Витамин любви

Анна Данилова, 2010

Она привыкла влюблять, покорять, восхищать. Мужское сердце для Милы – трофей, которым она не слишком дорожит: завоевывает, использует, потом легко бросает. В сердечных делах ей даже интереснее одерживать верх над соперницами, ведь просто любить скучно. Неужели ни одна из них не готова отомстить? Или мстить должны те, кого она шутки ради успевает назвать виновными в своей смерти, перед тем как исчезнуть?..

7

15 февраля 2010 г.

Было непривычно холодно. То есть она привыкла, конечно, к холоду. К физическому, ведь на улице ветреный февраль. Но холод был какой-то странный, внутренний, словно она замораживалась изнутри и ничего не могла с этим поделать. Стыли ноги, обутые в теплые меховые сапоги. И пальцы рук, самые кончики, стали, кажется, совсем ледяными… Наконец она увидела знакомое лицо. Лиза Травина. Какое счастье. Она думала уже, что никогда не отыщется человек, который встанет на ее защиту.

— Спасибо, что пришла, — прошептала Елена Семенова, давясь слезами, как если бы увидела, что в кабинет следователя, который тактично удалился, вошла мама. Вот точно такая же была бы реакция. На этот раз на месте мамы, которая все поймет и простит, оказалась Лиза.

— Успокойся, Лена. — Лиза улыбнулась так, как если бы они расстались только вчера, на школьном дворе. Она прекрасно выглядела: молодая, стройная, полная сил и на редкость румяная, что добавляло красок унылому зимнему дню. — Давай поговорим.

— Даже не знаю, с чего начать… Хочется твердить только одно: янивчемневиновата, янивчемневиновата… Без пауз. Но я на самом деле ни в чем не виновата. И двойки в тот день поставила многим. Ребята что-то недопоняли, так это не моя вина. Скажу даже, что оценки эти не пошли в журнал!!!

Удивительно, но вот об этой существенной детали никто из учеников не сказал. А ведь фраза «это не пойдет в журнал» воспринималась как подарок небес. Другими словами, что оценка как бы несерьезная, хотя и стоит призадуматься. Не более.

— Лена, прошу тебя, во-первых, успокоиться…

— Лиза! Да не могу я успокоиться! Меня обвиняют в доведении до самоубийства! Как я могу быть спокойна? Тем более что к Миле Казанцевой я относилась хорошо, она была способной, талантливой ученицей, и у нас с ней никогда не возникало никаких конфликтов. Вот скажи, если бы тебе предъявили такое обвинение…

— Лена, я все понимаю. Но записка есть. Мне позвонила Глаша и сказала, что почерк, которым она написана, действительно Людмилы Казанцевой! Понимаешь? Я еще надеялась, что это фальшивка, что кто-то просто хотел подставить тебя, но почерк, повторяю, ее, Милы! Постарайся вспомнить, что между вами могло произойти, чтобы она написала такое… Может, ты ее оскорбила, унизила. Ведь она же написала: «В моей смерти прошу винить Елену Александровну Семенову. Устала от унижений и оскорблений. Не поминайте лихом… Мила. Прости меня, мама…» Ты уж извини меня, что я напомнила тебе этот жуткий текст… Но нам надо будет с ним работать. Понять, что же могло случиться, чтобы девочка решилась… Я понимаю, что записка, быть может, и не имеет никакого отношения к ее смерти… Ее вообще могли убить, а записку она могла написать под давлением, понимаешь? А тебе, раз ты не чувствуешь своей вины, все же не стоит ударяться в панику. Жаль, что пока еще не готовы результаты вскрытия. Мне почему-то кажется, что ее смерть связана не с тобой, да и вообще не со школой или учебой, тем более что в школе-то у нее было как будто бы все благополучно.

— Тогда с чем?

