Будем жить. Часть первая

Анатолий Никитин, 2022

О чём думает человек в камере смертников, ожидая исполнения приговора? Как он воспринимает всё, что было в его жизни до этого момента? Где ещё увидишь столько теплоты, как здесь? Там, на воле, – другая жизнь. Там не думаешь о том, что сегодняшний день может быть последним. Там не ценишь прорвавшийся лучик солнца сквозь решётку и кусочек земли с травой. Здесь начинаешь ценить жизнь – ценить по-настоящему. Здесь всё плохое как будто отодвигается, уступая место чему-то сильному и ранее неизвестному. Каждый человек – живой. Он несёт Свет, даже когда уже не существует телом. Отблески этого Света, искорки – это память о человеке. Эта книга о людях, которые излучают невидимый Свет, попытка рассказать о тех, кто остался в памяти благодаря этому живительному Свету. Если о тебе помнят, значит, ты живёшь. В книге присутствует нецензурная брань!

Карагандинское СИЗО-16. Март 1997 года

Камера-одиночка. Вышак. Сколько магического заключает в себе само слово «камера смертников» для того, кто об этом слышал, и какая тяжесть падает на многих при известии об исполнении расстрела кого-нибудь! Устным и письменным прогоном по всей тюрьме проходит эта весть. Пока находился под следствием да мотался по судам, не раз такие прогоны слышал и читал. Зная наперёд, что скоро самому придётся идти в бункер и моё имя тоже будет в списках тех, кто там находится. Пока. Дословность таких ощущений не опишешь, да и у каждого своё восприятие.

Когда огласили приговор, какая-то невидимая гора свалилась с плеч, которая, как оказалось, состояла всего-навсего из бессмысленных надежд, заглушающих здравый смысл и разум. Теперь пришла так необходимая определённость. С ней легче. Открывался выбор. Первая — кассационная жалоба в Верховный суд. В случае отказа дата является вступлением приговора в законную силу. Далее — помиловка и ожидание ответа. Кассационка, помиловка — на всё про всё восемь-девять месяцев. Второе — не пишешь ничего. Расстрел. Третье — петля. Чего тянуть? Вот и думай. Решай.

Карагандинская тюрьма — СИЗО-16 — наряду с алма-атинской являлась исполнительной. Из регионов — Акмолы, Павлодара, Кустаная, Петропавловска и Кокчетава — привозили пацанов на расстрел. Перекрикиваясь с такими же, кая я, соседями по камерам, общаясь с ними, начинаю привыкать к укладу жизни вышаков и плетению бечевы бесконечных дум. Благо времени для этого достаточно. Восемь-девять месяцев в одиночестве этому мышлению никто не мешал, и суетность дней свободе была напрочь закрыта грядою бетонных стен, решёток и засовов. Вот и ладушки. Зная, что эти дни — последние, воспринимаешь всё по-другому — как последний этап. Страшно будет, когда однажды вечером назовут твою фамилию и поведут на исполнение. Но страх этот притягателен. Ведь у каждого есть осознанность того, что попал сюда за своё. Упрекнуть некого. Всё правильно: отмучаются мать и отец от этого урода в семье, горе на этом кончится, что приносить продолжаю, даже находясь здесь. Ведь они и сейчас, пусть мысленно, но сидят вместе со мной. И тоже ждут.

Нет уж, хватит! В этой жизни я уже достаточно натворил. Хотя… бахвальство это всё. Желание жить определяется целью, а она у меня была. Поэтому будем делать всё, чтобы выжить и идти к ней. К цели и мечте. И я в неё верил. После заезда в бункер написал и отправил кассационную жалобу в Верховный суд. Выбор сделан. Остаётся ждать.

До спортивного интерната доехали быстро. Нас уже ждали по предварительной договорённости девчата и тренер.

Пока Геннадий раскладывал аппаратуру, провели разминку. Приятно было вернуться в обстановку борцовского ковра и надеть самбовку: вспомнить захваты, падения, броски с кувырками. Так увлёкся, что и про оператора забыл, который уже вовсю вёл сьёмку, набирая материал. Даже придумывать ничего не пришлось, девчата всё сами уже сделали: тоже готовились. Хорошо разогрелись и достаточно вспотели, разбились на пары. Я уже было хотел отойти в сторону, но одна из них требовательно потянула за рукав и заявила:

— Ты куда?

