Френдзона

Анна Белинская, 2023

– Да что с тобой такое? – жалко сиплю. Степан опускает лицо, бросает взгляд на мои пальцы, которыми я вцепилась в его локоть, и мне приходится тут же отпрянуть, потому что этим взглядом он бьёт меня по рукам. – Я тебя не узнаю, Степ, – сожалеюще качаю головой.– Шесть лет прошло, – напоминает.– Вот именно! Мы не виделись шесть лет и, мне кажется, люди, которые раньше дружили, не так должны вести себя при встречи.Он для меня всегда был лучшим другом.Степа Игнатов – мальчишка, таскающий мне ромашки и растаявшее мороженое.Он уехал практически сразу после одной ночи, которую я не помню, а вернулся спустя шесть лет: повзрослевший, привлекательный, чужой…

Глава 5. Юлия

Я гоняю кусок шашлыка по тарелке, к которому ни разу не притронулась. Делаю максимальный вид озабоченности его прожаркой, но на самом деле мне на него плевать, даже если бы он был из динозавра. Меня посадили напротив Сары и Степы. Я не прячусь от них, но мне дискомфортно.

— Степ… кхм, — откашливается тетя Агата и нарушает тишину, которая установилась после того, как крёстный провозгласил первый тост в честь приезда сына и его «подруги». Так он окрестил Сару, но думаю она не в обиде, потому что понимает русский язык так же, как я иврит. — Почему Сара не ест шашлык? Она вегетарианка?

Поднимаю лицо, которое до этого прятала в своей тарелке, и смотрю вперед. Действительно, на блюде девушки аккуратной горкой разложен овощной салат, заправленный растительным маслом.

Кажется, что все вокруг тоже перестают жевать и смотрят в тарелку Сары.

Степан невозмутимо оставляет вилку на салфетке и откидывается на спинку плетёного диванчика, на котором они с Сарой сидели с самого начала вечера.

— Нет. Она ест мясо. Но только кошерное. Сара — еврейка, мам, — Степа насмешливо выгибает бровь по типу «тебе ли не знать».

Молниеносно перевожу взгляд на Агату, которая после слов сына закашливается сильнее и хватается за стакан с водой. Обмахивая себя рукой, тетя судорожно делает огромные глотки. В ее тарелке несколько кусков свиного шашлыка, и Агата — тоже наполовину еврейка.

— Сын, — вклинивается дядя Леон, порицательно глядя на Степу, — а ты мог бы и предупредить, что Сара придерживается правил иудаизма. Мы бы… сообразили куриный шашлык, правда, милая? — Леон поворачивается к Агате, и они безмолвно разговаривают между собой, будто только им двоим известен скрытый смысл сказанных Леоном слов.

Агата вновь кашляет и стучит себе по груди.

— Не страшно, пап, — усмехается Степа, складывая руки на груди. — Сара не останется голодной этим вечером, — посмеиваясь, изрекает.

Одновременно с Агатой закашливается моя мама. И только мой отец расслабленно смеется и одобрительно показывает Степану поднятый вверх большой палец.

Я одна чего-то не понимаю?

А нет, не одна, потому что после прозвучавшего имени Сары, девушка смотрит на Степу круглыми вопросительными глазами. Должно быть, ей более некомфортно, чем мне, потому что, не улавливая смысла, я хотя бы понимаю саму речь, а она, вообще, как в вакууме. Мне даже становится ее жаль.

Степа поворачивается к Саре и с обаятельной ухмылкой, понизив голос, шепчет:

— Халайла мхаке лану лайла кхам. Кэн, мотек?*

Сара смущенно поджимает губы, но тут же испуганно вздрагивает под резкий вскрик тети Агаты:

— Степа! — каркает Агата, возмущённо округляя глаза и краснея, как рак. — Твоя мать — наполовину еврейка! И я еще помню иврит! — и выгибает бровь так же, как это сделал Степан несколькими минутами ранее, намекая на «тебе ли не знать».

— Прости, мам! — смеется Степа, запрокинув голову слегка назад.

Я бы хотела полюбоваться смеющимся другом, но в другом месте и в иное время, а не тогда, когда Агата злобно зыркает на сына, стиснув губы в тонкую, еле заметную линию. Никто за столом не понял, о чем они трое говорили, и это напряжение коснулось всех, кроме близнецов, наяривающих, как в бездонную бочку, шашлык, и Германа, спящего у водяного распрыскивателя.

Я не знаю, как тетя Агата отреагировала на появление Сары, я не знаю, как ее приняли в доме вообще, но то, что мамина лучшая подруга поглядывает за девушкой настороженно, говорит о том, что она — не в восторге. Но у Агаты своеобразный характер, и я не знаю, кем должна быть та, которая достойна ее любимца-сынка. А вот дядя Леон крайне обходителен и доброжелателен, но он по своей натуре такой, кто примет даже адвентистов седьмого дня.

— Степа, — звенит голос моей мамы. Она выглядывает из-за плеча папы и растягивает губы в улыбке. Моя мама — психолог и понять, что ситуацию за столом нужно спасать, — для нее не проблема. — Я еще раз хочу поздравить тебя с окончанием университета. А какую ты специализацию выбрал?

