Гламурная невинность

Анна Данилова

Надя улыбалась всем, эта тихая воровка чужого счастья, избалованная вниманием и женщин, и мужчин. Походя завоевывала мужские сердца, пленяя их с чарующей небрежностью. Но как она посмела посягнуть на моего любимого? Да и зачем? У нее есть свой! Юная ведьма за все заплатит!.. И вот теперь Надя разбилась, упав с обрыва. Несчастный случай или убийство? Жених чертовки мечется от горя, а мне страшно: не стать бы подозреваемой номер один. Ведь за дело взялся самый успешный детектив города, Юлия Земцова. Как доказать, что я не убивала?..

Глава 2

— Для начала вам просто необходимо успокоиться. Я понимаю, конечно, что водка сейчас не самый лучший помощник, но вас всего колотит… Боюсь, что, рассказывая нам о своей девушке, вы пропустите самое главное. Может, все-таки кофе?

Хитов согласился на кофе. Таня Бескровная, из-за беременности испытывающая постоянное чувство голода, решила, что и бутерброд с сыром тоже не помешает посетителю прийти в чувство и собраться с мыслями. Земцова же принялась обстоятельно расспрашивать Хитова обо всем, что он знал о смерти Нади Газановой, как звали погибшую девушку. И хотя Александр говорил много и сбивчиво, картина вырисовывалась довольно ясная. В начале июня Хитов познакомился в Москве с девушкой по имени Надя. Встреча произошла в театре Райхельгауза, куда Надя пришла одна, чтобы посмотреть довольно скучную пьесу со Стекловым в главной роли. Хитов тоже пришел один, но не потому, что ему доставляет удовольствие одному ходить по театрам, просто его любовница (он так и назвал свою бывшую пассию по имени Рита любовницей) почему-то не смогла прийти, причем не явилась, даже не предупредив Александра об этом. Он так до начала действия и искал ее глазами в зале, думал, что она просто опаздывает. Александр и Надя встретились в фойе после первого действия. Там в это время раздавали бесплатно кофе, шла рекламная кампания одной известной немецкой фирмы, и девушки в коротких клетчатых юбках разносили крохотные стаканчики и предлагали попробовать кофе.

— Даже тогда я еще пытался разыскать в толпе Риту, — признался Хитов, отпивая кофе, приготовленный Таней Бескровной. — Но потом понял, что это бессмысленно. Еще я никак не мог понять, что ей мешало позвонить мне и предупредить о том, что она не придет. Тогда бы мне не пришлось слушать бесконечный монолог Стеклова. Честное слово, я перестаю любить театр. Собственно, об этом я и сказал подошедшей ко мне девушке, попросившей меня подержать ее стаканчик с кофе, так как ей беспрестанно звонил телефон и со стаканом в руках она не могла ответить. Девушка была очень хороша собой, но какая-то странная. Понимаете, у нее взгляд был словно обращенный куда-то внутрь себя, она присутствовала здесь, в этом набитом людьми фойе, а мыслями находилась очень далеко. И одета она была тоже необычно. Серое платье, довольно короткое, позволяющее продемонстрировать на редкость стройные ноги, на плечах же висела зеленоватая, с причудливым растительным орнаментом шаль. Причем казалось, что девушка неловко себя чувствует в ней, постоянно поправляла ее, сползающую вниз. Думаю, не будь у нее определенных обязательств перед той, кто подарил ей эту шаль, она бы сунула ее в первую попавшуюся урну. Шаль эту подарила ей ее мать, художница, буквально пару месяцев тому назад переехавшая из Саратова в Москву со своим новым молодым мужем.

