Снега, снега

Андрей Бондаренко

На нашей прекрасной планете есть места, которые не рекомендуется посещать без веских на то причин. Почему? Можно – ненароком – «провалиться». Куда? Например, в прошлое. Или же в параллельные миры. Казалось бы, что в этом страшного? Ну, параллельные миры. Подумаешь. Даже интересно. А как вам – оказаться в концентрационном лагере для нежелательных пришельцев? Особенно учитывая тот факт, что скоро – где-то рядом – с неба упадёт гигантский астероид? Вот то-то же…

Глава седьмая

Лёха. Ретроспектива 03. Ванавара

Вернувшись домой, Лёха — первым делом — включил компьютер и «влез» в Интернет. Минут через десять-двенадцать он смущённо пробормотал:

— Стыдно быть, пихточки сибирские, такими необразованными и тупыми… Якутия здесь, естественно, не при чём. Самый ближайший крупный населённый пункт — от места падения Тунгусского метеорита — городишко Усть-Илимск. Лететь из Москвы до Усть-Илимска — с пересадкой в Братске — и арендовать там вертолёт? Настолько этот маршрут актуален и оптимален? Сейчас, сейчас, ребятки… Ага, можно же спокойно долететь до Красноярска, откуда — три раза в неделю — до посёлка Ванавара летает славный и проверенный АН-24. А в Ванаваре, как раз, и находится штаб-квартира государственного заповедника — «Тунгусский». У них и вертолёт имеется… Стоп. Заповедник? Это несколько усложняет дело. Надо срочно звонить шефу…

— Хочешь поменять маршрут? Меняй, — выслушав подчинённого, вальяжно разрешил Ёпрст. — Заповедник, говоришь? Не бери, Петров, в голову. Я прямо сейчас позвоню Суркову и всё согласую. Наш проект-то имеет ярко-выраженную политическую подоплёку. Причём, с много обещающей тенденцией. Собираемся, как-никак, продавать лицензии мировым акулам киноиндустрии. Прецедент, мать его — в одно место. В рамках глобальной модернизации, объявленной Президентом Медведевым. Так что, никуда не денутся, морды высокопоставленные, пойдут нам на встречу. Думаю, что в этом…э-э-э, как там его?

— В Ванаваре, — любезно подсказал Лёха.

— Ну, и наименование. Хрен моржовый выговоришь… Думаю, что в данном населённом пункте тебя встретят с распростёртыми объятьями. То бишь, со знаменитым сибирским гостеприимством. Смотри, много водки не пей. А если, всё же, придётся, то закусывай хорошенько. Желательно пельменями… И, наконец, самое главное… Напрягся, бродяга?

— Есть немного.

— Накомарник, родной, не забудь купить, — напомнил заботливый Ёпрст. — Гы-гы-гы!

«Летать на АН-24 — удовольствие откровенно-сомнительное, — решил для себя Лёха. — Во-первых, трясёт — при взлёте и при попадании в воздушные ямы — не приведи Бог. В том плане, что сытный утренний завтрак так и просится наружу. Активно и настойчиво просится… Чего ожидать от предстоящей посадки? Во-вторых, кресла во время полёта — вместе с пассажирами — мелко-мелко подрагивают. Зубы — время от времени — начинают выбивать ритмичную дробь… В-третьих, из иллюминатора практически ничего не видно. Плоскость крыла, покрытая изысканной паутиной ржавчины, да большой серый веер, образованный лопастями винта двигателя…»

Лишь когда самолёт, плавно заходя на посадку, завалился вправо, ему удалось высмотреть внизу широкую зеркальную полосу, отливавшую старинным благородным серебром.

— Очень красиво! — восторженно объявил пассажир, сидящий в соседнем кресле. — Это, надо думать, Подкаменная Тунгуска. То есть, знаменитая Угрюм-река.

— Нет, ребята, Угрюм-река — это Нижняя Тунгуска, — возразил рослый бородач с заднего ряда. — А Подкаменная Тунгуска именуется по-местному — «Чулакан». Или же — «Катанга», если дело касается её верховий…

Посадка — по степени тряски — многократно превзошла взлёт.

