Дом для призрака

Андрей Пучков

Ты живёшь в своей квартире спокойной и размеренной жизнью, без особых потрясений. Живешь не один, но особого значения своим жильцам не придаёшь, воспринимаешь их как свою некоторую особенность, до тех пор, пока в твой дом не зашёл медведь. После этого визита твоя жизнь кардинально изменилась, и ты понял, что мир вокруг не такой как кажется. В этом странном мире существуют и ведьмы, и оборотни. И мало того, тебе приходиться вместе с ними охотиться на выживших из ума духов.

Глава 3 Первое задание и первая лекция

В девять часов утра я сидел рядом с Сергеем в микроавтобусе, по бокам которого красовались надписи «Ветслужба». Мы ехали в деревню под названием Кедровка, расположенную километрах в двадцати от нас, вглубь Тайги.

Об этой поездке ещё вчера меня попросила Мария Николаевна. Когда я уже собирался уходить домой, она попросила меня зайти к ней в кабинет, где и рассказала, что в этой деревне ни с того ни с сего стали сходить с ума домашние животные. Поэтому надо бы съездить туда вместе с Серёжей и попытаться разобраться, в чём там дело. В деревне уже были ветврачи, взяли анализы, которые и показали, что животные абсолютно здоровы, никакого бешенства или каких-либо других заболеваний. Что, собственно, и является подозрительным. Честно говоря, за такую зарплату я готов был не только узнать в чём дело, но и самому пасти этих взбесившихся животных.

Когда мы с Сергеем выехали за город, то первое время молчали, присматривались друг к другу, но потом помаленьку разговорились, некоторая неловкость, присущая малознакомым людям, быстро прошла. По дороге он рассказал, что деревня небольшая, дворов сорок, живёт чуть больше ста человек, в основном пожилые и старые люди. Почти в каждом дворе есть своё хозяйство.

Дорога в посёлок была заасфальтирована и находилась в довольно хорошем состоянии, большегрузы здесь не ходили. Километров через пять начиналась настоящая тайга, которая подступала вплотную к дороге. Стало темнее, огромные деревья кронами закрывали солнце, и оно, пробиваясь местами через переплетение ветвей, пятнами ложилось на асфальт, скрадывая неровности дороги. Стало как-то тревожно, и мы ехали молча.

— В этом месте всегда так паскудно. Не люблю эту дорогу, — пробормотал мой напарник.

«Ну ещё бы, нравилось ему!» — подумал я. — Мне со своим человеческим чутьём здесь неуютно, а ему с его волчьим вообще, наверное, хреново!» Наконец, наша «Ветеринарная» выскочила из мрака на волю, лес поредел, появилось больше берёз, стали попадаться поляны и огороды.

Деревня появилась неожиданно, из-за поворота. На въезде нас встретили два больших, совершенно одинаковых дома, стоящих по обе стороны дороги. Рядом с домами примостились палисадники с большими кустами черёмухи.

Сергей остановился возле левого дома, чуть прижавшись к забору и освобождая дорогу, чтобы мог проехать другой транспорт.

Мы вышли из машины, огляделись и услышали:

— Мог бы и не отъезжать, никому бы не помешал, — из палисадника, возле которого мы остановились, на нас смотрел дедок лет семидесяти, одетый в клетчатую рубашку с закатанными до локтя рукавами. Больше ничего разглядеть из-за забора не удалось.

— Батя, скажи пожалуйста, — начал было Сергей, но мужик его перебил:

— Да вижу, «ветслужба» написано, опять из-за наших бурёнок пожаловали?

Сергей кивнул.

— Да, странное что-то с коровками творится, у меня переболела, у моего брата переболела, — он кивнул на второй дом через дорогу, — такое впечатление, что с нас началось, потом отпустило и в деревню пошло.

— А что пошло-то? — встрял я.

— Не знаю, — ответил мужик, — показалось, что кормилицы совсем с ума посходили. А энти, которые до вас приезжали, сказали, что всё в порядке, анализы в порядке, и беспокоиться не о чем, — и он тяжело вздохнул.