Хитов с Надей познакомились, разговорились и решили не возвращаться в зрительный зал. Надя тоже пожаловалась, что тоскует по тому времени, когда спектакли ставили с красивыми дорогими декорациями, и что то, что теперь происходит с театром, — никакое не новое веяние, а обычная экономия, халтура, и что зрителя все равно не обманешь…

Хитов перевел дух и усмехнулся своим мыслям, затем продолжил:

— Мы о многом беседовали с Надей, когда подъехали к ее дому и отпустили такси — я предложил ей прогуляться, и она не отказалась. Мы еще долго говорили о спектакле, о театре вообще, и так получилось, что мнения наши совпадали. Мне это было приятно. Но еще приятнее было смотреть на Надю, на ее задумчивое лицо, на раскосые глаза, на ее постоянно сползающую шаль, которую она измучила, натягивая на свои узкие плечи и которой как-то нервно прикрывала полную грудь. Да, при всей своей хрупкости она была очень женственна, и мне хотелось ее обнять, что я потом и сделал… Я взял ее за руку и уже не мог от нее оторваться. Не помню, сколько мы с ней гуляли, у нее были узкие туфли на каблуках, так вот, время от времени она снимала их, такая непосредственная, и шла по асфальту в тоненьких чулочках, она казалась такой беззащитной… Мы много говорили, и скоро я узнал, что и она тоже художница, правда, не такая перспективная и известная, как ее мать. Что у нее в семье все художники, только дед — врач. Ее мать сама расписала эту шаль и подарила дочери, вот почему Надя не могла так просто от нее отделаться. Говорю же, сама непосредственность…

— А что было потом? Она уехала?

— Сначала мы поехали ко мне. Я не мог смотреть, как она рискует заболеть, гуляя босиком по асфальту. Не мог, не смел долгое время предложить ей переночевать у меня… К ней же поехать… Понимаете, у нее там мать, отчим… Я хотел провести с ней остаток ночи. Просто быть рядом, и все, поверьте. Но я обманывал сам себя. Она же и здесь повела себя естественно, нисколько не заботясь о том, какое у меня сложится о ней мнение.

— Вы провели вместе ночь? — Юля безжалостно задала один из конкретных, но определяющих их отношения вопросов, даже не взглянув в глаза Хитову. — После чего вы решили, что не сможете жить без этой девушки…

— Конечно, можно опошлить все… — В его голосе прозвучала обида.

— Я не собиралась ничего опошлять, мне нужны факты, Саша, — более мягко, но в то же самое время по-деловому заметила Юля. — Ведь вы пришли к нам сюда не для того, чтобы рассказать историю вашей любви, а для того, чтобы убедить нас в том, что Надя была убита, но чтобы понять мотив, нам надо как можно больше знать о жертве. Кроме того, если окажется, что ее действительно убили и мы найдем этому подтверждение, вы должны будете заплатить нам как за предварительное расследование, так и за непосредственно следствие…

Хитов, казалось, тотчас протрезвел.

— Да, вы совершенно правы. Я отнимаю у вас время… Я хотел сказать, что готов заплатить, у меня есть деньги, я хорошо зарабатываю. Представляю, как смешно я выгляжу, рассказывая вам о своей ночной прогулке с Надей по Москве. Но я так любил ее, мне так хочется кому-то все рассказать, чтобы пережить это вновь. Я не верю, что ее нет в живых…

— Вы были в морге?

— Нет, я еще нигде не был. Я как приехал, поставил машину возле ее дома, поднялся и позвонил. Долго звонил, мне никто не открывал, пришлось снять номер в гостинице, ведь я за время дороги устал, ключа у меня от Надиной квартиры, понятное дело, не было. Я очень удивился, потому что был уверен, что Надя дома и ждет меня. Правда, она думала, что я приеду четырнадцатого, я ей сказал по телефону. Так вот, вечером того же дня, то есть тринадцатого, я опять приехал на квартиру, долго звонил, и снова мне никто не открыл. И только на следующий день, уже ближе к обеду, когда я стоял перед дверью, звонил, не зная, что и думать и где ее искать, на шум вышла ее соседка. Мы познакомились, ее зовут Таня. Таня Орешина. Симпатичная такая девушка. Знаете, у нее глаза были заплаканы. А уж после того, как я представился, она внимательно на меня посмотрела и сказала, что ей следовало бы узнать меня сразу, по родинке, она видела мою фотографию у Нади, а потом и вовсе разрыдалась, и я понял, что с Надеждой что-то случилось… Таня сказала, что Надя погибла. Что это случилось вчера, как раз в день моего приезда. Дальше все было как во сне, только в кошмарном сне. Она сказала, что тринадцатого, то есть вчера, ну да, вчера она сказала, что это было вчера, ведь вчера было четырнадцатое… Словом, они поехали компанией на остров. На Ивовый остров.