— Я сегодня больше двух часов беседовала с ее одноклассниками, с классным руководителем — бледная, на мой взгляд, и слабая личность, вообще никакая и мало что может сказать о своих учениках, — и мне показалось странным, что все как один утверждают, что у Милы не было никакой личной жизни. Словно она была… как бы выше всех романтических отношений, и вся жизнь ее сконцентрировалась на учебе, на медали… А что ты можешь об этом сказать? Твои наблюдения?

— Я же не была классным руководителем, виделась с Милой лишь на уроках физики. Могу сказать, что она производила впечатление девочки умной, доброжелательной, неконфликтной и очень замкнутой. Конечно, не могла не бросаться в глаза ее дружба с Тиной Неустроевой.

— А на уроке физики можно было определить, кто с кем дружит?

— Мало того что они сидят вместе, а это тоже, как ты знаешь, показатель определенных отношений, ну, хотя бы симпатий, так еще они постоянно на переменах рядом. Не могу сказать, что ходят, вернее, ходили взявшись за руки, это было бы слишком. Хотя в младших классах эту картину нередко можно увидеть. Но их дружба все равно бросалась в глаза. Все в школе знали Милу Казанцеву, и многие недоумевали, что между ними может быть общего. Однако они прекрасно ладили и были, я думаю, интересны друг другу.

— Может, Мила вляпалась в какую-нибудь историю, связанную именно с Тиной?

— Да все может быть! Но никак не могу понять, при чем здесь я!

— Тогда расскажи о вашей последней самостоятельной. Что произошло, почему Мила получила двойку и, главное, как на нее отреагировала?

— Да в том-то и дело, что никак. Совершенно спокойно восприняла… А вот Тина, кстати говоря, как будто расстроилась. Сказала, что у нее и так полно двоек. Но зато я отнеслась к этому весьма спокойно, поскольку понимала, что она шутит и ей на самом деле глубоко наплевать. Она-то не собиралась идти ни на какую медаль, а уж то, что получит аттестат, — все понимали. Говорю же, эта самостоятельная работа ничего не решала, и ни с кем из-за нее никаких конфликтов не могло возникнуть!

— Ничего не понимаю… — развела руками Лиза. — Но тогда что это — шутка такая идиотская? Смертельная?

— Лиза, пожалуйста, сделай все, чтобы я не осталась здесь…

— По-моему, тебя просто вызвали сюда на допрос, и серьезных оснований для того, чтобы тебя задержать, не существует.

Зазвонил телефон, Лиза посмотрела на вздрогнувшую Лену, которая нервным движением принялась открывать телефон.

— Да, слушаю… Извини, не могу сейчас говорить, я на допросе… Да, вот так… не забрали телефон… Что? Да, вот и я тоже так думаю. Все, дорогой, целую…

Она захлопнула крышку телефона и поспешно, словно боясь, что его отберут, спрятала в карман.

— Ты встречаешься с кем-то? — предположила Лиза, не собираясь смущаться оттого, что ей приходится задавать этот вопрос именно в связи с расследованием дела, а не из чистого любопытства.

Елена порозовела.

— Да, у меня есть жених.

— Ты извини меня, Лена, но я должна с ним встретиться и поговорить, — проговорила Лиза бесстрастно. Работа научила ее в некоторых ситуациях быть жестокой. Вот и сейчас она продемонстрировала Лене свою холодность вместо того, чтобы проявить видимое сочувствие, то, чего ожидала от нее Лена, ее подзащитная.

— Хорошо… — растерянно проговорила Лена, вновь доставая телефон. — Вот, записывай номер…

Лиза записала. Затем подняла глаза и посмотрела на Лену долгим внимательным взглядом.

— Лена, прошу тебя, постарайся вспомнить, что вообще происходило в этом классе в последнее время. Ведь погибла еще она девочка — Тамара Шляпкина, ты же знаешь… И как не увидеть связь между двумя смертями? Одноклассницы, соседки. Может, ты что знаешь об отношениях девочек? Или что-то слышала?

