Кипрские частушки

Андрей Иванович Аносов

Герой произведения молодой человек сорока трёх лет, художник-самоучка, музыкант, поэт, моряк, резчик по дереву, самым драматическим образом не вписавшийся в современное общество. С кем не бывает. Куда податься, улететь на другую планету? Пытался. Купил разрекламированный билет на «Икс-Прозедс-200», но и тут обманули, так как в итоге очутился опять на Земле, хотя и на Кипре. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5

«Куплет пятый»

Казино артачилось: «У вас есть на что делать ваши ставки? Нет? Тогда, будьте любезны, покиньте помещение!» В этот день я твёрдо решил остаться. А также вопреки расхожему утверждению, что везде хорошо, где нас нет. Фактически, я уже находился там, где мне должно было быть по кайфу. Так какого хрена? К сожалению, подчинены собственной инерции, часто мы даже не удосуживаемся узнать всё как следует о своих правах. О наших обязанностях нам господа Попкорны и так напомнят, уж будьте покорны. Не знал я, к примеру, что к моим официальным двенадцати дням в загранпаспорте, мне без вопросов полагались ещё семь дней, пусть и без брони на обратный перелёт в Москву. Покупай себе билет за свои деньги и лети с Богом! И, во-вторых, я мог запросто продлить себе визу ещё на месяц. И опять же, шуруй в местное «эмигрэйшон», оформляй соответствующее заявление, плати деньги и вперёд, прыгай под свой парасоль на пляже! Я, хоть, и не Ленин был, а тоже решил пойти своим путём. Некий план у меня, конечно, имелся. Воспользовавшись-таки советом Дядьки Средиземномора, на следующий день, с самой рани, пока солнце ещё не успело вогнать в мою голову большой раскалённый кол, я в гостиничном номере доел свою последнюю хлебную корочку из холодильника, запил её пресной водой из чайника и, спустившись на улицу, бодро пошуровал в другой конец города, туда, где вдали виднелись жирафьи шеи портальных кранов, а рядом с ними белым огнём горели на солнце серебряные бока огромных топливных резервуаров. На нефтеперегонный завод в поисках работы я ещё не захаживал. «Come what may!» Иной раз, чтобы вновь поверить в свои силы, достаточно услышать со стороны: — «Эй, привет! Как дела?» С момента моей депортации из Афин прошло без малого три года и, как я уже говорил, время для меня с тех пор словно сломалось. Оно то двигалось вперёд, словно арба, со скрипом раскачиваясь из стороны в сторону, то замирало от страха, не шевелясь, то происходило с ним вообще чёрте что и на жизнь это было вряд ли похоже. Но после известных событий в Греции я не просто старше стал, сама обстановка вокруг меня поменялась радикально. Знание идёт впереди мышц, а не наоборот. Тело это сани, самолёт, или даже ангар для самолётов, но никогда не мотор, никогда не топливо, ни тем более взрыв, что движет теми и другими. Мысль прогрессивна и мысль материальна, если тело подчинено разуму, а разум никогда не забывает о теле. Цитирую себя же самого: «Я убегаю от себя? Нет! Я себя не догоняю». Сам я, может быть, и не хотел бы ничего менять, но так случилось, что многое из того, что было присуще моей прежней жизни в Греции, на Кипре теперь стало абсолютно для меня неприемлемым. То, например, каким образом раньше мне приходилось искать себе средства к существованию. Греческую сказку было не оживить, а от Кипра не отмахнуться, вот почему волка кормят ноги, а покойников возят на катафалке. Здесь, в Ларнаке, похожее состояние души и тела я по привычке называю «поиском работы», хотя на самом деле, речь конечно же идёт о более серьёзных вещах. Идя по земле, я часто смотрю на небо, земля мне дарит опору, а небо надежду. Но, идя по земле, невольно спотыкаешься о её неровности. Здесь вывод как бы напрашивается сам собой: я же не верблюд какой, чтобы по нескольку дней обходиться без воды и без пищи? Согласен, что бывают такие жизненные ситуации, когда человеку чем хуже, тем лучше. Но мораль есть основа преемственности главных жизненных принципов, без которых любая философия рискует превратиться в скучную монографию, а география в замкнутый бег по кругу. Зато теперь я примерно представляю себе, что такое кипрская Ларнака. Здесь почти всё как обычно: помимо традиционного центра с чрезвычайно плотной жилой застройкой, доставшейся ему в наследство от прошлых веков, есть свои креативные зоны, их суетным взглядом не разглядеть и не тренированным ухом не расслышать. Греческий городской центр всегда спрессован по самое не могу и в плане работы мало что может предложить начинающему охотнику за удачей. И всё равно все всегда