И тут Хитов замолчал. Он смотрел на Земцову, потом перевел взгляд на Таню.

— Что это за остров?

— Ивовый! Вообще-то это не совсем остров, хотя у нас его все зовут островом… Это полуостров, он соединяется с берегом узкой, выложенной битым красным кирпичом тропой, а дальше тропа, но уже дикая, заросшая травой, сразу резко поднимается вверх… На острове есть пляж, и только в одном месте растут ивы, много ив… Хозяин Ивового острова построил вдоль берега маленькие деревянные домики, провел электричество, еще дает напрокат палатки, электрические плитки, одеяла, постель… Но когда надо разжечь костер, все отправляются на «континент», как раз к тому обрыву, куда ведет тропа, по краям которой растут большие деревья…

Юля представила себе Ивовый остров таким, каким она помнила его несколько лет тому назад. Очень красивый остров с живописно растущими вдоль дальнего берега ивами. Они полощут в воде свои зеленые космы… Тонкие серебристо-зеленые листья блестят на солнце… А над ними плывут в голубом прозрачном воздухе белые, какие-то молочные облака. Трудно представить себе место, более неподходящее для смерти. Хотя разве есть места, предназначенные для смерти? Разве что темные переулки, безлюдные посадки на окраине больших городов, пустыри, где обитают бездомные люди и одичавшие собаки… Она поймала себя на том, что пока и сама не готова говорить непосредственно о том, как погибла девушка с таким теплым и домашним именем Надя.

— Что рассказала вам соседка?

— Сказала, что тринадцатого, как я уже говорил, в день моего приезда, но только рано утром, они — их была целая компания — собрались на этот остров. Заняли там домик, взяли палатку и разместились… Мужчины сначала ловили рыбу, женщины готовили суп на костре, всем было весело… Они привезли с собой шашлык, надо было идти за дровами, все отправились кто куда… Потом погода испортилась, над островом навис туман… Все, как я уже сказал, разбрелись, но постоянно перекрикивались, смеялись, у всех было отличное настроение… Время шло к вечеру. Тот, кто принес первые сучья, принялся разжигать костер, кажется, какой-то парень. Затем притащили хворосту еще. Запахло дымом. И через какое-то время вокруг костра собрались все, кроме Нади. Она пропала. Они звали ее, кричали, но ее нигде не было. Поднялись на обрыв, но ее и там не оказалось. Начал моросить дождь, но костер продолжал гореть…

Таня слушала Хитова и поражалась тому, как точно и подробно он все это рассказывает, словно сам был там. О чем она ему тут же и сказала.

— Если бы я знал, что она на Ивовом острове, да еще и знал бы, где он находится, непременно поехал бы туда, я потом уже узнал, что там, неподалеку от тропы, соединяющей остров с «континентом», есть платная стоянка со сторожем, все, как положено… Вы подозреваете меня?

— Еще рано говорить об этом, но уж больно подробно вы все рассказываете, — пожала плечами Таня и покраснела, поймав на себе недовольный взгляд Земцовой. Да, она допустила ошибку, так ведь можно и спугнуть, чего доброго, убийцу, если это сам Хитов.

