Птица и Король

Анна Флин (2023)

В Империи Ильштрасс магию выжгли дотла, утопив каждого колдуна в крови. Проявил хоть искру — получай секирой по шее. Но смерть не всем по зубам. Из мира мёртвых возвращается тот, кого воспевали легенды, и он здесь, чтобы отомстить. А я? Я угодила в ловушку, где каждый день — это грёбаная битва за жизнь. Никаких спасителей, никаких поблажек — только я и моё желание вырваться на свободу. «Птица и Король» — история о том, как надежда превращается в ярость.

Глава 2

Крылья в крови, но не от боя — она охотится, и нет ей покоя

Верховный маршал! Докладываю о выполнении указов Императора по искоренению магов в завоеванных королевствах Олтгейм и Фьерзир. В результате рейдов выявлены и уничтожены 132 мага; арестовано более 200 подозреваемых в колдовстве. Женщины, обвинённые в магии, подвергаются жесточайшим пыткам для получения информации о возможных сообщниках.

Из депеши генерал-майора Эльрика фон Грея

Какого дьявола я туда иду?

Этот вопрос терзает меня уже целую милю, пока я продираюсь через лес, почти ничего не видя впереди. Капюшон накинут так низко, что я почти ничего не вижу по сторонам, плащ тяжёлый от снега, а руки коченеют, но разве это кого-то волнует?

Продвигаюсь сквозь лес, чувствуя, как холод пробирается под одежду и въедается в кожу. На мне тёмное, неброское платье, старый плащ и меховая накидка на плечах, чтобы хоть как-то согреться. Но ничто не спасает от злого ильштрассского мороза. Если уж говорить начистоту, мало что может защитить нас от этого снежного ада.

Мы с Райном идём молча. Он не оглядывается и не спрашивает, как я себя чувствую, и, по правде говоря, меня это устраивает. Вопросов и так хватает.

— Ты уверен, что эти маги существуют? — не выдерживаю я. — А то если они плод твоего воображения, то это просто издевательство.

— Уверен, — он бросает на меня короткий взгляд через плечо. — Ты сама увидишь. И они никакие не чудища!

Конечно, не чудища. Говори мне это ещё пару раз — может, и поверю. Но если я правда увижу магов, живых и прямо здесь, то это будет стоить вымокших до нитки сапог и замёрзших пальцев.

Лес редеет, и мы подходим к поляне. Я выхожу из-за стволов и вижу: по периметру поляны стоят люди — обычные на вид, в плотных зимних плащах и тёплых накидках, но в их лицах читается нечто странное, неуловимое. Счастье, может быть? Грусть? Или и то и другое одновременно. Не вижу ни страха, ни ярости. Это странные люди для такого места, но назвать их магами можно разве что потому, что они здесь, зимой, прячутся на холодной поляне среди чёрного леса.

В центре стоят двое. На мужчине — простой, но опрятный плащ с меховым воротником, который обрамляет его лицо. Он кажется светлее, красивее, чем окружающая мрачная толпа. Светловолосый, с добрым взглядом — я сразу понимаю, что это и есть жених сегодняшнего вечера. Его взгляд прикован к невесте, и мне кажется, что даже если бы на нас обрушилась вся империя, он не отвёл бы от неё глаз.

Рядом с ним — девушка с рыжими густыми кудрями, выбивающимися из-под меховой накидки. На её платье переливаются серебристые узоры, и оно кажется слишком лёгким для такой ночи, словно холод её не волнует. На шее у неё серебряная цепочка, а в глазах — огонь, который может согреть кого угодно.

Они стоят так близко друг к другу, что я чувствую — для них этот лес, этот холодный Ильштрасс, вся жизнь здесь исчезает перед лицом этой ночи.

Их лица оживают при виде нас. Мужчина приподнимает голову, и его глаза встречаются с моими. В них нет угрозы, только доброта и спокойствие. Девушка — пронзительно красива и серьёзна. Они подходят ко мне, и Райн делает шаг вперёд, представляя нас.

— Абигейл, это Джозеф, — он кивает на мужчину, — целитель, сильный маг. А это Катрина, его невеста.

Джозеф протягивает мне руку. Её тепло, обжигающее и мягкое одновременно, передаётся через пальцы, и я чувствую странное, почти согревающее ощущение в груди.

— Приветствую, Абигейл, — говорит он, и в его глазах мелькает нечто мягкое. — Нам давно нужно было познакомиться.

— Приветствую, — отвечаю, стараясь держаться отстранённо, но не могу скрыть удивление.

Они не похожи на чудовищ. Только на людей.

Катрина молчит, но её цепкий, холодный и оценивающий взгляд словно проникает под капюшон, пытаясь понять, кто я.

— Не волнуйся, — вдруг произносит она резким, уверенным голосом. — Мы обычные люди. Просто знаем, что такое жить в страхе.

Смотрю на них, не в силах сдержать вопросы, которые давно бродят в голове.

— Если жизнь в страхе здесь так невыносима, — произношу я, не скрывая любопытства и, возможно, доли сомнения, — почему вы не уезжаете? Почему бы вам просто не покинуть Ильштрасс?

Джозеф и Катрина обмениваются взглядами. Он едва заметно сжимает её руку, как будто поддерживая в том, о чём они давно и много думали.

— Уйти? Да, мы могли бы, — отвечает Джозеф, и в его голосе звучит спокойствие, за которым прячется глубокая печаль. — Многие маги действительно покинули Империю. Но знаешь, Абигейл, жизнь вдали от дома — это не жизнь. Это скитание. Ты становишься тенью, вынужденной прятаться, лишённой корней, истории, потеряв всё, что когда-то любил. Ты не живёшь — ты просто существуешь, надеясь, что однажды сможешь вернуться. Но годы идут, и становится ясно, что вернуться не к кому.

Катрина кивает и добавляет:

— Мы остаёмся, потому что Ильштрасс — это не только страх. Это наша земля, наш дом, каким бы жестоким и неприветливым он ни был. Здесь наши корни, наша магия, наша история. Мы не просто маги, мы — дети этой земли, даже если она отвергает нас.

— Но не только поэтому, — продолжает Джозеф, приковывая меня к себе взглядом. — Мы остаёмся, чтобы показать другим, что есть и такой путь. Маги могут выжить здесь, могут бороться, могут поддерживать друг друга. Если мы все сбежим, кто тогда останется? Кто сможет сопротивляться? Мы верим, что однажды всё изменится, что наступит день, когда нас не будут гнать, как зверей. И когда этот день настанет, мы будем здесь, готовые принять свою судьбу. Мы хотим, чтобы и другие маги знали: мы есть. Мы не уходим.

Их слова пронзают сердце. Я вижу перед собой не просто людей, привыкших жить в страхе, а тех, кто осознанно выбрал этот путь — жить и бороться, несмотря на риск и боль. Их вера в своё место в Ильштрассе словно оберегает и согревает, и мне становится легче дышать.

Смотрю, как Джозеф и Катрина снова становятся лицом к лицу, и он берёт её за руки. Его голос звучит так тихо, что кажется, будто он говорит только для неё:

— Катрина, сегодня, как и всегда, я клянусь быть твоей силой и щитом. В мире, где нет для нас места, ты — мой дом. Пусть моя магия станет твоей защитой, пусть наша связь станет крепче любых стен, которые имперцы могут возвести, чтобы нас разлучить.

Катрина сжимает его руки. Её голос — крепкий, твёрдый, наполненный уверенностью и теплом:

— Джозеф, я клянусь хранить этот союз так же, как ты хранишь нас. Где бы мы ни были, в каком бы месте, я всегда выберу тебя. Пусть эта ночь и эти люди станут тем светом, который защитит нас от тьмы вокруг. Пусть моя магия станет твоим путём домой, куда бы ты ни пошёл.

Они смотрят друг на друга, и в этот момент лес словно замирает. Я чувствую, как их слова проникают в меня, оживая где-то глубоко внутри, пробуждая мечту о том, что однажды и я смогу почувствовать нечто подобное. Их слова кажутся опасными, запрещёнными, но в то же время живыми. Настоящими.

Замечаю, как Джозеф проводит рукой по лицу Катрины, убирая прядь её рыжих волос за ухо, и на его лице отражается нечто, что трудно описать словами. Он смотрит на неё, как будто весь мир — это только она. А она, улыбаясь, смотрит на него с ответной нежностью. Затем он касается губами её лба, и его шёпот, тихий, словно молитва, разносится по поляне:

— Пусть этот союз станет для нас путеводной звездой, ведь мы идём против всего мира.

Катрина отвечает, касаясь его руки и глядя в глаза с уверенностью, которой хватает на двоих:

— Пусть этот огонь согревает нас, Джозеф. Пусть наша магия станет нашим оружием, нашей свободой и нашим домом.

В этот момент Джозеф и Катрина словно растворяются друг в друге, их лица приближаются, и они целуются. Поцелуй наполнен нежностью и любовью, и я едва сдерживаюсь, чтобы не отвернуться от их искренности, которая почему-то меня трогает.

Пока я размышляю об этом, что-то в воздухе меняется, будто дыхание ночи стало грубее, тяжелее. Я замираю, и сердце сжимается от тревожного предчувствия.

Внезапный свист, похожий на крик, раздаётся с поляны, и я замечаю, как лица магов искажаются от страха. Серые Плащи, тени в капюшонах и Возрождённые с клинками, пронзающими темноту. Я сжимаю меч отца — единственное, что может мне хоть как-то помочь.

