знай: что натворишь — меня сторожиться и наказывать заставляешь. За собой следом к бесу и тянешь. За то порой розгами и отстегаю — больше за это, а не за то, что сделал недоброе“».
Ну как не любить такого? Да и сама барыня под стать. Молода и красива. Второй год как свадьбу справили. Дочь родилась, Анной назвали. Вся прислуга усадьбы в няньки просится: дитя что ангел. Год от роду. Да графиня не позволяет никому сюсюкаться с ней. Не к добру это. Сызмальства не допускала от неё капризов и высокомерие это. Нельзя, и всё тут. Только вряд ли они были заложены в девушке. Не передалось от родителей по причине полного отсутствия.
Всё хорошо, да тревога на сердце. Отчего? Второй год уж, как революция произошла. Муж, молодой граф, из поездки в город приезжал угрюмый. А в последние месяцы так и не выезжал вовсе дальше близлежащей усадьбы. И ничего так и не смогла у него выпытать. Отойдёт немного, всё развеселить пытается — смеётся. Резвится, как дитя малое, но глаза-то не обманут. В них всё написано, не скроешь. Ляпнула было по бабьей глупости:
— Что, другую по сердцу принял?
Вот тогда свет любви и вспыхнул цветом глаз заново. Цветом небесного цвета. Да с каким пылом и жаром! Всю неделю будто впервые ухаживал — убедил-таки: нет никого более.
Усадьба от города — за пятьсот вёрст. Далеко. Но донеслась весть о переменах и дотуда. И о революции, и о коллективизации. О миграции большинства дворянства и о гибели Николая Второго. Москва первопрестольная была уже другой. Обо всём этом узнала уже графиня от прислуги и поняла причину — причину молчания об этом. Оберегал. Домыслила уже сама: бежать некуда. Оставалось ждать только своей участи. Ждали худшего. Но как же Аннушка? Был разговор с двумя служанками. Росли вместе с детства. Как подруги. Ежели не станут бояре, пред крестом и иконою взяла клятву с них: сберегут Аннушку. Столько причитаний выслушать пришлось! Еле успокоила — дай-то бог, обойдётся всё. Да только втайне от графини прислуга уже всё собрала в дорогу. Уже не обойдёт беда.
Так и сбылось. Глядя на зарево рассвета, видневшегося по окраине леса с дорогой в город, графиня увидела небольшое облако пыли, поднятого всадниками. Позвала Глашу, одну из служанок.
— Что, барыня?
— Разбуди графа и Аннушку. Собирайтесь. Выполни, что обещала. Пора, видно.
Глаша посмотрела в сторону взгляда графини. Перекрестилась. произнесла молитвы и пошла в дом.
Сборы прошли быстро и молча. Разговоров до этого было с лихвой, со страхом. Теперь всё понятно. Графу достаточно было узнать от супруги о том, что она всё знала, избавив его тем самым от лишних объяснений. Оказалось, с Глашей об Аннушке граф говорил ещё год назад, предварительно построив в глуши леса небольшой домик. Только супругу желал с ней отправить.
— Нет, родной. Никуда я не поеду. За Аннушку не боюсь, чует сердце, худого ей не сделают. В руки отдаю — надёжные. А самой бежать? Куда? От себя самой-то? Без тебя? И слушать не стану! Одна беда — вместе и встретим. И полно об этом. Пойду оденусь, встречать будем.
Так в гостиной, сидя за столом, и попрощались с Анной. Такими и запомнила их Глаша.
— Если с усадьбы увидишь дым, значит, нас не жди, отправляйся далее, — сказал граф. — В Москве тебя встретят, вот адрес. Бог даст, свидимся.
Сели в подвозу и тронулись в путь. Пока не скрылась за лесом усадьба, так и не смогла отвести взгляда, интуитивно сердцем предчувствуя: навсегда. Теперь с Аннушкой вся жизнь связана будет.
«Исполню, — подумала Глаша, смахнув слёзы. И будто при этом сила в неё вселилась. — Сберегу! Жизнь положу».
— Но, трогай, милая! — подстегнула вожжами коня.
Сидела за столом гостиной, вглядывалась через проём открытой двери: виднелось приближающее облако пыли с едва различавшимися силуэтами всадников и развевающимся красным знаменем.
