Ник Ботаник

Андрей Вичурин, 2020

Приквел к "Шесть байт творения". Вы считаете, мир сошел с ума? Я не согласен! По-прежнему поют птицы, идет дождь и плещут волны. Мир не изменился. Вся беда в людях. А точнее, в том, что многие из них давно уже не люди. Какая разница, откуда взялись те сущности, которые захватив тела, уничтожили их личности? Важно ли, откуда они пришли, – из другой галактики или из виртуальной вселенной, как о том спорят мои товарищи? По-моему, важно только то, что они уже многие годы осуществляют незаметный и успешный захват Земли. Что может сделать обычный автослесарь, чтобы защитить свой мир? Ничего? Как говорится, делай, и сделаешь! Пожелайте мне удачи! Содержит нецензурную брань.

IV

На следующий день работы оказалось невпроворот, хотя и занимался я только одной единственной машиной. Кабриолетом длинноногой крашеной брюнетки с ярко — алыми наколотыми ботоксом губами, периодически бросающей на меня из окошка комнаты для клиентов на втором этаже, недвусмысленные многозначительные взгляды. Полностью менял в ее еще не старом «Шевроле Камаро» все по ходовой: амортизаторы, тормозные диски, втулки и тяжки стабилизатора, подшипники и сайлентблоки. Вот скажите, пожалуйста, — машине всего-то пять лет, — как можно было за это время так ходовую убиндошить?

А может быть, ей машину уже в таком виде подарили? В то, что сама купила, в жизни не поверю. Такие… С такими… Короче! Не покупают. Такие отрабатывают. Авансом. Похоже, не повезло ей — «папик» жадный попался. Совсем изъезженную пятилетнюю рухлядь подарил. Или эта холеная фифа, словно сошедшая с обложки модного глянца, по его мнению на лучшую пока не тянет? Так сказать, еще не все глубины своих талантов ему открыла.

Примерно так вот размышляя, я и работал, иногда посматривая наверх, не буду кривить душой. Хоть и кукольная стервочка, а все равно приятно, когда ты кому-то нравишься. Вот и поглядывал исподтишка изредка, пытаясь понять способ мышления этих странных существ со смещенным центром тяжести. Вот нафига я ей сдался? Был бы качок какой-никакой блондинистый, с бицепсами — трицепсами и кубиками пресса, тогда бы и понятно. А так, ни на животе пресса, ни в кошельке. Комбинезон рабочий, чистый правда, но не на него же эта красотка запала?

Не зря я не стал ей глазки строить и сердечки из пальцев крутить, как она мне. Ой, не зря. Приехавший заплатить за ремонт бритоголовый папик, — надо сказать, походу совсем непростой мужик, ну очень уж подозрительно на меня смотрел. А я че? Я ниче! Ответил ему чистым взглядом невинного младенца. С некоторым даже подобострастием при виде его, доступного мне только в мечтах, такого красивого пресса. Бабла, я имею в виду.

Да-а. Такого у меня нет и, наверное, и не будет. А когда я еще чистой ветошью по рулю при нем прошелся, и ручку на водительской двери аккуратно протер от своих пальчиков, он вообще потерял ко мне интерес, ткнув две пятитысячных купюры в нагрудный карман моего комбинезона. Я вежливо поблагодарил и с достоинством удалился, наблюдая в стекле офиса продавцов автомобилей, как его отражение провожает меня внимательным тяжелым взглядом.

К чему бы это? Надеюсь, я никакую заразу в гараже у Степаныча не подхватил? С их непонятными видимыми характеристиками, кодами доступа в мозги и прочей компьютерной мистикой.

В этот раз трамвай приехал сразу. Ясное дело, — я же не тороплюсь никуда.

Во дворе на удивление никого не оказалось, даже прописавшихся на лавочке у подъезда пенсионерок — шпионок.

Принял душ, поломал голову, чего приготовить в этот раз, и ничего не надумав, поджарил четыре яйца с двумя сосисками. Включил телик. Как всегда, — на какой канал не переключи, — три минуты чего-нибудь толкового, чтобы заинтересовать, и тут же начинается реклама минут на двадцать. Пощелкал каналы туда — сюда и выключил. Надоело про памперсы от насморка и прокладки от перхоти слушать. Притомили…

В начале девятого маяться бездельем осточертело окончательно, и я решил пораньше лечь спать. Уже и разделся, и зубы почистил. Но тут кого-то на ночь глядя нелегкая принесла, — в дверь позвонили. Снова Максу и Степанычу неймётся?

Как был в трусах, так и пошел посмотреть.

— Кто?

— Открывай, брателло! — донеслось из-за двери. — Свои!