— А сами-то что думаете? — спросил Сергей.

— А сами мы думаем, что дело тут нечисто, и пора бы попа какого звать, может и поможет, — и мужик перекрестился, опять тяжело вздохнув.

— Так значит, ваши коровы сами выздоровели, никто им никакого лекарства не давал? — опять влез я.

— Сами, — ответил дед, — шесть дней у меня коровка болела, потом шесть дней у брата, — он опять кивнул головой на дом напротив.

— Сейчас у Ефимовны болеет, — продолжил он, — вон тот дом, — и он показал рукой, — у неё сирень в палисаднике у одной растёт.

— Спасибо, батя, — поблагодарил Сергей.

— И ещё, сынки, — продолжил дед, — вы там поосторожнее, со скотинкой-то, поберегите себя, совсем из ума скотинка выживает-то! Брата моего так рогом пырнула, что пришлось в город, в больницу везти, операцию делать, сильно она ему руку повредила.

— Как-то всё это странно, — пробормотал Сергей, — деда, а как всё это протекает? — опять обратился он к мужику.

— Как там что у кого и как протекает, не знаю, а моя коровка сначала похудела, буквально за трое суток, аж ребра выпирать начали, а потом рассудок потеряла! Стоит посреди загона не двигаясь, только глазами безумными водит, а как кто зайти хочет, так кидается на него, и рогами подцепить норовит.

— Спасибо за предупреждение, батя, учтём.

— Скажите, а вам медок случайно не нужон? Удачный медок нонче у пчёлок получился. Недорого отдам.

— Саня, тебе мёд нужен?

— Литра три бы взял.

— Ну, тогда и я три возьму.

— Батя, на обратном пути литров шесть возьмём, но у нас тары нет, — сказал деду Сергей.

— Ничего, баночки я вам найду, — обрадовался дед, — с оказией если что и вернёте, а если нет, так и не надо.

— Ну что, потрепались, — сказал самому себе Сергей, — пора и за дело браться, а мед будем жрать потом.

И мы взялись. Поехали к Ефимовне. Возле её дома на лавочке под сиренью сидела бабушка, на вид лет под восемьдесят. Увидев нашу машину, она помахала рукой, словно приглашая, мы приняли приглашение, остановились и вышли из микроавтобуса. Дом у Ефимовны был не очень большой, но добротный и аккуратный. Было видно, что ему много лет, но он стоял ровно, окна и ставни не перекосило от времени. Забор и ворота, хоть и почернели с годами, но стояли твёрдо, прямо, все доски были на месте.

Начал опять Сергей:

— Доброго здоровья бабушка.

— Спасибо, сынок, а то когда тебе за сотню, добрым здоровье не всегда бывает, — улыбнулась Ефимовна.

Я, аж поперхнулся:

— Сколько, сколько? — потом спохватился и, наверное, с не великого разума добавил:

— Я, конечно, понимаю, что женщин о возрасте не спрашивают, но за сто — это сколько?

Ефимовна смеялась, смеялась заразительно, показывая великолепные белые зубы.

— Женщину он увидел, — пробормотала сквозь смех она, — а поженихаться ко мне у тебя желания не возникло? — и она опять захохотала.

Через несколько минут, отсмеявшись, бабка пригласила нас в дом, и сказала:

— Сначала чайку попьём, потом уж и в загон пойдем, на коровку смотреть.

Пока пили чай с душницей, она рассказала, что ей сто шестнадцать лет, что семьдесят лет назад перебралась жить сюда из Алтайских мест. Мужа похоронила двадцать лет назад, детей нет, живет одна. На хозяйство сил ещё пока хватает.

Пока всё это рассказывала, пристально рассматривала Сергея, на меня внимания почти не обращала.

— Ну что же, пойдёмте, посмотрим на мою кормилицу, — предложила она, когда мы закончили с чаем.

— Но предупреждаю — осторожнее, не болезнь это, а какая-то напасть. Некоторое время я могу это сдерживать, но недолго.

— А вы не простая бабушка, — усмехнулся Сергей.

