Иден Мортис

Антон Крестовский

Что станется со старым миром людей, от которых отвернулся сам Всемогущий?Человеческая цивилизация утонет в собственных грехах, словно в пучинах бескрайнего океана. Легион демонов из преисподней завладеет людскими умами и душами в стремлении уничтожить все живое на земле.Но обозначит ли сие уничтожение человека разумного как вида?Воистину нет!Самые отважные и безумные из них продолжат биться в отмщение за прошлое и в надежде на будущее.Это история о последней войне человечества. Книга содержит нецензурную брань.

Псалом I

Pulvis in pulverem.

— Разрешите доложить, т-рищ капитан!

— Разрешаю вам не орать, боец…

В штабной палатке находились лишь двое. Рядовой, в потрепанной форме и защитным шлемом в одной руке и АК-74М болтающимся на ремне, и чрезвычайно уставший капитан, чистящий свой ТТ. Первый — молодой человек, лет двадцати, с заметно отросшими черными волосами и вытянутым, тощим, небритым лицом. И хоть и выглядел он явно больным, его глаза светились энергией молодости. Второй — мужчина лет пятидесяти, брюнет с сединой на висках. На лице его будто на всю жизнь застыла очень сосредоточенная мина, а в глазах читалась великая усталость, которую ни один здоровый сон или отпуск никогда уже не излечат. В зубах у него вот-вот готовая потухнуть сигарета, на безымянном пальце левой руки золотое кольцо, а в душе тоска о той, кому принадлежало второе.

Солдат запнулся ненадолго, но все же спросил разрешения снова, на сей раз куда тише.

— Разрешите доложить?

— Давай, — ответил капитан и тут же принялся дальше чистить свой пистолет.

— В трех кварталах от северной стены видели группу одержимых.

— И?

— Ну, вообще они ничего не делали. Просто стояли и смотрели на стену. У них факела были, так что их видно было прям как на ладони. Я стал за ними в оптику наблюдать, а они просто стояли и смотрели. Я уже черт знает сколько раз их видел, а все равно жутко, особенно, когда они прямо на тебя начинают пялиться.

— Дальше?

— Ну, мы наизготовке уже были, если б подходить начали, то изрешетили б. А они просто развернулись и ушли.

— Когда это было?

— Около часа назад.

— Почему сразу никто не доложил? — начал раздражаться капитан.

— Так ведь они ж ушли.

Капитан бросил пистолет на стол и медленно поднялся с неудобного раскладного стула. Опустив голову, он тяжело вздохнул и снова заговорил.

— Все патрульные северной стены целый час дружно любовались толпой одержимых. И никому в голову не пришла светлая мысль, что в это время другая толпа могла обойти вас, забраться наверх и положить как минимум половину гарнизона.

Капитан снова тяжело вздохнул и поднял полный разочарования и злобы взгляд на рядового.

— Начкара со стены ко мне. — процедил он сквозь зубы.

— Есть! — лишь выпалил солдат и тут же вылетел из палатки.

Капитан обнаружил, что сигарета в зубах все-таки потухла. Тихо выругавшись, он достал серебряную бензиновую зажигалку, которая, конечно же, не пожелала разгореться с первого, второго и даже третьего раза. Окончательно расстроившись, капитан бросил ее на стол рядом с так и недочищенным ТТ, недокуренную сигарету отправил в переполненное мусорное ведро, сам же без сил рухнул на этот неудобный складной стул. Массируя себе виски, он вспоминал те случаи, когда самая незначительная ошибка приводила к гибели патрулей из десятков обученных бойцов. Первые месяцы оказались самыми тяжелыми, тогда солдаты гибли буквально пачками ежедневно. Никого из них не готовили сражаться с психами, которые еще и хитро маскируются. Вот бравый солдат выносит на руках из огня маленькую рыдающую девочку, а через секунду она вгрызается ему в глотку заточенными зубами. А вот бабушка-божий одуванчик вонзает другому бойцу спицу прямо в глаз, пока тот проверяет ее документы. Полевой медик, оказавшийся одержимым, потрошит одного пациента за другим, пока патрульный отлучился в туалет. Стоит лишь на секунду расслабиться, а тебе уже топор в голову летит. Так то секунда, а тут целый час эти дебилы стояли и ничего не делали!

Воспоминания прервал вошедший в палатку начальник караула. Тоже уже немолодой мужчина, в теплой кожаной куртке поверх формы, с неухоженной бородой и таким же уставшим взглядом, как и у капитана.

— Разреш…

— Да сядь ты, Вадим Ефимыч. Давай вот без фамильярностей.

Начкар взял второй стул и сел за стол напротив капитана.

— Ну и чё ты на юнцов-то срываешься? Есть претензии — выскажи их мне, лады, Макар?

— Есть претензии, Ефимыч. Охренеть, сколько претензий! Что за херня? Почему я, командующий северного, мать-его-в-душу, гарнизона, узнаю обо всем говне, творящимся за стеной, последним!? — все сильнее закипал капитан Макаров.

— Так, угомонись! Я не докладывал, потому что на хрен не нужно было! Еще б мне теперь о каждой мимо пробежавшей крысе доклад в трех экземплярах строчить. Пришли и ушли. Мы и стрелять не стали.

— Почему же это не стали? — язвительно вопросил Макаров.

— Потому что патроны мы не из волшебного сундучка достаем, их экономить надо. — так же язвительно ответил начкар.

— Ага. Все экономите, ровно до того, пока вас самих в сундучки не положат, только не в волшебные, а так, в обычные деревянные, один на два метра. — продолжал плеваться желчью капитан.

— Вот когда совсем патроны кончатся и все с горячим сердцем, держа палку в одной руке, а другой прикрывая голую жопу, пойдем в атаку на нечисть во славу великой Отчизны, вот тогда твои сундучки деревянные вовсе не пригодятся, некому будет нас в них укладывать! — чуть ли не прокричал Ефимыч.

Этот весьма мрачный аргумент охладил пыл капитана. Он опустил голову на стол и с шумом выдохнул. Если бы не тридцать тысяч человек за спиной, которых он поклялся защищать, он давно бы пустил себе пулю в лоб от такой жизни.

— Закурить есть? — поинтересовался начкар, который тоже успокоился, позволив себе немного выпустить пар.

— Курение вредит вашему здоровью, уважаемый Вадим Фимыч.

— Ой, да иди ты! Столько херни вокруг, которая только и ждет, чтоб мне навредить, пусть хотя б одна это делает потому, что я так хочу.

Капитан сунул руку во внутренний карман куртки и, не глядя, протянул куда-то вперед мятую пачку сигарет.

— Тебе никакой сундучок не нужен, одержимые к твоей прокуренной тушке и так не подойдут.

— Да? Так они там все зожники, Макар?

— Ага! Бегают быстро, прыгают высоко, питаются мясом и чистой ненавистью. Я тебе говорю, побрезгуют они тебя жрать.

— Вот как? Ну я тогда пачечку возвращать не буду, а то мало ли… — с этими словами начкар сунул себе в карман куртки ту самую мятую пачку.

Они оба засмеялись. Прокуренным усталым смехом. Никто из них уже не помнит, когда они смеялись по-настоящему, искренне и от души.

Но эту минутку небольшой психологической разрядки нарушили звуки выстрелов.

Начкар Ефимыч через секунду подорвался со своего места и в спешке покинул палатку. Макарову нет никакого смысла идти вместе с ним, хоть и было в какой-то степени любопытно. Стрельба через час после обнаружения группы психов навевала тревожные мысли. Возможно это была спланированная операция, а та группа была просто разведкой или отвлекающим маневром. Один сценарий хуже другого. За столько лет он должен был уже привыкнуть и не накручивать себя, или капитан думал, что должен.

И пока Макарову оставалось лишь строить догадки, начкар настолько быстро, насколько мог с ушибленной ногой, поднимался вверх по лестнице на десятиметровую бетонную стену. Больше выстрелов не последовало, но по долгу службы он обязан проверить все и убедиться, что опасность миновала. И не успел он убрать ногу с последней ступеньки, как перед ним уже, будто из воздуха, возник тот самый рядовой, которого капитан посылал за ним.

— Товарищ лейтенант, застрелили одного психа. — выпалил он.

— Только одного?

— Так точно. Он совсем один был, просто медленно шел в нашу сторону.

— И?

— И все. Подошел слишком близко, ну мы его и убрали.

— А если это был чистый?

— Никак нет… да вон сами посмотрите. — и рядовой подошел к краю стены, указывая куда-то вниз.

И стоило начкару посмотреть на труп, ему сразу стало совершенно понятно, что имел в виду боец. На асфальте лежал совершенно голый мужчина лицом вниз, с горящим факелом неподалеку. И шел он не иначе, как прибитым к деревянному кресту. Руки насквозь пробиты огромными железными кольями, а все основание привязано… или даже пришито к телу колючей проволокой. На верхушке креста виднелось углубление, в котором и держался факел.

— Издеваются. — сухо сказал рядовой.

Так и есть. Смеются и оскорбляют религию. Пытаются сломить верующих. Однако Вадиму Ефимычу не казалось, что этим сегодня все и закончится.

— Проверьте оружие и приготовьтесь! — недолго думая отдал приказ лейтенант.

— Но… — попытался возразить рядовой.

— Я же сказал! — тут же рявкнул начкар.

И как оказалось — не зря. Он был совершенно уверен, что не зря.

Из здания, как раз-таки в трех кварталах отсюда, чтоб его, вышла группа одержимых, освещаемая факелами. Злобные и наверняка вооруженные.

— Пулеметчик, огонь! Не дай им подойти!

Приказ отдан, и буквально через пару секунд ночную тишину нарушил уже не один, а целая серия выстрелов. Только вот одержимых это нисколько не напугало и с неспешного шага они сразу же перешли на бег. Когда-то только самые выдающиеся спортсмены были способны развить такую скорость, а сейчас любой псих с тесаком наперевес мчит так быстро, как Усейн Болт в лучшие годы. А может, даже и быстрее. Пулеметчик и не думал прекращать, а стал вести огонь одной сплошной очередью, стараясь выкосить как можно больше психов до того, как они все-таки достигнут стены. И это дало результат: трое бегущих в первых рядах покатились кубарем, после того как крупнокалиберные пули разорвали им ноги. Хотя двигаться вперед они все равно продолжат, но вот забраться на стену им уже точно не суждено. А вот остальных такой «теплый» прием лишь раззадорил. С безумными криками и хохотом они все ближе и ближе подбирались к подножию.

— Все стреляйте! Огонь по ним!

И теперь уже все патрульные перегнулись через край стены и открыли огонь из своих автоматов, а сам начкар пожалел, что решил оставить свой в бытовке, которая находилась на другом конце стены. Он выхватил свой табельный ПМ, но быстро сообразил, что на таком расстоянии от него никакого толку.

Канонада выстрелов, конечно же, уже всполошила всех патрульных внутри оплота. Все они сейчас ждут лишь приказа о подкреплении.

Еще шестеро психов не достигнут вершины, однако они все еще живы, и эту проблему нужно будет решить. А пока, главная угроза — еще с десяток ублюдков на своих ногах. И они уже внизу. За сплошную бетонную стену не уцепиться, но говнюки сообразительны.