— Убирайся с поляны! — кричит мне Райн, но я уже не слышу его слов. В воздухе звенят клинки, раздаются крики.

Не раздумывая, вытаскиваю меч и бросаюсь вперёд, встречая первого Плаща, который направляется ко мне. Мы сталкиваемся, и наши мечи пересекаются с пронзительным звуком, от которого вибрация проходит по всему телу. Он смотрит на меня, и в его глазах горит ненависть.

— Чёрт тебя дери, — шиплю я, отталкивая его.

В этом бою нет ничего, кроме резких движений и глухой боли. Ещё один Плащ приближается, и я блокирую его выпад, но чувствую, как силы утекают.

Их слишком много, слишком, чёрт возьми, много.

Один из них бьёт в плечо, и я едва сдерживаю крик боли. Лезвие пронзает кожу, и горячая кровь тут же заливает рукав. Но я не сдаюсь, отступаю и делаю новый выпад.

Свет факелов освещает хаос: Катрину сбили на землю, она отбивается, но Серые Плащи окружают её. Я вижу, как Джозеф пытается прорваться к ней. Его руки светятся магией, но этого мало. Клинок одного из Возрождённых пронзает его грудь, и он падает, захлёбываясь в крови. Мне хочется закричать, но я едва могу дышать, когда новый удар заставляет меня упасть на колено. Силы покидают меня.

— Проклятые твари! — выкрикиваю, цепляясь за меч и с трудом поднимаясь, но не успеваю: новый удар обрушивается на меня, и перед глазами всё темнеет.

Мир вокруг тускнеет, но я успеваю заметить тёмные фигуры, врывающиеся на поляну с другой стороны. Один из них, тот что выше, даже не ускоряет шаг — движется так, будто всё происходящее вокруг его не касается. Его люди сразу же бросаются на Возрождённых, их клинки мелькают в свете огня, будто чёрные молнии.

Передо мной сцена бойни: маги сражаются отчаянно, но против Серых Плащей у них нет ни единого шанса. Двое неизвестных валят одного из Возрождённых на землю и, не раздумывая, пронзают его клинками. Несчастный кричит. Маги, оставшиеся в живых, отступают, но тот высокий идёт прямо в центр поляны.

— Убейте их всех, — звучит его холодный голос, перекрывающий грохот боя.

Один за другим маги падают, и кровь заливает снег под ногами. Я не могу ни сдвинуться, ни отвести взгляд. С ужасом вижу, как двое его людей схватили Катрину. Её лицо исказилось от боли и страха, но она не сдаётся, даже когда её ноги подкашиваются. Раненный Джозеф ползёт к ней, протягивая руки.

— Катрина! — кричит он, но его слова теряются в стонах умирающих.

Высокий замечает этих несчастных, и его лицо остаётся холодным, как сам Ильштрасс. Он подходит к девушке, его глаза — серые, как холодный лёд, но в них мелькает искра любопытства, пугающая меня. Он смотрит на неё, словно на куклу, не более.

— Убей её, — говорит он одному из своих людей, и тот, не раздумывая, наносит Катрине смертельный удар. Она вскрикивает, кровь стекает по её губам, и Джозеф тянется к ней, но не успевает — её тело падает на снег, а этот монстр уже отворачивается, как будто ничего не произошло.

— Нет! Ты мерзавец! — выкрикиваю я, чувствуя, как злость захлёстывает с головой.

Крик оглушает меня саму, но я вижу, что его ледяное лицо не дрогнуло. Он идёт дальше. Его люди добивают оставшихся магов. И вдруг он замечает Райна, моего брата, который сражается с одним из его стражников, защищая Джозефа. Высокий подходит к нему, не торопясь, и одним движением сбивает Райна с ног, словно тот — просто соринка на его пути.

— Нет! — кричу, кидаясь к нему, забывая обо всём, кроме ярости, бурлящей во мне. — Оставь его!

Высокий поворачивается ко мне, и на мгновение его взгляд встречается с моим. В этом взгляде ни тени сожаления, лишь ледяное спокойствие. Он смотрит на меня, словно решая, имеет ли моя просьба хоть какое-то значение. Секунду он молчит, потом его губы кривятся в едва заметной усмешке.

— Хорошо, — бросает он холодно, как будто одаряя меня подачкой. — Он поживёт… пока.

Высокий, приподняв руку, даёт знак своим людям.

— Держите её, — говорит он, и голос его звенит, как металл.

— Какого чёрта… ты кто вообще? — едва выговариваю, не в силах справиться с удивлением и страхом.

Он молча подходит ближе, и его взгляд ледяной.

— Это не твоё дело, — резко произносит он, не отрывая взгляда.

— Чёрт бы тебя побрал, — вырывается у меня, но голос хриплый, слабый. Я уже не чувствую свою раненую руку, кровь стекает по пальцам, и мне кажется, что её запах затмил всё вокруг.

Он подходит ближе и жестом велит своим людям держать поле. Двое, крепкие и угрюмые, встают по бокам. Один из них, светловолосый, подхватывает меня под локоть. Его рука сильная и твёрдая, но он делает это с равнодушием, которое едва ли можно назвать заботой. Светлые волосы другого едва касаются его лба, а глаза, тёмные и колючие, осматривают поле.

— Стоять! — бросает тот, что держит меня, будто я должна что-то понять из этого беспощадного приказа.

Сдерживаю бурлящую ярость, высматривая брата. Но обзор закрывает высокая фигура.

— Ты кто вообще такой? — шиплю, глядя на него. — Думаешь, если надеть плащ потемнее, все начнут тебя бояться?

Он не отвечает, а вместо этого нагибается ко мне. Пальцы крепко держат подбородок, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. В его взгляде холод, презрение и что-то ещё — насмешка?

— Ты слишком дерзка для той, чья жизнь полностью зависит от моего решения, — говорит он с усмешкой.

Дёргаюсь, пытаясь высвободиться из его хватки, но сил почти нет. Он отпускает меня, а взгляд его становится ледяным, ещё более жестоким, чем мне могло показаться вначале.

— Ты мне не приказывай, — шиплю я, чувствуя, как злость возвращает хоть каплю контроля. Но боль и слабость всё-таки берут верх.

Он молчит. Его лицо непроницаемо, но в глазах проскальзывает интерес. Потом он кивает одному из своих людей, который садится передо мной и достаёт из мешка сухую травяную смесь и воду. Мужчина обрабатывает рану, и я стараюсь не издать ни звука. Боль понемногу отступает. Замечаю, как тот другой стоит в стороне, смотрит на меня, как на неприятную помеху.

— От этой царапины ты не умрёшь, — говорит он, будто это моя вина, что мне плохо, словно я сама себе устроила бойню.

— Как великодушно с твоей стороны, — выдавливаю, задыхаясь от обиды и бессилия.

Он смотрит на меня спокойно, и во взгляде нет ни жалости, ни намёка на сочувствие.

— Думаешь, я рисковал своими людьми ради тебя? — в его голосе сквозит насмешка. — Ты просто случайно оказалась на моём пути.

— Ах, так ты из тех, кто любит позировать под защитников короны? — криво усмехаюсь, чувствуя, как руки вновь дрожат от злости. — Ну что ж, тогда «спасибо» от дочери графа Олтгейма будет тебе приятно.

Он отворачивается, делая шаг в сторону, и его человек, закончив перевязывать меня, поднимается. Встречаюсь с тем высоким взглядом, и он по-настоящему пугает. В этом взгляде нет ничего человеческого. Словно внутри — пустота.

— А теперь слушай меня внимательно, — говорит он резко и бескомпромиссно. — Я спас тебя не из чувства долга или благородства. — Он усмехается едва заметно. — Нет, все слабые должны умереть.

Кулаки сжимаются. Эти слова вызывают во мне такое яростное отторжение, что я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него.

— Ты мерзавец, — говорю, едва выдавливая слова сквозь стиснутые зубы. — Думаешь, ты сам лучше?

Его холодный взгляд снова скользит по мне, и в глазах вспыхивает странный огонёк.

— Лучше я или нет — это не тебе решать.

На мгновение наши взгляды встречаются, и я чувствую, как ледяной холод пробирается под кожу. Его люди поднимают Райна и ставят его рядом со мной. Мой брат, обычно такой уверенный, сейчас смотрит на всё это с плохо скрываемым ужасом. Возможно, он, как и я, никогда не видел столько крови. Я вижу, как его губы поджаты, а лицо — белое, как снег под ногами, но он держится, и в этот момент единственное, чего я хочу, — это защитить его от ужаса.

Вглядываюсь в лицо незнакомца перед нами и замечаю деталь, которую не сразу поняла, — его тёмные волосы, такие же чёрные, как мои, падают на лоб, повторяя его форму. Мы похожи. Оба черноволосы в Ильштрассе. Эта мысль, словно змея, скользит в голове, заполняя её отвращением.

— Катрина! — раздаётся истеричный крик Джозефа.

Поворачиваю голову и вижу, как жених, израненный, ползёт к телу своей невесты. В его глазах — нескрываемый ужас, страх и горе, от которых сжимается сердце. Он берёт её за руку, едва сдерживая слёзы, но его сотрясает громкий крик — что-то среднее между болью и отчаянием. Маг выкрикивает имя любимой снова и снова, как будто надеется, что она ответит.

Высокий резко поворачивается в сторону целителя, и его лицо искажается от едва заметного раздражения.

— Заткнись, — шипит он.