Степа ставит один локоть на стол и разворачивается к моей маме, чтобы было удобнее иметь с ней зрительный контакт.

— Спасибо, — его улыбка приторная до тошноты. Он раздает ее всем, кроме меня. — Пластический хирург, — поясняет Степа.

У меня падает челюсть в тарелку. Уверена, звук ее падения слышат все, потому что в ту же секунду мой бывший друг поворачивается ко мне и нахмурено смотрит мне в глаза с читаемым в его взгляде вопросом «что-то не так?».

— С таким ростом? — кажется, это мой голос. Ну да, совершенно точно эту несусветную чушь спросила я. Господи, я чувствую, как мои щеки печет. Теперь все присутствующие смотрят на меня, делая центром внимания. Я не люблю быть в центре внимания.

Даже Герман поднял голову и сдвинул толстую шкуру на лоб, ментально изрекая: «Это спросила рельса, длинною в 180 см?».

Рядом куском мяса давится Сонька.

— А что с ним снова не так? — Степан подается корпусом вперед, заставляя меня прижаться к спинке ротангового стула.

Снова…

В смысле снова?

Степа смотрит так, что мне хочется расслабить пуговицу на джинсах. У меня скручивает живот.

Мы говорим? У нас диалог?

— Я… — мои глаза мечутся. Я не знаю, что ему ответить на мой бред, когда своими глазами он оставляет борозды на моем лице.

— Пластический хирург! Невероятно! — спасает меня мамуля. — Будешь делать людей красивыми и счастливыми! — восторгается.

— Ага. И Саре своей нос подправишь, — не отрываясь от мяса, вворачивает один из близнецов.

— Павел! — рявкает крестный под угарный ржач второго близнеца.

— Я Миша, — пацаны ударяются кулаками в знак взаимного одобрения.

Кошмар.

Я не чувствую ног. У меня ватное тело и, кажется, мне сейчас стыдно за всех присутствующих за столом.

Что происходит?

— Отхватишь сейчас, — брякает Степан, глядя на младшего брата беззлобно, который в ответ показывает ему средний палец.

Господи!

Я слышу, как рядом ржет Богдан, вижу посмеивающегося в кулак папу, изумленную тетю Агату и сердитого Леона, но больше всего меня пугает взгляд Сары, которым она сверлит меня, будто во всем этом происходящем безобразии виновата я.

***

— Или, как вариант, сделаешь ей сиськи, а то она весь вечер на Юлькины с жадностью смотрит, — следом подхватывает Павел, и два брата пожимают друг другу руки, мол, дай пять, бро, — шутка удалась.

Если до этого я считала, что вечер безвозвратно испорчен, то я глубоко ошибалась. Его апогей случился сейчас, когда в зоне моего декольте после слов близнеца пасутся, кажется, все глаза этого стола.

Но самый обжигающий взгляд, который я успеваю поймать, принадлежит моему другу детства. Он тоже смотрит на мою грудь, а потом переводит внимание на веселящихся младших братьев.

— Ну-ка рты закрыли! Оба! — рявкает дядя Леон так, что мурашки, возникшие от взгляда Степы, вмиг разбегаются, расталкивая друг друга. — Иначе вылетите из-за стола!

— Да мы прикалываемся, па. Она все равно не понимает, — ржет один из близнецов.

А Сара действительно не понимает и поочередно переводит внимание на каждого, с немым вопросом: «Что здесь происходит?».

Должно быть, это очень сложно — чувствовать себя глухонемой среди галдящей толпы. Я сочувствую ей. Искренне.

Агата отвешивает подзатыльник рядом сидящему с ней близнецу:

— Засранец!

— Да за что? — возмущается, кажется, Миша, почесывая затылок. — Это он сказал, а не я, — кивает на брата.

— Передай тогда ему, — скалится тетя Агата и кивком подбородка указывает на второго близнеца.

— Держи, просили передать! — Миша хлопает по лбу брата, и оба начинают дурковать за столом, шутливо раздавая друг другу лещей.

Богдан ржет.

Он мало говорит, зато много смеется.

Дядя Леон обречённо качает головой, глядя на младших детей. Тетя Агата выглядит так, будто узнала, что снова беременна. Моя мама улыбается, но не искренне, потому что, я уверена, у себя в голове она каждому сидящему за столом уже давно выставила неутешительные диагнозы. Мой папа тоже улыбается, но искренно и ободряюще всему этому творящемуся балагану. У Софьи застыло на лице выражение, подобное Агате, и только единственному человеку за столом, кажется, вообще всё по фану — это Степану. Откинувшись на спинку стула, он лукаво почесывает правую бровь и поглядывает на веселящихся близнецов.

Мне это не понятно.

Почему он не защищает свою девушку? Почему позволяет подшучивать над ней? Ну и что, что она ничего не понимает. Ему же должно быть за нее обидно и неприятно? Или я слишком наивна?

— Степа, а как вы познакомились с Сарой? — мама вновь пытается спасти этот вечер и увести разговор в иное русло.