И самый сообразительный — в рваной полицейской форме и с автоматом в правой руке. Он, видимо, сразу заметил сгоревший автобус неподалеку. В один прыжок он оказался на его крыше, а вторым прыжком практически преодолел все расстояние до вершины стены. Пролетев метров семь, он левой рукой ухватился за край. Все, кто был рядом, сосредоточили огонь на нем, но на раны ему было совершенно плевать.

Начкар попытался приблизиться и вогнать пулю этому шальному прямо в лоб, но тот, подтянувшись на одной руке, влез прямо на край ограждения и начал без разбора палить из своего автомата, держа его одной правой, будто не чувствуя ни отдачи, ни множественных попаданий в него самого.

— BIBE SEMEN MEUM!!! — завопил он и сразу же принялся безумно хохотать во все горло.

И тут же получил пулю прямо в горло от самого Ефимыча. А затем еще семь, но уже куда придется. Сразу это его не убьет, но, по крайней мере, он перестанет поносить все и вся на латыни. Пара секунд, и псих в рваной полицейской форме получает фатальную пулю, которая сносит ему половину черепа.

Прорвавшийся противник все же вызвал ненадолго смятение в рядах солдат, но они быстро пришли в себя и вновь принялись обстреливать оставшихся внизу. Те, к счастью, безуспешно пытались повторить трюк одержимого полицейского, но каждый раз им не хватало сил. И вдруг один из них смог прыгнуть просто невероятно высоко, взлетев даже над защитным ограждением еще на два метра, но он тут же камнем рухнул вниз, не успев зацепить ся. Такой впечатляющий прыжок вышел ему множественными переломами обеих ног и разорванными в клочья связками, и теперь ему оставалось только барахтаться на земле с такими же обездвиженными.

И ни одному их них так и не удалось забраться наверх. Бойцы нещадно поливали их свинцовым дождем. В итоге не осталось ни одного психа на ногах. Но они еще были живы. Ползали по асфальту, кричали оскорбления на латыни и жутко вопили, но не от боли, а от охватившего их в момент сражения боевого безумия. Некоторые скребли руками по стене, будто хотели вползти по ней.

— Прекратить огонь! Хватит! — кричал лейтенант раз за разом, но стрельба все же стихла, хоть и не сразу.

А дальше все всё знали и без него. Самые меткие стрелки остались, чтоб закончить с недобитками.

— Скольких мы потеряли?

Этот вопрос был скорее для приличия. Начкар и так все видел. На этот раз пять человек. Всех изрешетил тот псих с автоматом. Раненых еще только предстоит посчитать, но кто-то из них вряд ли доживет до рассвета.

Из-за спины возник капитан Макаров. Он внимательно осмотрел место схватки, но на лейтенанта даже не взглянул. Лишь подошел ближе к телам павших солдат, встал по стойке смирно и отдал им честь.

— Вы с честью выполнили свой долг. — сухо продекламировал он уже заученную фразу.

Начкар и еще несколько бойцов, что были ближе всех, последовали его примеру. Это было ничем иным, как ставшей будничной в эти дни, к сожалению, традицией прощания с погибшими. Быстро, но с достоинством. Позже их тела сожгут, а останки выбросят за стены.

Среди погибших оказался и тот молодой солдат с отросшими черными волосами и небритым лицом. Но глаза его уже не светились энергией молодости, а лишь безразлично смотрели в ночное небо.

Примерно к шести утра капитан Макаров сдал пост сменщику и, петляя по захламленным темным переулкам, отправился домой. Курган, как всегда, не спал. Нищие и днем и ночью просят милостыню, грязные бездомные спят в под самодельными навесами из ржавых кусков жести, лома картона. В темной вонючей луже матери моют своих детей, само собой, чище от этого они не становятся. Старые развалины, которые местные считают роскошными кондоминиумами, освещаются факелами, горелками, свечами, масляными лампами, даже лучинами, отапливаются по-черному, так, что из многих окон валит черный вонючий дым, ведь жгут всякий хлам, вроде старых покрышек, пластиковых бутылок и прочего. Как вообще можно дышать в помещении, капитану было непонятно. Однако, наступили такие времена, когда люди были согласны ежедневно травиться ядовитыми парами пластика, лишь бы не замерзнуть насмерть.

Петляя по узким улочкам, капитан вырулил на некогда широкий проспект, сейчас застроенный хижинами из всякого хлама, заставленный старыми палатками и все это также служит жилищами. Всюду костры, у которых греются люди, все шумят и занимаются своими делами. Но капитана ждало его жилище под землей. Он спустился по подземному коридору и свернул к тяжелым дверям, ведущим к станции метро. Усталый охранник на входе лишь кинул мимолетный взгляд на Макарова и сразу опустил голову, пытаясь немного поспать, прислонившись к стене. Когда-то за такое его бы наказали, но сейчас, увы, другие времена, людям приходится работать сутками, чтобы хоть как-то выживать, потому на засыпающих на ходу людей давно никто не ругается, все всё понимают.

А вот за дверью начиналась более-менее ухоженная станция. Солдаты старались поддерживать тут относительную чистоту. Конечно, вряд ли кто-то, кроме высших чинов, стал бы осуждать бойцов, если б они этого не делали. Большие военные палатки служат здесь казармами для солдатни, а офицеры живут в штабных палатках и далеко немногие из них могут позволить себе отдельную, но капитан мог. Годами честной службы и доблестью в сражениях с одержимыми он заслужил себе небольшую отдельную палатку с раскладушкой, буржуйкой и электроплиткой. Военные были той категорией, которая могла пользоваться электричеством для освещения и бытовых целей. Большинство не могут позволить себе электричество вовсе. Топливо для генераторов достается с большим трудом разведчиками и практически полностью расходится на нужды войск. Жалкие остатки продают перекупщикам по огромной цене, а те уже спихивают его желающим по цене баснословной. Буквально единицы могут позволить себе свой генератор и топливо.

Макарову очень хотелось прямо сейчас завалиться на раскладушку и поспать хотя бы пару часов, но, по факту, свободного времени у него лишь полчаса, которые он решил отвести на завтрак, коим послужит банка консервированного зеленого гороха с говядиной. Он аккуратно вскрыл банку ножом и поставил разогреваться на плитку. Может и не завтрак чемпиона, но многие не могут себе позволить даже это.

Капитан размышлял о предстоящей работе — грязной, отвратительной, но весьма необходимой. Он возглавит группу чистильщиков по своему району. Нужно собрать все тела умерших за прошедшие сутки, расположить в одном месте и сжечь. И отвратительна эта работа вовсе не тем, что приходится возиться с трупами, ведь в нынешних реалиях это обыденное дело, а фактом того, что у многих гражданских тела их родственников, друзей приходится буквально выискивать и отбирать со скандалами и угрозами. Хоть каннибализм строго запрещен и карается, как минимум, изгнанием из Кургана, но он процветает, как бы ни было стыдно это признавать. Как когда-то давно в тяжелое военное время в блокадных городах люди прятали тела своих родственников, чтобы получать на их имена продукты, а иногда даже чтоб съесть их и не умереть от голода. Сегодня все повторяется снова, но уже в куда более обширных масштабах. Капитан уже не единожды лично участвовал в арестах людей по обвинению в каннибализме и укрывательстве мертвых тел. Ему никогда не забыть случай, когда ему пришлось лишить двух детей их отца: их мать умерла от инсульта, а он спрятал тело и разделывал на мясо, кормя им своих детей. Разумеется, все кому не лень осуждали его и готовы были растерзать на месте, но глубоко в душе все эти люди до ужаса боялись оказаться на его месте. Человек был инвалидом, он с трудом передвигался из-за старой травмы позвоночника, а поэтому не мог получить хоть какую-то работу. Для него это был единственный способ прокормить своих детей. А ближайшие соседи не постеснялись заложить его. В тот день группа чистильщиков, во главе с капитаном Макаровым, вошла в его разваливающуюся хибару и просто по запаху определила, что остатки тела лежат под полом. Мужчина не сопротивлялся. Выглядел абсолютно отрешенно. Он знал, что однажды за ним придут, однажды все узнают. Как выяснилось позже — дети были в курсе всего. Ну а в итоге отца семейства решили изгнать, а детей отправить в сиротский приют, пусть они и знали, что делают, но сами себя они обеспечить не могли, так что и выбора у них никакого не было.

Изгнанника следовало, как и других таких же, спровадить за ворота. Но не прошла группа и ста метров, как отец выхватил у ближайшего чистильщика пистолет и застрелился. За такую оплошность и нерадивый солдат, и сам капитан получили дисциплинарные взыскания в виде сокращения недельного пайка.

Жирок уже вовсю шкворчит, а значит пора перекусить по-быстрому. Черт знает, из чего делали в свое время эти консервы, но попробуй сейчас найди что-то сытнее и вкуснее. Капитан присел на раскладушку, прихватил горячую банку толстым рукавом своей теплой куртки и приступил к трапезе, рассматривая в процессе карту города, приклеенную к стенке палатки скотчем. На ней он сам маркером размечал улицы, по которым уже нельзя пройти из-за разрушенных зданий, пунктиром отметил границы стен оплота, а за их пределами красным маркером нарисовал скалящийся череп, потому что за этими стенами ждет только смерть.

Растягивать свою трапезу слишком надолго ныне моветон, так что Макаров максимально быстро разделался с консервами, бросил банку в пластиковый мешок и покинул свою палатку, направившись к правому перрону. Там из досок соорудили небольшой плац, на котором при необходимости можно было провести построение или просто сбор. Капитан взобрался на него и, взяв в руки мегафон, подал сигнал к сбору чистильщиков.

— Дежурным по очистке северного района — отбытие через пять минут. Повторяю, дежурным чистильщикам северного района — отбытие через пять минут.

Все, кто нужно, уже и так знали о дежурстве, но объявить все же следовало.

Долго ожидать не пришлось. Уже спустя пару минут перед Макаровым собралась его группа на предстоящую неделю: пять солдат, экипированных, помимо всего прочего, черными рабочими халатами, респираторами и защитными очками. Эти вещи им полагалось носить на дежурствах постоянно, снимать очки или респираторы можно было только после окончания смены или при особом распоряжении. Так что даже сейчас все уже нацепили на лица очки и маски, так что понять, были ли среди них знакомые капитана трудно.

— Значит так, правила вы знаете. Если есть первоходы, то поясню вкратце: все переговоры с гражданскими веду только я, вам можно переговариваться только между собой. Переговоры с командованием и патрулями веду только я. О любой замеченной подозрительной активности, я подчеркиваю, о ЛЮБОЙ подозрительной активности сообщать незамедлительно. Открывать огонь только по моему приказу. Перчатки, респираторы и очки не снимать. И все будьте наготове, отчаявшиеся люди могут пойти на все что угодно. Вопросы есть? Вопросов нет! Все за мной.

На сегодня никаких дополнительных данных на досмотры не поступало, потому капитан проводил стандартный обход.

Первый на очереди — палаточный городок на проспекте, где собственно и находится станция метро. Самый простой и самый быстрый обход, ведь прятать трупы в маленьких туристических палатках и самодельных хибарах крайне проблематично. Приняли всего два тела, да и те сдали добровольно. Никаких стычек и скандалов, но это пока.