Джозеф даже не слышит его. Он целиком поглощён горем, рыдает. Его голос разносится эхом по всей поляне. И тогда незнакомец, не выдержав, делает шаг вперёд, достаёт меч и, не моргнув, пронзает мага клинком. Джозеф падает на тело Катрины, захлёбываясь последним вздохом, и кровь его окрашивает снег рядом с ней.

— Ты мерзавец, — шиплю, не в силах сдержать ярость. Зубы сжаты так, что я почти слышу треск. — Какое же ты дерьмо…

Незнакомец смотрит на меня сверху вниз. Его лицо бесстрастное, словно я — просто насекомое, осмелившееся бросить ему вызов. Уголки его губ поднимаются в кривой усмешке, от которой меня буквально выворачивает.

— Вот что я скажу тебе, дочь графа Олтгейма, — говорит он насмешливо. — Убирайся домой, под крылышко папочки, и не высовывайся до рассвета. Если хочешь жить, не вздумай показываться из комнаты.

Не знаю, как остановить гнев, рвущийся наружу, но его слова сковывают меня, как цепи. Стою, не отрываясь, глядя на это ледяное лицо, и чувствую, как он медленно и методично стирает с меня всё, что могло значить хоть что-то.

— Пошёл к чёрту, — выдыхаю, но в его глазах ничего не меняется.

— С удовольствием, — усмехается он, — только сделай всем одолжение: проваливай.

Райн, ошеломлённый, хватает меня за плечо, утаскивая в сторону. Его взгляд молчит, но в нём немой крик: Абигейл, пожалуйста, давай уйдём отсюда.

Мы отступаем в лес, и я чувствую его руку, крепко сжимающую моё плечо. Брат, хотя и напуган, делает всё, чтобы увести меня отсюда. И, честно говоря, сейчас я не в состоянии спорить.

Иду, почти не чувствуя себя, но брат крепко держит меня за плечо, будто боится, что я рухну или снова побегу обратно. Лес тянется бесконечно, каждый шаг отдаётся болью, но хуже всего тишина. Ночной воздух кажется неестественно пустым после всего, что я только что видела.

Мы наконец останавливаемся под высоким ельником, его густые ветви немного защищают нас от резкого ветра. Я оборачиваюсь к Райну, сердце замирает от мыслей, которые пронзают меня, будто клинки:

— Райн… он приказал мне вернуться домой, — произношу, и слова звучат так, будто я не до конца осознаю их значение. — Но он ведь не просто так сказал мне убраться. Он… он идёт в Олтгейм, ты понимаешь?

— Нет, — отвечает Райн. Его лицо напрягается, но он сразу старается взять себя в руки. — Нет, Абигейл. Замок под охраной, и ты знаешь, что туда просто так не войти. Этот ублюдок может тут кого угодно резать, но у нас есть армия, и не такая уж и маленькая.

— Он маг, Райн, — перебиваю, чувствуя, как паника снова подступает. — Ты видел его людей? Их всего трое, и они перебили всех магов на той поляне. Если он решит идти в замок, армия его не остановит, понимаешь?

Но Райн усмехается, как будто я сказала что-то абсурдное.

— Абигейл, да, он маг, но их всё-таки трое. Трое против целого замка с армией — ты понимаешь, как это звучит? Им нужно будет прорываться через стены, через стражу. Это невозможно.

— Невозможно, говоришь? — я не могу скрыть отчаяния, но слова брата немного успокаивают. В конце концов, Райн прав: даже если Высокий и маг, вряд ли его магия настолько сильна, чтобы одним движением сокрушить защиту Олтгейма.

Киваю, хотя холод внутри не проходит до конца.

Наконец мы выходим на тропу, ведущую к замку. Когда высокие стены крепости поднимаются в ночи, я чувствую себя хоть немного защищённой. Лес остаётся позади, а вместе с ним и кошмарные образы, которые мне не хотелось бы запомнить.

Внутри замка всё тихо и спокойно, как и положено в такой час. Факелы бросают тусклый свет на стены, на резные колонны, освещают длинный коридор, ведущий в жилые покои. Райн всё ещё рядом. Его рука уверенно ложится на моё плечо, направляя к комнате. Когда мы заходим, он осторожно закрывает дверь, не торопясь уходить, и я чувствую, что он просто хочет убедиться, что я в безопасности.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает он, словно боится, что его голос нарушит хрупкую тишину.

Качаю головой, опускаясь на кровать, будто все силы, которые меня поддерживали, исчезли. В голове всё ещё встают образы той поляны — лица, кровь на снегу, испуганный взгляд Катрины, крики Джозефа.

— Они все мертвы, Райн, — шепчу, ощущая, как горло сжимается, а на глаза наворачиваются слёзы. — Джозеф, Катрина, все маги… они просто хотели жить.

Райн садится рядом, и я чувствую, как он осторожно гладит меня по плечу, не пытаясь прервать или успокоить. Просто даёт мне выплеснуть все слова, которые переполняют.

— Всё это дерьмо, — едва выдыхаю, чувствуя, как слёзы бегут по щекам. — Они ни в чём не были виноваты, а этот… этот мерзавец просто решил, что имеет право решать, кто будет жить, а кто умрёт.

Райн молчит, и в его глазах мелькает что-то похожее на грусть, возможно, ненависть. Но когда он смотрит на меня, я чувствую, что он понимает, что всё это для меня значит.

— У нас будет время, чтобы оплакать их, — тихо говорит он, и его голос звучит почти как обещание. — Но сейчас тебе нужно отдохнуть. Всё это должно остаться позади, хотя бы на одну ночь.

Я не отвечаю, лишь киваю. Райн поднимается, вытирает слёзы с моего лица и выходит, закрывая за собой дверь.

Когда я остаюсь одна, мне кажется, что я просто проваливаюсь в глухую тишину. Вместе с тем как мысли отступают, я вдруг замечаю, что моя одежда вся в крови — на рукавах, на груди, на краях плаща. От этого зрелища меня охватывает мерзкое, колючее отвращение.

Подхожу к зеркалу, пытаясь стереть кровавые пятна, но они словно прилипли к коже. Взгляд падает на отражение в зеркале. На секунду мне кажется, что зрение всё ещё туманится от слёз, но нет. В отражении, помимо моего лица, за спиной стоит тень — чёрная. Лицо едва различимо, но глаза, зловещие, обжигающие, смотрят прямо на меня.

— Маленькая Абигейл… — раздаётся тихий голос, и я вздрагиваю, чувствуя, как тело покрывается мурашками.

Передо мной Апоро, и я понимаю, что не могу двинуться с места, а проклятый образ всё ближе и ближе. Резко отворачиваюсь, хватаюсь за дверь, выбегаю в коридор и направляюсь к каменной лестнице, ведущей к источнику воды.

Единственное, чего я хочу сейчас, — это смыть с себя кровь, смыть это проклятие, но в голове пульсирует его зловещий, пронзительный голос.

***

Брожу по замку, как загнанный зверь, не в силах избавиться от ужаса, который поселился внутри. Незнакомец — этот ледяной ублюдок с глазами цвета смерзающегося льда — я вижу его перед собой, куда бы ни посмотрела. В его взгляде не было ни единой тени сомнений, когда он отдал приказ убить. Что же может помешать ему прийти сюда, в наш дом, и вырезать нас, как других?

— Чёрт бы его побрал, — шепчу себе, снова оказываясь перед зеркалом и вглядываясь в собственное отражение.

Но слова не помогают унять тревогу. Я не хочу этого показывать, но руки едва заметно дрожат, и это злит меня ещё сильнее.

Этот… маг или не маг, кто он такой, чтобы решать, кому жить, а кому нет?

Стук в дверь выбивает меня из равновесия. Мать входит в комнату с решительным выражением лица и сразу оглядывает меня с ног до головы.

— Абигейл, приготовься, — велит она, и в её голосе нет ни капли мягкости. — Сегодня вечером семейный ужин, и ты должна выглядеть достойно.

— Это вообще зачем? — спрашиваю, не желая снова изображать фарфоровую куклу ради какого-то ужина.

Мать смотрит на меня с укором, будто я маленький ребёнок, и её взгляд становится ещё холоднее.

— Потому что твой отец этого хочет, Абигейл. Так что прекрати задавать вопросы и следуй указаниям.

Кривлюсь, но держу язык за зубами. Мать выходит, а вместо неё входят две служанки. Они принимаются одевать меня, не терпя никаких жалоб и комментариев. Длинное тёмное платье облегает фигуру, поднимает воротник к самому подбородку и туго стягивается на талии. Меховая накидка. Я привыкла к такой одежде, но в этот раз это почему-то тяготит меня, словно я надеваю чужую шкуру.

Аромат трав и ладана наполняет комнату, когда одна из служанок наносит его на мои запястья. Он острый, как морозный лес, и только усиливает напряжение. Терплю, и, когда наконец освобождаюсь от их рук, в комнату заходит Райн, как всегда, тихо и мягко. Он держит что-то в руке.

— Ты готова? — спрашивает он, будто не замечая моего раздражённого лица.

— Если бы меня не упаковывали, как… как что-то на продажу, давно бы была готова, — фыркаю. Но тут же замечаю, что он подходит ближе и протягивает мне что-то. На серебряной цепочке покачивается чёрный кулон.

— Посмотри, — говорит он, поднимая цепочку так, что чёрная птичка на кулоне поворачивается ко мне. — Это обсидиан. Помнишь, как отец говорил о нём?

Обсидиан… Чёрт бы его побрал, этот кулон сразу будит во мне воспоминания. Отец всегда говорил, что это камень для защиты. Райн молчит, наблюдая за мной, и я чувствую, как раздражение и смущение смешиваются внутри.