«Следовательно, состояние лётного поля в Варнаваре гораздо хуже, чем в Красноярске, — болезненно морщась, предположил Лёха. — Чёрт, кишки, похоже, завязались в уродливый морской узел. Больно, блин горелый! Об обеде с ужином, скорее всего, придётся позабыть…»

Самолёт, наконец-таки, замер.

— Слава тебе, Господи, — чуть слышно пробормотал бородатый пассажир с заднего ряда. — Думал, что всё. Помираю. Типа — трындец нашей деревушке многострадальной…

— Попрошу на выход, господа и дамы! — в узком проходе между рядов пассажирских кресел появилась краснощёкая стюардесса средних лет. — Торопимся, уважаемые. Торопимся! Не спим и сопли не жуём! Не забываем носильные вещи…

— Дай отдышаться, сестричка, — взмолился бородач. — Мутим меня чего-то. И в висках колет.

— Захирел российский народец. Обмельчал, — возмутилась краснощёкая деваха. — На выход проходим! Кому сказано, блин? Сибирский чистый воздух, он очень целебный и полезный. Даже покойникам помогает. В смысле, иногда…

— Чем же он им помогает? — поинтересовался Лёха.

— Тебе, приезжий белобрысый ухарь, этого не понять, — прозвучал неожиданный ответ. — Просто поверь мне на слово… Подъём, слабосильные! На выход!

Жизнерадостная тётенька не соврала. Несколько раз вздохнув полной грудью, Лёха осознал, что голова прояснилась, да и запутанный морской узел из кишок — в животе — слегка ослаб.

— Необычайно-приятный воздух, — подтвердил бородач. — Пахнет колодезной водой, полевым разнотравьем и — чуть-чуть — ванилью…

Было достаточно тепло — на уровне плюс двадцати двух-трёх градусов. Лёгкий восточный ветерок приятно обдувал разгорячённое лицо. Солнце было скрыто за белыми, неправдоподобно-пухлыми кучевыми облаками.

Возле неказистого бревенчатого барака, являвшегося местным «залом ожидания», стоял низенький очкастый дяденька, облачённый в мятый светло-коричневый костюм, со смешной старомодной шляпой на голове. В ладони левой руки человечек крепко сжимал ручку потрёпанного чёрного портфеля, а в ладони правой — бурую квадратную картонку, на которой красным фломастером было начертано: «Алексей Петров».

«Крыса бюрократическая», — подумал Лёха и, вежливо улыбнувшись, сообщил:

— Это я и есть, Алексей Петров.

— Как я рад! — залебезил очкарик. — Рад приветствовать вас, господин Петров, на гостеприимной сибирской земле! — бросив на землю кусок бурого картона и вытянув вперёд узкую ладошку, представился: — Василий Васильевич Суздалев, директор Тунгусского заповедника.

— Очень приятно, — заверил Лёха, осторожно отвечая на вялое директорское рукопожатие. — Польщён и тронут.

— Да, я прямой потомок того самого Константина Суздалева, — неожиданно засмущался Василий Васильевич.

— Ага. Конечно. Я именно это и имел в виду…

— Действительно, это мой прапрадед, глава местной охотничьей артели, первым прибыл — в далёком 1908-ом году — на место падения легендарного Тунгусского метеорита. Не считая, конечно, диких эвенков и тунгусов… Бледный вы очень, Алексей… м-м-м…

— Просто — Алексей. Молод я ещё для отчества.

— Как скажете. Бледный вы очень, Алексей. Не можется?

— Такое впечатление, что в желудке — невесть откуда — образовалось парочка булыжников, — признался Лёха. — Тяжеленные такие, колючие.

— Это всё из-за трудного перелёта. Понимаю, — заверил директор заповедника. — Поможем, не вопрос. Пройдёмте к лимузину…

«Лимузин» оказался видавшим виды Уазиком.