стремятся поближе к центру, в кучу. В куче сравнительно безопаснее. В куче дольше сохраняется тепло, люди жмутся друг к другу и так выживают. Куча крепка круговой порукой. В куче, если ты наркоман со стажем, тебе легче обломится таблетка экстази, или косяк с коноплёй. А если при этом ещё и строить умную физиономию, то можно надолго забыть о голоде наряду с похмельным синдромом. Куча даёт большие преференции в первую очередь тем, кто черпает свои силы в постановочных тусовках с частыми свалами от полицейских облав, а то и с перестрелками из когда-то стыренного ими оружия. Куча — это типичный оккупант, гетто, городская трущоба, пиар, яма, нонсенс, помойка. Искать работу в центре можно, но не нужно. Лучшее, на что ты, вообще, можешь рассчитывать там, так это на сытое рабство. Другое дело городские окраины! Здесь все дома стоят нарядные, как куколки. Сюда так просто не войдёшь и сюда так просто не вломишься. Да чего там, тебе даже постучаться не дадут, если что. А потому что здесь частное превыше всего. Даже купола неба. Но хорошо, что гордость это ещё не смертный приговор и её всегда можно отменить. Может, кого-то из нелегалов не устраивает низкая оплата труда, или, пардон, нищенское существование в гетто? Я и сам не для того рискую, чтобы в будущем живя здесь в сравнительной нищете среди богачей, почти без выходных корячиться на местного господина за триста лир в месяц. Скорей всего это золотой компромисс между бедой и счастьем. Своего рода контракт на крови. Ладно, не буду тянуть кота за тестикулы. Прибыл я в Ларнаку пятого октября, а девятого… Короче, на улицу Филирас я вышел совершенно случайно, хотя, как я сам неоднократно заявлял, в жизни случайностей почти не бывает. В своё время я был автором теории про Чёрных и Белых Попечителей, где чёрные это, условно говоря, плохие парни, а белые хорошие. Так вот, господин, с которым мне привалило счастье познакомиться, был как раз из клана Белых Попечителей и звали его Теодулакис Андрэу, сокращённо Лакис Андрэу. С вашего позволения, тут я несколько разовью свою теорию, дабы было более понятно, к чему я клоню. Согласно её, теории этой про Чёрных и Белых Поечителей, когда у человека жизнь летит под откос, то ему нужно искать причину, а не бить по хвостам. А причина, как правило, на поверхности и у каждого как бы своя точка отсчёта. Не парься, живи по факту. Я и не парюсь. Итак, причина: осенью двухтысячного года в парке Альсос Панграти, в Афинах, меня захомутала греческая астиномия (полиция), после этого меня ровно две недели продержали в обезьяннике, а потом депортировали по самой жёсткой схеме и не в Россию, как логично было бы предположить, а в болгарскую Софию. Короче, выкинули, как собаку. Дальше, мол, сам. Вот с той поры жизнь моя и полетела под откос. Однако, про теорию. Чтобы выбраться из этого цугцванга, мне нужно было войти по-новой через прежний портал, то есть, ровно через то же место в парке Альсос Панграти, где некогда и состоялось моё знаковое задержание. Ничего задачка? (смайл) Но не все пути к цели прямые, чаще они корявенькие и невзрачные с виду. А сегодня я проснулся и, о, чудо! Есть совсем не хочется, даже в животе не урчит! Усмотрев в том определённый для себя знак, я стал скоренько собираться на улицу. Вчерашний разговор с незнакомцем мне не давал покоя. Вряд ли мне светит устроиться на сам завод, сколько бы вакансий там не было, но то что в центре Ларнаки мне точно ловить нечего, это однозначно. Надо агрессивнее внедряться в среду, агрессивнее! А это значит, идти на окраины. Так я и шёл наугад, но с тем расчётом, чтобы на этот раз держаться ближе основного шоссе, уходящего за город. Но в тот день у меня было такое ощущение, что выходя из города, я словно покидаю его навсегда. Одновременно, мною овладело такое состояние, когда всё уже было практически по барабану. Да, я автоматом крутил башкой по сторонам, но уже беспристрастно фиксировал взглядом смену обстановки, я больше не распылялся вниманием на те объекты, которые мне вряд ли бы сулили хоть что-нибудь позитивное. Зато другие, наоборот, мгновенно включали во мне хищный интерес. Одним из таких как раз и стал угловой магазин, с виду мебельный, но на самом деле чего там только не было! И что характерно, что был он, по сути, самым последним строением в этом жилом районе, дальше за ним шёл глубоченный ирригационный канал до самого моря, за каналом простиралось небольшое поле, заросшее ковылём, на краю его большая автостоянка, а ещё дальше громадой нависал тот самый сверкающий на солнце НПЗ, на