Далее — двухэтажки на северо-востоке. Многие давно заброшены, потому что либо рухнули, либо уже вот-вот рухнут. Но в уцелевших обитатели уже не столь скромные, как в палаточном городке. Имеющие бетонную крышу над головой уже мнят себя местной элитой. Большая часть домов живет коммунами, имеют общие средства на обслуживание генератора. Вот только на словах это все звучит приемлемо, а на деле каждый мечтает изжить своего соседа по комнате и проживать в «шикарных апартаментах» в гордом одиночестве, или пропихнуть в них своих родственников, друзей и знакомых. Так что жизнь в таких условиях напоминает прогулку по минному полю: один неосторожный шаг, и тебя уже скручивает патруль по обвинению в воровстве, спекуляции, каннибализме или даже в связях с черным рынком и самим неуловимым Черным Линдоном.

Проблемы начались уже в первом доме, с написанным мелом на стене номером

«115 А». Лишь завидев приближающуюся бригаду чистильщиков, худощавый подросток со скоростью ветра влетел в дом, попутно крайне громко предупреждая обитателей о скором визите. Внутри началась суета, все пришло в движение. Нельзя дать им время подготовиться, поэтому капитан Макаров приказал ускориться и приготовить оружие.

Стук в дверь. И в доме мгновенно воцарилась мертвая тишина. Эти люди буквально уже сделали все что могли, чтоб навести на себя массу подозрений.

Снова стук в дверь. В ответ снова тишина.

Макаров подал знак и вся группа ввалилась в дом с автоматами наизготовку. Послышались какие-то оханья, невнятные восклицания и возглас солдата: «Первый этаж чист!». Только после этого в дом вошел и сам капитан.

Капитан уже приготовился к худшему и был намерен в любую минуту приказать своим людям открыть огонь на поражение. Однако, несмотря на худшие опасения, бойцы не встретили внутри никакого сопротивления.

Не успела группа рассредоточиться, как жильцы дома уже затаились по своим комнатам и затихли. И это напрягает еще больше, ведь если они ведут себя так не типично для таких обходов, то это значит лишь одно — они что-то замышляют. И, наверняка, преступное. Макаров, держа свое оружие наготове, дал команду бойцам продвигаться вглубь дома.

Длинный темный коридор, вся штукатурка давным-давно облупилась, оголив пористый бетон. По правой и левой стороне расположены по две двери, когда-то отделявшие частные квартиры, ну а теперь люди были счастливы даже имея одну крошечную комнату в таком доме. Старый деревянный, скрипучий паркет, чуть меньше чем полностью, сгнил и развалился, а большей частью был разбит буквально в щепки. Странно, что его не своровали раньше, пока он еще был похож на роскошное напольное покрытие мирных времен. С потолка свисают несколько цоколей, в которых раньше были вкручены электрические лампочки, а теперь это просто паутина из старой оборванной проводки с облезшей изоляцией. И снова странно, что алюминий не украли.

Группа ворвалась в первую квартиру. И никого там не обнаружила. Место явно было обитаемо, об этом говорила куча старых матрасов и одеял, обшарпанный стол в углу заставленный посудой, в нескольких чашках осталась недоеденная жильцами еда, почти развалившийся шкаф, заполненный одеждой, той же посудой и личными вещами. В квартире была лишь одна жилая комната и ванная. Там обнаружился лишь кусок некогда разбитого фаянсового унитаза и чугунная ванна, в которой также был постелен матрас и одеяла.

В следующей квартире жильцов также не обнаружилось, но вот следы их присутствия явно проглядывались. Тут было уже две жилых комнаты и если первая практически не отличалась от предыдущего жилья, то вот во второй хранились общие припасы. Два больших мешка гречки, мешок риса, канистра бензина и небольшая пластиковая коробка, наполовину заполненная упаковками круп и макарон. Комнатушка маленькая и все это добро занимает большую ее часть, так что на первый взгляд это выглядит солидным запасом, но на самом деле, учитывая количество жильцов, это совсем немного. Капитан был почти уверен, что все жители дома питались максимум один раз в день. А припоминая увиденного ранее тощего подростка, он предположил, что частенько им приходилось есть и через день.

В третьей квартире бойцы все же нашли людей: две пожилые женщины забились в угол комнаты и старались даже не дышать. Взгляд их был озлобленный и испуганный. Впрочем, неудивительно. Гражданские боялись патрулей чистильщиков. Мир может быть и рухнул, но правил и законов было все еще много, а вот наказания за их нарушения стали предельно жестокими. За преступления, только в лучшем случае, их могли выгнать за пределы Кургана, а в худшем — застрелить на месте. И в том и другом случае все их имущество реквизировалось в пользу нынешней власти. Люди это прекрасно знали, потому искренне ненавидели чистильщиков, которые по долгу службы обязаны были сунуть нос абсолютно везде.

— Если вам есть что скрывать, то говорите прямо сейчас. — обратился капитан Макаров к старушкам.

Но те лишь промолчали.

— Где все остальные обитатели дома? Почему прячетесь?

И снова молчание в ответ.

Капитан устало потер переносицу и сказал:

— Ладно, я предлагал по-хорошему… Внимание! Все тут обыскать, все перевернуть! Досмотреть женщин немедленно!

Приказ был выполнен дословно. Патрульные перевернули всю квартиру вверх дном, заглянули в каждый ящик, каждую сумку, каждый карман. Презрение в глазах старушек сменилось ужасом, когда под прицелом автоматов их заставили выворачивать карманы. Весь обыск занял минут двадцать, но ничего подозрительного так и не нашлось.

Группа переместилась в четвертую квартиру. Тут вновь не оказалось ни одного человека. Однако, в голову Макарова закрались некоторые сомнения. Судя по звукам, которые он слышал еще на подходе к дому, тут явно больше чем два жильца, так еще и тот подросток куда-то исчез. Он решил вновь отдать приказ тщательно обыскать и эту квартиру. Но, к сожалению, это ничего не дало.

Больше никаких явных проходов в доме не было. И тогда капитану пришла в голову интересная мысль.

Чистильщики вернулись в третью квартиру. Бабульки все так же сидели в том же углу на куче одеял и порванном матрасе.

— Так! А ну быстро встали и перешли в противоположную сторону комнаты! — грозно рявкнул капитан им.

Их обыскивали прямо на том месте, где они сидели, поэтому поднять тот матрас не было возможности. И сейчас приказ встать и передвинуться заставил их запаниковать. Они вцепились в матрас, как утопающие в спасательный круг, однако все еще продолжали молчать.

— Бойцы, оттащить гражданских!

Естественно, старым бабушкам не тягаться с вооруженными чистильщиками. Они переползли и вжались в другой угол. Капитан выдвинул тот матрас и обнаружил в полу под ним деревянный люк.

— Мы нашли проход в подвал! Всем, находящимся внутри, приказываю немедленно подняться сюда с поднятыми руками!

Но из-под люка не донеслось ни звука.

— Я считаю до десяти и кидаю внутрь гранату! — пригрозил капитан, но слукавил: гранат ни у него, ни у его людей не было.

И тут подали голос две бабушки, сидящие в углу:

— Нет! Не надо, они выйдут! Не надо!

Под полом началась суета, топот и гомон. Крышка люка открылась и спустя минуту в комнате уже было шесть обитателей дома, не считая двух старушек. Среди них был и тот тощий подросток. Теперь ясно, где они прятались все это время.

— Что вы там прячете? — спросил у них капитан, указывая пистолетом на открытый люк.

Сразу три человека хором ответили: «Ничего!». Это ли не повод обыскать там все.

Макаров приказал трем бойцам остаться и следить за гражданскими, а сам спустился с остальными в подвал. Старая, хлипкая деревянная лестница, как оказалось, вела в довольно просторное помещение, хоть и не высокое, ведь голова едва не задевала перекрытия пола. По углам расставлены электрические светильники, запитанные от автомобильного аккумулятора через бесперебойник. Большую часть пространства заполнял какой-то хлам, но вот только одна железная кровать сразу привлекла внимание группы. К ней привязан мужчина, одетый в невероятно грязное тряпье, источающее сильнейшее зловоние. Похоже, его не освобождают даже для справления нужды. Длинные спутанные волосы покрыты коркой грязи, жира и перхоти, а во рту тряпочный кляп, да и сама голова туго привязана, чтоб он не мог ей пошевелить. Правая рука опухла и почернела, левая помимо этого еще и неестественно изогнута в локте, видимо его связали так крепко, что кровь перестала поступать в конечности. Пальцы на ступнях также почернели. Из уголков глаз проступает гной, белки покрыты сеточкой лопнувших кровяных капилляров, на левом зрачке четко проглядывается бельмо.

Невольник заметил бойцов и заметно оживился, хотя, на первый взгляд, капитан посчитал его мертвым. Привязанный начал дергаться, мычать и пытаться двигать омертвевшими руками.

— Уберите кляп. — дал команду Макаров. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие и выдержку, ведь на самом деле его буквально выворачивало наизнанку от вида и запаха бедолаги.

Чистильщики перерезали кляп и заодно ту веревку, что фиксировала голову. Хотя, освобождать пленника от остальных пут они не спешили.

Человек поднял голову и внимательно осмотрел всех присутствующих, затем его губы растянулись в жуткой звериной ухмылке, обнажая раскрошившиеся сгнившие зубы.

— Пвфифет… у мея дафно не фыло нофых дфхузей!

Капитан было хотел приказать освободить его, но что-то показалось ему в пленнике странным: на вид измученный и буквально умирающий пленник будто абсолютно не страдает. Он выглядит… довольным? Прямо как ребенок, которому вручили новую игрушку. Может он свихнулся от мучений? Тогда как он смог выжить?

— Почему тебя связали?

— Дфугие дфхузья? Они скахали фто я щаболел! А мне пфхосто штафо ихтехресфно…

Вдруг пленник замолчал и сосредоточенно уставился в никуда.

— Интересно что?

— А? О! Novfum amici-s-s! Esh-ht animo path-e-et?

С этими словами мужчина стал очень внимательно рассматривать чистильщиков, в частности и капитана, стоящего у изголовья железной койки.

— Одержимый. — послышался приглушенный респиратором голос одного из бойцов.

— Пристрелим? — спросил другой.

Капитан Макаров был буквально шокирован. Ему впервые за все время пришлось столкнуться с одержимым внутри Кургана. Но зачем они держат его здесь? Может он их родственник? И сколько они так его держат? Когда он успел свихнуться? Ну и главное — что теперь с этим делать? Убить сразу или сначала доложить вышестоящим?

— Amicu-s-s… tib-hi, eh-hit conshecus-s-sus est a mensh-is morbo…

Одержимый стал поворачивать голову назад и с громким хрустом сломал себе шею, из раскрытого рта на подушку стала стекать темно-буро-алая жидкость.

Еще минуту бойцы просто стояли вокруг тела. Наконец, капитан Макаров пришел в себя. Ему всякое приходилось видеть, но, видимо, к такому невозможно окончательно привыкнуть. В итоге кратких размышлений он решил, что об этом случае он вынужден будет отрапортовать командованию. Из-за этого местным грозит выселение и, скорее всего, изгнание. Фактически, Макарову придется променять 8 жизней на одного одержимого.