— Да нет же! Я абсолютно ничего не знаю и не слышала! Мне важно было подготовить их к выпускным экзаменам! Это сейчас для нас самое важное! Мне звонила директор и просила пока не появляться в школе, сказала, что я временно отстранена от преподавания и она передает мои часы другой учительнице… А я переживаю, мне далеко не все равно, как сложатся отношения моих классов с этой учительницей, насколько хорошо она подготовит их к экзаменам.

— Как зовут твоего знакомого?

— Виктор.

— Фамилия?

— Сыров. Виктор Сыров. Вообще-то, это ужасно, что ты пойдешь к нему разговаривать обо мне. Без этого никак нельзя?

— Не переживай, если он любит тебя, то всегда будет на твоей стороне, сделает все, чтобы защитить тебя…

— Не знаю… Во всяком случае, бурную деятельность, связанную с моим домашним арестом и подозрениями, развила моя сестра, а не он…

— Но он знает?…

— Да, конечно, я сама сказала ему. И знаешь, с тех пор я его не видела… Он позвонил только что… Первый раз.

Она сказала чистую правду, словно призналась в самом главном Лизе, человеку, к которому чувствовала доверие. Словно пожаловалась. И почему-то, назвав Виктора женихом, словно обманула, причем не только Лизу, но и саму себя. Еще недавно, до трагедии с Милой, она мечтала выйти за него замуж, понимала, что дело идет к свадьбе, тем более что они вместе с Виктором и платье выбирали в каталоге, и обсуждали, в каком ресторане будут отмечать, но после того как он исчез, перестал звонить и отвечать на ее звонки, она засомневалась в нем. И в своих чувствах тоже.

Как могло случиться, что все в ее жизни рухнуло в одночасье? В ту минуту, когда ей позвонила директор школы и сказала, что из-за нее покончила самоубийством, приняв яд, Мила Казанцева?

Она тогда была дома одна. Закончив проверять школьные работы, уютно расположилась на диване перед телевизором, представляя себе завтрашнюю встречу с Виктором. Что она наденет? О чем они станут говорить? Стоит ли спросить его, нет ли у него детей на стороне? Был ли он женат? И как спросить — в шутку или всерьез?

Он наверняка поинтересуется, откуда такие вопросы, и тогда она просто ответит, что они же собираются жить вместе, вот она и хочет узнать больше о своем будущем муже. Это же так естественно.

На самом же деле она чувствовала сердцем, что у него кто-то есть помимо нее. И не обязательно другая женщина. Возможно, какой-то близкий человек, ребенок… Она не могла ответить себе, откуда взялось это чувство. Быть может, просто не могла представить, что такой красивый и умный молодой человек до встречи с нею ни с кем не пытался устроить свою личную жизнь, не влюблялся, наконец.

А еще он постоянно опаздывал. И редко называл ее по имени. Словно боялся перепутать. Или же все это лишь ее болезненная мнительность? Ведь она так любит его! И боится потерять.

— Лена… Ты, главное, наберись терпения и переживи трудное время. Уверена, ты не имеешь к смерти Милы никакого отношения. И вполне допускаю, что твое имя было использовано тем, кто диктовал Миле это письмо. Просто так, первое, что пришло в голову. Другое дело, кто и зачем это сделал.

— Я смогу оставаться дома? — повторила Лена свой вопрос, чувствуя страх вместе с желанием вернуться домой. Ей казалось, что дома она уже никогда не сможет чувствовать себя так спокойно и уютно, как прежде. Ведь именно там она услышала по телефону ужасные слова, произнесенные директором.

— Думаю, да. Сейчас придет следователь и начнет тебя допрашивать. Все отрицай, разговаривай с ним так же, как сейчас со мной, тем более что ты ни в чем не виновата и тебе не в чем признаваться. А я буду рядом.

После последней фразы Лена почувствовала, как по щекам ее потекли слезы.