— У меня образное мышление, — как ни в чем не бывало объяснил Александр. — Понимаете, я хотел себе все это представить. Таня пригласила меня к себе домой, посадила за стол, налила чаю и принялась рассказывать все, что знала. И как остров заволокло туманом, и как моросил дождь, это был даже не дождь, а так, какая-то очень мелкая влага, которая ложится на лицо, одежду и пропитывает собой все вокруг. Костер не погас, он продолжал гореть, всем хотелось шашлыка. Одна девушка уже нанизывала мясо на шампуры. И только Нади нигде не было. Я спросил, кстати, были ли на острове еще люди, Таня сказала, что нет, но разве можно быть уверенным в этом? Тем более что был туман.

— Что было потом? Надю нашли?

— Да, два парня из этой компании отправились на «континент», потому что исходили уже весь остров в ее поисках.

— И где же нашли ее?

— Совсем рядом, как раз под тем обрывом, что почти нависает над островом. Она лежала на берегу, лицом вниз, с разбитой головой, с многочисленными переломами. Она была, понятное дело, мертва. Кто-то столкнул ее с обрыва.

— Почему вы так считаете? Почему она не могла просто соскользнуть по траве вниз?

— Во-первых, она никогда бы не подошла к самому краю обрыва, она мне еще в Москве как-то призналась, что больше всего на свете боится высоты и глубины.

— Говорить можно все, что угодно, но и подняться на высоту она могла, даже не заметив этого… — сказала все еще не испытывающая доверия к Хитову Таня. — Почему вы решили, что ее убили? Что ее кто-то столкнул с обрыва?

— Я чувствую это. Вы же не знали ее, а я знал, хоть и мало… Понимаете, она не из тех женщин, что будут звонить мужчине по нескольку раз в день с просьбой приехать. Она и так прекрасно знала, что я приеду, как только улажу наши с ней дела. Я уже сказал ей, что приеду и увезу ее в Москву, объяснил, что в моей квартире сейчас идет ремонт полным ходом… И что я хотел снять для нас с ней квартиру. Не могли же мы спать на полу, на матрацах, пока идет ремонт. Это же так ясно! Найти квартиру в Москве не так-то просто, для этого требуется время. А она звонит и звонит, просит приехать… Я спрашиваю ее, что случилось, она говорит, что ничего, но ей как-то неспокойно, она скучает, и все такое… Я уже готов был все бросить и приехать сюда, но тут подвернулась квартира, мне надо было встретиться с хозяином, договориться… Прошло еще несколько дней.

— Она все продолжала звонить? — спросила Юля.

— Нет, она перестала звонить. Думаю, она обиделась, поэтому и поехала с друзьями на остров.

— Так, может, все-таки это был несчастный случай?

— Я не верю в это. Просто никому во всем городе нет дела до убитой девушки.

— Вы хотите, чтобы мы провели расследование и доказали, что это был несчастный случай?

— Если вы докажете это, то я буду очень благодарен вам… Поймите, я испытываю огромное чувство вины перед Надей. И я не успокоюсь, пока не смогу убедиться в том, что ее смерть — трагическая случайность.

Юля назвала сумму, которую Хитову следовало внести в качестве аванса, и довольно сухо попросила его дать фотографию Нади, а также фамилии, адреса и телефоны всех тех, с кем Надя была на Ивовом острове.

— Знаете, ответ на свой вопрос вы можете получить уже очень скоро, достаточно только связаться с судмедэкспертом, — сказала она Хитову и поднялась с кресла. — Хотите еще выпить?

— Судмедэксперт… — разочарованно протянул Хитов. — Да что он может сказать, кроме того, что голова ее разбита, как и все тело…

— Если она сопротивлялась, то под ногтями у нее могут быть частицы кожи убийцы, а также грязь, глина, словом, почва с вершины обрыва. Кроме того, следы ударов, полученных до падения… Там много своих тонкостей. Если хотите, поедемте вместе со мной в морг…

— Нет, я пока не готов… Понимаю, что малодушничаю, но ничего не могу с собой поделать. Таня дала мне ключи от квартиры Нади, сейчас поеду туда, побуду там до тех пор, пока там не запахнет смертью… Хочу немного оттянуть это страшное время. Как только вы скажете мне, что тело можно забирать, я тотчас займусь похоронами, думаю, и в вашем городе с этим теперь нет проблем… были бы деньги… Главное, чтобы меня сейчас не остановили на дороге, я все-таки выпил…

Он ушел, оставив на столе деньги, Юля с Таней переглянулись.