Но прежде он решил подробнее опросить жильцов. Может, если правильно подать информацию в рапорте, то их просто выселят с арестом имущества, ведь отправить их за стену все равно что убить.

Итак, чистильщики покинули подвал, взяли жильцов под стражу, а капитан занял одну из жилых комнат и стал по одному их тут допрашивать.

Первым оказался тощий подросток в старой джинсовой куртке, грязно-серой безразмерной футболке, черных штанах с кучей широких карманов и изорванных белых кедах. Рыжие короткие волосы и челка, спадающая на голубые глаза. Острые черты лица, тонкие губы, аккуратный нос и узкий, слегка выдающийся подбородок. Сколько ни осматривал Макаров подростка, так и не смог визуально определить его пол.

— Значит так. Теперь в ваших интересах объяснить мне ту находку в подвале. Но сначала: фамилия, имя, отчество.

— Нет у меня фамилии. И папку я своего знать не знаю. А мать выгнали за стены. — пробурчал он, злобно насупившись.

— Ну тебя же как-то называют? Имя есть?

— Сонька.

Так, значит это девушка. Капитану немного не верилось. Но видно, что жить ей пришлось несладко: на руках следы от тяжелой работы, кулаки сбиты, все в мелких царапинах и порезах. Девчонке приходится буквально драться за свою жизнь. Взгляд столь же усталый, сколь подозрительный и… озлобленный.

— Итак, Сонька, если у тебя нет ни матери, ни отца, то кто тебе эти люди, с которыми ты живешь?

— Никто. Я просто тут живу и все.

— Значит, не родня. А вот защищали они тебя как родную. Люк пришлось буквально с боем открывать. Те две старушки до последнего вас укрывали.

Сонька промолчала, лишь продолжила сверлить капитана злобным взглядом исподлобья и громко сопеть.

— Почему ты с ними живешь?

— Взяли, вот и живу. Все лучше, чем под картонкой на улице.

— То есть, ты их не знаешь?

— Они вроде как семья. Один из них меня на улице нашел. И… не знаю… жалко ему стало. Он предложил крышу над головой, еду. Но нужно было что-то в дом приносить, работать там…

Сонька более-менее разговорилась, поэтому Макаров не стал сбивать ее и просто слушал.

— Я согласилась. Они все вроде как нормально отнеслись. Но я с ними не особо общалась. Днем постоянно шабашку какую подыскиваю, то на разборе завалов, то еще там чего… В общем, приносила им все, чего смогла найти или заработать. Возвращалась поздно ночью и сразу спать заваливалась.

Она на секунду прервалась, будто вспоминая что-то, и затем продолжила:

— Василия Евкентича я более-менее знала. Он учителем истории был, много интересного рассказывал… и вообще дядька добрый был. Он меня сюда и поселил…

Сонька замолчала, погрузившись в нахлынувшие воспоминания. И холод, и озлобленность во взгляде сменились теплотой и… грустью.

— Вы его в подвале нашли.

— Когда он обезумел?

— Не знаю. Он, вроде как, всегда атеистом был, но вдруг в веру ударился. Может ему кто мозги промыл… Твердил он все о каком-то Всебоге, утром и вечером молился. Да один раз так усердно, что лоб в кровь разбил и нос сломал. Его хотели угомонить, так он одному нашему палец откусил.

— И вы его связали?

— Ну, может, это помутнение какое. Может, полегчало бы…

— Девочка, он там гнил заживо.

Сонька стыдливо опустила голову.

— Я туда потом не ходила. Он все не выздоравливал. Только выл, орал на латыни… Я просто хотела, чтобы это кончилось. Хоть как-нибудь…

— И вы оставили его умирать.

Она промолчала, а затем с какой-то надеждой в голосе, спросила:

— Что вы с ним сделали?

Капитан слегка замялся, но честно рассказал обо всем, что было внизу.

Она ничего не ответила. На мгновение показалось, что девочка сделала глубокий вздох облегчения.

— И стоило оно того? Не проще ли было сразу доложить нам?

— Ага, я прекрасно, мать вашу, знаю местные порядки. Да меня бы тут же выгнали за стены! — яростно воскликнула Сонька. — А вот теперь у меня вообще вариантов никаких. Хотя… лучше сразу мне пулю в лоб пусти, дяденька военный, это будет просто охренеть, насколько гуманнее!

Макаров было хотел приструнить малолетнюю нахалку, но та распалилась так сильно и внезапно, что просто выбила его из колеи. Он понимал, что обязательно нужно ее угомонить, пока не наговорила лишнего, но почему-то застыл в нерешительности и лишь молча выслушивал гневную тираду.

— И сколько ж вы, вонючие скоты, положили людей за эти чертовы порядки! За косой взгляд готовы отправить прямиком в пекло! Вы, твари, так патронами дорожите, что просто отдаете нас на обед психам за стенами? Вам только дай, дай, дай, дай, а взамен — топайте наслаждаться пытками безумных уродов! Теперь вы дайте мне кое-что. Автомат и коробку патронов! И я вам, подонкам, всем выплачу по долгам, по заслугам, мать вашу, воздам!!!

Сонька тяжело дышала, раскраснелась и, казалось, готова была вот-вот разрыдаться. Похоже, поток злобы и желчи иссяк. Теперь пришла очередь капитана ответить.

Но он не стал этого делать. Ему несомненно хотелось приструнить бунтарку, может даже отвесить ей хлесткую пощечину для пущего эффекта. Однако, даже к своему удивлению, он поступил куда более сдержанно. Как заправский дипломат он проявил хладнокровие и выдержку, проникновенным успокаивающим голосом он пообещал, что ни Софии, никому-либо из жителей этого дома ничего не грозит. Пообещал, что он тайно избавится от тела в подвале, а в рапорте просто укажет на отсутствие нарушений.

Вряд ли Сонька поверила этим сладостным речам, но все же они слегка охладили ее пыл.

Дальнейший допрос жителей не смог выявить никаких новых деталей. Жильцы не являлись друг другу родственниками. Большую их часть привел сюда хозяин дома — ныне покойный Василий Евкентьевич. Видимо, широкой души был человек, а вот закончил крайне прискорбно. Жильцов заметно обнадежило обещание капитана о том, что он сокроет все, что здесь произошло. Впервые за долгие годы в Кургане он смог хоть кому-то вместо страха вселить в сердце надежду. Однако, его это вовсе не радовало.

Ведь все это было ложью.

На душе у капитана было крайне погано. Но он сделал то, что должен был. Выполнил свой долг. Защищать Курган и его жителей… любой ценой.

Спустя несколько часов после его рапорта, вооруженный до зубов отряд арестовал все имущество жителей дома 115 «А», а их самих приговорил к изгнанию.

Капитан делал это десятки раз. И вынужден был сделать это снова. Пожертвовать восемью, чтоб спасти десятки, может даже сотни людей. Таков его долг, долг защитника.

Ему оставалось лишь утешать себя такими вот мыслями. Каждый раз, снова и снова убеждать себя в том, что делает все верно, что его дело правое. Не осталось в его душе места страху, сомнениям и сожалениям. Только великая усталость. И осознание факта, что он жив ровно до следующей атаки одержимых, что он просто живет в ожидании своего конца.

***

Однако, капитану Макарову пока еще не было известно, что, прибыв на место, вооруженный отряд обнаружил в доме лишь семь жильцов. Не было известно, что ему еще предстоят разбирательства с вышестоящим руководством о несоответствии данных рапорта с реальностью.

Юная бунтарка София поспешила собрать все мало-мальски полезные пожитки и сразу же сбежала.

Но скрываться в оплоте она не сможет. Рано или поздно чистильщики ее найдут и, скорее всего, убьют. Ее не устраивал такой исход.

Ей придется самой уйти за стены. Но она сделает это на своих условиях!

Тех скромных пожиток, что она успела захватить с собой, явно недостаточно для выживания, поэтому Сонька направилась в то место, где имелась единственная возможность получить все необходимое и даже больше. Ей уже не единожды приходилось посещать его, но этот раз предвещал стать уникальным.

Бойцовский клуб. Подпольный «Колизей», где кулаками, силой и ловкостью можно было не только неплохо подзаработать, но и выиграть действительно потрясающие призы. Или умереть.

Никаких правил. Заставь соперника сдаться или упасть без сознания и победа твоя. Благодаря принудительному тотализатору, на бойцов ставят ценные ресурсы. Победитель, разумеется, получит их часть. Чем более силен и знаменит боец, тем выше на него ставки, и тем больший приз получает он сам, если победит, конечно.

«Колизей» хоть и носил столь пафосное название, представлял собой всего лишь полуразрушенный подвал дома культуры. В самом его центре потолок укрепляли четыре массивные колонны, которые, собственно, образовывали импровизированный ринг. Хотя, бой только начинался там, а вот закончиться мог где угодно, ведь правил никаких. Тут же, в дальнем углу помещения, был оборудован тренажерный зал: ржавые штанги, разваливающиеся скамьи и буквально все, что можно использовать в качестве спортивного снаряда. Или оружия, если потребуется.

Однако же, попасть на подпольные бои человек непосвященный не сможет. Вход надежно заперт массивной защитной дверью, ведь подвал раньше использовали как бомбоубежище. Еще и суровая охрана готова была выбить всю дурь из любого, кто попытается проникнуть внутрь без приглашения.

Но у Соньки есть приглашение, ведь она частенько приходит сюда заработать. Суровейшая жизнь превратила маленькую девочку в сильную и проворную девушку. В свои семнадцать лет она могла соперничать с весьма внушительными соперниками.

Стараясь не попадаться патрульным на глаза, рыжая пересекла проспект, миновала узкие улочки, преодолела завал рухнувшей многоэтажки и оказалась у старого дома культуры. Колонны на входе разрушены, крыша рухнула и проломила перекрытия второго этажа, здание никак не приспособить под жилье. Но вот подвал, благодаря невероятно толстым стенам и усиленным балкам перекрытия, уцелел. Можно смело сказать, что бомбоубежище, несомненно, справилось со своей задачей.

Сонька ровно четыре раза постучала в толстую стальную дверь. Ответ охранника не заставил себя ждать.

— Пароль. — глухо прозвучал низкий голос из-за двери.

— Четыре. — уверенно ответила Соня.

Секунда тишины. И вновь голос за дверью:

— Восемь.

Девушка прекрасно понимала, почему он так говорит. Пароль-то куда длиннее одной цифры. Она продолжила:

— Пятнадцать.

— Шестнадцать.

— Двадцать три.

Еще секунда тишины.

— Сорок два. — прозвучали последние цифры пароля-шифра из-за стальной преграды.

Засовы заскрипели и защитная дверь отворилась. Внушительных размеров вышибала внимательно осмотрел Соньку, удовлетворительно кивнул и жестом пригласил войти.

Внутри совсем немного людей. Значит, сейчас идут только тренировки-спарринги. А настоящие поединки начнутся, когда соберется побольше народа, а лучше — побольше толстосумов. Можно сказать, что на «зажиточных» тут весь бизнес и держится.

Соньке пришло время договориться о своем сегодняшнем бое. Она пересекла все помещение и постучала в деревянную дверь. За ней находится самый главный.