— Да и ты, я вижу, человек не очень простой, — ответила, улыбнувшись, хозяйка, осмотрев Сергея с ног до головы своими умными глазками.

Загон находился в глубине двора, и пока мы шли к нему, из него не раздалось ни одного звука, в нём было тихо так, как будто он был пустой. А это было неправильно, должны быть звуки, которые издаёт животное в несколько сотен килограммов веса. Насколько я знаю, коровы шумно дышат, переступают с ноги на ногу, просто ходят по загону, топают.

— Я сейчас займусь коровкой, а вы откройте двери и посмотрите, что там делается, но долго не валандайтесь, скоренько давайте, — попросила нас хозяйка.

Подойдя к загону, она встала возле двери, положила ладони на стену и закрыла глаза, через минуту велела:

— Открывайте.

Я сдвинул тяжёлый деревянный засов и открыл дверь, внутрь мы заглянули с Сергеем одновременно.

Эту тварь я увидел сразу же, как только открыл дверь, она сидела на шее у тощей коровы и таращилась белёсыми глазами в дверной проём. Корова, казалось, её не замечала, стояла, наклонив голову, и как будто бы о чём-то думала, потом внезапно пошла к нам, ускоряя шаги. Я захлопнул дверь и задвинул засов, тяжёлый удар заставил содрогнуться весь загон.

— Ну что, ветеринары, успели что-нибудь разглядеть? — спросила Ефимовна, когда мы отошли от стайки.

Я вопросительно посмотрел на Сергея:

— Я думаю, при ней можно, ну а я ничего не смог увидеть, стоит тощая корова посреди сарая, и всё.

— На шее у вашей бурёнки сидит какая-то мохнатая тварь, у неё светлые навыкат глаза, тонкие и кривые ручки, — отрапортовал я.

— Ты, я вижу, тоже ветеринар не простой, — усмехнувшись, заключила Ефимовна, покивав головой.

— Но по тебе этого почему-то не скажешь.

— Что будем делать? Вызовем помощь? Обычно вызываем, — вопросительно посмотрел на меня Сергей.

Я задумался, потом ответил:

— Нет, сами будем снимать эту заразу с коровы. Сама по себе эта дрянь нам не опасна, я ничего такого не чувствую, думаю, мы с ней справимся. На данный момент корова — это её оружие, значит, нам надо эту тварь лишить её оружия, — начал рассуждать я. А когда Сергей захотел вставить какое-то, по всей вероятности, язвительное замечание в мои размышления, я поднял указательный палец, останавливая его:

— А значит тебе, — и я ткнул этим же пальцем в него, — надо будет удерживать бурёнку, пока я буду отдирать эту дрянь от неё.

— Да?! И как ты себе это представляешь? — ехидно спросил Сергей.

— Ты очень быстро забегаешь в сарай, хватаешь бурёнку за рога и удерживаешь, пока я буду отдирать эту фигню.

Сергей вытаращился на меня.

— Ты в своём уме?! Это не коза! Это корова! А с ней в одиночку, между прочим, даже волк не справится! — возмутился Сергей.

— И потом, ты уверен, что сможешь один оторвать эту заразу от коровы?

— Что, боишься, что страна лишится одного из своих лучших ветеринаров? — гаденько захихикал я. Сергей покраснел.

— Не переживай, всё продумано, бурёнка ослаблена, ты в силу некоторых обстоятельств силён физически и к тому же можешь быстро двигаться. Ты справишься.

Всё это время нас с огромным интересом слушала Ефимовна. Когда я закончил свои тактические размышления, она спросила, в чем мы собираемся везти эту «фигню», так как лучше, если в деревне её не будет. Услышав это, Сергей убежал к машине и принес мешок.

— Саван? — спросила Ефимовна.

Сергей кивнул, — ага, он самый и есть. Я вопросительно посмотрел на него.

— Видишь ли, на шее у бурёнки дух, а дух не может преодолеть саван, которым в течение трёх дней был накрыт умерший. К сожалению, это относится только к мелким и слабым духам. Есть такие, которые его просто порвут.