«Похоже, что наш очкарик не так и прост, как хочет казаться, — смекнул Лёха. — По крайней мере, с юмором дружит. Уже неплохо. Глядишь, и споёмся…»

Уазик, несуетливо переваливаясь на ухабах, неторопливо пылил по узкой просёлочной дороге, а Василий Васильевич, ловко вертя автомобильную баранку, увлечённо рассказывал:

— Наш заповедник был организован совсем недавно, в 1996-ом году. Площадь его огромна, около трёхсот тысяч гектаров, а с деньгами туговато… Конечно, кое-что мы, всё-таки, сделали. Во-первых, построили крепкую опорную базу здесь, в Ванаваре. Во-вторых, обустроили — уже непосредственно рядом с местом падения Тунгусского метеорита — ещё три полноценных туристических объекта: на западном склоне горы Стойкович, на левом берегу речки Хушмы и на кордоне «Пристань». Есть и другие интересные намётки, но финансовых средств катастрофически не хватает… А тут ваш гениальный проект — «Снега-снега»! Константин Алексеевич обещал, что прибыль от его осуществления мы с вами будет делиться по-честному…

«Все обещания Ёпрста надо делить на три. А ещё лучше — на четыре, — подумал Лёха. — Мол, возьми в кассе — наличкой — миллионов пятнадцать… Ага, конечно, с разбега. Да, не пригибаясь. Дали четыре двести семьдесят пять рублями, и совершенно дурацкими банковскими векселями — пятёрку. Правы были мудрые дядьки из телевизора — нашим Миром правит международная жидо-масонская гопота, объединившаяся в тайный союз. То бишь, в Ложу. Мать их всех… Говорят, что — независимо от нас — существуют различные параллельные Миры. Интересно, а кто правит-царствует в них?»

Машина въехала на территорию посёлка. По сторонам замелькали низенькие, обшарпанные и непрезентабельные домишки. Напротив каждого неказистого строения — вдоль обочин дороги — возвышались длинные поленницы дров.

— Большая деревня, — заметил Лёха.

— Большой посёлок, — поправил Василий Васильевич. — Сейчас здесь проживают более четырёх тысяч человек. Есть несколько магазинов, забегаловок, школа, поликлиника, больница, дом престарелых. Столица Тунгусско-Чунского района, короче говоря. Чуня — это речка такая.

— А, что это за странное названье — «Ванавара»? И почему дрова сложены вдоль дороги?

— В незапамятные времена здесь, на берегу Нижней Тунгуски, располагалось большое родовое стойбище эвенков. Потом — лет так триста пятьдесят тому назад — сюда пришли двое русских переселенцев. Муж и жена. Иван и Варвара. Эвенки тут же переделали их имена на свой туземный лад: Ваня — Вана, Варя — Вара. Вот, и получилось — Ванавара… Дрова? Местное население — законченные и идейные лентяи. Без серьёзной нужды и пальцем не шевельнут. А, что вы хотели? Эвенки, тунгусы, метисы. Русские? В основном — потомственные охотники и бывшие зеки… Дрова привезли по дороге, рядом с ней и вывалили. Здесь же их распилили и покололи. Куда-то перетаскивать? А, собственно, зачем? Строить специальные сараи-дровяники? Не смешите, право…

— Украсть же могут, — хмыкнул Лёха.

— Украсть? Дрова? — искренне удивился директор заповедника. — Нет, полностью исключено.

— Почему?

— Это же Сибирь-матушка. Если охотника застукают за проверкой чужих капканов, то сами, наверное, понимаете, что будет. Мол, тайга — закон, медведь — хозяин. Данный принцип и на бытовые моменты постепенно перенёсся… Колотые дрова воровать у соседа? Не, себе дороже… Понятное дело, что самосуд в посёлке не практикуется. Мол, зачем? Мы же приличные и цивилизованные люди. Но можно — ненароком — и в тайге столкнуться. Нос к носу… Понимаете, Алексей, о чём я толкую?

— Понимаю, — подтвердил Лёха. — Есть высший суд. Суд — таёжный. Медведь — прокурор. Рыжая белочка — адвокат.

— Во-во, и я о том же…

— Чем занимаются местные честные идальго и их благородные жёны?

— Охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод. Если без устали «шустрить», то можно и себя прокормить, и семью, и любовницу… С октября по апрель охотники расходятся по закреплённым за ними участкам. Для себя добывают лося и дикого северного оленя. Соболя, куницу и белку — на продажу… Рыбачат, понятное дело, круглый год. Хариус, ленок, щука, сорожка, окунь, немного тайменя. Основные грибы — рыжики и белые грузди. Ягода — голубика, брусника, клюква, чёрная и красная (дикая), сморода… Ну, и огородничество знатно развито в Ванаваре. Каждая тутошняя семья одной только картошки по пятнадцать-двадцать мешков выращивает… Раньше — недалеко от посёлка — функционировал прииск «Хрустальный», где добывали исландский шпат. Камушек такой, применяемый в разнообразных оптических приборах. Работа, какая-никакая. Давно это было, до Перестройки…

Машина, устало хрюкнув, остановилась около солидного двухэтажного здания, обшитого светло-коричневым сайдингом.

— Прибыли! — объявил Василий Васильевич. — Это она и есть, центральная усадьба государственного заповедника «Тунгусский». За домом находится большой приусадебный участок — полноценный огород, клубничная плантация, ягодники, свинарник, крольчатник, коровник. Мы гостям предлагаем даже свежее козье молоко… Сейчас я провожу вас в гостиничный номер. Устраивайтесь, отдыхайте, можете и душ принять. Поселковая дизельная энергетическая станция — по летнему времени — не работает. Но вода — пусть и слегка — нагревается на солнце в чёрном баке, установленном на крыше… А минут через пятнадцать-двадцать спускайтесь в столовую.

— Мне сейчас не до еды, — поморщился Лёха. — Извините, хлебосольный хозяин.

— Будет — до еды, — заверил очкарик. — У меня имеется — на такой экстренный случай — волшебная целительная микстура…

Одноместный номер произвёл на него самое положительное и благоприятное впечатление.

— Сюда и иностранца не стыдно поселить, — признал Лёха. — Всё чистенько и крепко. Канализация и душ работают. Туалетная бумага, китайские дезодоранты. Просторная прихожая. Имеется даже встроенный в стену сейф… Не, ребята, доморощенные бизнесмены, с сейфом — явный перебор. Извиняйте…».

Достав из рюкзака дипломат с наличностью, он спустился вниз и, следуя указаниям Василия Васильевича, повернул по коридору направо.

Столовая штаб-квартиры заповедника была обустроена и обставлена в лучших традициях русского классического гостеприимства, мол: «Всё для вас, дорогие господа зарубежные туристы. Всё — для вас! Доставайте, родимые, доллары и евро…».

«Стереотипы, мать их, — понимающе хмыкнул Лёха. — Оленьи, медвежьи и кабаньи головы по стенам, старинные иконы — в золочёных рамах — по углам. Стены оббиты идеально-струганной вагонкой из лиственницы и кедра… Какие узоры и оттенки! Здорово, действительно, жёлто-серо-зеленоватая лиственница сочетается с розово-бордовым кедром. Полы — примерно на восемьдесят процентов — застланы полосатыми домоткаными половичками. Два десятка внешне грубых, явно стилизованных столов. Такие же скамьи и табуреты… Мило, ничего не скажешь. И пахнет здорово — утренней свежестью, сосновой стружкой и недавно выпеченным хлебом. Молодцы…»

— Прошу вас, дорогой гость! — приветствовала его молоденькая черноволосая официантка. — Проходите в отдельный кабинет. Проходите. Будьте такими добренькими…

«Однако! — мысленно восхитился Лёха. — Очень завлекательная юбочка! А под ней… В смысле, из-под неё… Как, интересно, надо правильно говорить? Короче говоря, ноги — просто обалдеть! И, вообще, облик у девицы характерный. Глаза — с лёгкой и ненавязчивой развратинкой. Натуральная Татьяна — из знаменитого романа «Угрюм-река». Бывает…»

За цветастыми ситцевыми занавесками до пола обнаружился просторный эркер, посередине которого располагался прямоугольный, богато накрытый стол.

«Сейчас меня стошнит, — подумал Лёха. — И пускай. Предупреждал же по-честному, мать их сибирскую…»

— Танька, прекращай прожигать гостя похотливыми взглядами! — велел Василий Васильевич. — Наливай пиво! Человеку неможется, а она, шалава, только об одном и думает…

— Чичаза, чичаза, — ловко управляясь с объёмной керамической баклагой, засуетилась черноволосая деваха. — Вот, пожалуйте. Угощайтесь!