— Не знаю уж почему, но он мне сразу не понравился, — попыталась объяснить свое не совсем профессиональное поведение Таня. — Прикатил в день ее смерти, долго торчал в Москве, когда она просила его приехать. Думаю, что он чего-то недоговаривает.

— Понимаешь, человек находится в шоке, он неадекватен, и с этим надо считаться. Кроме того, он любил эту девушку. Вопрос в том, любила ли она его, чем занималась в Саратове, какие отношения у нее были с теми людьми, с которыми она поехала на остров? Были ли еще люди на острове? Кто мог желать ей смерти? Кому она была опасна? Сама ли она поднялась на этот обрыв или ее кто позвал туда? Нужно непременно встретиться с этой девушкой, Таней, она соседка, может многое рассказать о жертве. Так что работы много…

— Он слишком подробно рассказывал о том, как они познакомились, о театре, как будто сейчас это самое важное.

— Во всяком случае, у тебя уже сложилось какое-то мнение об этой Наде, не так ли?

— Ну да, она из богемной среды, вся семья — сплошные художники. Тоже неадекватный, надо сказать, народ. Не от мира сего. Мама подарила шаль, которую дочь носит из уважения, хотя не прочь от нее избавиться. Надя и сама рисовала…

— Вот именно. Было бы нелишним посмотреть на ее работы, понять, чем жила она здесь, о чем думала, чего хотела от жизни… Хотя мне кажется, что она откуда-то приехала в Саратов… Надо будет обо всем расспросить Хитова.

— Интересно, ее мать что-нибудь знает?

— Думаю, что нет. Если только ей не сообщили официальные органы. Пора, кстати, позвонить Корнилову.

Виктор Львович Корнилов, старший следователь прокуратуры, работал на агентство уже не первый год и получал за это определенный процент. Какие бы отношения ни складывались в последнее время у Шубина с Корниловым, все равно все оставалось на своих местах — агентству просто необходим был свой человек в прокуратуре, следователь же прокуратуры был не прочь подзаработать на параллельных делах. Исключение составляли мелкие гражданские дела, связанные с тайными поручениями, которые выполняли работники агентства для частных лиц без привлечения официальных органов.

— Корнилов слушает, — услышала Земцова знакомый голос и не могла не улыбнуться. При всей кажущейся грубости и жадности, Корнилов до сих пор вызывал в ней уважение и симпатию. Наверно, это было связано с его высочайшим профессионализмом, а может, отчасти оттого, что, встречаясь с ним, она не могла без благодарности вспоминать свои первые шаги в агентстве. Крымов и Корнилов научили ее многому, и хотя она понимала, что люди меняются и что и Крымов предал ее, и Корнилов готов сделать это в любую минуту, все равно, и тот, и другой оставались пока еще для нее близкими друзьями. Она не хотела признаться себе в том, что имя Корнилова напрямую связано у нее с той порой, когда в ее жизни появился Крымов…

— Виктор Львович, это Земцова.

— Привет, радость моя! Как поживаешь? Что интересного скажешь? Говорят, Крымов прилетает?

— Прилетает, но я звоню не по этому поводу…

— А как же банкет? Неужели ты его не встретишь?

— Думаю, когда его самолет приземлится в аэропорту, у трапа его встретит половина женского населения города, — горько усмехнулась Земцова. — Сами знаете. Не думаю, что он разглядит в толпе свою бывшую жену, тем более что у него таких вот «бывших» — немало…

— Ревнуешь, злишься, а любишь… Ладно-ладно, не буду сыпать тебе соль на раны. Все равно встретишь и знаешь же, что будешь в аэропорту одна. Может, правда, с Бескровной, если она к тому времени не разродится… Жаль, Шубина нет… Так что у тебя за дело?