Глазом моргнуть не успел — до того неожиданно и быстро провела бросок. Это был вызов. Но… бороться с девочкой?..

— Может, я лучше с тренером? — сказал я.

— С мастером? Ты сначала со мной справься. И не смотри, что девка. Можешь лапать, разрешаю. Если получится.

Отступать было некуда. Ухмылка девчонки стала злить, в общем, завёлся я.

— Ну ладно. Сама напросилась.

— Вот ты и попался.

Первые минуты борьбы в самбо идут за удобный захват. Ведь от него зависит удача броска. Вот в этом и состояло мастерство: дать противнику увлечься освобождением от захвата и резко провести другой приём. Или быстрый захват с броском. В общем, перехитрить партнёра. В таком темпе и прошли минуты разведки и преодоление каких-либо барьеров смущённости. Девчонки я уже не видел, да и она распалилась. Был только азарт борьбы в пылу, когда боковым зрением я увидел остальных девчат и тренера, присевших в круг, образовав вокруг нас живое татами. Одного не учёл — женской психологии, которая отличается от мужской. Соответственно, и в борьбе женщина отличается острым умом и простым чутьём — интуицией. Уже на третей минуте она раскусила всю мою защиту, над которой она меня заставила усиленно работать, не давая атаковать. Я понял, что начинаю злиться, а значит, проигрывать. Надо было что-то делать, иначе потом греха не оберёшься. Съёмки-то идут. Ох, и нравится мне эта мадмуазель! Глаза как горят! К победе рвётся. Заводная, юркая и красивая же, зараза. Так, всё.

— Иду на ты! — выкрикнул я, а затем, воспользовавшись её замешательством, притянул её за плечи и впился в её губы сладким поцелуем.

В резко наступившей тишине она издала протестующий писк, но тут же ослабла. Правда, всего лишь на пару секунд, которые дорого мне стоили, потому что я отвлёкся и тут же оказался на ковре под болевым. Да под таким сильным, что пришлось бить ладонью по ковру с бешеной силой и скоростью не хуже волка из «Ну, погоди!». Только ей это было по барабану. Дай ей волю — она и ногу на грудь поставит со звериным рыком. Еле вывернулся, чтобы достать рукой, но всё, что смог сделать в таком положении, — лишь пощекотать по рёбрам. Слава богу, она испугалась, взвизгнула и ослабила хватку, что и дало мне возможность выскользнуть из болевого и встать на ноги, превозмогая и скрывая боль.

Раздался свисток тренера с нотациями в её сторону за то, что не отпустила сразу, как только бил ко ковру. Поправляя самбовку на себе и залившись краской, улыбаясь, она ответила:

— Не виноватая я. Он сам пришёл.

Взрыв смеха мой и её разрядил обстановку. Дружный хохот подхватили остальные.

— Ну всё, — сказал я. — Теперь присядем в круг. Небольшое интервью, и на этом достаточно.

Тут же присел. Геннадий подал микрофон, и с минуту, приходя в себя, я раздумывал над тем, какие буду задавать вопросы. Загодя не готовился, как и советовал редактор: лучшие вопросы возникают экспромтом. Оставалось только прислушаться к себе. Но в голове был такой сумбур из-за красотки, сладости на губах и ещё не стихшей боли в руке, что сосредоточиться было не так-то просто. Все уже притихли, ожидая вопроса, а я всё тёр брови, глядя перед собой, не зная, с чего начать. Даже не заметил, что напарница оказалась рядом со мной и, подтолкнув плечом, тихо спросила:

— Толя, ты живой?

Повернув голову в её сторону, я встретился с ней взглядом. Посмотрел на Гену — камера уже работала — и задал первый вопрос:

— Что привело вас сюда? Ведь у каждой из вас свои причины для занятий этим не женским спортом.

— Ну почему же не женским? — ответила она. — Именно этот стереотип и пытаемся разбить и доказать обратное. Но дело не только в этом. Конечно, быть сильнее физически и уметь защитить себя в тёмных переулках от нахалов — это тоже есть, но не это главное. Лично меня толкнула настырность. Если бы мне не запрещали, если бы меня не отговаривали родители от этой секции, я никогда не пришла бы сюда, наверное. Что-то бунтует внутри и толкает вперёд против запретов. И вопрос: почему нельзя? Почему не женское? Ответа толком ни от кого не получила. Вот я и пришла найти ответ и доказать. Победить — вот цель. Если вкратце.