Почему, спрашивается, он решил подарить мне эту штуку?

— Спасибо, конечно, — бурчу, беря кулон, — но почему именно птичка?

Он усмехается, и в его глазах появляется тёплая искорка.

— Потому что ты была моей маленькой птичкой, забыла? — отвечает он с лёгкой улыбкой, и я чувствую, как лицо заливает красками.

— Птичка? — повторяю, едва сдерживая раздражение. — Ты серьёзно? Мне вообще не до детских прозвищ, Райн.

Но его взгляд тёплый, и я, чёрт возьми, не могу злиться на него. К тому же, он поднимает руки, чтобы застегнуть цепочку мне на шее, и я позволяю ему это сделать. Камень кажется тёплым на коже, и когда он обнимает меня, всё это напоминание о «птичке» вдруг становится приятным.

— Спасибо, — шепчу я, хотя мне всё ещё неловко.

Но этот момент спокойствия нарушается, как только в комнату входит отец. Поворачиваюсь и вижу, как он буквально цепляется за дверной косяк, едва стоя на ногах. Лицо его осунулось, взгляд затуманен, как у старика, которому уже давно не хватает сил.

— Отец! — подскакиваю и обхватываю его под руку, чувствуя, как его тело тяжелеет в моих руках.

— Тише, дочка, — его голос звучит слабо, но он улыбается, пытаясь казаться сильнее, чем есть на самом деле. — Ты выглядишь прекрасно. Сегодня важный день для нас обоих. — Он поворачивается к Райну и строго произносит: — Райн, оставь нас.

Брат смотрит на меня несколько мгновений, а затем закрывает за собой дверь.

Сердце сжимается от горечи, и я не могу больше сдерживать слёзы. Папа едва держится, но я прижимаю его к себе, не позволяя упасть.

— Отец, ты должен отдохнуть, — шепчу, но голос дрожит. — Сними заклинание… умоляю.

Он слегка качает головой, и в его глазах вспыхивает понимание.

— Абигейл, — говорит он, сжимая мою руку, — у каждого мага, как и у тебя, есть источник силы. У кого-то он велик, у кого-то — мал, но в нём наша жизнь. Пользуясь этой силой, мы можем защитить себя… но только до тех пор, пока источник не исчерпается. — Он тяжело вздыхает. — Когда он закончится, мы сгорим, как свеча на ветру. Пожиратель Жизни вытягивает эту силу до последней капли, оставляя мага пустым, мёртвым.

Замираю, чувствуя, как его слова оседают ледяным грузом внутри. Он умирает… из-за меня. Мой собственный отец отдал свою магию, чтобы скрыть меня от охотников на Пожирателя. Он знал, что это убьёт его, и всё равно продолжал.

— Нет… — шепчу, чувствуя, как слёзы текут по щекам. — Отец, ты не можешь…

Он кладёт свою слабую, дрожащую руку мне на щёку и пытается улыбнуться, но выходит лишь болезненная гримаса.

— Это мой выбор, дочка. Я знал, что это убьёт меня, но… не мог иначе. Ты — моя дочь, и я не мог позволить этому миру поглотить тебя.

— Почему, отец? Почему я, почему это вообще случилось? — не выдерживаю я, срываясь на крик.

— Потому что в тебе дух Пожирателя, — отвечает он тихо. — И это не просто дар. Это проклятие, которое ждёт лишь одного момента, чтобы захватить твою силу. Апоро, тот, кто несёт в себе это проклятие, был когда-то простым магом. Но его одолела жажда власти. Он не просто вытягивал энергию, он уничтожал всё на своём пути. Однажды он забрал слишком много, и маги создали Альянс, чтобы остановить его. Его младший брат, которого он любил больше жизни, предал его, и Апоро заточили в мир мёртвых — Марвитре. Но его дух… он живёт, жаждет вернуться, уничтожить своих предателей. И каждый, кто носит его силу, становится охотником на жизни.

Всхлипываю, не в силах больше слушать.

— Каждый ребёнок, как ты, с зелёным свечением при рождении, должен быть казнён. Закон о магии жесток. Но я знал, что ты не чудовище, — он вытирает мои слёзы. — Прости меня, Абигейл.

Стою, чувствуя, как каждый его выдох становится короче, а рука на моей щеке дрожит сильнее с каждым мгновением. Он стирает мои слёзы, но мне кажется, что всё вокруг рушится. Отец — единственный, кто скрывал меня от этого мира, и если его не станет…

— Абигейл, ты должна продолжить жить, даже если меня не будет рядом. — В его голосе звучит твёрдость, но я вижу, как ему тяжело, как каждое слово даётся с болью. — Я сделал всё, что мог. Но чтобы магия не уничтожила тебя, ты должна быть защищена. Должна научиться контролировать себя.

Я понимаю, к чему он клонит. И именно это вызывает во мне ярость и страх одновременно.

— Ты говоришь о браке? — шепчу, едва сдерживая голос. — О той… свадьбе с магом, который поможет мне контролировать силу?

Он кивает. Глаза его снова омрачены болью, но он не отводит взгляда.

— Да, Абигейл, — голос его тихий, но твёрдый. — Мама и я долго думали над этим. Если ты выйдешь за мага, который сможет научить тебя контролировать энергию, вместе с его магией у тебя будет шанс подавить силу Пожирателя. Союз с магом даст тебе защиту, и он сможет… сможет хоть как-то уберечь тебя от того, что мне уже не по силам удерживать.

Сжимаю кулаки, пытаясь переварить его слова, но в голове пульсирует только ярость. Всё это звучит как проклятие, нависшее надо мной с самого рождения, и он говорит, что мой единственный выход — подчиниться? Выйти замуж за незнакомца, чтобы как-то обуздать силу?

— И ты решил это за меня? — шепчу, чувствуя, как слёзы снова подступают. — Ты и мать, вы всё решили… без меня?

— Мы сделали это ради твоей жизни, — произносит он с тяжёлым вздохом, будто осознавая, как жестоко это звучит, но другого выхода нет. — Ты должна понимать, Абигейл. Это не просто страх. Если Пожиратель захватит тебя… ты погибнешь. И уничтожишь всё вокруг.

Слова пронзают ледяным холодом. Молчу, чувствуя, как сердце всё быстрее сжимается от страха и боли. Он смотрит на меня с такой нежностью, что я понимаю: это не просто попытка манипуляции. Это единственный выход, который он видит.

— Я… я понимаю, отец, — наконец выдыхаю я, голос едва слышен. — Ты хочешь защитить меня.

Отец тяжело опускается на кровать. Его глаза медленно закрываются, но пальцы едва заметно шевелятся, указывая на что-то за дверью. Выхожу. Смотрю, и сердце замирает — если я правильно поняла намёк, он собрался подарить мне то, что всегда хранил под замком. Подхожу и открываю крышку.

Внутри лежит меч, о котором мне рассказывали легенды с детства, тот, что достался ему от предков. Чёрное лезвие, выкованное из самой крепкой стали. Говорят, её нашли в недрах гор Светлого мира, и её почти невозможно поцарапать или повредить. Отец называл её драугрист — «сталь теней». Лезвие тёмное, как полночь, и в свете факелов оно блестит, будто поверхность зеркала, но не отражает ничего, кроме самой тьмы.

— Возьми его, — голос отца уже еле слышен. — Я надеялся, что он долго ещё будет под замком, но… раз ты столкнулась с этим миром, теперь это твоя Тень.

Осторожно беру меч, ощущаю его вес в руке, будто он становится частью меня. Сталь ложится в ладонь идеально, а рукоять кажется тёплой, как живая кожа.

— Спасибо, — выдыхаю, пытаясь удержать дрожь в голосе.

Отец кивает, а в его глазах мелькает тень воспоминаний.

— Ты знаешь, почему магия под запретом, верно? Почему этот мир отвернулся от неё? Император — тот, кто управляет судьбами в Ильштрассе и по всей Империи, — он боится. Боится, что магия когда-нибудь снова выплеснется и вернёт силу Пожирателю Жизни. Он боится Апоро, — его голос тихий, но решительный. — Поэтому законы здесь такие жестокие. Любой, кто проявляет магию, будет казнён на месте.

— Поэтому император и создал этих Серых Плащей? — уточняю я, поднимая взгляд. — Этих… элитных псов, которые бегают по всему Ильштрассу и выслеживают магов, как грязь, которую нужно смыть?

— Да, — отец кивает, и голос его становится мрачнее. — Серые Плащи — его главная сила, его глаза и уши. Они наделены всей властью выслеживать и уничтожать. Но их цели совпадают с целями Возрожденных, культа Матери-Прародительницы. Они тоже хотят очищения, и для них все маги — это нечисть, которую нужно сжечь на костре.

Возрожденные. Те, кто видит мир только в чёрно-белых тонах, грязь и чистоту. Их ненависть к магии не имеет границ. Они считают себя единственными избранными, единственными, кто может сказать, что чисто, а что — нет.

— Возрожденные и Серые Плащи, — произношу я сдержанно. — Отличный выбор для охоты на ведьм, разве не так?

Отец улыбается, но эта улыбка больше напоминает болезненную гримасу.

— Да, таков их мир, Абигейл. Это мир, в котором нам больше не место. Именно поэтому я не вижу другого выхода, кроме как отдать тебя замуж. Союз с магом — твой шанс остаться в живых.