— Надя. Девушка с Ивового острова.

— Не знаю. Не слышал. А что с ней случилось?

— Кажется, несчастный случай. То ли упала с обрыва, то ли сбросили. Ее жених, приехавший из Москвы в день ее смерти, утверждает, что ее убили. Говорит, что чувствует. Вроде она звонила ему, просила приехать, но у него были дела…

— Если я ничего не знаю, значит, не убили.

— Разумеется. Тогда я кладу трубку.

— Ладно, не злись. Ну, слышал я про такую. Она не местная. Приехала из Риги, да?

— Пока не знаю. Она познакомилась со своим женихом в Москве, у меня нет пока данных о том, где она жила до того, как приехала к нам.

— Значит, говоришь, он уверен, что ее убили? Может, он сам?..

— Не могу ничего сказать. Впечатление он производит человека нервного, правда, симпатичный, с родинкой на лице, водевильный, истеричный тип… Неудивительно, что после встречи с ней решил сразу жениться.

— Хорошо, я займусь этим. Ты у Чайкина уже была?

— Нет. Собираюсь вот. Таню не возьму, не пристало беременной женщине ходить по моргам.

— Вот это правильно. Так встретишь Крымова или мне приехать в аэропорт?

— Встречу, — устало проговорила она, представляя себе, как тяжело ей будет снова увидеть своего бывшего мужа, мужчину, не принадлежащего ни одной женщине и в то же время принадлежащего всем женщинам сразу. — Приезжайте ко мне, посидим, поговорим… Все-таки он мне не чужой.

— Поесть-то приготовишь или ты ешь только салат?

— А вы чего хотите: сала, соленых огурцов?

— Почему бы и нет?

Разговор с Корниловым был живым, настоящим, и ей было приятно слышать его голос.

— Договорились. Так и скажите, что ваша жена отдыхает где-нибудь на курорте, и вы соскучились по домашней еде.

— Моя жена болеет, — вдруг вздохнул тяжело Корнилов. — Думаю, до зимы не дотянет…

Юля почувствовала, как онемели ее колени. Такая вот странная реакция на его слова. Оказывается, Корнилов не стал жадным до денег, как говорил ей Шубин, просто ему нужны деньги для лечения жены. Конечно, жалованья следователя прокуратуры разве хватит…

— Ладно, ласточка, до вечера. Позвони, как встретишь, я подъеду…

Таня, смотревшая во все глаза на Земцову, не поняла, почему у той так изменилось настроение, а глаза повлажнели.

— Что случилось?

— У Корнилова жена при смерти, а мы ничего не знали…

Таня присвистнула.

— Вот это да… А что с Крымовым? Тебе помочь приготовить ужин? — Бескровная была реалисткой до мозга костей, и куда больше ее интересовали живые и здоровые, чем незнакомая ей больная жена Корнилова. Юля подумала, что со временем она непременно изменится, просто у нее не было, по всей вероятности, потерь.

— Сначала в морг, потом на рынок… — отозвалась Земцова как можно спокойнее.

— Давай лучше наоборот. Закупим все на рынке, ты отвезешь меня к себе, я начну готовить ужин, а сама поезжай к Чайкину. Пригласишь и его. Знаешь, как он будет рад?!

Юля достала сигарету. Глядя на сухую тонкую палочку, подумала, что сегодня можно выкурить одну штуку. Все-таки Крымов приезжает. А это уже стресс. У Корнилова такое несчастье — еще один стресс. Патрик не звонит вот уже сутки — разве этого мало? Разве мало бед на одну сигарету? Она закрыла глаза и представила себе, что они с Машей, дочкой, встречают Крымова в аэропорту и везут его в их загородный дом, как им всем весело, какой Крымов счастливый и принадлежит только им двоим — Юле и Маше… Когда это было, да и было ли вообще? Она чиркнула зажигалкой и затянулась сладким теплым дымом…