Лис. Град проклятых

Андрей Ермолаев, 2023

Тьма тянет свои жадные щупальца к душам жителей дряговичской земли, явив людям своего нового избранника – Зверя. Он непреклонен, жесток, расчетлив и чудовищно силен – и нет пока силы, способной противостоять ему и его новой религии. Боярин Лисослав Велимович (а для друзей просто Лис) и его товарищ, волколак Лесобор, после гибели Черномора, отправляются своей дорогой – помогать людям в их борьбе с порождениями Кромки. Там где есть свет, всегда в тенях прячется тьма, и пути героев неизбежно пересекутся с путем Зверя. Богатырям Черномора предстоит встретиться и схватиться с самими страшными порождениями Кромки, ведь именно им пророчество Баяново предсказывало вступить в бой за людей и силы света на грешной, терзаемой голодом и раздорами Земле. Продолжение цикла "Между Навью и Явью". Оформление обложки – авторское.

4 глава. О том, как Комышелог докатился до такой клятой жизни

«Следует остерегаться злоупотреблять милосердием».

Никколо Макиавелли.

В пересохшей глотке заклокотало утробное злое рычание, а рука крепко сомкнулась на рукояти тяжелого, прямого меча. Гибкой лаской он соскользнул с дерева и, таясь, пошел в сторону дороги. Он узнал обоих, последних в его списке, двух старых закадычных друзей, Торира и Боеслава. И плевать ему было на то, что они ехали с целой прорвой народа, а это почти наверняка сулило ему смерть. В его обстоятельствах — это больше радовало, чем огорчало, ибо после смерти этих, последних, уже незачем будет жить. А он уж позаботиться чтобы эти двое — не ушли дальше этой небольшой прогалины перед дорогой.

Ножны меча, ненужной более ветошью полетели в траву на обочине, он вышел на встречу едущим с уже обнаженным мечом: страшный, заросший черными космами и бородищей, больше похожий на зверя, которого зачем-то обрядили в кольчугу, чем на человека. Кони под врагами неистово взвились на дыбы, молотя копытами в воздухе — о, да, они чуяли страшного хищника, не то, что глупые неразумные двуногие твари, так часто не видящие опасности даже у себя перед носом. Впрочем, он знал — узнав его, ни Торир, ни Боеслав никогда б не стали б его стаптывать конями или засыпать стрелами — слишком многое меж ними было в прошлом, чтобы не дать себе насытиться вражьей кровью, стекающей с меча.

— Кто таков? С чем пожаловал? — спросил один из передних всадников, справившийся с конем раньше других. Крепкий старик с длинной седой бородой, с оберегами Велеса на груди и тяжелом посохе.

— Это не твое дело, жрец, — задушливым замогильным шепотом ответил пришедший. — Я не за тобой пришел. Верно, Торир Хальфдансон и Боеслав Якимович?

— Вольг? — Боеслав удивленно сморгнул, но тут же справился с собой и процедил с надменной, брезгливой улыбкой. — Вольг-перевертыш! Проклятый. Предатель и негодяй. Так ты еще жив, падаль?

— Не твоими молитвами, но на вашу беду, — прошипел Вольг ядовито. — Есть у нас одно незавершенное дельце, старые друзья.

— Фенрирова плоть, — сплюнул норег и первым спрыгнул с седла, вытягивая меч.

— Ты даже не представляешь дан, как ты близок к истине! — прорвалось почти звериным рыком. Сдержался, успокаивая себя.

— Боеслав, Торир! А ну не сметь! — прикрикнул жрец на набычившихся гридней. — Нет у нас времени на глупости!

— Ты мне не указ, жрец! — процедил Боеслав. — Здесь, по воле князя Брячислава,я главный.

— На такое — у нас всегда время найдется, — пролаял в поддержку по северному норег, разминая кисть правой, оружной руки. — Никому не вмешиваться! То — личное.

Боеслав последовал его примеру. Суровая, холодная улыбка растягивала его губы.