— Ну что, ветеринары, в атаку, если вы такие сильные и смелые, — засмеялась Ефимовна. И мы пошли в атаку. Вернее, осторожно двинулись вперёд.

Подойдя к двери, я рывком открыл её, и Сергей мгновенно оказался внутри, причём он сделал это так быстро, что я даже растерялся. Вот он был рядом со мной, а через мгновение я уже видел его широкую спину, из-за которой не было видно коровы. Я метнулся следом, подскочил к Сергею и увидел, как эта тварь таращится на нас с каким-то по-человечески ошалевшим видом. Видимо, с таким идиотским способом борьбы с ней она сталкивалась впервые и действительно была ошарашена такой непредсказуемой наглостью.

Пока тварь раздумывала, что ей делать, я схватил её обеими руками и с силой потянул. Но та держалась крепко, хотя её тело от шеи бурёнки оторвать и удалось, она сейчас держалась только корявыми ручками. Помогла сама корова, видимо, её контакт с наездницей нарушился, и она шагнула в сторону. Тварь осталась у меня в руках. Я пулей вылетел из загона, сунул её в подставленный Ефимовной мешок, и она затянула горловину кожаным ремешком. Всё! Победа! Виват, ветеринары!

Следом за мной из загона выбрался Сергей и, тяжело дыша, стал разглядывать мешок, в котором что-то иногда шевелилось.

— Так вот какой ты, северный олень! — задумчиво проговорил он и слегка пнул нашего пленника.

— Знаешь, Сань, это ведь первый раз, когда я вот так, по-идиотски, без подготовки ловлю духа. А с другой стороны, когда-то надо начинать. А от Машки мы огребём, или я её не знаю. И он грустно вздохнул.

Мы попрощались с Ефимовной, она, улыбаясь, пожелала процветания нашей ветеринарной клинике и, перед тем как уйти в загон к своей бурёнке, сказала, что эту тварь, скорее всего, привезли по незнанию и освободили возле деревни. Злого умысла, наверное, здесь нет. На выезде из деревни нас ждал дедок, отдал нам две трёхлитровые банки с мёдом, забрал у нас две тысячи, махнул на прощание рукой и опять залез в свой палисадник. А мы покатили домой.

Когда проехали паскудное место, как назвал его Сергей, остановились, содрали с микроавтобуса наклейки «Ветеринарная» и договорились молчать на работе о ветеринарии, иначе, заверил меня Сергей, прилипнет так, что будем «ветеринарами» до самого конца. До какого именно конца, тактично умолчал.

Несмотря на то что Кедровка была недалеко, мы в ней проваландались до обеда, и когда по приезде пошли сдавать тварь в научный отдел, было уже около трёх часов, и поэтому, избавившись от нашей заразы, мы с Сергеем пошли на обед.

Кроме нас, народу в буфете уже не было, и мы вдвоём вольготно расположились за столом, а когда приступили к пирогу с черникой на десерт, к нам присоединились Мария Николаевна и Светлана, которые взяли себе по чашке кофе, после чего начальница научного отдела «подколола» нас:

— Ну что, ветеринары, рассказывайте, как всё прошло? При этих словах лицо у Сергея вытянулось, а Света захихикала.

— Да ладно, не переживайте, никто не узнает, вы ведь наклейки заказывали в нашей мастерской, поэтому никто не расскажет о вашей близости с бурёнками! Об этой вашей страсти знаем только мы.

При этих слова Светлана захохотала и откинулась на стул. «Хорошо, что пожрать успел» — подумал я, разглядывая рубашку у неё на груди, на этот раз рубашка была белая, чисто белая, расстёгнутая до… «Тьфу ты, чёрт! Опять издевается!» — понял я, с трудом отлепляя взгляд от этой самой рубашки. Но она вдруг села и вполне серьёзно сказала:

— Ладно, хорош веселиться, рассказывайте.

И Сергей рассказал подробно: как ехали, что чувствовали в поездке. Описал все дома, которые мы проезжали, всех людей, с которыми встречались и разговаривали. Что чувствовали при разговоре, что чувствовали оба, находясь в деревне, что чувствовали во дворе у Ефимовны, возле загона, в загоне, что чувствовали возле коровы, что ощущал Сергей, когда держал бурёнку за рога. Света во время рассказа уже не смеялась, была собрана и серьёзна.