Дверь приоткрылась. Из проема сначала показался ствол ППШ, а уже следом вооруженный им телохранитель. Он молча уставился на девушку, ожидая ее действий.

— Фагундас у себя? Я вызываюсь на бой. — уверенно произнесла она.

Телохранитель лишь молча отступил вглубь маленькой комнатки, однако оружие все еще держал наготове.

В центре комнаты, за каким-то чудом еще не развалившимся столом, сидел человек в теплой кожаной куртке. Русые волосы уже серьезно подернуты сединой, на лице недельная щетина, серые глаза с хитрым прищуром и потухшая сигарета в зубах. Он сосредоточенно заполнял кипу бумаг. Да настолько увлекся, что даже забыл прикуривать.

Сонька приблизилась и слегка стукнула ладонью по столу, дабы привлечь его внимание.

Человек, которого все называли Фагундас, на секунду оторвал взгляд от своих записей и тут же вернулся к ним.

— Опять ты… — сухо сказал он. — Не знаю, сегодня может и не найтись соперников твоей категории.

— Обойдусь. Мне нужен кто-то покруче. Намного круче. — решительно заявила рыжая.

— Мне некогда тут в угадайку играть. Просто назови имя.

— Серега Добрынин.

Старого Фагундаса было сложно хоть чем-то удивить. Но сейчас он поднял полный изумления взгляд на девушку.

— Если ты сейчас так пошутила, то не смешно.

— А похоже?

— Ну… я думал ты умнее, чем казалось. Но увы. — с этой фразой удивление во взгляде сменилось снисхождением, причем в самом худшем его проявлении.

— Может оставим рассуждения об уровне интеллекта на потом, а? Мне нужен матч с Сергеем. Сегодня! — раздраженно парировала она.

Фагундас шумно вздохнул и выдвинул свой аргумент:

— Слушай, если тебе жить надоело, то твое дело, мне, по большому счету, плевать. Только он черта с два согласится. Он же как местным «чемпионом» стал, так натурным сделался, что павлин. То ему не то, это не это, хлеб не хлеб…

— Я сделаю ставку. — прервала его Соня.

Фагундас тут же взял чистый лист из стопки и быстро начал что-то писать.

— Что именно?

— Все. — сказала она и кинула рюкзак со своими пожитками на стол, едва не сбив самую высокую кипу бумаг.

Старый Фагундас стал извлекать и описывать все содержимое рюкзака со скрупулёзностью истинного бюрократического работника. Хотя, на самом деле, вещей было совсем немного. Три банки консервов, фонарь с заряженным аккумулятором, нож с обломанным лезвием, полторашка с грязной водой, коробка спичек и шесть патронов калибра девять миллиметров. Последнее было, пожалуй, самым ценным, хоть и не было во что их зарядить.

— Не густо. — сухо подвел он итог.

— Хорош, дурака корчить! Я ставку сделала, все чин по чину!

Фагундас тяжело вздохнул и молча протянул Соньке заполненный и подписанный бланк ставки.

— И все что ли?

— Нет. Теперь иди сама его убалтывай, я все от себя зависящее сделал.

— Хитрый ты, мать твою, лис! Ставку он принял без разговоров, а ты, Сонечка, сама иди на цырлах Добрынина упрашивай! — громко стала возмущаться рыжая.

А старый Фагундас это просто проигнорировал, снова зарывшись в свои бумаги.

Сонька буквально закипела от подобного хамства. Уперевшись руками в стол, она склонилась над Фагундасом, приблизилась к его уху и злобно процедила сквозь зубы:

— Когда я его вынесу, ты задолбаешься расплачиваться со мной, псина конторская.

Он проигнорировал и это. Подобная выдержка злила Соню еще больше.

Следующий час прошел в подготовке к бою. Кое-какую мелочь Сонька все же оставила при себе, ведь выходить на Добрынина совсем без козырей в рукаве будет самоубийством.

А вот и он.

Среди собравшейся толпы он выделяется внушительными ростом и комплекцией. Живая скала полтора центнера весом. Лысая, как коленка, голова и шикарные пышные усы. Чем-то он напоминает великого атлета старого мира, про которого Соньке рассказывал Евкентич, хотя она уже давно забыла его имя.

Время пришло. Рыжая решительно направилась к гиганту, протиснулась через толпу и молча протянула ему бланк ставки.

Сергея такой неожиданный вызов на секунду сбил с толку и даже ошарашил. А затем он лишь расхохотался во все горло.

— Иди гуляй, шкет. — пробасил он и с силой оттолкнул Соньку.

Однако, ей удалось удержать равновесие. И в порыве гнева она смяла бланк и запустила его прямо в затылок Добрынину. Конечно, это было все равно что слону дробина, но Сергей оказался слишком горделивым, чтобы просто проигнорировать такую выходку. Он развернулся и в два шага приблизился к рыжей, нависнув над ней, как огромная скала. Лицо раскраснелось, из ноздрей чуть ли не пар шел.

— Сдохнуть хочешь, а? Сдохнуть хочешь, карлан?! Ну, так сдохни!!!

Добрынин заревел как разъяренный бык, занес огромную ручищу и нанес мощный боковой удар.

Который, однако, не достиг цели.

Наученная многочисленными ошибками, синяками, ссадинами, сотрясениями и переломами, Сонька не собиралась ни на секунду уступать этому амбалу. Она юрко нырнула под летящую руку и сразу же оказалась у Сереги за спиной. Удар ногой прямо под колено заставил его припасть на одну ногу. И левой рукой рыжая изо всех сил саданула в затылок гиганта.

Руку пронзила сильная боль. Сонька на секунду испугалась, что сломала запястье, но все же пронесло.

Несмотря на всю приложенную силу, удар не возымел эффекта, на который Сонька так надеялась. Сергей качнулся вперед, уперся левой рукой в пол, оттолкнулся и ударил правым локтем рыжую в живот.

Сонька согнулась пополам, не в силах сделать вдох. Она понимала, что если прямо сейчас не сможет прийти в себя, то ее голову просто размозжат о бетонный пол.

Она отступила на несколько шагов назад. Наконец-то боль в диафрагме немного отступила. Рыжая стала жадно хватать воздух и судорожно пытаться сообразить, что делать дальше.

Полагаться на один, пусть и сильный удар, было не самым прозорливым решением.

Добрынин уже поднялся во весь рост и невероятно быстро, для его-то габаритов, бросился на Соньку.

Но ей хватило и тех двух секунд, чтобы сориентироваться и приготовиться к следующей атаке. Дождавшись правильного момента, она отпрыгнула в сторону, выхватила из кармана заготовленное оружие и с матросским замахом нанесла удар.

Оружием оказался носок, набитый под завязку монетами. На самом деле, в качестве наполнения могли подойти и гайки с болтами, но монетки оказалось найти проще. Простейшее оружие, но довольно грозное, если использовать в правильный момент.

Удар угодил точно в висок. Гигант отступил, мотая головой, как лошадь. Из виска полилась кровь. Похоже, он потерял ориентацию в пространстве.

Это был тот шанс, на который так надеялась Соня.

Она подскочила и нанесла еще один размашистый удар, который пришелся по зубам. И тут ее импровизированное оружие разорвалось и монетки со звоном рассыпались по полу.

А гигант, попятившись назад, с грохотом завалился на пол. Изо рта выпали осколки передних зубов вперемешку с кровью. Добрынин взвыл от боли.

Но это еще не конец, еще не победа!

Рыжая разбежалась, подпрыгнула и приземлилась Сергею на голову. Только правая нога соскользнула и ударила прямо в горло амбала. Сонька не смогла удержать равновесие и упала, расцарапав об пол левую часть лица.

Добрынин пытался хватануть хоть чутка воздуха. Но безуспешно — кадык сломан и перекрыл дыхательные пути. Ни вдохнуть, ни закричать.

Теперь он долго не протянет. Это уже почти победа.

Но не успела эта мысль промелькнуть в голове Соньки, как сильные лапищи ухватили ее правую ступню. Следом нестерпимая боль, от которой рыжая заорала во все горло. Добрынин со всей силой резко развернул ее ступню. Похоже, что перелом.

Сергей не остановился и продолжил дальше выкручивать ее ступню под неестественным углом.

Сквозь чудовищную боль и слезы Сонька продолжила бороться. Изо всех сил она стала бить левой ногой по голове амбала. А его железная хватка и не думала ослабевать. Удар за ударом, снова и снова. Крики и слезы Соньки смешались с ревом раззадоренной зрелищем толпы.

Хватка гиганта ослабела. Освободив поврежденную ногу, Рыжая развернулась и стала изо всех сил бить правым кулаком в лицо ненавистного противника.

Спустя огромное количество ударов, Сонька просто выбилась из сил. Она жадно хватала воздух. И даже не заметила, что гигант уже давно перестал сопротивляться. Он задохнулся, пока рыжая бестия яростно наносила удар за ударом.

Сонька потеряла сознание от нестерпимой боли.

Но победила.

***

Бруттманн Алес Линдонович никогда не понимал, как и когда к нему прицепилось прозвище Фагундас. Он слышал, что на каком-то языке это означает — «уважаемый», но эти знания погибли вместе со старым миром. С новым именем Фагундас получил и массу новых профессий, одной из которых была должность счетовода в подпольном «Колизее».

«Конторская крыса»…

«Калькулятор для толстосумов»…

И еще много нелестных прозвищ получил старый Фагундас, пока старательно работал с вверенными ему бумагами и расчетами.

И он ненавидел бумажную работу больше всего на свете. Его тошнило от бессмысленно раздутой бюрократии старого мира и за это судьба, скорчив ехидную мину, заставила Фагундаса, даже на руинах цивилизации, заниматься ненавистной бумажной волокитой.

Однако, каждый раз в очередном порыве гнева, собираясь сжечь всю опостылевшую бесполезную макулатуру, Фагундас вспоминал о всех тяготах, что ему пришлось пройти за стенами. Не сказать, чтобы тут было сильно лучше, но по крайней мере, исключалась возможность того, что залетный одержимый отрежет тебе голову.

Фагундас положил Рыжую прямо на свой разваливающийся стол, предварительно, не без удовольствия, скинув все бумаги прямо на пол. Хотя, он мог бы просто плюнуть и оставить ее на холодном бетонном полу, как всегда и поступал, но этот случай был другой.

Он искренне восхищался юной рыжей воительницей, пробивающей себе путь через любые преграды. Ни постоянные драки, ни тяжелейшая работа, ничто не смогло ее сломить, не смогло заставить сдаться. Старый Фагундас множество раз видел, как совсем молодые девушки продают свое тело за еду, соглашаются на самые мерзкие извращения, буквально готовы продаться в рабство ради возможности еще хотя бы один день влачить свое жалкое и мучительное существование. Не счесть, сколько таких вместо корки хлеба получили пулю в лоб. Но она другая, только к ней он позволял себе относиться так уважительно.

А еще… если бы его Алиса была жива, то была бы такого же возраста.

Наплыв горьких воспоминаний прервали стоны Соньки. Девушка пришла в себя и невидящим взором осматривала комнату, пытаясь сообразить, где же она находится.

— Знаешь, везет только новичкам и дуракам. Только вот в драках ты точно не новичок, так что выбор невелик. — ехидно подметил Фагундас.

— Я… победила?