Пиво было очень ароматным и абсолютно чёрным.

«Отменная штуковина! — ставя на стол опустевшую пивную кружку, решил Лёха. — Забористое, с лёгкой пикантной горчинкой. Божья благодать в чистом виде, если выражаться по сути…»

— Ещё? — лукаво улыбнувшись, спросила Татьяна.

— До краёв, красавица…

Покончив со второй кружкой, Лёха поинтересовался:

— Где же такое классное пиво производят?

— По документам — в Братске, — старательно протирая бумажной салфеткой очки, сообщил Василий Васильевич.

— По документам?

— Ага. Так-то, по-настоящему, его варят у нас, в Ванаваре. По старинному рецепту восемнадцатого века. Ячмень, горох, лесной хмель, мёд, немного щавеля… Легализоваться и получить официальную лицензию? Такая конкретная головная боль, доложу я вам. Да и взяток при этом надо раздать — без счёта. Проще нужные бумажки — за сущие копейки — купить. Кстати, и раньше так делали. И при царе, и при коммунистах… Как, извините, поживают — в вашем городском желудке — колючие сибирские булыжники?

— Спасибо. Полностью растворились. Без следа. Наоборот, аппетит потихоньку просыпается. Зверский.

— Так закусывайте, не стесняйтесь… Может, водочки?

— Спасибо, но я — по пиву…

— Танька, не спи! Наполняй гостю кружку!

— Чичаза, чичаза…

Стол поражал разнообразием. В том смысле, что разнообразием предложенных закусок.

— Студень из рябчиков. Очень рекомендую. Ещё утром перепархивали по куруманнику, — тыкая толстым указательным пальцем, хлебосольно вещал Василий Васильевич. — Хариус горячего копчения. Малосольная икра тайменя. Варёная оленятина. Сохатина. Вяленый медвежий язык… Угощайтесь!

— Спасибо, — сыто икая, вежливо поблагодарил Лёха. — Благодарствуйте. Всё очень вкусно…

— Танька, шалава, не спи! Наполняй гостю кружку!

— Чичаза, чичаза…

Минут через пятнадцать директор заповедника, загрустив, поделился сомнениями:

— Понравится ли у нас иностранным телевизионщикам? Зимой здесь морозы лютуют. Температура воздуха опускается ниже пятидесяти градусов. Иногда даже термометры, не выдержав, лопаются.

— Ерунда, — вяло обгладывая глухариное крыло, заверил Лёха. — Экзотики, как известно, много не бывает… Кстати, а можно зимой добраться до места падения метеорита на снегоходах?

— Запросто. От Ванавары до «Пристани» — по прямой — будет ровно шестьдесят шесть километров. По факту — около семидесяти пяти. Полтора часа пути. Если, конечно, ехать по натоптанной тропе.

— Блеск! Это и будет первым этапом нашего реалити-шоу. Мол, кто доехал и — при этом — не окочурился, тот и продолжает игру… Подайте-ка мне, милейший Василий Васильевич, тарелку с рябчиковым студнем. Пробу сниму. Уговорили…

Вновь заколыхались цветастые занавески, и Татьяна, входя, торжественно объявила:

— Сибирские пельмени! Господа, подвиньтесь, пожалуйста. Я на столе немного приберусь и миски расставлю.

— Пельмени без водки — удел законченных параноиков, — снимая с мясистого носа бухгалтерские очки, выдал директор заповедника. — Так, по крайней мере, наш комбат любил говаривать.

— Где служить довелось? — заинтересовался Лёха.

— ВДВ. Псковская краснознамённая дивизия.

— Уважаю. Бывал… Наливай, браток!

— Ну, за генерала Лебедя!

— За — Лебедя! Пусть земля ему будет пухом! А на бездонном Небе пусть не забывают — регулярно — выдавать генералу парашют…

«Не прост наш Васенька, — подумал Лёха. — Ох, не прост, гнида сибирская. Глаза-то у мужичка характерные. Как любит в таких случаях говорить Сан Саныч Бушков: — «Холодные глаза несуетливого и матёрого убийцы». Ладно, учтём, братишка…»