Мадонна и свиньи

Анатолий Субботин, 2015

Книга фантасмагорических рассказов, в основе которых лежат как сны, так и жизненные впечатления. На обложке рисунок П. Клее "Чёрный рыцарь". Содержит нецензурную брань.

Прыжок

Ю. Асланьяну

Поезд № 666 «Россия» блуждал в бескрайних просторах. Неровно, с перебоями стучало его сердце. В минуты наисильнейшего разгона он пугал окрестности протяжным воем. Лето корчилось в агонии, и пьяно раскачивались связанные одной целью вагоны. Связь была произвольной. Так, рядом с вагоном, где ехали освободившиеся из мест заключения, находился спецвагон с одноместными купе, обслуживающий крупных политиков, бизнесменов и дипкурьеров. Даже тень президента, говорят, там можно было встретить.

Одуревший от воли З. К. широким размахом ног избегал падения. Он шёл в тамбур покурить. Курилка напоминала парилку. Не сразу матёрый топорный дым позволил З. К. разглядеть одиноко стоящего господина, одетого в чёрную пару. На вид господину было лет 40. Столько же было и самому З. К. 20 из них его пасли в вольере, кормя верблюжьей колючкой. От господина же пахло «Наполеоном». И они разговорились. Господин сказал, что он банкир, и в доказательство представил брелок без ключа, ромбовидный, четырёхгранный, фиолетового стекла, обделанный по краям золотом, с золотою же цепочкой, напоминающий старинный фонарик. «Эта вещица и есть мой банк», — загадочно заметил господин. З. К. отвёл от него взгляд, неожиданно для себя устыдившись своего волосатого волчьего свитера, и посмотрел в окно. День одевался в чёрную пару. С этой минуты З. К. стал раздваиваться: он приобрёл жуткую редкую способность иногда видеть себя со стороны. И причиной этому послужило заставшее его врасплох странное доверие банкира.

Они простились приятельски, но каждый уже знал, что искать новой встречи не будет, словно между ними произошло нечто постыдное. Банкир вдруг полюбил одиночество и проводил почти всё время, закрывшись в своём купе. Казалось, он чего-то опасался, и З. К., выйдя однажды на полустанке покурить, наблюдал, как тот, соскочив с подножки вагона и нервно озираясь по сторонам, сначала заглянул, присев на корточки, под вагон, а затем, отбежав, обследовал взглядом его крышу. Если прежде З. К. топил в себе всплывающие порой грешные мысли в отношении брелока, то теперь он понял, что спектакль начат и ему, З. К., выпало сыграть в нём определённую роль. Всё просто: заяц бежит, гончей надо догонять. Всё просто!.. «И зачем он, дурак, побежал?» — злился З. К. Но делать было нечего. Наступил длительный период слежки и выжидания подходящего момента.

Теперь представьте себе такую картину. Тёплый вечер. Уже стемнело. Поезд замер на безлюдном полустанке. В купе банкира горит свет. Слегка подпрыгнув и схватившись за приспущенную оконную раму, подтягивается на руках, скребётся, лезет в купе З. К. Но банкир оборачивается, видит за окном чьё-то лицо и руки, подходит, чтобы рассмотреть поближе. З. К. сползает ниже, ниже, разжимает пальцы, приседает, оказавшись почти под вагоном. Банкир, вглядываясь, высовывает из окна голову. Но только тогда, когда он оставляет своё убежище, свою раковину по пояс, З. К. прыгает и, схватив его за шею, выдёргивает из купе, падая вместе с ним на шпалы и щебень соседней колеи. И вот оба лежат на правом боку. З. К. сзади. Перед ним — чёрная пара (со спины) и затылок (рукой подать!) брюнета-банкира. Ладони З. К. начинают судорожно искать на щебне ответ на вопрос: чем? Невесть как здесь очутившимся завалявшимся разводным ключом З. К. неловко бьёт по затылку. Чёрные волосы промокают и наливаются красным. Банкир не шевелится. З. К. обшаривает его карманы. Но брелока нет. НЕТ БРЕЛОКА! А состав вздрагивает и трогается.

Ключ от его купе у меня был. Оставалось только туда зайти. Но это и оказалось как раз самым трудным, почти невозможным. В коридоре спецвагона постоянно кто-то торчал. Я не имею в виду пассажиров. Они могли быть, могли не быть. Но фигура проводника или милиционера присутствовала всегда. Днём и ночью.