Потом о своих ощущениях начал рассказывать я, причём вспомнил, что когда подходил к дому Ефимовны, то что-то почувствовал, какую-то тревогу, что ли, но не опасность, как это бывало раньше, когда действительно была угроза моей жизни.

Мария Николаевна сразу же поинтересовалась, где, когда и что именно произошло, и мне пришлось рассказать, как примерно год назад я, выходя из небольшого магазинчика, расположенного на первом этаже пятиэтажного дома, буквально дернулся, остановившись перед выходом, было ощущение, что сердце замерло от какого-то непонятного и неприятного ощущения, я знал, что мне надо идти, но очень не хотел выходить, так как был уверен, что со мной что-то должно произойти.

Пока я раздумывал, снаружи раздался грохот, что-то большое рухнуло сверху, обрушив пластиковый козырёк над входом в магазин. Немного погодя выбравшись наружу, я увидел, что от стены отвалился большой пласт облицовочного кирпича. Если бы я не остановился, он бы меня убил, и это ощущение угрозы я никогда не забуду.

Когда я закончил рассказывать, Мария Николаевна сказала:

— Надо будет попробовать развить это твоё чувство опасности: полезная, знаете ли, штука. И она улыбнулась, глядя мне прямо в глаза, улыбнулась как-то очень по-женски, не так, как обычно. «В таких глазах можно и пропасть, — вздохнул я про себя — ну что же, ладно, учиться у неё, наверное, будет приятно».

Когда мы разобрались с пирогом, Мария Николаевна обратилась к Сергею:

— Ну а теперь, скажи на милость, почему вы полезли ловить эту изменившуюся тварь сами, а не вызвали помощь, тебе надо было только выяснить, что к чему.

Тут уже взыграло моё самолюбие, и я возмутился.

— Мария Николаевна, почему Вы решили, что нам, чтобы справиться с какой-то мелкой нечистью, потребуется чья-то помощь? — гордо уставился я на неё.

— А потому, Сашенька, что именно такую тварь от живого может оторвать только Семёныч! Вместе со шкурой, разумеется! Животных сначала усыпляем, с уснувшего тела они снимаются гораздо легче. И ещё, если бы она умудрилась убежать в лес, нам бы пришлось её очень долго выслеживать… кстати, у тебя с руками ничего не произошло?

Я осмотрел свои руки и ответил,

— Да нет, вроде всё в порядке, ничего странного нет.

— А ты, Александр Андреевич, вообще странный человек, — вдруг заявила Света, — видишь всех духов: и простых, и изменённых, — спокойно управляешь ими, они тебя беспрекословно слушаются, берёшь голыми руками то, что брать нельзя: у обычного человека останутся раны или язвы. У тебя в руках ослабевает сошедший с ума овинный, или кто он там ещё, пока не выяснили. В конце концов, ты очень хорошо чувствуешь опасность, причём, как я поняла, любую опасность…

Я оторопело вытаращился на неё.

— Вы что, хотите сказать, что я не…

— Да Бог с вами, Саша, успокойтесь, — ответила мне уже Мария Николаевна.

— Вы человек! Мы проверили.

После обеда Сергей убежал по своим делам, а я с женщинами пошёл в научный отдел, там мы спустились на нулевой этаж, Света набрала код ещё на одной мощной двери и пригласила меня в помещение.

— Это что-то вроде демонстрационного зала, — объяснила Мария Николаевна, — сюда мы помещаем наших подопечных, если возникает такая необходимость. Кстати, это стекло очень тяжело разрушить. Сейчас здесь обитает ваш приятель, которого вы притащили из деревни.

Зал был отгорожен от нас прозрачной стеной, в которой находилась дверь. Я осмотрел помещение и увидел, что на бревне, которое лежало в зале, сидит эта тварь и смотрит на нас своими блёклыми глазами. Смотрит, не мигая, шевелились у неё только корявые пальцы, которыми она словно что-то трогала, я так и не смог сосчитать, сколько их у неё. Когда я встретился взглядом с этой тварью, она вдруг сползла с бревна, и, как-то скособочившись, поковыляла ко мне. Мне стало неприятно, и я отвернулся.