— Кто? — еще раз переспросил я. Нет у меня здесь «своих». Так поздно ко мне знакомые не ходят.

— Открывай, Ваня! — попросили с той стороны голосом Сыча. — Открывай, дорогой! Поговорить надо!

Вот как? Значит, не так уж все и страшно с его головой? То-то его так неожиданно быстро из больницы выписали.

Что ж. Поговорить, так поговорить. Никаких контр у меня с ним нет, так почему бы и нет? Я, недолго повозившись с дурацким замком, открыл. Стоило тому только щелкнуть, дверь резко отворилась и, отталкивая меня в сторону, в квартиру ворвался здоровенный бугай. Бросил на меня грозный взгляд из-под низкого лба и ринулся заглядывать во все комнаты, не пропустив и ванную.

— Его здесь нет! — сообщил он, выходя из кухни. Сыч, не обращая на меня внимания, тоже уже прошел в коридор. Нос его был заклеен пластырем, а под глазами синели желтея лиловые отеки.

— Где он, Ваня? — болезненно и недобро прищурился предводитель местного криминалитета.

— Кто? — все-таки решил уточнить я, прекрасно понимая, о ком идет речь.

— Дружок твой конченный! — Сыч подошел вплотную и уперся взглядом мне в переносицу. — Макс, козляра…

— Откуда ж мне знать, Петрович? — как можно убедительнее пожал плечами я. — Мы с ним не общаемся!

Сыч слегка качнул головой, чуть сдвигаясь в сторону и в тот же момент, мне в челюсть прилетел неслабый прямой удар от бугая, стоящего за его спиной.

«Так вот сразу?» — недоуменно пронеслось в моей голове, пока я летел и приземлялся. — «А еще поговорить?»

Но походу, разговаривать со мной никто больше не собирался. Не успел я подняться, как подельник Сыча подскочил и ударил меня ногой в живот. Очень больно. Спазмом свело все внутренности, как бы не отбил чего.

— Не знаю я, где он! — просипел с трудом, корчась на полу от боли. — Не знаю!

— Брешешь! — утвердительно произнес Сыч, присаживаясь рядом со мной на корточки и беря за шею рукой. Я попробовал вырваться, да куда там! Словно в тиски горло зажали! Сыч, синим от наколок кулаком другой руки, ударил, целясь в нос с явным намерением сломать его, но я дернулся, чувствуя, как загрубевшими костяшками его пальцев пластом сдирается кожа со щеки и наблюдая разлетающиеся, как в фильме про момент Большого Взрыва по «Дискавери», яркие звездочки в глазу. Мне резко поплохело.

— Брешешь, гаденыш! Бабульки у подъезда видели, как вчера, сначала он в гаражи ушел, а потом и ты следом проскользнул! Так что, Ванюша, я слушаю винимательно! И только от твоего правильного поведения зависит, сегодня ты отправишься червей кормить, или еще малехо позажигаешь! Усек?

Сказать ему мне реально было нечего. Озвучивать байки про компьютерных глистов, я тем более не собирался. Не тот Сыч человек, чтобы на такую муть купиться, заинтересовавшись, и меня отпустить подобру-поздорову. Даже и не знаю… Степаныча сдавать тоже я не собирался, — у него действительно семья большая, трудно им придется, если с ним чего станется. Миша? Так он вообще к Сычу никаким боком…

— Приходил он ко мне, сразу после того как тебя увезли, — решил признаться я и попытался подняться, но Сыч снова не дал, придавил сверху коленом. — Я его послал! И он ушел! А в гаражи я так просто ходил. По делу. Дмитрий Олегович из второго подъезда просил глянуть, что там с его «Волжаной»! Честно! Никакого Макса там я не видел!

Олегович действительно просил меня когда-то посмотреть, можно ли чего сделать с движком, который уже набегал за двести пятьдесят тысяч, чтобы недорого. Я посоветовал ему не мешать машине ездить, пока та не ломается. Он тогда еще посмеялся, что и бабу, мол, если ломаться не начала, тоже баловать не надо. А начала, — лучше другую найти, не балованную. Так что, если Сыч и поинтересуется, тот скажет часть правды, озвученную мной.

— Не хочешь, значит, по-хорошему? — ухмыльнулся Сыч и ударил меня в лицо еще раз так, что я на несколько секунд потерял сознание. Придя в себя, решил этого не показывать. Меньше бить будут. И с удивлением ощутил, что руки мои и ноги связаны. Когда успели сволочи?