Не менее 10 раз каждые сутки я подкрадывался к стеклянной двери спецвагона, что рядом с туалетом. К счастью для меня, стекло было мутным. Иначе я, точнее, мой волчий свитер обязательно бы привлёк внимание охраны. Конечно, милиция и проводники знали всех своих пассажиров в лицо. И всё же будь на мне костюм (я сильно жалел, что не успел раздеть банкира), шансы мои проскользнуть незамеченным намного бы возросли. А так приходилось ждать, когда коридор опустеет. Я вглядывался в него сквозь муть стекла и, обнаружив человеческий силуэт или силуэты, поспешно возвращался в свой вагон. Задерживаться было нельзя, поскольку каждую секунду хотя бы одна из трёх дверей (в тамбур, туалет и вагон) могла распахнуться. И, кстати, распахивались, и чинуши, снующие туда и обратно, имели счастье меня лицезреть. Мне повезло, что я не вызвал у них подозрения. То ли они приняли меня за кого-то из прислуги, то ли прошлись по мне только взглядом, а не мыслью, витая ею по своему обыкновению высоко в делах. Не ясно. Да и не важно. А важно одно: они не были столь внимательны, как их охранники, и обошлось без шухера.

Но в целом мне не везло. Коридор, как свято место, не пустел. Фильм теней длился несколько суток и, казалось, будет бесконечным. Я стал нервничать. Я стал уже подумывать о напарнике, который взял бы охрану на себя и как-нибудь отвлёк её внимание. Но тут мне, почти отчаявшемуся, как это часто бывает, неожиданно блеснула надежда. Мне пришли в голову два обстоятельства, соединив которые, я увидел выход. Во всяком случае, это был шанс. Сначала я подумал о том, что милиционер чаще всего, особенно ночью, находится (сидит или прохаживается) в дальней от меня, от моего места наблюдения половине вагона. Понятно почему: поближе к своему купе, к своему столу и постели. В то время как купе банкира расположено ближе ко мне, третье по счёту. Потом я вспомнил, что для спецвагона характерна особая мягкость, иными словами — гибкость. Это значит, что, в отличие от нашего, жёсткого, он имеет способность отражать, как зеркало, повторять собой малейшие изменения пути. Я представил себе его форму на повороте. Глядя в окно, я стал ждать поворот.

… и успел вовремя. Спецвагон как раз начал закругляться, принимая вид подковы (на счастье!) или полумесяца (мусульманство принял). Тень охранника исчезла за изгибом. Я подбежал к двери купе банкира. Стук моих грубых «солдатских» ботинок заглушала ковровая дорожка. Помню, меня поразили её наличие в вагонном проходе и почему-то её цвет — тёмно-малиновый. Хотя что тут удивительного — всё-таки это был СПЕЦВАГОН. Мне не сразу удалось попасть ключом в замочную скважину. И когда, наконец, после щелчка дверь поддалась, я услышал окрик: «Эй, ты куда?!» Вагон успел распрямиться, и охранник заметил меня. Но я уже находился в купе.

Они сдержанно постучали. Один из них сквозь зубы произнёс: «Открывай, сволочь, по-хорошему!» З. К. обрадованно ухмыльнулся. Он понял, что другого ключа у них нет. НЕ ПОЛОЖЕНО! Хозяевами положения здесь были пассажиры, и проводнику на правах прислуги полагалось ждать вызова или робко стучаться. Боязнь потревожить покой важных сеньоров заставляла их сейчас медлить с выламыванием двери. Слушая их угрозы и уговоры, З. К. взял чемодан банкира и вывалил его содержимое на пол. Нашлось немного денег. Но ГЛАВНОГО не было и здесь. Дверь купе задрожала под ударами. Наконец они решились. З. К. ещё раз внимательно осмотрелся. У одной стены — шкаф для платья, откуда он только что достал чемодан, к другой на уровне второй полки крепилась полутораместная постель. Обеденно-письменный стол, два стула и раздвижное кресло-кровать довершали обстановку. З. К. выдернул из стола ящики. Папки с бумагами, всякая канцелярщина, но вещицы… Удары резко взяли другую ноту. З. К. оглянулся. Площадь двери вокруг замка пошла трещинами. Спецы — они упорно били в одно и то же место. Он запрыгнул на стол и глубже опустил оконную раму. И тут случайно (или ничто в этом мире не случайно?) его рука задела подушку, лежащую на краю постели. Хорошо, что банкир имел привычку спать головой к окну! Из-под подушки, приковывая взгляд З. К., вытекла и застыла золотая струя цепочки. Дверь издала громкий предсмертный стон.

Они выстрелили, когда З. К. уже прыгнул. Охранники стреляли его влёт. Грохот несущегося поезда и свист ветра приглушили пальбу. Но не грохот и не свист отвлекли внимание З. К. от опасности. Его поразила высота, с которой ему пришлось падать. Это была высота 3-го этажа. «Растёт он, что ли?» — подумал З. К. о вагоне. К счастью, внизу, на скате насыпи его ждал грязный, похудевший, но ещё способный смягчить посадку апрельский сугроб. Неужели уже весна?! Неужели прошло полгода с тех пор, как он впервые увидел брелок? Теперь тот был у него в кулаке. Но он забыл о нём, стоившем, быть может, целое состояние. Он размышлял о тоске пространства, которое зовётся белым светом, и о сжимающейся камере времени. Он думал о странностях, непостижимых странностях мира. Лёжа в сугробе, один среди бескрайних полей, он слушал тишину и смотрел в небо.

1994 г.