Ко мне подошла Светлана и сказала:

— Ну вот, друг мой, что и требовалось доказать. Вы каким-то образом влияете на них, они вас чувствуют и тянутся к вам, — при этих словах она подошла ко мне вплотную, положила правую руку мне на шею, встала на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха и томно, явно дурачась, прошептала:

— А может быть, вы, Александр, демон? Поэтому они вас и слушаются? После этого она отошла к смотровому стеклу и стала разглядывать пойманного духа, а я наконец смог выдохнуть, так как поневоле задержал дыхание, когда она прижалась ко мне вплотную.

Пока я общался с заместительницей Марии Николаевны, к нам подошла Ниночка, а с ней ещё один мужчина лет пятидесяти, оба были одеты в синие халаты. Ниночка кивнула мне, как старому знакомому.

— Знакомьтесь, Александр Андреевич, — она показала рукой на мужчину, — это Алексей Геннадьевич, можно сказать, наш старший научный сотрудник по всей этой братии! И она кивнула головой в сторону прозрачной стены, за которой находился наш дух. Я пожал протянутую руку и представился:

— Александр, можно просто Саня.

Алексей Геннадьевич улыбнулся.

— Наслышан уже о вас, наслышан. Скажите: я так понимаю, вы видите это существо? — спросил он.

— Вижу, я его и снимал с коровы.

— Понятно, — пробормотал он и, махнув мне рукой, сказал:

— Пойдёмте со мной.

Мы пошли по длинному коридору, по обеим сторонам которого находились комнаты, некоторые двери были открыты, некоторые закрыты, в комнатах находились сотрудники в таких же синих халатах.

— Это лаборатории, — сказал Алексей Геннадьевич, — мы стараемся изучить и понять, что происходит с духами и прочей, скажем так, нечистью.

— А что, разве с ними что-то происходит? — удивился я.

— В том-то и дело, что происходит, они меняются, становятся мерзкими, злобными и опасными.

Однако тут же поправился.

— Не все, конечно, большинство нейтральны к человеку, если их не трогать, например те, которые живут у вас в доме. А есть такие, как то, что вы привезли из Кедровки, эти напрямую опасны, они могут просто убить человека чем-нибудь, так как очень сильны физически. Вы, наверное, в этом уже убедились.

Алексей Геннадьевич снял очки и продолжил:

— Духи — это первые разумные жители Земли, которые появились задолго до человека и были полновластными хозяевами планеты. Они легко могли бы не дать развиться человеку, но по какой-то причине, а по какой, мы уже никогда не узнаем, они не стали трогать человека разумного и даже помогали ему и оберегали.

Особенно сильной была связь с духами у славян, они тысячелетиями жили вместе, и бывало, что на подворье у Русича жили по несколько духов — это и домовой, и овинный, и банный, и дворовой, и востуха, и прочие. Еще больше их было в лесах и полях: начиная с лешего, самого мощного лесного духа, и заканчивая всевозможными берегинями, аспидами, листинами, моховиками, подполянниками, боровичками, шишами и многими другими.

Почти все духи помогали человеку, оберегали его дом и детей, урожай, подворье и скот, человек за это привечал духов, оставлял им угощение, благодарил духов. Конечно, были и злые духи, которые могли навредить человеку, такие как, например, злыдни или кумушницы, но они были намного слабее домовых и не могли причинить вреда, так как домовой просто прогонял их со двора.

Так продолжалось до тех пор, пока на Русь в двенадцатом веке не пришло христианство, которое объявило всех духов злом. Леший из защитника леса стал каким-то чудовищем, Яга из доброй прародительницы превратилась в злого демона, которым до сих пор пугают детей, русалка из берегини превратилась в утопленницу и так далее.

Алексей Геннадьевич досадливо махнул рукой.