— И этот маг… он тот самый «гость», ради которого ты просил устроить ужин? — мой голос звучит холоднее, чем я намеревалась, и внутри закипает отчаяние.

Я понятия не имею, кто он, но сама мысль, что мне придётся подчиниться этому решению, сводит с ума.

Отец кивает, и глаза его закрываются. Голос слабеет, он что-то пытается сказать, но слова тонут в полусне.

Пытаюсь окликнуть его, но он теряет сознание, и я тут же поднимаю тревогу, зову стражу, слуг. Всё вокруг превращается в хаос. Слуги спешат, поправляют одеяло, один из лекарей приводит отца в чувство, хотя он всё ещё измотан.

Стою в стороне, не в силах даже дышать ровно. Злюсь, боюсь, и слёзы, едва сдерживаемые, бегут по щекам. В комнату входит мать. Её лицо холодное, но в глазах — проблеск чего-то… может, печали, хотя трудно разобрать.

— Всё готово. Мы начнём без отца, — говорит она резко, как всегда. — Абигейл, перестань плакать. Это тебе не к лицу.

— Мне плевать, что к лицу, а что нет! — огрызаюсь, но всё же успокаиваюсь. Стираю слёзы, хотя руки дрожат, и отворачиваюсь.

— Соберись и следуй за мной, — приказывает мать, и я едва успеваю за ней, спускаясь по лестнице.

Её платье из тяжёлой ткани шуршит, оставляя за собой тонкий аромат трав, розмарина и терпкого ладана. Я не могу избавиться от желания всё бросить и просто сбежать, но внутри, за острым чувством ужаса, скрывается злоба.

Гость, жених, кто бы он ни был…

В воздухе разлит какой-то торжественный дух, и это только добавляет отвращения. Рука матери твёрдо сжимает мою, и у меня не остаётся выбора, кроме как двигаться вперёд. Шаг за шагом, ощущая каждый удар сердца, будто меня ведут на казнь.

Когда мы с матерью входим в главный зал, мне на мгновение кажется, что я снова вижу кошмар. Там стоит он. Высокий, с ледяным, пронзающим взглядом. Он словно впитывает тени этого места, делая их частью себя.

Я знаю его, этого ублюдка.

Лицо словно высечено из камня. Волосы, тёмные и блестящие, как вороново крыло, падают на лоб. Всё в нём — от холодного взгляда до уверенного, даже вызывающего наклона головы — кричит о его безразличии и об опасности, которую он представляет.

Чёрт побери, это он. Тот, кто хладнокровно убил Джозефа и Катрину. Кто одним взглядом заставил замереть в ужасе. Ловлю себя на том, что пальцы сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Дыхание с трудом прорывается через сжатые зубы.

Это мой жених?

В этот момент мне становится трудно сдержаться. Как такое возможно? Почему отец выбрал именно его? Поворачиваюсь и вижу Райна, стоящего чуть в стороне. В его взгляде — страх. Он тоже узнал его. Он молчит, но в его глазах тревога, которую я ощущаю всем своим существом.

— Мой лорд, прошу вас, — голос матери звучит властно, но даже в её тоне слышна нотка осторожности, которую я раньше не слышала. — Позвольте представить вам мою дочь, Абигейл Грефт.

В этот момент незнакомец поворачивает голову. Его взгляд останавливается на мне. И, хоть мне бы хотелось выдержать его, я чувствую, как внутри что-то надламывается. Это взгляд, в котором нет ничего, кроме холода, и от одного этого мне хочется кричать. Но я молчу, боясь выдать себя.

— Дамиан Белфорд, — произносит он с лёгким поклоном. Его голос звучит так, будто он привык не представляться, а командовать. — Ваш будущий супруг, леди Абигейл.

Слова его холодны, как лёд, и у меня в груди загорается ярость, которую едва удаётся сдержать.

Мой будущий супруг? Этот монстр? Этот маг, убивающий людей ради прихоти?

Он смотрит на меня так, будто проверяет, сколько я смогу выдержать, и, чёрт побери, делает это с превосходством, от которого тошнит. Хочу что-то сказать, но понимаю, что любое слово только усугубит ситуацию. Да, мне хочется бросить ему в лицо всё, что я о нём думаю, но если я скажу хоть что-то… выдам себя, выдам Райна, выдам нас всех.

Не могу отвести взгляд. Его глаза сверлят меня, и в них нет ни капли сочувствия или сострадания — только контроль, только абсолютная уверенность, что всё идёт по его сценарию.

Воздух между нами сгущается, каждая секунда тянется, как предвестие удара. В голове бьётся лишь одна мысль: это ловушка, смертельная ловушка, и я в её центре.

Стараясь дышать ровно, замечаю, что мои руки дрожат, и этот дрожь распространяется по всему телу. Паника подступает к горлу, как рвотный рефлекс, и кажется, что здесь, в этом зале, нечем дышать. Сердце колотится так, что я боюсь, что его услышат все. Единственное, что я могу сделать, — сдерживать себя изо всех сил, чтобы не сорваться, не выдать своей ярости и страха.

Перевожу взгляд на Райна. Он смотрит на меня с беспокойством, словно готов броситься ко мне на помощь, но даже он стоит в стороне, и лицо его бледное. Он тоже понимает, насколько всё безумно и опасно.

— Молчишь, леди Абигейл, — звучит голос Белфорда, и я вздрагиваю от его спокойного, почти насмешливого тона. — Разве ты не рада нашему союзу?

— Рада? — слова срываются с моих губ, и я еле сдерживаюсь, чтобы не броситься на него. — Это слишком громко сказано, милорд. Я просто… поражена.

— Поражена? — его губы растягиваются в едва заметной усмешке, которая только усиливает ощущение кошмара. — Надеюсь, в приятном смысле.

Я едва не захлебываюсь ненавистью, но сжимаю губы, чтобы не сорваться на крик. Что бы я ни сказала, он уже считает меня своей собственностью, вещью, которую можно взять, когда захочет. Он смотрит на меня с таким ледяным спокойствием, что у меня перехватывает дыхание. Каждое мгновение его взгляда кажется, вытягивает из меня силы, будто его глаза высасывают мою волю к сопротивлению.

Мозг лихорадочно ищет выход. Может, это просто ошибка? Может, он шутит? Или я сплю? Но его пронизывающий, всё видящий взгляд не оставляет места для иллюзий. Он не из тех, кто шутит.

— Вам… для приличия стоило бы спросить моё мнение, — произношу, стараясь держать голос ровным, хотя меня трясёт изнутри. — Разве не так положено в таких… договорах?

— О, я более чем уверен, что ты согласишься, — его голос скользит, как лезвие по коже. — В конце концов, это не просто договор, леди. Это судьба.

Последние слова он произносит так тихо, что их слышу только я. В них — угроза, словно предупреждение о том, что я связана с ним теперь без возможности вырваться. Перед глазами снова встаёт видение той кровавой поляны, его людей, добивающих всех, кто сопротивлялся.

— Моя судьба — не ваша забота, милорд, — бросаю я, сжав кулаки.

Но он лишь усмехается, и в его глазах на мгновение появляется что-то похожее на забаву.

— Скоро станет моей, — отвечает он холодно, и в его тоне звучит такая уверенность, что я не выдерживаю и отвожу взгляд.

Как только между нами повисает тишина, в разговор вмешивается мать. Её голос полон восхищения, и это звучит просто отвратительно.

— Лорд Белфорд, мы так рады, что именно вы станете частью нашей семьи, — говорит она, подходя к нему чуть ближе с натянутой улыбкой. — Ваша репутация как стратегического гения и выдающегося воина предшествует вам. Признаюсь, это честь для нашей дочери и для всего нашего рода.

Я едва не скривилась при этих словах, но сдержалась, лишь сильнее сжав кулаки. Белфорд отвечает ей кивком. Его лицо остаётся таким же непроницаемым, а взгляд возвращается ко мне, как будто он проверяет мою реакцию, что вызывает во мне новую волну ненависти. Он словно получает удовольствие от моего раздражения.

— Мы действительно счастливы приветствовать вас в нашей семье, — вступает дядя Денли, высокий, статный мужчина с серебристыми волосами, который всегда выглядел на все сто в любой ситуации. — О таком союзе можно было только мечтать. Скажите, милорд, как вы смотрите на расширение наших земель? Это всегда было интересной темой для обсуждения, знаете ли…

Белфорд с лёгкой усмешкой бросает взгляд на дядю, и я замечаю, как при этом выражении Денли буквально расцветает.

— Земли, конечно, важны, — отвечает Белфорд с той же ледяной вежливостью, — но прежде всего меня интересует защита моей будущей супруги. Я планирую приложить все силы, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

Эти слова подрывают меня, как удар под дых. Безопасность? Серьёзно? Этот маг, способный вырезать любого, кто ему не угоден, вдруг заботится о моей безопасности? Я едва сдерживаюсь, чтобы не ответить ему насмешкой, но в этот момент вперёд выходит тётя Яви, с улыбкой и блеском в глазах, как будто перед ней — спаситель.

— Моя дорогая племянница, — произносит она, глядя на меня с неприкрытым одобрением. — Ты и представить себе не могла лучшего мужа! Лорд Белфорд — как раз тот человек, который сможет защитить и тебя, и нашу семью.

Сжимаю зубы, чувствуя, как ярость смешивается с отчаянием.

Да что они все, ослепли? Они не видят того, что вижу я? Не видят в нём угрозу? Но все они, один за другим, будто находятся под его чарами. Этот холодный убийца завладел не только моей жизнью, но и умами моей семьи.