— Угу. Только вот спешить с поздравлениями не буду. Главный чемпион мертв, а спонсоры, которые разбогатели на нем, наверняка очень недовольны.

— Ну и что?

— Ну и все. Скоро они будут здесь. И ты, либо будешь нанята, либо умрешь. Третьего не дано, они точно не оставят это без внимания.

Сонька поежилась, меньше всего сейчас ей хотелось встречи с местными толстосумами и их наемниками.

— Я уйду за стены.

— Думаешь, эти буржуи тебя там не достанут? Наивно.

— Ой, если не они меня достанут, то чистильщики!

Сонька попыталась встать, но правую ногу тут же пронзила сильная боль. Она едва не грохнулась на пол, но вовремя подоспевший Фагундас удержал ее и усадил назад на стол.

— Подытожим. Ты настроила против себя самых влиятельных буржуев Кургана, умудрилась перейти дорогу чистильщикам. Еще неизвестно, кто из них хуже, так ты еще и повредила ногу. И после ты собираешься на самоубийственное турне за стены. Скажи, как ты вообще смогла дожить до этого момента?

— Если ты сейчас же не закончишь плеваться желчью, то я и тебе глаз на ж…

— А вот тут тормозни, подруга! Я тут единственный, кто может помочь тебе.

— Ну так помогай, почетный бюрократ! Все ставки на Добрынина теперь мои. И я соберу из них снаряжение и свалю отсюда, так что меньше трепись и быстрее выворачивай карманы!

Фагундас лишь тяжело вздохнул и присел на стол рядом с рыжей.

— Было б все так просто…

Негодованию Соньки не было предела.

— Чего ты несешь? Ты же главный! Просто пойдем на склад и заберем мое вознаграждение.

— Все что лежит на складе — не твое. И даже не мое. Или ты и правда думаешь, что эти жлобы вот так просто расстанутся со своим добром?

Старый Фагундас поднялся и стал расхаживать по каморке, убрав руки за спину. Вид у него был крайне сосредоточенный. Он стал рассуждать вслух.

— Как только бой закончился, толстосумы тут же приказали своим головорезам оцепить склад и никого туда не пускать. Даже я теперь тоже в опале, так как позволил этому поединку случиться. Они теперь думают, как бы мне за это счет побольше выставить. И сейчас они просто ждут моего шага.

Сонька молча слушала его размышления. Ей было нечего добавить, умные мысли отказывались приходить в голову, да и в стратегии и планировании она была не сильна, предпочитая действовать по обстановке.

— Что ж. Думаю, нас убьют. — подвел итог своим размышлениям Фагундас.

— А вот хрена лысого! Я здесь не чтоб сдохнуть! Я получу то, что заработала своей кровью и потом, и ни один гребанный денежный мешок меня не остановит! — воскликнула Сонька.

Она вскочила, будто забыв о поврежденной ноге, и начала обильно осыпать толстосумов самыми крепкими словами и страшными проклятиями.

Фагундас не разделял ее боевого настроя, однако, он уже понял, что теперь у них все равно нет выбора. «Убей или умри». Хотя, в их случае это больше похоже на «сдохни или умри».

Но ему к такому уже не привыкать.

— Ты на ногу наступать можешь? — прервал он двухминутку ненависти рыжей.

— А? Ну… Больно. Но вроде как не сломана. Пальцами шевелить могу…

Фагундас выудил из-под стола рюкзак рыжей и достал оттуда пистолет ПМ. И зарядил в магазин шесть девятимиллиметровых патронов, те что дала Сонька в качестве ставки, снял с предохранителя и передернул затворную раму.

Он внимательно посмотрел на Соньку и серьезно спросил:

— Стрелять умеешь?

Та просто молча протянула руку.

Секунду подумав, Фагундас развернул пистолет стволом к себе и отдал Соньке.

— Без самодеятельности. Только в крайнем случае. — добавил он.

Рыжая закатила глаза и натурно вздохнула.

Вход на склад охраняли двое: худощавый мужчина в грязной фетровой шляпе и потрёпанном белом пиджаке и высокий крупный громила в телогрейке и полосатой футболке.

Тот, что в шляпе, заметно нервничает, взгляд мечется из одной точки в другую, плечи слегка подрагивают, будто от нервного тика, постоянно облизывает пересохшие губы.

Второй же, наоборот, выглядит максимально серьезно и сосредоточенно. Лишь раз взглянув в его глаза, можно сразу понять, что мужик он бывалый, не раз пришлось ему выбираться из серьезных передряг.

Фагундас стремительно приблизился к охранникам, при этом пытаясь сохранять максимально умиротворенный вид.

«Шляпа» начал нервничать еще сильнее, в то время как громила вовсе не был ни удивлен, ни встревожен появлением местного распорядителя и его сильно хромающей спутницы.

— Вы уж извините, гражданин управляющий, но Скворцов запретил сюда входить. Даже вам. — сказал громила низким хрипловатым голосом.

— Кто запретил? — непонимающе спросил старый Фагундас.

— Гражданин Федор Дмитриевич Скворцов, председатель Совета Гражданской Обороны. В связи с нестабильной обстановкой за стенами, участившимися нападениями и… ну, короче, все внутри этого склада переходит в собственность СГО, вот.

— При всем моем уважении, господа, я ни разу в жизни не слышал ни про Скворцова, ни про СГО. Все ресурсы этого хранилища принадлежат общему фонду наших инвесторов.

— А вот тут ты охренительно не прав, еврейчик. — внезапно вклинился в разговор третий голос.

Он принадлежал лысому мужчине с острыми чертами лица и короткой черной бородой. Одет он в черный кожаный плащ, который будто специально полировали, кипенно-белый пиджак, черную рубашку, черные брюки, со слегка запачканными штанинами, и грязные лакированные туфли.

Фагундас откровенно врал, когда говорил, что не знает о Скворцове и СГО. Ведь он — его самый большой геморрой в жизни. Ублюдок смог подняться за счет погибели мира, устраивая рейдерские захваты крупных продовольственных баз. В самый разгар апокалипсиса военные несли огромные потери, их стянули на поля самых крупных сражений, охранять склады было практически некому.

Этот делец захватил все, что успел и установил безраздельную монополию в этом регионе. Люди падали перед ним на колени, умоляя поделиться едой. А он уселся на трон и возомнил себя чуть ли не всемогущим.

— Ну, как бы да, общачок ваш, да вот только откуда все это у вас взялось?

— Полагаю, что от наших щедрых инвесторов, к которым вы не имеете никакого отношения. Я уже долго занимаюсь администрированием этого места и знаю, что вашего имени нет ни в одном из заполненных мной бланков. Так, что…

— Ой, да забей, Изя! Ты же и так понимаешь, что мне насрать.

— Неужто так расстроился из-за потери чемпиона? Стоило Добрынину один раз лечь, так ты в штаны наделал и кинулся спасать богатства, Скворец? А что, если сейчас придут другие толстосумы? А я скажу — вы же друг другу глотки перегрызете! — намеренно огрызнулся Фагундас, в попытках вывести оппонента на эмоции.

Скворцов на это лишь продемонстрировал нахальный оскал. Так делают люди совершенно точно уверенные в своей победе. Если в этой разрухе еще и остались какие-то правила, то не для таких они писаны.

Буквально из-за спины Скворцова материализовался третий наемник. Слегка смуглый мужчина в тюбетейке и потертой серой спецовке. За плечом двуствольное ружье, но не похоже, чтобы он спешил им воспользоваться. Мужчина просто прошел мимо Фагундаса и Соньки и встал рядом с двумя другими наемниками. Они стали тихо переговариваться, тот, что в тюбетейке прикурил папиросу.

Фагундас очень внимательно осмотрел троицу и пришел к неожиданному для себя выводу — несмотря на то, что все были вооружены, да и выглядели, на первый взгляд, довольно грозно, на самом деле, совсем не были головорезами. Самая обычная охрана, просто для придания Скворцу важности. Конечно, если их вынудить, то они воспользуются своим оружием, однако, в их планы это явно не входит, они хотят просто постоять с серьезным видом, а после свалить по своим делам.

— Ты уж не обижайся, Беня, но вот только какая разница, кто из нас прав или не прав. Главный тот — у кого ружье.

Соньку мгновенно взбудоражила эта фраза. Она тут же потянулась за пистолетом, который спрятала под куртку, но Фагундас пресек эти бездумные действия, буквально испепелив рыжую взглядом. Она сразу почувствовала на себе полный злобы взор и все поняла. Пистолет остался на месте.

А вот троица охранников вообще не обратила на это внимание. Они были заняты своей беседой.

Старый Фагундас решил сделать свой ход.

— Господа, а неужели вы получите такую большую выгоду с этого, так сказать, мероприятия? — обратился он к наемникам.

Те явно не ожидали подобных вопросов. Они начали перешептываться, кидая быстрые взгляды то на Фагундаса, то на Скворцова.

Наконец, вперед вышел лысый громила.

— А вы с какой целью интересуетесь, гражданин управляющий? — спросил он.

— Да я тут подумал, неужто господин Скворцов готов предложить вам настолько хороший куш, что вы готовы рисковать жизнями за него? Вы вообще уверены, что за той дверью есть хоть что-то ценное?

— Захлопни пасть, жид! — влез в диалог Скворцов. — Хватит им по ушам ездить! Ты думаешь, я лично перся бы сюда, если б тут не было ничего ценного? Да все ваши шкуры столько не стоят, жизни не хватит, чтобы столько собрать!

— Ну ладно, согласен. Да, там действительно очень много всякого, тотализатор делает свое дело. Но вот сколько от всех этих богатств получите лично вы за свой труд?

Здоровяк задумался.

— Гражданин Скворцов обещал нам тридцать процентов. — ответил он.

— Во-первых, я сказал «вплоть до тридцати процентов»! — снова влез Скворец. — А во-вторых, это — коммерческая тайна! Уж кому, как не тебе знать, что это такое, еврейчик.

— Всего лишь? Только тридцать процентов от всех богатств за этой дверью? А остальное вот ему? Еда, боеприпасы, топливо — этого всего там достаточно, чтобы прожить всю оставшуюся жизнь ни в чем не нуждаясь, никогда больше не голодая, и вы согласны получить на всех только треть?

Фагундас заметил, как возник блеск в глазах троицы. Они клюнули.

Пора поставить шах.

— Скоро, наверняка, набегут местные буржуи. И поверьте на слово, они вам ничего не дадут поделить. Вы максимум получите тридцать процентов не от всего, а от того, что вам оставят. Просто объедки с барского стола. И поэтому…

Фагундас добавил немного театральности, выдержав драматическую паузу.

— Я даю тридцать процентов… каждому!

Глаза наемников ослепил блеск алчности, а лицо Скворцова побагровело от гнева.

— Нет-нет-нет, такой жирный блеф не прокатит, сучонок… — пропыхтел Скворец.

— Ой, ну ты не обижайся, но, как ты там говорил? Точно, главный тот, у кого ружье.

— Не смей мне тут язвить, крохобор! Все это принадлежит мне! СГО и мне!

С этими словами Скворцов попытался прорваться к двери. Однако, шах ему уже поставлен, а теперь…

Мат.

В его сторону уже смотрят два ствола ружья с начинкой из свинца двенадцатого калибра.