Я расправляю уши. Глядя себе в тарелку, обостряюсь в слух и замираю, потому что мне тоже жутко интересно, как это произошло. Я не смотрю на Степана, чтобы он не понял, насколько жадно я буду хватать сказанные им слова.

Но Степан не торопится отвечать. Его молчание заставляет меня поднять лицо и посмотреть на парня. И то, что я вижу, поражает меня с новой силой: Степа сидит и, прикрыв глаза, а рот — кулаком, потрясывается мелким бесшумным смехом.

Да что такое?

Шумно выдохнув, парень открывает глаза и, словно собравшись с духом, изрекает:

— На приеме.

— М-м-м?! — мама заинтересованно выгибает бровь. — А я думала, вы вместе учились.

— Нет. Сара не медик. Она работает на фирме у своего отца.

— Вон как. Интересное знакомство, — любезничает мамуля. — Сара пришла на прием, а ее встретил такой красивый молодой врач, — мама поигрывает бровями.

Степа улыбается, являя этому позднему вечеру блеск своих белоснежных зубов.

— Примерно всё так и было. Только я пока не врач. Стажер, — поясняет Степан.

— Я в тебя верю, — подмигивает ему мамуля.

— А че за прием? — встревает в разговор, кажется, Паша.

Степа переводит внимание на него и широко улыбается.

— Консультация, — неопределённо отвечает Степан.

— Консультация по поводу увеличения сисек? — вклинивается второй близнец, и этот вечер вибрирует под взрывом хохота братьев. Близнецы отбивают друг друга «пять» и скрючиваются в истерическом припадке смеха.

— Вышли отсюда! — не сдерживается дядя Леон и ударяет ладонью по столу, отчего мы с Сарой подпрыгиваем. — Оба!

— Ну всё, кабзда! — ржет Паша и тянет за локоть своего брата, вставая из-за стола.

Богдан стирает слезы из глаз.

А я… мне нужно выстирать все свои вещи, которые надеты на мне, потому что от всего этого я взмокла.

И пока у дяди Леона валит дым из носа, близнецы, не переставая ржать, покидают нашу идиотскую компанию.

Мне жаль Сару, но сейчас я искренне рада, что она не понимает нашего языка и не слышит всего этого безумия, иначе бы решила, что все те, кого не обошел стороной Чернобыль, собрались за этим столом.

— Надо выпить, — подает голос папа, и это самое правильное, что прозвучало за весь этот вечер.

Мой родитель берет на себя полномочия дяди Леона и наполняет фужеры, пока крёстный приводит себя в чувства.

Когда очередь доходит до меня, папа отставляет бутылку вина и наливает мне компот. Но сейчас я не отказалась бы от чего-то покрепче.

— Юль, а ты че? — Богдан, жених Сони, выглядывает из-за ее плеча и кивает на мой компот. — Воздерживаешься?

— Я не пью, — пожимаю плечами.

— Совсем? — удивляется Бо.

— Совсем, — подтверждаю и ощущаю на себе пристальный пронизывающий взгляд. Это смотрит не Сара. У нее взгляд колючий, а этот… другой.

Поднимаю голову и вижу глаза Стёпы.

Замерев на моем лице, он прищуривается.

Мои ладони становятся влажными, а его мысли я читаю в его взгляде.

Он… помнит?

Последняя капля алкоголя во мне была шесть лет назад. С того самого дня я больше ни разу не притронулась к спиртному.

— Похвально. Трезвая свидетельница на свадьбе — залог ее успеха, — философствует Богдан, выдергивая меня из ушата, полного моего стыда.

Поворачиваю голову к жениху Сони, но торможу на ней. Подруга задумчиво меня рассматривает, а потом также задумчиво смотрит на Степу, чему-то усмехнувшись.

— Кстати, на счет свадьбы, — тетя Агата ставит локти на стол, а на сцепленные пальцы укладывает подбородок. — Соня, — обращается к дочери, — вечером звонила Диана. Она взяла билет на среду.

— Как? — удивляется подруга. — У меня в среду девичник, она обещала приехать во вторник.

— Она прилетит утром. Ничего криминального в этом не вижу.

— Степ, — Богдан смотрит на Игнатова, — пока девчонки будут размазывать сопли под «Грустный дэнс», оторвёмся на мальчишнике в среду? — смеется и получает тычок в плечо от Софьи.

— Э-ээ! — нахмуривает брови подруга. — Я тебе потом тоже кое-что оторву, — угрожает.

— Да шучу я, Сонь. Мы с мужиками в церковь сходим, свечку поставим, всё прилично будет, — смеётся и вновь уворачивается от Сонькиной оплеухи.

— Вот и прекрасно, — продолжает Агата. — Степан пойдёт на мальчишник, а Сару девочки с собой возьмут на девичник, да?

И пока у нас с Соней мозг обрабатывает слова тети Агаты, откуда-то из-за наших спин доносится низкий баритон:

— Ну всё, всем кабзда!

*Сегодня нас ждет горячая ночка, правда, малышка? — с иврита