— А проигрывать ты умеешь? — спросил я.

— Не-а. Хотя знаю, что необходимо научиться, только обязательно буду стремиться к реваншу.

— Труднее всего, — ответила другая, — сохранить самообладание. Начинаешь злиться — уже проигрываешь.

— А мне, наоборот, злость помогает, — сказала третья. — Но всё-таки самая большая цель — это победа. Объяснить её пытаются многие. Альпинисты, к примеру, — взять высоту. Так и у нас. Определённые ступени мастерства существуют. А то, что неординарное, женское, так это только подталкивает. Почему бы и нет?

— Защищаться уже приходилось на улицах?

— И не раз! — ответила одна из девчонок. — И даже защищать. Так я со своим парнем познакомилась. Ему тогда крепко досталось от четверых нападавших. На пару еле отбились. Пьяные они были. С тех пор мы вместе.

— Не в упрёк помощь твоя была?

— Нет, он за меня испугался. «Откуда, — говорит, — только силы взялись?» Сам он боксёр. Умение постоять за себя в любой ситуации вызывает уважение. Ради этого стоит отдать время и силы на татами.

— Выходит, и в личной жизни вам спорт помогает?

— Обязательно, — ответила напарница. — Такое умение не остаётся без пользы — во всём.

— Теперь вопрос к тренеру, — продолжил я. — Какие ступени предусмотрены от спортивного к боевому самбо? И есть ли они у вас?

— Спортивное самбо и есть подготовка к боевому, но переход предусматривается уже в частном порядке. Такая группа у меня уже есть, в том числе женская. Что касается ступеней, то они в основном связаны с профессиональной деятельностью в силовых и охранных структурах.

— Значит, не любой желающий может у вас заниматься боевым?

— Нет, конечно. Если девушка не собирается находиться в таких ситуациях, где необходимо эти знания применять, то и учить их не нужно. И не обижайтесь на это, девчата. Вам сейчас по четырнадцать-шестнадцать лет, и этим заниматься вам рано, а многим, дай-то бог, и необходимости не будет. В обыденной ситуации спортивного мастерства вам будет вполне достаточно для защиты от хулиганов. Вам ещё предстоит выбор в пути, профессии, да и жизни вообще. Вот когда определитесь и эти занятия вам будут необходимы, тогда и посмотрим. А чтобы вы себя не ощущали ущемлёнными в чём-то — так и быть. Если кто-то пожелает, я смог бы преподать не боевое самбо для вас, а несколько основ русского рукопашного боя. Оно более эффективно в драке, но учтите: в защите. Договорились?

Девчата взвизгнули от радости и захлопали в ладоши. Эту радость на их лицах нужно было видеть. Теперь их от занятий за уши не оттащишь. Это точно. Ведь их стремление возросло в бешеный интерес, зажжённый лёгкой рукой тренера. Он настолько увеличился, что требовал полного удовлетворения.

— Ну что ж, — сказал я напоследок. — Удачи вам и победы.

Тренировка продолжалась, и Гена набирал ещё кадры для материала. Я довольствовался тем, что мог наблюдать за напарницей со стороны, растирая руку. Покусывая губы и ощущая их солёный привкус со слабым оттенком помады, раздумывал над тем, как продолжить знакомство. Ну не ждать же конца тренировки!

«Ладно, — подумал я. — Схожу пока в душ и переоденусь. Там видно будет».

О чём и сказал Геннадию. Как же я был приятно удивлён, когда, выйдя из раздевалки, увидел её, скучающую на скамейке.

— С лёгким паром, — сказала она.

— Спасибо. Ты меня ждёшь?

— Да, хотела узнать, когда передача будет.

— Знаешь, я ведь впервые на сьёмках. Это пробный дебют. Вся их кухня с монтажом и составлением программы — тёмный лес для меня, — говорил я, присаживаясь с ней рядом.

— Придётся ваши передачи все подряд смотреть, чтобы не пропустить.

— Можно проще: могу позвонить, если будешь не против.

— Может, лучше я позвоню?

— А что, дома жених ревнивый?

— А у тебя жена стерва?

— Не женат… уже, — смутился я.

— Чего так?

— Потом расскажу. Так что с женихом будешь делать?

— Да рано ещё невестой быть. Сначала школу закончить.