Сыч подозрительно посмотрел на успокоившегося меня и обернулся к подельнику. — Хмурый, а дай-ка ту фигню, что Меркури выдал…

Я следил за ними сквозь прикрытое веко одним глазом. Второй и прикрывать не надо было. Сам затек.

— А, может, его просто — того… — предложил бугай, доставая из висящей на поясе сумки — «банана» небольшую коробочку и пинцет. Протянул их Сычу. — Он же для другого дела давал…

— Придержи! — приказал тот. — Чтобы не сильно дергался, если очнется… «Того», всегда успеем! А насчет дела? Помнишь, что Меркури сказал? Нужно найти недавно появившуюся команду хакеров. Лезут козляры туда, куда не просят. И Контроль, то же самое пел. Чуйка у меня, понял? Этот терпила нас и на Макса, и на них выведет…

— А если он наоборот спугнет? — предположил бугай, наваливаясь на мои плечи.

— Не спугнет! — заверил Сыч, открывая коробочку и пинцетом извлекая оттуда какую-то шевелящуюся, всю в полупрозрачных тонких ниточках гадость, напоминающую семечку — пушинку, — мы такие в детстве «письмами» называли.

— Меркури божился, что к утру, он и как его зовут, не сразу вспомнит…

Мне сразу не понравилась эта белесая стоножка, — слишком мерзко лапками перебирала. И я, перестав изображать из себя потерянного, начал вырваться с утроенными усилиями. Но не тут-то было. Держали они меня крепко, основательно придавив к полу всеми совместными тремястами кило веса. А бугай еще и своим каменным лбом приложил так, что звездочки в глазах снова полетели.

Когда резкость слегка восстановилась, я увидел, как Сыч опускает эту каракатицу мне в ноздрю, и почувствовал ее щекочущее неторопливое движение вверх по слизистой. Три раза яростно чихнул, но та гадость уверенно поднималась, пока не появилась сначала нестерпимая чесотка, а затем пекущее жжение где-то за глазами. Снова выпал на мгновение из сознания.

Когда в очередной раз вернулся в действительность, бугай уже слез с меня, а Сыч внимательно вглядывался, стараясь поймать мой ошалевший взгляд.

— Ментам ты чего наплел? — поднялся он с корточек, отпуская меня. Будто и не делал со мною только что ничего, сильно смахивающее на опыты сумасшедшего профессора.

— Ничего не наплел! — открестился я, мотая головой и пытаясь встать. Забыл про связанные скотчем руки и ноги. Вот уж бесовское изобретение!

Сыч достал из кармана нож — раскладуху и разрезал путы.

— Никуда он уже не денется! — пояснил удивленному бугаю свои действия, и снова мне: — Так что?

Я поднялся.

— Сказал им, что не видел ничего! — я дотронулся до обильно кровоточащей щеки. До мяса рассек, сволочь! Зашивать, наверное, придется! — Когда вернулся за сигаретами к столу, смотрю, а там ты! Вот я скорую и вызвал! Что ты в меня запихнул?!

— Так это ты подсуетился! — уже не так враждебно глядя на меня, констатировал Сыч, пропуская вопрос мимо ушей. — Что ж, спасибо! Но все равно, извиняться не буду!

Он указал на мое лицо.

— В следующий раз будешь знать с кем корешаться! А козляру этого, как только увидишь, сразу мне маякни! Я в долгу не останусь! Усек?

Я молча кивнул.

— Хотя, если куратор не соврал, и ты будешь теперь весь из себя шелковый, и твои дружки как на ладони! Ну-ка! Сидеть!

Я почему-то уселся прямо на пол посреди коридора. Очень мне захотелось сделать Петровичу приятное.

— Гляди-ка, действует! — удовлетворенно констатировал Сыч, ухмыляясь. — Не соврал умник! Встать!

Я поднялся.

— Жить по своему распорядку! — Сыч махнул рукой своему подельнику, мол, пошли.

Я помахал на прощанье, счастливо улыбаясь вслед дорогим гостям.

Внезапно, незапертая дверь открылась, и раздался жизнерадостный голос Макса:

— Ванек! Ты шо не приходишь? Мы со Степанычем поспорили… — тут он вошел и, соскочив со своей волны, наконец-то увидел зловеще ухмыляющегося Сыча и его дрессированную гориллу. — Придешь ты или нет…

— На ловца и овца! — довольно потирая ладони, срифмовал Сыч. — Заходи терпила, покалякаем за жисть и за смерть!

Надо отдать должное Максиму, — не смотря на все его реальные и мнимые недостатки, трусом он не был. Иногда до безрассудства. Это я знал с детства. И сейчас он не растерялся. Только зрачки недобро сузились, и подобрался весь, словно какой-нибудь бульмастиф на боевой арене перед броском.