Граф взглянул на графиню и только сейчас обратил внимание на наряд, который видел лишь в первый послесвадебный день. Подобный хранился наряду со свадебным. И не как крик моды, а как традиция: переходил из поколения в поколение, в течение нескольких веков, после первой брачной ночи, а именно после сотворения будущего дитя. И невесты, готовясь к этому загодя, знали, чувствовали без всяких сомнений: сотворение произошло. И надевали этот наряд. Выходя из почивален в залу, встречали все присутствующие гости будущую маму взрывом радостных окликов и взрывов шампанского. Царила энергия любви двух соединившихся сердец, сотворивших третью жизнь. Издревле знали: у каждого есть своя половинка — одна. Знал об этом и молодой граф от уже покойной матушки. Но как найти её и не допустить ошибки? Ведь ложный союз страшен и мучителен. И дети полно отведают это. И тоже будут мучиться. Как берегли сызмальства родители это и учили тому, что сами знали, — определять душой и сердцем. Сопоставляя с умом, а не со страстью. Отличать иллюзию любви от настоящей. Никто, и даже сам граф, не ожидал такого наваждения в душе от впервые увиденной молодой графини.
В тот день, в годовщину поминок усопших родителей, граф навещал своих родственников в Москве. Помянув, отправился обратно в усадьбу. По пути сделал остановку в одной из гостиниц по причине ремонта экипажа. К утру экипаж уже был готов к отправке. Поехали дальше по тракту — в путь к усадьбе. Когда проехали пару вёрст, кучер вынужден был остановиться по причине невозможности объехать встречный экипаж. Что-то случилось у него: на ухаб наехали, ночью двигались.
Граф вышел и, осмотрев, понял, что своими силами не управятся.
— Как же тебя угораздило?
— Так ночью ехали, барыня торопилась очень, вот и гнал. Виноват, конечно, да луна за благо спряталась — проворонил.
— Что-то барыню не вижу.
— Она по рассвету к ручью пошла. Сейчас вернётся, поди. Думали, пешком идти недалеко до гостиницы осталось.
— Может, помочь чем, отладить?
— Спасибо, барин, на слове добром, да ось сломалась в колесе. Новое нужно. А вот барыню…
— Да это ясно, довезём. И тебя тоже. Разворачивай, Гришка! Вертаться будем, коли так.
Покуда разворачивал Гришка экипаж и перегружал вещи, из леса вышла девушка.
— Вот и барыня, — сказал кучер.
Сколько раз потом граф пытался объяснить себе, что ощутил в эти мгновения. Слов не находилось. Да и мыслей. Наваждение благодати, душевного спокойствия и величественной неги излучала эта девушка.
— Доброго утра вам, люди.
Трудно было графу, выходя из оцепенения, что-то ответить ей осипшим голосом.
«Да что это я? Совсем как мальчишка, — подумал он. — Ну-ка, соберись!»
Всю дорогу общаясь с ней на разные темы, он был приятно удивлён её образованностью и лёгкостью ума. Присущая неловкость при разговоре с дамами его обычно не покидала, и паузы молчания делали ещё более удручающими попытки продолжения знакомства. Но с ней… будто знаком целую вечность, и даже молчание, как потом выяснилось, содержало в себе одинаковость мыслей, чувств и ощущений. С ума можно сойти от таких воспоминаний. Иначе как объяснить, что по приезде в Москву, уже через час после знакомства с её родными в её доме, были посланы гонцы к созыву гостей к свадьбе? Стоило лишь взглянуть обывателю на молодую пару, от которой так лился невидимый свет, и не оставалось и сомнений в том, что иначе просто не могло и быть. Вспомнились слова матушки и отца: «В тот миг в сердце твоём не будет и капли сомнений». Сбылись слова.
«Спасибо, родные мои», — подумал он.
Спустя три дня продолжали свадьбу уже в поместье. Неделю гуляли. Всем такой праздник был, какого и старики не могли вспомнить, который запомнят надолго.