— Сам вышел к нам, — хмыкнул Торир.

— Не уйти нам с тобой друг от друга, как видится, — Боеслав тоже обнажил меч. — Видать, на роду так написано.

— После всей той погани последних ратей ты ждал чего-то другого? — взъярился Вольг. Звериное рычание вновь заклокотало в глотке, лицо словно вытянулось, а мышцы плеч вздулись стальным бугром.

— Нечисть, — сплюнул ему под ноги Торир. — Трижды клятое, волкоголовое отродье Хати и Сколя*¹⁶. Давай, яви свою истинную личину, тварь. Я вырежу на твоей спине красного орла, после того как обрублю тебе руки и ноги.

Вольг мгновенно совладал со вспышкой, Зверь вновь улегся спать где-то глубоко внутри.

— Еще чего, — прошептал он. — О таких как вы, предателях, я клыков не пачкаю — достаточно просто меча.

Краем глаза он следил за перемещениями остальных воинов и людей отряда. Поняв, что драки не избежать и Вольгу не объехать, оставшиеся дружинники тоже спешились, образовывая небольшой полукруг. Отрок, самый молодой, попытался обскакать кругом по лесу, но тут же наткнулся на ветвь и с шумом сверзился с седла задом в лужу, матерясь с досады.

— Досадно, что мы не встретились тогда, в битве на Буге — это было бы достойно висы, — Торир стал медленно обходить Вольгу сбоку, на ходу вынимая из-за пояса, топорик в левую руку. — А теперь, в каких-то дратых дебрях. Измельчал ты, Вольг — совсем почти пропал.

— Сзади! — лицо Боеслава вытянулось от гнева и негодования и Вольг мгновенно понял, что это не пустое — храбрый гридь придерживался старых традиций, и никогда б не опустился до обмана даже в мести ненавистному врагу. Вольг вихрем крутнулся на месте и удар, нацеленный на его загривок, упал на лоб. Это клятый отрок, обойдя место мести и презрев ее священное право, атаковал сзади, со спины. В голове полыхнуло черное солнце, все вокруг, лес, небо, люди, задергались, запрыгали словно в предсмертной агонии — полуослепший от огненной боли он, с того же оборота, полоснул длинной атакой поперек пояса отроку. Страшный, звенящий крик боли молодого, полного сил и еще не верящего в свою смерть парня, понесся эхом по лесным дебрям, пугая и поднимая на крыло целые стаи ворон.

Огненная ярость от низкого коварства, погнала вперед: Вольг бросился в последний смертный бой с отчаянным боевым рыком. Его злой напор потеснил Боеслава, отбросил в лес. Сбоку мелькнуло: мгновенно повернувшись на пятках, Вольг шуйцей поймал на лету топорик. И, с двух рук, принял атаку догнавшего их Торира. Могучий норег обрушил длинный меч с силой, способной развалить от плеча до пояса. Он всегда был сильнее, этот клятый гость севера, но он бил одной рукой, а Вольг принял клинок с двух рук — мечом и топориком. Отбив норегский клинок, черноволосый бешено рванулся вперед — получай, пес! Норег не проронил ни звука, лишь вздрогнул всем могучим телом, когда чужая сталь, отбив клинок, крепко хватила его плоти.

Стремительная атака Боеслава не дала доделать начатое — гридень оттеснил врага от раненного друга. Два смертных врага закружились вихрем смертоносной стали, сшиблись со звоном и вновь разошлись. Кровь заливала лицо Вольга, широкой лентой текла под ворот кольчуги. Чутье опытного воина подсказывало, что нужно спешить, Боеслав мог себе позволить так вот кружить бесконечно, а его самого скоро будет шатать от потери крови, и никакая ярость уже не спасет. Длинный меч сверкнул сверху и упал, целя в пальцы, держащие меч. Попади — и бой закончен, Вольг легко добьет беспомощного, но витязь не купился, легко отбив удар. Лицо бывшего друга — маска сосредоточенной, холодной ненависти — его собственное зерцальное*¹⁷ отражение.