Сзади слышу, как нервно сглатывает Райн. Он подходит ко мне, и его рука осторожно касается моего локтя.

— Абигейл, — шепчет он, наклоняясь ближе, — может, ты… попробуешь просто переждать? Ты ведь не обязана сейчас ничего решать.

Поворачиваюсь к нему, и в его глазах вижу страх, смешанный с беспокойством. Он понимает, что я не собираюсь молчать, но в его взгляде умоляющая просьба.

— Я? Ждать? — говорю тихо, чтобы никто, кроме него, не услышал. — Ты думаешь, что с этим… чудовищем вообще можно что-то обговорить?

Райн кивает едва заметно, но не отвечает. И тут снова звучит голос матери, словно не замечая ничего из происходящего между нами.

— Лорд Белфорд, может, вы расскажете нам о ваших недавних победах? — спрашивает она с восхищением, которое прямо-таки режет по ушам.

— Пожалуй, это не место для рассказов о боевых подвигах, — отвечает он, снова слегка усмехаясь. — Но если вы настаиваете, могу сказать, что Ильштрасс сейчас под надёжной защитой, а враги Империи — там, где им место.

Эти слова вызывают лёгкий ропот одобрения среди родственников, и даже мать кивает, поражённая его уверенностью.

— Это замечательно, милорд, — говорит тётя Яви, буквально сияя от восторга. — Как же нам повезло. Абигейл, посмотри, какой достойный человек готов взять тебя под свою опеку. Ты должна быть просто в восторге.

— В восторге? — Я не выдерживаю и, сдерживая дрожь в голосе, поворачиваюсь к ней, бросая взгляд на мать, тётю и всех остальных. — Вы правда считаете, что я должна чувствовать что-то вроде благодарности?

Райн, стоящий рядом, незаметно сжимает мою руку, будто пытаясь остановить меня, но я не в силах замолчать. Они все смотрят на Белфорда так, будто он герой, а не хладнокровный ублюдок, который всё, что делает, — это планирует своё собственное величие и власть.

— Думаю, с благодарностью можно подождать, — спокойно говорит Белфорд, и его взгляд устремляется прямо на меня, словно острый клинок, проникающий в самую глубину. — Уверен, после нашей свадьбы у тебя будет достаточно времени, чтобы по-настоящему понять, насколько я заслуживаю твоей признательности.

— Никакой свадьбы не будет, — резко говорю я, сдерживая дрожь в голосе.

Я ни за что не дам ему знать, что он меня напугал. Но мать тут же подходит ко мне и с силой сжимает руку.

— Абигейл, довольно, — шипит она сквозь зубы, улыбаясь при этом Белфорду. — Лорд Белфорд не заслуживает такого тона. Ты сейчас же скажешь ему, что счастлива, и мы вернёмся к ужину.

— Счастлива? — я не сдерживаю нервный смешок, чувствуя, что от этих слов мне становится дурно. — Это нелепо, мама, даже для тебя.

Но в этот момент я встречаю взгляд Белфорда, и по моему телу снова пробегает холод. Он словно ждёт, что я скажу ещё что-то, чтобы использовать это против меня.

Внезапно в зале становится тише, и все головы разворачиваются к двери. Я вздрагиваю, когда вижу отца, едва держащегося на ногах. Его лицо бледное, глаза тусклые, но он поднимает руку в жесте, что-то означающем для всех нас. Мы замолкаем, напряжение будто взрывается вокруг, и мне, по правде, совсем не хочется, чтобы он оставался здесь, чтобы он вообще говорил.

— Отец, — вырывается у меня, и я делаю шаг вперёд, пытаясь поддержать его, но он жестом останавливает меня, словно всё, что ему сейчас нужно, — это сказать свою правду.

Он оглядывает зал, и его взгляд на мгновение задерживается на Белфорде, который едва заметно кивает, уважительно склонив голову.

— Лорд Белфорд, — начинает отец, и его голос, хотя и слаб, звучит с неожиданной твёрдостью. — Вам, возможно, неизвестно, но этот человек — один из самых могущественных людей Империи. В Империи он известен как преданный слуга самого императора, и его репутация как стратега и воина абсолютно заслужена.

От этих слов в зале вновь нарастает волнение. Дядя Денли с любопытством переводит взгляд на Белфорда, тётя Яви вновь выражает откровенный восторг, а мать склоняет голову в знак глубокого уважения. Но я чувствую, как сжимаются мои кулаки. Как этот маг оказался в окружении императора, который ненавидит магию всей душой?

Отец делает паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжает:

— Он тот, кто среди всех возможных женихов добровольно откликнулся на мой запрос. Откликнулся для того, чтобы защитить тебя, Абигейл, — его голос слегка дрожит, но он продолжает, не отводя взгляда от меня. — И взамен на… скромную услугу, подробности которой пока не касаются тебя.

Скромную услугу? Какую услугу этот маг может потребовать от моего отца? Понимаю, что граф хочет оставить это в тайне, но это становится лишь горьким напоминанием о том, что всё уже решено, и никто не считает нужным мне это объяснить.

Белфорд всё это время молчит. Его взгляд направлен на моего отца, но как только тот заканчивает, его глаза снова сосредотачиваются на мне, и мне кажется, что ледяной холод от его взгляда проникает под кожу. Он ждёт, будто что-то ещё должно прозвучать, но, когда все начинают переглядываться, он решает взять слово:

— Да, — говорит лорд спокойно, тихо, но от его слов становится не по себе. — Мне есть что вам предложить.

Тётя Яви и дядя Денли не скрывают восхищения — Белфорд, доверенное лицо самого императора! Но меня больше всего пугает, что никто не говорит о том, что он маг. Как только эта мысль проникает в моё сознание, мне становится невыносимо холодно.

И тут отец, выпрямившись, добавляет:

— Дамиан Белфорд — тот, кто несёт в себе магию, — слова его звучат так, что все мгновенно замолкают, а в воздухе повисает страх. — Никто, кроме нас, не знает об этом. И если кто-то решит узнать… — он переводит взгляд на Белфорда, и тот лишь слегка усмехается, холодно, словно зная, что любой, кто попытается раскрыть его тайну, обречён.

Все застывают в ужасе. Дыхание замирает.

Ощущаю, как все вокруг судорожно глотают воздух, напуганные открытием, от которого им становится не по себе. Сердце колотится в груди так громко, что, кажется, его слышат все.

Все в зале будто окаменели. Мать стоит с полуоткрытым ртом, её глаза блестят от удивления и лёгкого страха. Дядя Денли, ещё секунду назад полный уважения, отступает на шаг, а тётя Яви просто смотрит на Белфорда, как на дикого зверя, с которым вдруг пришлось столкнуться лицом к лицу.

Я, затаив дыхание, наблюдаю за его реакцией. Но он, чёрт бы его побрал, даже не моргнул. Его лицо остаётся бесстрастным, будто ничего из сказанного не стоит ни единой эмоции. Он словно наслаждается этим моментом — тем, что теперь все боятся сказать хоть слово против него.

— Милорд, — тётя наконец обретает голос, хотя её тон звучит несколько резче и сдержаннее, чем обычно. — Простите нас за наше… за наше удивление. Мы ведь и не предполагали…

— И не должны были, — резко прерывает её Белфорд. Его ледяной взгляд, казалось, пронизывает каждого из присутствующих. — Я надеюсь, мы все понимаем, что эта информация не покинет стены Олтгейма?

Все торопливо кивают, в том числе дядя Денли и тётя Яви, хотя их лица по-прежнему полны растерянности и страха. Мать опускает голову, но я вижу, что она тщательно выбирает слова, словно боится сказать что-то не то.

— Конечно, милорд, — отвечает она тихо. — Мы благодарны вам за ваше… доверие.

Белфорд слегка кивает, будто одаривает их одолжением. Наконец его взгляд возвращается ко мне, и я чувствую, как от этого взгляда у меня по коже пробегает холод.

— Что ж, теперь, когда всё ясно, — говорит он, словно обращаясь только ко мне. — Мне осталось лишь получить ответ моей невесты.

Волна ужаса накрывает меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться.

Ответ? Какой ещё ответ? Разве здесь вообще есть выбор?

Бросаю взгляд на отца, но он, осунувшийся, устало опускается в кресло. Его глаза говорят, что выбора действительно нет. Он сделал этот шаг, чтобы, по его мнению, защитить меня.

— Папа, — вырывается у меня едва слышный шёпот, — ты действительно хочешь, чтобы это… это чудовище стало моим мужем?

Отец с трудом поднимает взгляд, и в нём — боль и сожаление, которые он не пытается скрыть. Он кивает и тихо, но твёрдо произносит:

— Дочка, это единственный способ тебя защитить. Белфорд… он силён. Сильнее, чем ты можешь себе представить. В его руках — твоё будущее, даже если тебе это не нравится.

Меня пронзает ярость, смешанная с отчаянием. Этот монстр, убийца, который ради своих целей уничтожит любого на своём пути, уже принят моими родными. Но я не готова сдаться.

— Возможно, в его руках моё будущее, но не моя жизнь, — бросаю я, глядя Белфорду прямо в глаза.

— Как интересно, — отвечает он, и его голос скользит по комнате, словно тень, — но это всего лишь детали. Ты поймёшь это, Абигейл, когда увидишь, как мне удаётся поддерживать порядок в этом мире.