Вот на второй день и была в поместье в этом наряде невеста. С улыбкой смотрел граф на неё сейчас, вспоминая те счастливые дни и рождение Аннушки. Именно поэтому надела этот наряд графиня. Чтобы вслед уезжающей дочери послать улыбку и свет, от которого, сидя в телеге, Аннушка чувствовала не тревогу, а только тепло родительских сердец, которое она пронесла бы в себе всю свою жизнь.
Хлынул сильный дождь. Благо Глаша успела доехать до заминки. На закате увидела дым с усадьбы.
«Значит, надо в Москву», — подумала Глаша.
Поутру и поехали. По слову графа зажёгся стог сена как сигнал для неё, чтобы двигалась дальше.
Никогда уже она не узнала о том, что же случилось с графом и его супругой. Ни в Москве, как ни пыталась разузнать, ни в окрестностях, где жила уже с удочерённой Аннушкой, оформленной на её имя, как того требовало время, ни в 30-х годах, когда их сослали в Карлаг, в посёлок Долинка, где Аннушка, уже будучи двадцати пяти лет, схоронила Глашу, думая о ней как о матери. И на смертном одре та уже поведала историю о том, кто она и кто её родители, чьё тепло она несла потом всю жизнь детям и внукам.
Вот так и дошёл до меня этот оставшийся в памяти бабушкин запах тепла, доброты, который сравнить с чем-либо просто невозможно. Ощущение тепла осталось до сих пор, даже в наши дни, после её кончины в 1996 году, милой, родной и любимой моей бабушки — Анны Васильевны Земизовой. Вряд ли кто забудет добрую заботу бабушек о своих внучатах.
Откуда нам было знать в детстве, что так дороги будут рассказы о былой их жизни, воспоминания о пережитых временах? Только потом, с годами, начинаем понимать, что так мало в суете слушали. Вот теперь и собираем эти драгоценные крупицы маленького сердечного тепла, излучавшего свет вслед уезжающей подвозы с маленькой Аннушкой, на устах которой была улыбка.
Я помню это тепло, бабушка, спасибо тебе. Прочтут эти строки многие, и каждый, кто соприкоснётся с этой строкой, улыбнётся тебе в ответ с лучом света добрых сердец. Эта улыбка вам, бабушки, на том свете и этом.
Самым младшим ребёнком у бабушки была моя мама Светлана 1950 года рождения. Все старшие были её братьями, ну а все дочки для мам — это как свет в оконце. Так в жизни и вышло. Долинка — посёлок хулиганский. Подросшие братья в итоге скитались, и по вышедшей в 60-е статье о «хулиганке» каждый зацепил по сроку. Да и отчим Светланы сильно пил. Плохие воспоминания у мамы о детстве: трудно было и голодно. Отчим не любил детей-приёмышей. Часто выгонял на мороз из дома.
Подросла мама, красивой была очень. Подрос и отец. Юнцом ухаживал за ней. Ох, и драться приходилось из-за неё, разгоняя порой целую толпу штахетником! Недовольных много было ещё и потому, что Света жила в другом районе, с которым часто приходилось драться. Не боялся ничего отец. Может, помните, шпана долинская, начало 60-х, Анатолия Никитина? Прозвище у него было Сэр: шляпу любил носить. «Свобода — это рай», — говорил он. Может, потому тюрьма и миновала его, в отличие от многих его друзей по «хулиганке». Но однажды на батю всё-таки набросились толпой на одного. Крепко побили. Уже когда я подрос, отец как-то показал мне место, где это произошло. Ему тогда девятнадцать лет было. С ходу заехали штахетиной по переносице, отчего и сопротивляться не мог. Вырубили напрочь всё, что можно. В голову пытались воткнуть нож — наконечник сломался: выдержал череп. Хорошо, первую неделю потом Светлана не видела. Ужаснулась бы. Ну и рожа была — смотреть страшно. Как выздоровел, так и поженились.
А в 1967 году родился я, горюшко. Отец пошёл учиться в горный техникум на вечерний. Днём работал. В армию не взяли по состоянию здоровья — после этой драки. С военкомата послали на курсы шофёров. На том и выдали военный билет с записью рядового запаса, негодного к военной службе в мирное время. Ну а дальше…
У бати часто поговорка была: «Ну, рассказывай, как ты до такой жизни докатился». Расскажу, конечно, как есть.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Будем жить. Часть первая предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других