Вновь сошлись — лязгнул металл, на сей раз Вольг не отпустил, навалившись уже всерьез, сыпля ударами, и киевлянину пришлось призвать все свое мастерство, чтобы тут же не отправиться к праотцам. Враг мечом плел замысловатую сеть из ударов, практически одновременно, в одно движение полосуя в горло, в глаза, в колено, по рукам. Вольг наседал, не разрывая суровой музыки поединка из лязга стали. Укол, рубящий по ногам, колющий в горло — размытая молния меча жаждала крови. В блеске воспаленных глаз на окровавленном лице — только обещание скорой смерти. Холодная мертвая улыбка жгла душу — Боеслав чуял, что долго так не выдержит, а Торир все не шел на помощь. Такого ярого темпа в поединках всегда хватало на пару минут, от силы — на пять. Затем мышцы наливаются тяжестью, и меч становится все тяжелее, а там недолго и о пощаде просить. У них меж собой — никакого великодушия быть не могло. Верхний быстрый удар по нисходящей, отбит сильной стороной клинка, отработанный вращательный удар кистью, в атакующую руку, туда, где заканчивается кольчуга — клятый оборотень не дремлет! Не хочешь в руку? Принимай в ногу, хищный, подлый предатель — да пропади ж она твоя звериная сноровка и нечеловеческая реакция!

Вольг словно дрался со своим отражением. Улучив момент, он метнул топорик, Боеслав хищно пригнулся, но тот летел не в него — он с хрупов ударил в широкую, обтянутую кольчужной сеткой грудь норега — как раз напротив сердца. Тяжко раненный в шею и истекающий кровью северянин не успел отбить удар, какой в пору дренгам отбить, не то, что хускарлу. Могучие руки слушались уже не так. Хрипло клокоча кровью, идущей изо рта, по-бычьи пуча глаза, гигант грузно повалился придорожную пыль.

За успех пришлось заплатить — меч Боеслава гремучей гадюкой цапнул в бедро, с лязгом прокусив кольчугу. Распрямившись, новгородец отступил на пару шагов.

— Тварь, — пророкотал он, глянув в сторону содрогающегося в последних корчах тела Торира. — Не жди пощады.

Вольга повело, а верный меч, ни разу не подводивший, надежный, теперь весил в десять раз больше обычного. Вспышка гнева прогорела, на душе осталось пусто, холодно и тоскливо, а Зверь — не приходил на помощь, ровно изгаляясь. Новгородец не глядя понял, что новая рана — серьезная, и он вот-вот падет, а Боеслав, плюнув на распростертое тело, с холодной ненавистью наступит ему на хребет и перерубит глотку, разом мстя за всех тех, кто пал от его руки. А его личная месть самому Боеславу — так и останется незавершенной.

— Твой сын был размазней, Боеслав, — прохрипел он. — Он визжал как свинья на бойне, когда печенеги драли шкуру с него с живого.

На самом деле все было не так, и Воислав пал в бою, но сейчас вражине это знать было незачем. Дрогнув, раненным зверем киевлянин прыгнул вперед, чтобы вбить бывшего друга в землю, вколотить ядовитые слова в его хриплую, ненавистную глотку. Слабый Вольг уже не мог отпрыгнуть барсом как ранее, лишь сместился чуть в сторону, но таким матерого гридня Боеслава не обманешь и потому, удар со всего плеча раскаленного ненавистью клинка, раненый все же принял на грудь — в стороны водопадом брызнули разрубленные кольца кольчуги… Но верный меч стремительно свистнул в последний раз — Вольг вложил в удар всю оставшуюся силу, срубив киевлянина страшным ударом, швырнув в истоптанную, забрызганную кровью траву к своим ногам. Он еще постоял на непослушных, гнущихся ногах, полуслепо таращась на корчащегося в мучительной судороге бывшего друга, а затем его повело и Вольг, неуклюже ступив шаг-другой, ударился спиной о ствол березы. Замер в попытке устоять, но ноги подкосились окончательно, и он сполз по дереву, оставляя кровавый след. Видя все еще живые глаза бывшего друга, он с усилием прошептал:

— Воислав не был замучен печенегами. Славно пал в бою. Я не вы — я бы не позволил пытать сына друга, хоть и бывшего. А вы позволили меня — в жертву…

— Мы не позволяли, — еле слышным был ответ, но чуткое ухо волкоголового уловило. — Князь — велел о том, а мы — не ведали. Не было предательства с нашей стороны.

Кровь перестала пузыриться на губах сраженного киевлянина — он сам закрыл глаза и тихо умер.

***

— Клятый Нелюдь, тварь!

Не смея вмешиваться в сам бой, отроки десятка с копьями шли к замершему в бессилии, израненному, но все еще живому Вольгу. Даже сейчас никто не хватался за нож, коим впору было дорезать обессилевшего врага — никто не хотел подступать так близко к волкоголовому. Сколько крови вытекло с него?! А все шевелиться вон: не желает нечисть уходить за Кромку, коли вырвалась, цепляется за жизнь и слабое человечье тело. Вон и рука вторая медленно поползла к рукояти меча, присохшей к деснице, да достанет ли сил теперь поднять его даже обеими?

— Стоять! — рявкнул жрец, когда уже занесли копья молодцы над беспомощным. — Кто посмеет сейчас убить поверженного — прокляну мужским бессилием до конца дней!

Замерли воины.

— Он десятского убил. И Виги.

— Виги сам на него напал, хоть дядька о том не просил племянника. Прочь!

И видя, что его слушать не торопятся, повысил голос: — Прочь! В сторону! Пустите меня к нему.

— Зачем, Зояр?

— Прочь, я сказал!

Недовольно ворча, отроки расступились, а жрец склонился над Вольгом.

Ярые очи поверженного остро сверкнули холодным на нового врага, пальцы судорожно дернулись на рукояти, однако очередное усилие оказалось слишком тяжелым и его глаза на миг заволокло пеленой, едва не погаснув окончательно. Вольг понял, что защититься уже никак и ничем не может, сил оставалось разве что ощерить зубы, как погибающему волку. Не роняя, слов попусту, жрец сделал то, для чего и остановил обозленных отроков. Тяжелый серебряный медальон с искусно выбитым Георгием Победоносцем, с одной стороны, и старым родовым символом Рюрика на другой, тяжело повис на толстой цепи через шею раненого. Какое-то время жрец наблюдал за медальоном, потом кивнул, словно удостоверился в каком-то преступлении, о котором подозревал с самого начала.

— Не может быть! — охнул один из ближних отроков. — Наваждение! Он тоже? Вот этот вот? Проклятый? Враг человечий?

— Давай просто добьем его, Зояр — незачем нам такие защитники, — поддержал другой. — Он и выживет-то вряд ли — вон как порубан. Не сегодня, так завтра — сдохнет.

— Туда ему и дорога! — добавил кто-то. — Черти в Аду, поди, заждались дружка своего.

— Пути Богов смертным неясны, — назидательно ответил жрец. — Не сметь вредить! Грузите в мою повозку. Пора отправляться.

Примечания

16

Хати и Сколь — по древнескандинавским преданиям — два гигантских волка-варга, сыновья Фенрира ( того самого, которому суждено устроить Рагнарек, убив Одина в последней битве). Хати ночью гонится за луной, а Холь, днем — за солнечной колесницей Арвака и Альсвида, которая тянет солнце. Первый пытается съесть луну, второй — уже солнце. По приданию — они в этом должны преуспеть. Тогда в полной Тьме, приплывет Нагльфар (корабль из ногтей мертвецов) и настанет время Рагнарека.

17

Зерцало — здесь, в это время — именно что зеркало, не род доспехов. До зерцальных доспехов — еще более 4 веков.