который вчера мне указывал Дядька Средиземномор. Словом, Ларнака здесь заканчивалась и мне предстояло принять довольно сложное для себя решение, следовать мне дальше по шоссе Декелия Роуд через небольшой путепровод, или практически сдавшись на милость обстоятельствам, вернуться к себе обратно в отель не солоно хлебавши? Кстати, насчёт соли: я представил, как я проснусь завтра утром голодный и уставший, а у меня не то что хлеба, соли уже не осталось! Шёл я к этому НПЗ, скажу я вам, как расчёска вязнет в густых волосах и чем дальше я забирался вглубь этого «спальника» с частной застройкой, тем грустнее у меня становилось на душе! Похоже, работой здесь и не пахло. И только сейчас к ужасу своему я осознал, что голяк в плане еды и жара за эти три дня буквально подъели все мои последние силёнки. Я ещё шёл, куда-то сворачивал, куда-то ещё бросал свой обалдевший взор, но это уже было за пределом выносливости, чисто на зубах. Когда я понял, что всё, можно составлять завещание? Когда оказался на небольшом перекрёстке улиц Филирас и Медузы. Тут-то и находилось последнее строение, а точнее, антикварный магазин «Woodbine Trading Ltd»! Я стоял напротив него и кисло улыбался. Не знаю, если бы не открытая дверь в магазин… Это по-крайней мере я воспринял как некий сакральный знак для себя! Вот тут мои надпочечники выбросили последнюю дозу кортизола в кровь. Короче, сначала у меня было как в Библии: «дорогу осилит идущий», а потом всё это вылилось в «стучитесь и вам откроют». С властью в России у меня сложные отношения. Она и по сию пору не является для меня чем-то персонифицированным, хотя и там есть свои конкретные чиновники, кто отравляет нам жизнь, конкретные партийные функционеры и прочие рядовые мафиози. Вот с этими-то у меня как раз и проблемы, с каждым субъектом на конкретном отрезке жизненного пути и в конкретных обстоятельствах места и времени. Моё нынешнее отношение к власти легко проверить по некоторым критериям: например я бы хотел, чтобы Труп ленина убрали с Красной Площади — раз, а городу Волгограду вернули его истинное название — Сталинград — два! Но я знаю, что этого не случится. В обозримом будущем, по-крайней мере, и при этой конкретно власти. И потом, мой триколор чёрно-жёлто-белый. Там много чего ещё имеется, с чем я принципиально не согласен, но это уже не имеет никакого значения, коль скоро мой путь, это не путь воина, а путь странника. Зеки говорят «бродяги». Хорошо, пусть будет бродяги. Так на чём я остановился? Ах, да! Я стоял напротив магазина и буквально пожирал его глазами. От зависти к работавшим там людям у меня просто слюнки текли, ведь, это был практически мой профиль! Дверь в магазин тоже как нарочно была провокационно открыта, да ещё и припёрта снаружи круглой каменюкой. Конечно, это был знак! Надпочечники, кортизол, адреналин! Биохимия сработала без осечки! Словно взвешивая все за и против, я ещё раз обернулся и окинул горестным взглядом бесперспективное пространство с водоотводным каналом, с пустырём, устланным кошмой из жёлтого травостоя, автостоянкой и зеркально бликующим за ней нефтеперегонным монстром. Не все же двери держат открытыми просто так, верно? Секунда, и я шагнул к дверному проёму. Так, наверное, выходят на сцену артисты. Изнутри на меня привычно пахнуло благовониями (греки для этой цели используют специальные курительные машинки) и это дополнительно придало мне сил. Справа за обычным письменным столом, заставленным чем, не помню, сидел мужик лет пятидесяти пяти—шестидесяти, по-рокерски держа на плече старенькую переносную магнитолу «Шарп» и, прильнув ухом к одному из динамиков, с упоением слушал старый греческий фолк, так называемые «лаикИ мусыкИ». Их ещё греки называют «бузУки». Дальше у меня произошло дежурное отключение и я действовал исключительно на автомате. Я зафиксировал только что войдя, я тут же поздоровался с ним по-гречески, к тому времени улыбка уже была вывешена на моей оптимистической физиономии в качестве фирменного знака:

— Я сас! (греч.-Здравствуйте!)

Киприот, похоже, опешил сначала, но быстро пришёл в себя, сосредотачиваясь на объекте. Кстати, внешности он был не греческой: абсолютно не загорелый, а в его больших чуть навыкате светло-серо-зелёных глазах будто застыл какой-то непонятный испуг. Сам он был крепко сколочен, с крупными чертами лица и алюминиево-проволочной вьющейся шевелюрой на голове. Типаж явно не эллинский. Классический же киприот обычно весь чернющий с головы до пят, а этот весь бледный, как спирохета, и ликом, ну, чистый европеец!