— Так какие проблемы? — спросил я, подавая свою визитку.

— Уроков много.

— Я могу на буксир взять по любым предметам. По каким трудности?

— Этика и психология семейной жизни.

— Всего-то? Без проблем.

— Ну, тогда пиши, — сказала она, немного подумав. — Хотя ты по этому предмету наверняка двоечник.

«Очень красивая у неё улыбка, — подумал я. — Глупо было бы её пропустить».

Я записал телефон.

— Кого позвать?

— Наталью Силантьеву.

— Меня Анатолием зовут, как ты уже знаешь. Будем знакомы?

— Толя. Ты это… извини меня за болевой. Сильно болит?

— Да нет, прошло уже. И тоже не держи обиды за нахальство моё.

— Не держу. Мне идти надо. Тренировку доканчивать. Пойду я.

— Обязательно позвоню, как готово всё будет к передаче.

— Ну пока.

— Всего.

Я заглянул в зал, помог оператору свернуть аппаратуру. Пожал руку тренеру, и, пожелав всем удачи, мы направились к выходу. Когда вернулись в офис телекомпании и стали просматривать материал вместе с главным редактором и Геннадием, я впервые увидел себя со стороны на экране телевизора. Наверное, впечатления первые от такого у многих есть, кто с этим сталкивался. Видеть себя по ящику — это… в общем, здорово, что и говорить. Тогда сотовых не было и семейная видеокамера была роскошью. Довольно-таки приятный шаг в пространство, в котором не бывал, — особенно первый. И я его сделал, находясь в состоянии невесомости и чувствуя себя студентом перед экзаменом.

Просмотрев отснятый материал, редактор спросила:

— Ну и что ты думаешь со всем этим делать?

— Честно говоря, ещё не знаю.

— Наталья Сергеевна, — произнёс Геннадий. — Ведь сами всё видели. Не многовато ли сразу навалилось для новичка?

— Ах да, — всплеснула руками она. — Надо же, а ведь, глядя на то, что он сотворил, и не скажешь, что новичок. Даже меня заставил забыть об этом. Тогда давайте так поступим. Ты, Геннадий, помоги ему составить монтажный лист. Завтра к десяти утра будьте в монтажной, в расписание я вас внесу.

— На сколько минут репортаж?

— Думаю, что из всего, что есть, минут пять-семь выйдет. Ну а после монтажа будет видно, что дальше.

— Хорошо, — ответил Геннадий.

Оставшись одни, мы стали заново всё отсматривать, прокручивая большую часть на ускоренной промотке, то повторяя, то возвращаясь обратно, ставя на паузу, обсуждали последовательность кадров. Процесс творения чего-то нового меня настолько захватил, что я забыл про всё на свете.

— Слушай, Гена, а как монтажный лист составляется?

— На видике есть хронометр. В начале отснятого материала ставишь по нулям. Вот на бумаге его и вносишь, сначала черновой — общий для всего отснятого. Это для того, чтобы даже дома с его помощью ты смог составить приблизительный набросок монтажа. А чистовой — уже более подобранный, на конкретных кадрах и чёткой их очерёдности. Но в этом желательно не торопиться и по возможности обдумать это в тишине и одиночестве.

— Наверное, ты прав, — ответил я, немного подумав. — Но ты забыл одно немаловажное обстоятельство.

— Какое?

— Ни в коем случае не делать этого на пустой желудок.

— Увлеклись мы с тобой, — сказал Гена, засмеявшись и глядя на часы. — Пойдём, тут неподалёку одно заведение открылось, неплохо готовят.

Маленький ресторан был уютно оформлен негромкой музыкой и прекрасным меню. Приятной наружности официантка приняла заказ, и, ожидая, пока принесут нашу трапезу, мы закурили, разглядывая находящихся в зале. Вот тут-то и вернулись мысли к моей новой знакомой, невольно вызывая улыбку от воспоминаний и её особенной улыбки. Довольно-таки незаурядное знакомство, но тем оно завораживало и умиляло. Писатель Питер Гента однажды сказал: «Боль и наслаждение. Одного без другого не бывает. Только так по-настоящему живёшь, а не существуешь». Наслаждаясь её изяществом, нужно в то же время быть настороже, иначе неминуемо окажешься под болевым. Всё правильно: нечего расслабляться.