И теперь лицо раскраснелось уже не от гнева. Но от страха. Ведь этот «царек» был настолько уверен в своем абсолютном превосходстве, что даже не взял с собой оружия.

Теперь он знает, что полагаться лишь на тех, кто служит за деньги — преступно безответственно. Всегда найдется наниматель с более толстым кошельком.

Фагундас был горд собой. За три хода он вывел из игры вражеского короля, но…

Эта партия еще не окончена.

— Ну, а теперь, когда мы избавились от всяких ненужных посредников, я могу открыть вам эту дверь. Но, с одним условием — я сразу заберу свои десять процентов. Под вашим присмотром, разумеется.

Недолго думая, наемники расступились, позволив Фагундасу приблизиться к толстой стальной двери.

Механизм ее защиты на удивление прост — в косяк вварена железная проушина, через нее продет толстый стальной трос, который опутывает вентиль и фиксируется большим навесным замком с кодовым механизмом и замочной скважиной. Естественно, не избавившись от троса, вентиль не повернуть. А перерезать его можно разве что гидравлическими ножницами, да только где их взять. Замок шведского производства, так что пытаться оторвать его или сломать бессмысленно — он заклинит намертво. Можно отпилить его дисковой пилой, да только где ее взять.

О, да, Фагундас хорошо знал всю местную систему безопасности. И это знание превращало весь бункер в его оружие.

Привычными движениями пальцы поворачивают колесики с цифрами на комбинацию «1709». Ключ из внутреннего кармана куртки находит свое место в скважине. Замок открыт. Стальной трос распутан. Приложив немалые усилия, Фагундас поворачивает вентиль до упора и дверь распахивается, открывая взору очень большое помещение с высокими потолками, полностью заставленное многоярусными полками, забитыми до потолка всяким добром.

Чего только там нет: зеленые армейские ящики с оружием, взрывчаткой и боеприпасами, синие коробки с наборами ЧС, сумки с противогазами, канистры с бензином, соляркой и керосином, горы разнообразной качественной одежды, кучи наборов личной гигиены… всего и не счесть.

Сонька, которой всю ее сознательную жизнь приходилось драться за кусок заплесневелого сухаря, было просто дико на это смотреть, так же как невольнику на сияющий золотой дворец.

Сколько людей смогли бы быть обеспечены пищей и оружием. Сколько смогли бы выжить, а не умереть от голода или быть убитыми. Да тут оружия хватит обеспечить целый гарнизон! Но все это добро лежит здесь, за семью печатями, ржавеет и покрывается пылью, пока такие местные царьки, как Скворцов, устраивают пир во время чумы. Жируют, обгладывая кости всех тех, кто ей был не безразличен

И теперь все это достанется вот этой троице? Да они просто перебьют друг друга, а выживший превратится в такого же царька, как Скворец.

Рыжая буквально вскипела. Неужели старый лис настолько труслив, что готов отдать им все, лишь бы спасти свою и ее шкуры? Да они и шестой части не стоят от всего этого богатства! Это безумие!

Словами не передать, как сильно Соньке сейчас хотелось выхватить пистолет и положить прямо тут и громил, и Скворцова, да и спятившего Фагундаса иже с ними. Даже мощь ядерного взрыва не сравнится и с одной миллиардной частью той жажды крови, что сейчас ощущала Сонька.

Фагундас просчитал и это. С самого начала он знал, что она не выдержит. И также он знал, что у нее уже достаточно крови на руках на сегодня.

Теперь его очередь запачкаться.

Фагундас с невероятной быстротой и ловкостью прошмыгнул внутрь склада, с силой потянул за собой за собой рыжую, выхватил из-под ее куртки ПМ и выпустил несколько пуль по столпившимся перед дверьми. Тут же всеми силами навалился на дверь, закрыл ее и вставил в вентиль толстый железный лом. Фагундас сам оставил его тут как раз на случай, если враги прорвутся в бункер.

Через пару мгновений вентиль повернулся, но его заклинило ломом, который уперся в дверной проем.

Но это защита экстренная и совсем ненадежная. Если с той стороны окажется кто-то достаточно упрямый, то рано или поздно, крутя вентиль туда-сюда, лом может просто выскользнуть и путь будет открыт.

Но пока что у них есть время.

— Так, рыжая! Слушай внимательно и делай, что говорю, если жить охота, поняла? — закричал Фагундас, глядя ей в лицо.

Сбитая с толку и ошарашенная таким поворотом событий, она лишь кивнула.

— Сейчас пойдешь за мной. Ничего не трогать, никуда не сворачивать! Двигаться строго за мной, поняла?

Сонька снова кивнула.

Фагундас крепко схватил ее за руку и потащил за собой по узким коридорам меж высоких полок.

Налево.

Три стеллажа прямо.

Направо.

Пять стеллажей прямо.

Опять направо.

Так оба очутились перед еще одной дверью. Оказалось, что она находится напротив первой, разделяемая лишь длинным узким коридором. Почему нельзя было просто пройти прямо? Фагундас так ничего и не взял, Сонька тоже. Сама, не осознавая, она полностью отдала контроль над ситуацией ему и лишь тупо следовала инструкциям.

Старый Фагундас уже открыл вторую дверь и потащил ее дальше. По лестнице. На пролет вверх до очередной двери.

За ней — частично обрушенный коридор, ведущий на поверхность. Старый закрыл за собой дверь и встал как вкопанный, внимательно всматриваясь в тускло освещенный проход.

— А сейчас… делай как я. Очень аккуратно!

Он стал медленно продвигаться вперед, так и не отпустив руку Соньки. Фагундас ступал очень осторожно, судорожно всматриваясь куда-то в пол.

Не миновав и трети узкого прохода, он резко остановился и опустился на карачки, будто найдя то, что так внимательно искал.

Приглядевшись, Сонька наконец-то заметила. В темноте над полом блеснула леска.

Растяжка.

Старый хитрый лис сам ее тут поставил. Леска ведет к связке из трех гранат. Это была как защита от любопытных, так и отличное оружие при отступлении. Теперь он чрезвычайно осторожно переступил леску и убедился, что рыжая сделала тоже самое.

Опасность миновала. Оба направились к выходу. Наконец-таки темные затхлые коридоры сменятся свинцовым небом над головой и холодным свежим воздухом.

Но вот с последним, видимо, было не судьба.

Чем ближе к выходу, тем отчетливее в нос бил запах… жареного мяса?

Спутники уперлись в, казалось бы, тупик. Но это и был выход. Его намеренно замаскировали, привалив внушительного вида кусками камней и бетона. А в самом деле эти крупные обломки — осколки пеноблоков. С виду — массивные и тяжелые, по факту — очень легкие и непрочные. Между широких щелей пробивался свет и сильный запах зажаренного мяса.

Фагундас затратил минут пять и убрал самые крупные обломки. Выход свободен.

Сонька поспешила покинуть опостылевшие тоннели первой. И снаружи ее ждала мерзотнейшая картина.

Из-за запаха ее аппетит не на шутку разыгрался, желудок разурчался, слюнки потекли, мысли заняли образы сочного куска мяса. А ведь хватит пальцев одной руки, чтоб посчитать все случаи, когда ей удалось попробовать настоящего мяса, хоть и неизвестного происхождения.

И вот сейчас с мыслями о вкуснейшем стейке, Сонька обнаружила себя в крупной воронке от бомбы…

Почти доверху заваленной сожженными человеческими трупами.

Черные, как уголь, скрюченные останки заполонили все пространство вокруг, глядя на погибающий мир пустыми глазницами на обугленных лицах.

И при этом они так вкусно пахнут…

Рыжую сложило пополам рвотными судорогами, хотя желудок уже сутки как пустовал.

Фагундас не счел нужным предупредить ее, что запасной выход из бункера ведет в эту воронку, куда военные сбрасывают все трупы и сжигают. Потом их вывезут за стены, чтоб люди не растащили. От голода многие готовы на это.

Старый привел Соньку в чувства и молча потащил за собой на покорение горы сгоревших трупов. Они ломались под ногами как сухие ветки, хрустели, ноги проваливались куда-то вглубь. Наверху тела намокли от недавнего дождя, потому покрылись липкой темной жижей.

В итоге, измазавшись с ног до головы, Фагундас и Сонька сумели выбраться. Второй хотелось немного полежать на разбитом мокром асфальте и переосмыслить свою жизнь. Но ее спутник не дал ей ни секунды покоя. Он знал, что нужно убраться отсюда как можно скорее. Солдаты патрулировали это место, отгоняя потенциальных любителей полакомиться жареным.

— Ну и что теперь? — спросила запыхавшаяся Соня, ковыляя так быстро, как могла.

— Мы уходим.

— Куда? За стены?

— Соображаешь.

— А от психов будем кулаками и праведным гневом отбиваться?

— Вот ты поменьше языком чеши, да побыстрее поршнями перебирай и все узнаешь!

Их дальнейший путь пролегал вдоль северной стены по заброшенному сектору. Он сильнее всего пострадал во время войны с одержимыми. Все строения либо разрушены, либо держатся на честном слове. Тут люди находили работу по разборке завалов, и Сонька тут тоже не раз подрабатывала. Порой, в развалинах попадались всякие интересные и полезные вещи. Так она нашла нож с обломанным лезвием, советские механические часы с гравировкой, смартфон, который она так и не смогла включить и еще много всякого барахла, большую часть которого она обменяла на еду.

Через пять минут пути, по заваленными камнями и бетоном улицам, спутники завидели впереди южные ворота. Именно через них отправляли в изгнание провинившихся, и через них же проходили отряды разведки.

— Эй, старый. Хочешь просто так взять и выйти через ворота прогуляться? Не думаешь, что у вояк возникнут некоторые вопросы?

— Просто иди за мной. Я ведь сказал, что все увидишь.

Вдруг Фагундас резко остановился, развернулся, приблизился к Соньке вплотную и заглянул ей в глаза.

И что-то было в них помимо великой усталости и хитрого прищура. Какая-то искорка глубоко внутри. Задор? Азарт?

Надежда?

— У меня всегда есть план. — медленно произнес он. — Если мне и суждено сдохнуть, то я сделаю это на своих условиях. И позволю себе предположить, что ты и сама думаешь также.

— Думаешь, что знаешь меня, хитрый лис?

— Я знаю, что ты достаточно отбитая, чтобы выживать в этом дурдоме. Прямо сейчас этого достаточно.

— Можно подумать, у меня есть выбор!

— Сражаться или не сражаться. Жить или умереть…

— Ой, завязывай философствовать, я поняла.

— Ну раз так, то сейчас пора сделать выбор снова. Довериться мне или нет.

— Довериться или нет? Слышь, дядя, ты мне кучу барахла должен. Я не отстану, пока не получу свой выигрыш! Так что не думай, что так просто от меня отвяжешься! Давай, показывай свой хитрый замысел.

Сонька впервые увидела, как Фагундас улыбается. Уставший, угрюмый конторский работник прямо на глазах превратился в отчаянного авантюриста и стратега.

Да кто же он на самом деле?

***

— Ты решил один нас всех обработать, Макар?

— Будь моя воля, я бы вас всех давно к стенке поставил, кретины.