Бугай протиснулся перед Сычом, чтобы за шкварник затащить Макса в квартиру. Что они с ним сделают потом, я даже думать не хотел. Судя по настроению братков, ему стопудовый капец. А если они это сделают тут, то и мне, скорее всего тоже, не смотря ни на что.

Макс, мельком взглянув на мое разбитое дебильновато улыбающееся лицо, видимо хорошо осознал, что одними разговорами дело не закончится, и выводы сделал моментально, думаю точно такие же, как и я, а потому стал действовать решительно. Это мне потом понимание пришло, когда я в спокойной обстановке прокручивал события этого вечера.

— Входящий запрос — зеленый, желтый, смещение ноль! — снова произнес Максим ту непонятную фразу, звенящим от напряжения голосом. Не знаю, возможно в прошлый раз он что-то и другое говорил. Я не особо вслушивался и тогда, и сейчас.

Оба братка застыли, закатывая глаза, и хором продребезжали:

— Запрос принят! — и еще через пять секунд. — Доступ разрешен!

— Протокол поведения — шестнадцать бис! — выдал Макс еще одно непонятное словосочетание.

Видимых изменений не произошло, только глаза парочки остекленели.

— Я сейчас! — сообщил одноклассник, выходя на площадку и закрывая за собой дверь. — Я быстро! Никуда не уходи!

Да уж, уйдешь тут. Я повернул ключ в замке и поплелся в ванную, покосившись на застывшую скульптурную группу и пытаясь привести скачущие мысли хотя бы в относительный порядок. Глаза чесались изнутри неимоверно. Что это сейчас снова произошло?

Из зеркала на меня посмотрела образина добровольца, по дурости своей согласившегося стать на время тренировки грушей Майка Тайсона. По крайней мере, она бы так выглядела, наверное.

Слава богу, хотя бы щеку шить не надо. Глубокая ссадина, и все. Морщась, обработал ее перекисью водорода, представив, как будет выглядеть шрам.

Да уж… Не очень героично. Слишком широкий. Без такого истинно мужского украшения, я бы уж как-нибудь обошелся. Да ладно, не было бы чего похуже. Как там Сыч сказал про кормушку для червяков? И что же он, сволочь, мне в голову подсадил?

Скула болела терпимо, хуже дело обстояло с заплывшим глазом. Очень болел. И отек на пол лица пошел. Лоб тоже вздулся подушкой будущей гематомы. Не физиономия, а зомби-апокалипсис какой-то.

Отбитые внутренности тянуло, изредка подергивая. Даже идти не очень получалось, только скрючившись. Тварь уголовная! Ни за что, ни про что! Надо было бросить его там, чтобы кровью истек, урод! Но что-то мне подсказывало, — не смог бы я так поступить. Не то воспитание. И характер не тот. Зря, наверное…

Тренькнул звонок на входе. Я поплелся открывать, снова с изумлением покосившись на окаменевших бандитов. Повернул ключ и, не глядя, — я был уверен, что там Макс, толкнул дверь и почапал назад.

— Вот это сюрреализм! — прозвучал за спиной удивленный голос Виктора Васильевича. — Извиняюсь, а кто автор композиции?

Я обернулся ошеломленный, — надо же так попасть впросак! Твою ж кочерыжку! Только свидетелей нам еще и не хватало! Тля!

— Нифига себе! — воскликнул нежданный гость, закрывая дверь и протискиваясь мимо задеревеневшей парочки. — Да это же капитан Бублиев! Он же Кроманьонец, он же «Три по двести, под сиськи в тесте!» Большой почитатель Саши Лаэртского, насколько я знаю. Не слышал про такого? А второй — господин Сыч, живой и здоровый… Это они тебя так?

Он указал на мою расплывшуюся физиономию. Я молча кивнул.

— А, за что, если не секрет? — поинтересовался он. — Валерьянка есть?

— Зачем? — не понял я.

— Морду лица намазать! Проверенное боксерское средство от отеков и синяков! — пояснил он.

— Не-е! Не держу такого, — с сожалением признался я, одновременно удивляясь его странной сдержанной реакции на увиденное. Вроде как, он не нечто необъяснимое наблюдает в виде двух застывших тел, а действительно гипсовые копии созерцает с видом истинного ценителя и потому, совершенно не парится по поводу степени их живости.

Или он уже видел нечто подобное?

— Жаль! — констатировал отставник. — Вижу, ты уже обработал перекисью?

Я снова молча кивнул, ожидая продолжения.

— Вот и молодец! — похвалил он меня, без спроса заглядывая в зал и направляясь в спальню. — А где остальные участники марлезонского балета? Или я ошибся, и ты сотворил это с ними сам? Как? Специальные точки? Боевая акупунктура?