Я и не заметил, как под звучавшую в зале негромкую музыку я производил в памяти замедленные кадры, отчего стало легко внутри. И особенно уютно стало оттого, что всё это происходило на самом деле, а не в мечтах. В спонтанных событиях, которые невозможно спланировать и предугадать. Стоит лишь окунуться в несколько иное пространство, в котором тебя обязательно встретят натуры ещё более «чокнутые» и удивлённые тем, что происходит с самим собой, отличным от себя прежнего, — новым, неизведанным, притягательным и боящимся неизвестности одновременно. Я уже знал, что такие моменты запоминаются на всю жизнь, откладываются светом в памяти, потому что я не только открывал новизну в чём-то, но и происходило творение самого себя. Делалось маленькое открытие. Что в принципе одно и то же. И наступал маленький, короткий миг, когда ты был абсолютно счастлив. Такое было со мной впервые. Нравилось то, что я делаю и как легко мне это удаётся в отношении новой работы, которую случайно обнаружил и решил попробовать интереса ради, задаваясь лишь вопросом: почему бы и нет?

Резкий и неожиданный для меня поворот в жизни помог мне обрести новое знакомство не только с Геннадием и редактором телекомпании. Да и сколько ещё предстоит таких знакомств в этой сфере среди только начинающих развиваться телекомпаний! Знакомство с Наташей вообще вышибло меня из колеи. Будто находился в невесомости от того состояния, когда воспоминания об отношениях с прежними пассиями начисто ушли восвояси. Отодвинутые более властной и сильной рукой Амура для чего-то нового. Когда ты ощущаешь, что ещё не влюблён, но уже абсолютно готов делать маленькие глупости, обдумывая: с чего же начать? Полагаясь лишь на спонтанность фантазии.

— Толян! Погоди, тёмные очки надену, — прервал мои мечты Гена, чем заставил меня спуститься с небес с застывшей улыбкой на лице, которая ни в какую не хотела сходить.

— Что? — не понял я, наблюдая, как он действительно надел затемнённые очки и глядел на меня с ухмылкой, будто застал меня в чём-то интимном.

— Видел бы ты себя со стороны, мечтатель! Куда улетел? Светишься весь. Так и ослепну ненароком.

Подошла официантка, невольно услышав наш разговор, отчего румянец на её лице выдал волнение с головой. Но то, что слова эти в её адрес, она, конечно, решила зря, хотя надеяться она имела все основания при её очень симпатичной внешности.

— Если захотите что-то ещё, я рядом. — сказала она, расставив тарелки, взглянув на меня и удаляясь грациозной походкой, предоставляя нам любоваться всей своей прелестью. Чтобы лучше её разглядеть, Гена снял очки: они всё равно были ни к чему. У меня так вообще пересохло в горле, отчего пришлось прихлебнуть газировку, чтобы хоть немного прийти в себя. Что и говорить, фигурка у неё — закачаешься.

— Хорошо, есть не начал, а то бы подавился, — воскликнул я, и мы оба захохотали. Да так, видимо, громко, что привлекли внимание посетителей, сидящих за соседними столиками.

— Ладно, давай есть, — говорил Гена. — Ты сейчас куда?

— Вернусь, посмотрю ещё раз да монтажный лист напишу. Дома уже что-нибудь слеплю навскидку.

— А завтра я с тобой пойду. Кстати, уже к обеду надо всё сделать, в офисе уже все соберутся на чай. Вот там и познакомишься со всеми и себя покажешь. Слушай, так у тебя, считай, экзамен завтра!

— Что-то вроде того!

— Тогда тебе действительно лучше вернуться. Я, извини, — домой. Жена у меня молодая. Да в подвале станок по дереву токарный. Вот и подрабатываю.

— А что, зарплаты не хватает?

— Зарплата — слёзы. Не проживёшь.

— Ну, если смотреть на ведущих программ, то они не производят впечатление бедных людей. Даже очень наоборот.

— Как мы с тобой? — подначил Гена. — Не, конечно, Толян. Я бы назвал телевидение хобби для богатых. Ведь это сплошное вкладывание без оборота и прибыли. Во всяком случае в нашей деревне — Караганде. Всё только начинается. А вот когда их будет пруд пруди и начнётся настоящая конкуренция, вот тогда что-нибудь и зашевелится. А пока крутиться приходится.

Конец ознакомительного фрагмента.