Слова его вызывают во мне ярость, но я держу себя в руках, понимая, что каждый мой протест сейчас — лишь вспышка эмоций, которые мне скоро придётся заглушить. Чувствую, как перехватывает дыхание, но не позволяю себе слабость. Всё, что он говорит, кажется чуждым, как будто его слова — ядовитый дым, заполняющий лёгкие. Он смотрит на меня с ледяным равнодушием, будто мы оба — лишь части его «порядка».

Мать делает шаг вперёд, ставя себя между мной и Белфордом, словно пытаясь убрать меня с его пути.

— Абигейл, дорогая, ты должна быть благодарна за то, что лорд Белфорд выбрал тебя. Такие предложения не делают дважды, — в её голосе звучит упрёк, но чувствуется и напряжение.

Я смотрю на неё, не скрывая ненависти — от её готовности отдать меня этому ледяному чудовищу.

— Благодарна? — мой голос дрожит от ярости, но я стараюсь говорить ровно. — Мама, ты хоть представляешь, что говоришь?

Мать на секунду замирает, а потом расправляет плечи, словно решив, что пора показать мне моё место.

— Я понимаю больше, чем ты думаешь, Абигейл, — говорит она строго. — Твои чувства сейчас — всего лишь временная слабость. Ты поймёшь, что это верное решение, когда пройдёт немного времени.

Но мне от её слов становится только хуже. Бросаю взгляд на Белфорда, который с каким-то извращённым удовольствием наблюдает за моей борьбой с этим решением, навязанным мне. Его ледяной взгляд буквально приковывает меня к месту, и в голове звучит его безмолвное обещание: Ты всё равно подчинишься мне.

В этот момент Райн подходит ближе и кладёт руку мне на плечо. Его взгляд полон тревоги и сочувствия. Он шепчет, чтобы слышала только я:

— Абигейл, прошу… не сейчас. Я с тобой, но не сейчас.

Смотрю на брата и вижу в его глазах страх, от которого мне только хуже. Он понимает, что у нас нет выбора, но помочь не в силах. Он лишь пытается удержать меня от поступка, который может стоить мне жизни.

И тут раздаётся голос отца, слабый, но решительный:

— Лорд Белфорд обладает не только силой, но и властью, которая сможет защитить вас обоих. Если это значит, что он станет твоим мужем, Абигейл, так тому и быть.

Слова отца — как удар в сердце. Он уже не спрашивает, он решает за меня. Для него моё мнение — лишняя деталь. Ледяная дрожь пронизывает меня, и остаётся лишь не сломаться, не выдать своих чувств. Белфорд подходит ближе, и я ощущаю его присутствие, словно холодное лезвие. Он склоняет голову, его губы изгибаются в угрожающей усмешке.

— Мне не нужно твоё согласие, Абигейл, — шепчет он, чтобы слышали только мы двое. — Лишь твоё подчинение.

Из последних сил держу себя в руках, смотрю ему прямо в глаза и отвечаю с вызовом:

— Тогда я предпочту ненавидеть вас до конца своих дней.

Смотрю ему в глаза, сжав зубы, заставляя себя стоять прямо. Внутри всё трещит по швам. Этот самодовольный ублюдок считает, что может просто одним приказом сделать меня своей женой? Да кто он такой? И зачем ему я?

— Зачем вы это делаете? — спрашиваю, ощущая, как злость и страх смешиваются в нечто почти невыносимое. — Зачем вам вообще это?

Белфорд не отвечает сразу. Его молчание обжигает сильнее любой колкой реплики. Он смотрит на меня с тем же ледяным спокойствием, выворачивающим изнутри, и это молчание говорит громче слов. Его глаза словно изучают меня, раздевая до самой сути, и я чувствую, как всё сжимается внутри. Страх грызёт изнутри, но я не подаю виду.

— Так что, милорд? — наконец спрашиваю с вызовом, хотя голос дрожит. — У меня будет хотя бы право узнать, в чём я вам пригожусь?

Его губы трогаются в лёгкой усмешке, и это злит меня сильнее, чем я готова признать.

— Твои вопросы не стоят ответа, — отвечает он, и в его голосе — ледяная сталь, от которой пробирает дрожь.

Какого чёрта?

Этот человек думает, что может так просто отмахнуться от меня, как от случайной пылинки? Да кем он себя возомнил?

— Вы мне просто невыносимы, — резко говорю, чувствуя, как ярость прорывается наружу.

Почти кричу, злясь на себя за это, за то, что не могу держать себя в руках, но он неотрывно смотрит на меня. И я не понимаю, что творится в его голове.

Чёртов ублюдок!

Он слегка усмехается. Это едва заметное движение губ, и от него внутри всё переворачивается. Что это?

— Ты бы с радостью сбежала, но не сделаешь этого, — наконец говорит он, и его слова звучат как твёрдое заявление, а не догадка. — Потому что, Абигейл, несмотря на твой упрямый нрав, ты понимаешь, что выбраться отсюда можно только одним способом.

Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Внутри всё закипает от ярости, но страх тоже не отпускает. Он смотрит на меня, играя, словно я мышь, попавшая в лапы хищника. Впервые за долгое время чувствую себя абсолютно беспомощной, и это ощущение оставляет только одну мысль: мне придётся уничтожить его, если хочу выбраться из этой паутины.

— Не надейся, что я сдамся, — выдыхаю, выдерживая его взгляд. В голове мелькает образ: как мне хотелось бы увидеть его поверженным, лишённым этой ледяной уверенности.

Но его усмешка становится ещё шире, и он наклоняется ближе, шепча так, чтобы слышала только я:

— Тогда мы оба будем получать от этого удовольствие, — говорит он, и в его глазах я вижу холодное развлечение, словно он уже знает, что моя ярость — всего лишь временная игра.

От его слов по телу пробегает дрожь.

Смотрю ему в глаза, и ярость во мне разгорается до боли, пронзая каждую клеточку. В голове вспыхивает образ, настолько чёткий и яркий, что я чувствую, как пальцы сжимаются крепче, будто уже держат клинок. Меч летит по воздуху и вонзается в его шею, раскалывая его ледяное спокойствие, это непроницаемое лицо. Представляю, как кровь, его кровь, обагряет всё вокруг, а голова падает с плеч, лишённая этой высокомерной усмешки, которую он мне бросает.

Чёрт возьми, как мне хочется видеть его, хладнокровного и уверенного, поверженным в грязь. Пусть его глаза, наполненные страхом, глядят на меня, когда он осознает своё бессилие. Когда он больше не сможет шептать своим ледяным тоном эти унизительные приказы, не сможет внушать страх, не сможет командовать, подчинять и манипулировать. Один удар, один проклятый удар — и всё это будет разрушено.

— Если бы могла, — говорю, сжав зубы, чтобы не сорваться на крик, — я бы с радостью снесла твою чёртову голову с плеч.

На мгновение в его глазах мелькает удивление — или мне так кажется? Но, как только эти слова слетают с моих губ, он улыбается шире. Его ледяной взгляд пронизывает меня, и я вижу в нём не страх, а скорее забаву.

— Возможно, ты когда-нибудь попробуешь, — говорит он, наклоняясь ближе. — И, поверь, я буду рад дать тебе шанс… перед тем как ты осознаешь, насколько это бесполезно.

Мать стоит рядом. Её взгляд полон довольного одобрения, от которого меня буквально выворачивает изнутри. Она подходит ближе, поправляет складку на моём платье и говорит, словно между делом, так, чтобы никто не слышал:

— Возрождённый скоро прибудет, Абигейл. Всё уже готово.

На мгновение у меня перехватывает дыхание, и я не могу поверить в её спокойствие, будто всё это — обыденное событие. Чувствую, как мир рушится под ногами.

— Как… так быстро? — спрашиваю, едва справляясь с дрожью в голосе. — Мама, ты ведь даже не сказала мне…

Она одаряет меня холодным взглядом, словно моё удивление и гнев совершенно неуместны.

— Абигейл, не будь капризной, — шепчет она, её голос тёплый только на поверхности. — Этот союз — лучшее, что может случиться с тобой и нашей семьёй.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть матери всё, что накопилось у меня внутри, но чувствую на себе взгляд Белфорда — он словно сканирует меня, видя каждый мой страх и каждую попытку сопротивления. Держу подбородок высоко, не позволяя себе показать слабость, хотя внутри всё бурлит от ярости и ужаса.

Райн, стоящий рядом, осторожно кладёт руку мне на плечо, словно пытается передать хоть каплю поддержки.

— Всё будет в порядке, — тихо шепчет он, но я вижу, что он и сам в этом не уверен.

Смотрю на него, и мне становится невыносимо.

Всё будет в порядке?

Слова матери ещё не успевают полностью осесть в моём сознании, когда двери распахиваются, и в зал входит Возрожденный. Его высокая, тощая фигура, окутанная мрачными одеждами, едва касается пола, будто он и есть воплощение тени. Под капюшоном виднеется его взгляд, который медленно скользит по залу, и я чувствую, как воздух вокруг становится вязким и липким от его присутствия. Этот фанатичный служитель Прародительницы вызывает у всех трепет. У всех, кроме меня.

В груди поднимается такая ярость, что я чувствую, как пульс гулко отдаётся в ушах. Мне придётся подчиниться этому магу? Я должна подойти к этому проклятому алтарю, хотя ненавижу всё это с самого детства?

— Нет, — едва слышно выдыхаю, и взгляд Возрожденного останавливается на мне. Его лицо скрыто, но тень, исходящая от него, давит ощутимо. Мне всё равно.

— Нет, — говорю я громче, глядя прямо на мать. — Я не сделаю этого. Это ваше решение, не моё.