— Не пойму, о чем Вы? — пожал плечами я, ощущая накатывающую слабость.

Он недоверчиво улыбнулся и заглянул мне в глаза.

— Ваня — Ваня! Я же спрашивал тебя! И что ты мне сказал? Зачем было врать? Сейчас бы не стоял пчеловодом — любителем, — рожа пухнет, меда нет!

— Нечего мне тогда было сказать! — признался я, понимая, что Васильевич про все это безобразие знает намного больше меня. — Словесный понос Макса я не запомнил! Знаю только, — он названия каких-то цветов произнес! И все! Сыча клемануло. А потом он пропадать начал было, да не пропал, обратно стал таким, как был!

— И ты вызвал скорую? — не удивился моим откровениям Виктор Васильевич. — Цветов?

— Цветов, — подтвердил я. — Желтый или зеленый…

— А-а! — понятливо протянул он. — А я уж было подумал, ромашки — лютики какие. Ясно! Что еще?

— А что еще? — развел руками я. — Вроде бы, все! Сыч упал лицом в стол, кровь сердечком натекла…

— Как ты говоришь? — хмыкнул он. — Сердечком?

— Сердечком! — подтвердил я, недоумевая. Какая нафиг разница, — сердечком или, скажем солнышком?

— Сердечком… — задумался странный, не в меру осведомленный в реалиях непонятных для меня событий отставной военный. И военный ли? Очень я в этом теперь сомневаюсь! — Интересно…

Он посмотрел на меня каким-то странным взглядом и предложил:

— Знаешь, что? А давай-ка, пока твои друзья будут репу чесать и думать, что вам с Сычом и его шестеркой делать, я тебя осмотрю, и мы чайку попьем? В кровать до их прихода ты все равно не ляжешь, как бы ни хотелось. А? Я так думаю, — мы успеем…

Я уже устал удивляться и поэтому просто показал ему на дверь кухни, предлагая пройти первым.

— Как мне завтра с таким-то лицом на работу идти? — посетовал я, когда он закончил со щекой и смазывал мне лоб жидкостью из плоской бутылочки, которую достал из небольшой сумочки для документов, висящей на ремешке через плечо.

— На рабо-оту, на раа-бооту… — тихо пропел Виктор Васильевич, заканчивая процедуру. Задумчивость прочно вцепилась в него. — Есть два варианта: пойти на работу и не идти на работу…

Он осторожно покрутил моей головой еще с полминуты, осматривая со всех сторон, и предложил:

— Почему бы тебе не взять больничный? Я тебе подскажу к кому подойти в поликлинике.

— Там не захотят! Забоятся! Скажут только через травмпункт! — поставил я его в известность. Хотя, может быть, в ведомственных поликлиниках все по-другому? — А те полиции сообщат, а я не хочу. После того как ввели эту дурацкую электронную базу…

— Базу? — усмехнулся отставник. — Базу… Хреназу… Я же сказал, — я скажу к кому обратиться!

Он окинул взглядом кухню, что-то высматривая.

— А еще эта пушинка в носу…

— Какая? — встрепенулся странный отставник.

Я коротко рассказал.

— Что ж ты сразу-то с этого не начал?! — в сердцах укорил он меня, доставая из сумочки моток проводов. Распутал его и без разговоров надел мне на голову. Получилась этакая металлическая сеточка для волос. — Тебе не в поликлинику, тебе в другое место надо, Ванечка! Ладно, распетляем здесь, я тебя отвезу! Пока еще не горит и время есть. Часов пять — шесть. Кстати, а печенья нет? Не рассчитал я с таблеткой. Сахар у меня понизился. В груди сосет…

— Только «Сникерс», — я поднялся и открыл выдвижной ящик под поверхностью рабочего стола. — Будете?

— Буду! — согласился он вздохнув. — Шоколад, не очень хорошо, ну да ладно!

Я отдал ему батончик и сел на свое место.

Коротко тренькнул входной звонок.

— Вот и ваши друзья! — улыбнулся Виктор Васильевич, откусив кусок шоколада и поднимаясь. — Пойдемте встречать?

Я прошел к двери, протиснувшись мимо деревянных бандитов и, в этот раз уже глянув в глазок, открыл дверь. Незваный гость остался стоять в дверях кухни.

— Это мы! — оскалившись, что видимо должно было обозначать улыбку, сообщил Макс, вваливаясь в коридор и приглашая еще кого-то. — Заходите!

За ним следом в квартиру вошли Степаныч с Колей и угрюмый Миша.