Начальник караула и капитан спешно поднимались по лестнице на стену. Макаров не успел толком обтечь от того ушата дерьма, который вылило на него командование за исчезновение нарушителя из дома 115 «А», как ему уже поступает приказ двигаться к воротам и встречать разведку.

— Придется здоровые воротины отпирать, слыхал?

— Почему? Что слыхал? Ефимыч, давай без ребусов, мать твою! И без вас тошно!

— Не шуми, товарищ капитан! Штабу радировали, что разведка захватила несколько машин. Шестьдесят шестые вроде…

— Шишиги? Захватили?

— Ну да. Или нашли?… Да какая разница!?

— Ну так если именно захватили, то у кого? У психов? Они машины не водят. А у кого тогда?

— Тьфу ты, да я откуда знаю, мне что передали, я то и говорю!

Тем временем они достигли вершины и уже подходили к пулеметной точке над южными воротами. Как правило, хватало обычных дверей, чтоб пешая группа могла тихо войти и выйти. Но для прохода грузовиков придется раскрыть широкие железные ворота в четыре метра высотой. Проблема в том, что открывать и закрывать их приходится вручную, а они тяжелые, так что процесс затягивается. И это уже отличный шанс для одержимых атаковать.

— Сколько людей успели стянуть сюда?

— Немного, Макар. Меньше, чем хотелось бы.

— Что по оснастке?

— Обменялись с соседними гарнизонами, так что у всех будут семьдесят четвертые калаши. Приготовили целую коробку патронов для РПД, на него вся надежда.

— Плохо, Ефимыч, плохо. Тогда на ворота четверых ставим.

— Окстись, они их вчетвером не крянут!

— А придется!

Не успел Вадим Ефимыч ответить к нагрудному карману, как из его рации на поясе заговорил голос командира разведки. Сильные помехи заглушили практически все, но и так понятно, что они уже близко.

Капитан Макаров сразу приказал готовиться к бою. Начкар выглянул за ограждение и распорядил четырех бойцов открыть ворота, а остальным подняться на стену.

Громко кряхтя и матерясь, четверка смогла сдвинуть огромные воротины с места. Медленно, но верно, они распахнулись, ожидая прибытия гостей.

Время шло. Близился вечер и начало темнеть.

— Где их черти носят?

— У меня спрашиваешь, капитан? Рации коротковолновки, так что они как максимум в паре километров.

Макаров замолчал. Он и сам это понимал, но так же понимал, что прямо сейчас они максимально уязвимы. Стоит даже маленькой группе психов прорвать оборону и проникнуть внутрь Кургана…

Размышления прервал шум двигателя.

Но он слишком близко. А на горизонте ни следа разведки.

— Откуда звук? — спросил он у окружающих, мотая головой как лошадь.

Звук шел не снаружи.

Изнутри.

Ревя мотором и оторванным глушителем, на площадку перед воротами ворвалась черная «Волга». ГАЗ-24 универсал без капота, переднего левого крыла и решетки радиатора, покрытый пылью, грязью и ржавчиной. Колпаки на колесах давно отвалились, а переднее левое, так вообще, будто сняли с какой-то иномарки.

Но несмотря на свое потрепанное состояние, машина на большой скорости мчалась, собирая все кочки и ухабы, прямо к воротам.

— Да вы охренели? Какого дьявола тут забыла Волга?

— Мне ничего не докладывали…

— Тогда это незаконно! Бойцы! Открыть огонь по машине.

Неслыханная наглость вызвала переполох в гарнизоне. Понадобилось время, чтоб развернуть солдат и начать обстреливать нарушителя.

Этой заминки вполне хватило водителю, чтоб нырнуть в арку и вылететь с уже с другой стороны ворот. Вслед машине полетели пули из пулемета и автоматов. Трудно сказать, сколько из них достигли цели, и все же они уже никак не смогли помешать наглому беглецу скрыться за ближайшим поворотом.

— Все, отставить огонь! Экономьте патроны! — кричал во все горло капитан. Он был в ярости

— Макар, я вообще не представляю…

— Да насрать уже! Психи нас, по любому, услышали.

— Закрываем ворота?

— Да нельзя же!

— Ну а…

— Заткнись! Вы уже достаточно наворотили! Вот теперь стойте и умирайте! Это приказ!!!

Начальник караула не стал пытаться препираться. Скорчив кислую мину, он отошел подальше и стал пробовать наладить связь с разведчиками.

Макаров старался остыть, но одна лишь мысль о том, что его ждет за этот косяк, приводила его в бешенство. Как мог целый гарнизон проглядеть одну развалюху? Чем занимаются внутренние патрули? Откуда там вообще взялась рабочая машина, да еще и с бензином? От накативших мыслей заболела голова. Это был очень длинный гребаный день для капитана Макарова.

И он и не думал заканчиваться.

На прямой центральной улице показалась группа людей с факелами. Не меньше трех десятков. И, кажется, будто они что-то тащат с собой. Что-то большое.

— Начкар, глянь в бинокль, чего они там прут.

Вадим Ефимыч бросил рацию и вгляделся в свой пехотный бинокль. И тут он побелел, будто стена.

— Макар… У них пушка!

— Чего?

Глаза не подвели начкара. Одержимые вручную тащили артиллерийское ста пятидесяти двух миллиметровое орудие. Нечеловеческая сила и нечувствительность к боли позволяла им поднимать и двигать его прямо на боевом лафете. Больше пятидесяти тонн они катили, как тележку.

Это привело капитана, да и весь в гарнизон в ужас. Такого обстрела стена точно не выдержит. Макаров судорожно пытался сообразить новый план действий. Да хоть какой-нибудь план!

Одержимые уже разложили лафет и начали готовиться к стрельбе.

— Капитан, они слишком далеко, не обстреляем!

Гарнизон медленно начинал погружаться в панику. Одержимые еще ни разу не пользовались такими средствами.

А капитану ничего не приходило на ум. Он буквально впал в ступор.

«Выходить за ворота — самоубийство. Остаться здесь — смерть».

Эта мысль будто зациклилась у него в голове, как заевшая пластинка.

Но Макаров был сильнее своих страхов.

— Гарнизон, слушай мой приказ! Выдвигаемся и атакуем вражеское орудие!

Солдаты уже поняли, что теперь их ждет только смерть. И теперь — либо сложат головы они, либо абсолютно весь Курган.

И атаковали. Свой страх они приняли и обратили его в боевой дух. Они бежали вперед с яростным боевым кличем, глядя в глаза собственной смерти. Таков путь воина. Таковым он был и всегда будет.

Ворота за ними сразу закрыли. Отступать некуда.

Пушка сделала свой первый выстрел. Снаряд угодил в вершину стены справа от ворот. Обломки бетона разлетелись во все стороны с огромной скоростью, настигая немногих бойцов, оставшихся внутри.

Пушка сделала второй выстрел. Снаряд пробил ворота, оставив внушительную дыру в верхней части правой их створки. Он пролетел еще дальше и угодил в полуразрушенную девятиэтажку, которая тут же рухнула, похоронив под собой немало людей.

Однако, своей стремительной отчаянной атакой бойцы не дали шанса сделать пушке третий выстрел. На одержимых артиллеристов обрушился свинцовый шквал. Может, они и не чувствовали боли, но и бессмертными тоже не были. Один за другим психи падали от смертельных попаданий.

И тут же бросили орудие, ринувшись в контратаку, прямо на ходу вооружаясь камнями, факелами и всем, что может сойти за оружие.

Бойцы остановились и сосредоточили огонь. Нельзя подпускать их, в рукопашной атаке у них сильное преимущество. Нужно уничтожить их еще на подходе.

Поле брани обагрилось свежей кровью, стремительно усеивалось мертвыми телами, озарилось неистовыми криками и автоматическим огнем.

Капитану показалось, что победа уже близка.

Но, откуда-то слева, на солдат бросилась другая группа одержимых, еще больше предыдущей. У некоторых был и огнестрел, которым те незамедлительно воспользовались.

Шагая по трупам павших, одержимые стали напирать с новой силой.

Капитан дал команду отступать, не прекращая при этом огонь. Среди его бойцов уже оказались сраженные пулями и сваленные надвигающейся волной врагов.

Это с самого начала было самоубийством.

Однако.

Видимо, сама судьба распорядилась иначе.

В сражение внезапно вклинилась третья сила.

По одержимым вели обстрел из улицы справа. Люди в черных одеждах осыпали их крупной картечью из автоматических дробовиков «Сайга».

Враги не успели сориентироваться и их атака захлебнулась. На них начали наступление уже с двух направлений, а плотный свинцовый дождь из пуль и картечи не оставил им и шанса.

Но и у них оказался свой козырь в рукаве.

Откуда-то из толпы, будто вырос просто огромный одержимый. Из его головы прорезались два железных клина, вбитые, как рога, зубы заточены, как у акулы, лицо вымазано кровью. Его массивное тело защищено чем-то вроде поврежденной кольчуги, усиленной пластинами железа. В руках у него невероятно длинная и толстая арматура, заточенная, как копье.

Этот монстр издал громкий пронзительный рев и бросился вперед, как тяжелый танк, расталкивая и давя других психов.

Все сразу же сконцентрировали огонь на этом демоне. Но, похоже, его это лишь больше разозлило. Чудовище еще сильнее ускорилось и врезалось прямо в группу солдат, снеся их и разрушив строй. Своим импровизированным копьем он разметал всех ближайших бойцов. Крепкими ногами он давил их головы, как арбузы. Пули оказались практически бесполезны против огромного монструозного одержимого.

И неизвестно, сколько воинов он еще смог бы унести, отправить на тот свет.

Как вдруг поле боя огласил один, но очень громкий выстрел, после которого в груди у гиганта оказалась большая дыра.

Еще один выстрел, и ему отрывает всю правую руку вместе с плечом. Копье с лязгом падает на землю, залитую литрами крови этого монстра.

Но, он все еще на ногах. Ему, будто, плевать. Он продолжает атаковать оставшейся рукой и громко реветь.

Несколько секунд, и в самый жар битвы, в самый центр толпы врывается человек, немногим меньше этого монстра. Больше двух метров ростом, богатырское сложение, длинные каштановые волосы, будто грива льва, длинная пышная борода и…

Противотанковое ружье в руках. С длинным штык-ножом на конце ствола.

Этот штык он вонзил в шею гиганта, пробив ее насквозь. Тут же нажал на спуск, и четырнадцати с половиной миллиметровая пуля разносит голову монстра в клочья.

Безжизненное тело гиганта повалилось на землю, увлекая за собой стрелка, но тот с кошачьей ловкостью вывернулся, выдернул штык из шеи поверженного врага и вскинул ружье для новой атаки.

Очередной выстрел поднимает клубы пыли вокруг бородатого великана, а огромная пуля разрывает плоть сразу нескольких одержимых.

Казалось, что свинцовый шквал не прекращался ни на секунду. Канонада выстрелов превратилась в один сплошной оглушающий грохот.

И все же, любому шторму приходит время утихнуть.

Безнадежная, на первый взгляд, битва окончилась сокрушительной победой, во многом благодаря неожиданному подкреплению.

Это был очень длинный, гребанный день для капитана Макарова. Он и не думал заканчиваться.

Ведь, помимо всех бед, на его голову свалились еще и переговоры со Святым Воинством.