Окружающие обмениваются взглядами, полными ужаса, и мать смотрит на меня так, словно готова разорвать на месте.

— Абигейл, — её голос звучит, как приговор. — Ты же понимаешь, что не имеешь права отказаться.

— Не имею права? — мой голос дрожит, но не от страха, а от переполняющего гнева. — Значит, вы решили отдать меня в руки чудовища без права голоса? Лучше умереть, чем…

Не успеваю договорить — холодные, стальные пальцы резко обхватывают мою талию. Белфорд, не скрывая своей силы, прижимает меня к себе так крепко, что я задыхаюсь от его железной хватки. Пытаюсь вырваться, но он удерживает меня, его губы склоняются к моему уху, и я чувствую его ледяное дыхание.

— Твой отец выполнил свою часть сделки, Абигейл, — шепчет он, его голос резок, как удар. — Теперь моя очередь. Если ты не подчиняешься… я просто убью его.

Эти слова прожигают меня насквозь. Сначала я едва понимаю их смысл, но потом осознаю, что он не шутит. В его руках не только моя жизнь, но и жизнь моего отца, который из последних сил пытается меня защитить.

Стискиваю зубы, чувствуя, как каждый нерв натягивается до предела, как кровь закипает от унижения.

— Ты, мерзавец, — шиплю я, пытаясь вырваться, но он лишь усиливает хватку. Его ледяной взгляд не дрогнул ни на секунду.

— Ты подчиняешься, — тихо говорит он, и в его голосе слышится уверенность человека, привыкшего к победе. — Или я не оставлю ему шанса.

Мне хочется уничтожить его, вырвать эту холодную уверенность из его глаз. Этот хладнокровный монстр держит меня, как пленницу, в паутине своего «договора».

В зале сгущается мрак. Свет факелов едва пробивается сквозь вязкие тени. Я стою посреди этой тьмы, как заключённая, окружённая теми, кто называет себя моей семьёй. Вон стоит дядя Денли — его глаза блестят от одобрения, а мать смотрит с холодным удовлетворением, словно только что продала меня так же спокойно, как продала бы мешок с мукой.

Возрожденный, не скрывая пафоса, произносит свои мрачные слова, а внутри меня всё горит от ярости. Эта церемония больше похожа на похороны, чем на свадьбу. Возрожденный выводит символы на камне, чернила зловеще блестят в свете факелов. Воздух вокруг густой и тягучий, от него становится тошно. Я думаю о том, как бы врезать этому фанатику прямо между глаз. И Белфорду заодно.

Тяжёлая атмосфера в зале давит на меня, как тиски. Отец сидит в кресле с осунувшимся лицом и опущенными плечами, будто тьма, окружившая нас, поедает его изнутри. В воздухе стоит аромат горелых трав, терпкого ладана и морозной свежести — тягучий и удушающий. Я чувствую себя зверем, загнанным в клетку, и, чёрт возьми, будь у меня возможность, я бы уже давно вырвалась.

Белфорд стоит рядом, воплощение бесстрастного высокомерия. Сердце сжимается от гнева. Он смотрит на меня, как на что-то любопытное, но полезное. Чёрт бы его побрал.

Возрожденный поворачивается к нам. Его голос глухой, словно отголосок из глубины могилы, велит Дамиану дать клятву. Белфорд наклоняется ко мне, уверенно сжимает плечи, его слова звучат прямо у моего уха:

— Я, Дамиан Белфорд, клянусь защищать тебя, Абигейл, — его голос холоден, как ледяное лезвие, проникающее под кожу. — Клянусь защищать тебя даже от себя самого, быть рядом с тобой в любом из трёх миров и никогда не покидать тебя, кем бы я ни стал.

Он смотрит мне в глаза, и что-то в его взгляде — тень усмешки или ускользающая жестокость — заставляет меня вздрогнуть. «От себя самого», — думаю я, чувствуя, как ярость вспыхивает в груди.

Возрожденный медленно кивает, его взгляд перемещается на меня. Клянусь, в этот момент его глаза, почти невидимые под капюшоном, смотрят на меня так, будто я тоже принадлежу этой тьме, этому вязкому, зловонному воздуху.

Слова едва срываются с моих губ:

— Я, Абигейл Грефт, — говорю холодно, чувствуя, как сердце сжимается от гнева, — клянусь быть с тобой, пока твоя голова держится на плечах.

В зале раздаётся лёгкий вздох, и я замечаю, как тень усмешки мелькает на лице Дамиана. Возрожденный смотрит на меня с укором, будто моё заявление противоречит его священному ритуалу. Да плевать мне на него.

Возрожденный вытягивает ладони, покрытые чёрными символами, подходит к нам и берёт наши руки, обматывая их тонкой тёмной лентой, едва различимой в свете факелов.

— Свидетели трёх миров, — произносит он зловеще, — примите эти клятвы и укрепите этот союз.

По руке пробегает ледяной холод, будто кровь выкачивают из вен. Лента туго сжимает запястья, и мне становится по-настоящему страшно, словно теперь я прикована к этому человеку, к этому чудовищу, навсегда.

Когда Возрожденный отпускает наши руки, тишина поглощает зал. Лента исчезает, оставляя на запястье едва заметный след, похожий на тонкий шрам.

***

Сразу после церемонии нас провожают в покои, откуда, кажется, уже нет выхода. Белфорд идёт позади, и, когда мы входим в большую спальню, освещённую лишь несколькими тусклыми свечами, я останавливаюсь на пороге, чувствуя, как ярость закипает внутри. Прежде чем он успевает что-то сказать, я обрушиваю на него всю накопившуюся боль и злость:

— Ты хоть понимаешь, что только что сделал? — мой голос полон ярости и обиды. — Ты сделал меня своей пленницей!

Гнев и страх смешиваются внутри, как горючая смесь, готовая вспыхнуть от малейшей искры. Я тяжело дышу, чувствуя его взгляд — он видит меня насквозь, и это злит ещё больше. В его глазах блеск хищной усмешки, словно он предвкушает каждый момент.

Он подходит ко мне, выпрямляется, воплощая в себе тьму, и будто наслаждается тем, как я пытаюсь сопротивляться, вырываясь перед ним.

— Ты хочешь показать мне свою силу, Абигейл? — его голос едва слышен, он шепчет, как змея, скользящая по коже. — Я могу дать тебе шанс. Но знай, мне абсолютно всё равно, что ты чувствуешь.

Собрав все силы, я бросаюсь на него, но он легко перехватывает мои руки и прижимает их к себе. Мой гнев и сопротивление — всё это оказывается жалким и бессильным против его ледяного спокойствия.

— Ты будешь рядом со мной, — шепчет он, ещё сильнее сжимая мои запястья, — пока твоя голова держится на плечах. Ты обязана оставаться рядом и делать то, что я велю.

Я не могу сдержать дрожь, его пальцы впиваются в кожу, и его голос, словно сталь, проникает глубоко в голову, оставляя чувство беспомощности и горькую ненависть.

— Чего ты добиваешься? — выдавливаю сквозь стиснутые зубы. — Пытаешься сломать меня? Хочешь увидеть, как я падаю на колени, униженная?

Он лишь усмехается, мои слова, кажется, его только забавляют.

— Мне не нужна твоя слабость, Абигейл, — резко отпуская меня, говорит он, так что я едва не теряю равновесие. — Я хочу, чтобы ты поняла: сопротивление бесполезно.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ярость заполняет меня изнутри, угрожая разорвать. Его слова, его власть надо мной вызывают такую ненависть, что становится трудно даже дышать.

— Никогда не покорюсь тебе, — бросаю я, срываясь на крик. — Я останусь с тобой ровно до того момента, пока не смогу сбежать. Или убить тебя. Что будет проще.

Он усмехается, его лицо слегка наклоняется ко мне, и его голос — тихий, холодный — обжигает каждое слово.

— Попробуй, Абигейл, — шепчет он, и от его слов мороз пробегает по коже. — Попробуй, и увидишь, насколько это бесполезно.

Я отталкиваюсь от него, ощущая, как злость поглощает меня. Он не знает, на что я способна, чтобы разорвать эту связь, избавиться от его власти. Я сделаю всё, чтобы освободиться.

Он смотрит на меня с презрением и холодной решимостью. Мне хочется закричать, но голос застревает в горле. Он подходит ближе, и я, сжав зубы, смотрю на него с вызовом, стараясь игнорировать подступающий страх. Но его спокойствие пугает.

— Ты совсем не умеешь слушаться, Абигейл, — его голос звучит холодно и отстранённо, будто это всего лишь неприятная формальность.

Не успеваю ничего ответить, как его рука резко сжимает плечо, а затем пальцы впиваются в шею, чуть выше ключицы. Острая боль пронзает всё тело, перехватывая дыхание и заставляя колени подогнуться. Стараюсь удержаться на ногах, но тело отказывается слушаться.

— Пусти… — пытаюсь произнести, но голос срывается. Едва хватает воздуха, чтобы вдохнуть.

Он не отпускает, и чем сильнее я сопротивляюсь, тем жёстче его хватка. Боль нарастает, туман застилает сознание, силы покидают меня, будто он вытягивает их вместе с дыханием. Всё вокруг плывёт, и его голос где-то на границе сознания говорит:

— Спи, Абигейл. Ещё будет время для разговоров.

Хочу ответить, сопротивляться, но это становится невозможным. Ноги подгибаются, и я проваливаюсь в тьму, чувствуя только тупую боль в шее и ненависть, которая не утихает даже в забытьи.