Мы подошли к закрытой двери, Алексей Геннадьевич набрал код и после щелчка замка открыл дверь, мы вошли ещё в один демонстрационный зал, только значительно меньше первого.

— Сколько существ вы видите за стеклом? — спросил меня Алексей Геннадьевич.

Я присмотрелся: «Так, двое болтаются под потолком, трое — возле стекла, смотрят на нас, ещё двое — возле задней стены и двое — возле правой стены».

— Девять.

— Всё верно, девять, вы видите их всех, что меня и удивляет, — пробормотал он.

— И ещё, — счел своим долгом добавить я, — пять сущностей похожи на тех, что живут у меня дома, я это чувствую, но мои почти всегда находятся в одной форме и практически никогда её не меняют, разве что по моей просьбе, — вспомнил я невезучего Игорька, — а эти еще не оформились, у них нет стимула что ли, для обретения какой-то формы. Когда мои твари появлялись у меня в доме, то поначалу тоже были примерно такие же, а уже только потом приобрели форму и уже не хотят её менять. Попробуйте поселить их в отдельном доме, понаблюдайте за ними: может, они тоже обретут форму, сбежать он не должны, они вообще не любят покидать дом, в котором живут.

Когда я опять посмотрел на окно, то увидел, как все эти пять сущностей, о которых я говорил, сгрудились возле стекла, и я чувствовал, что они смотрят на меня.

— Знаете, а ведь мысль насчет дома для этих, — и Алексей Геннадьевич кивнул в сторону окна — кажется мне здравой, надо будет, наверное, эту вашу идею опробовать.

— Скажите пожалуйста, а кто они такие, кем были до того, как превратились вот в это, что это вообще такое?

Алексей Геннадьевич задумался.

— Я с уверенностью не могу утверждать, хоть и пытаюсь понять это не один год, но мне кажется, что это — он опять кивнул на стекло, за которым столпились сущности, — бывшие духи, всевозможные домовые, лешие, русалки и тому подобные создания, которые жили и рядом с людьми, и вдалеке от них.

Они каким-то образом изменились. Может быть, в результате смерти, хотя убить их невозможно, они практически бессмертны. Может быть, на них было какое-то другое воздействие, чем, тоже пока непонятно. А тут ещё и ты появился. Вообще стало ничего не понятно. Непонятно, как человек вообще может управлять этими изменившимися духами?

Сказав это, он посмотрел на меня, было видно, что ему неловко.

— Простите, Александр Андреевич, — смущённо улыбнулся Алексей Геннадьевич — это я так, задумался… у меня к Вам будет просьба: мне надо взять у вас кровь на анализ, если вы, конечно, не возражаете.

Я не возражал, и мы зашли в одну из лабораторий, больше похожую н медицинский кабинет, стены которого выложены белым кафелем. В кабинете на металлических полках стояли приборы непонятного назначения, всё белое и, наверное, стерильное. Попросив меня подождать немного, Алексей Геннадьевич вышел. Буквально через минуту зашла Ниночка, уже одетая в белый халат, и поставила на столик металлический разнос, на котором лежали жгут, шприц и ватные тампоны, после чего она пододвинула ко мне специальную подставку и попросила положить на неё руку. Потом перетянула плечо жгутом и воткнула иглу в вену, вернее, попробовала воткнуть, а когда у неё не получилось, удивлённо посмотрела на иглу, а потом на меня. Честно говоря, я сам оторопел.

— Может, игла тупая, давайте попробуем ещё раз, — предложил я.

Ниночка молча отошла к какому-то шкафу, открыла его, было слышно, как что-то звякнуло, и она вернулась ко мне уже с другим шприцом. Мне очень захотелось, чтобы она, в конце концов, взяла у меня кровь, а то опять что-нибудь подумают. И она взяла, игла легко вошла в вену, рука у неё была легкая, и я почти ничего не почувствовал.

Ниночка положила наполненный кровью шприц на разнос, приложила ватку на место укола, согнула мне руку в локте, велела несколько минут подержать её и убежала, не забыв на прощание мне улыбнуться. Приятная девушка. Они тут все улыбаются, как ненормальные, но мне это нравится.