Мерцание тумана

Аня Ома (2022)

Два сердца в один миг могут разбиться на тысячи осколков… Калла и Яспер были вместе со школьной скамьи. Про таких говорят — идеальная пара. Им пророчили счастливое будущее, но у судьбы свои планы… В тяжелых жизненных обстоятельствах приходится принимать трудные решения, а те могут увести далеко от родного дома — и от того, кого любишь всем сердцем… Спустя год Калла возвращается в Германию, в место, где родилась и где готова начать все с чистого листа. Она пытается оставить прошлое в прошлом, но туман, поглотивший болезненные воспоминания, рассеивается, когда она неожиданно встречается лицом к лицу с ним. С Яспером. Прекрасным, как и тогда. И как и тогда — любимым. Но этот год изменил все, и теперь Калле и Ясперу предстоит признаться друг другу — и самим себе — в непростой правде. Сможет ли настоящая любовь пережить расстояние, время и предательство?

3

Яспер

Прошлое

Так вот она какая. Новенькая.

Моя мама, директор школы, хотя и предупредила меня, что в класс придет новенькая, ни словом не обмолвилась о том, какая она красавица. Тогда я бы точно оделся прикольнее и не торчал бы в старом свитере перед, наверное, самой красивой девушкой в параллели.

Спасибо, мама.

— Привет, я Калла, и я новенькая. — Она коротко машет в знак приветствия и собирается что-то добавить, но стоящий рядом с ней господин Каппен ее опережает.

— Если верить классному журналу… — он открывает журнал и в замешательстве листает страницы, — …у тебя другое имя. Как оно произносится? И как ты хочешь, чтобы к тебе обращались?

— Калла.

— Может, назовешь классу свое второе имя?

Она переминается с ноги на ногу и теребит одну из многочисленных длинных косичек, которые туго заплетены волнообразными узорами вдоль головы и падают на узкие плечи. В четырнадцать лет мне захотелось сделать себе такую прическу, но родители были против. Хотя я до сих пор не понимаю почему. Они сказали, что тем самым я присвою себе чужую культуру или что-то в этом роде, и сегодня я им за это благодарен. На мне эта прическа смотрелась бы не так круто, как на Калле, которая продолжает держать свое имя в тайне. Возможно, она его стыдится. Как и я стыжусь своего второго имени. Ну кто, скажите на милость, захочет зваться Бенедиктом?

Поэтому, когда полные губы Каллы нерешительно раскрываются, я ожидаю, что ее имя прозвучит не менее дерьмово, чем мое, но вместо этого…

— Меня зовут… Обиома.

Необычное имя, но стыдиться тут точно нечего. Наоборот! Я бы хотел услышать это имя еще раз, но из ее уст, потому что мне нравится, как она его произносит. Когда я собирался попросить ее повторить, за спиной раздаются хихиканье и шепот.

Я почти на автомате поворачиваю голову к Изе и Лидии. Поймав на себе мой мрачный взгляд, они молниеносно замолкают.

— Думаю, нам будет проще называть тебя Каллой, — слышу я слова господина Каппена и поворачиваюсь обратно к доске. — Если хочешь, можешь сесть. Рядом с тобой свободно, Яспер?

Вообще-то нет. Но, учитывая, как часто Тоби прогуливает школу, пусть не удивляется, если я уступлю его место кому-то еще.

— Да, свободно.

У нее такой вид, словно она испытала облегчение. Вряд ли это связано со мной: стоять перед классом, когда на тебя все пялятся, — отстой. И все же я не могу отвести от нее взгляд, когда она идет ко мне в обтягивающих джинсах и широком белом свитере, выделяющемся на фоне коричневой кожи.

— Можно? — спрашивает она и указывает на рюкзак, который я стремительно убираю со стула.

Я киваю, а она улыбается самой очаровательной улыбкой. Я улыбаюсь в ответ — и на протяжении следующих уроков не могу произнести ни слова.

Хотя у меня тысяча вопросов. В какой школе она училась. Переехала ли она в Люнебург или всегда здесь жила. И не могла бы она повторить свое имя. Ладно, вопросов всего три, но я не могу задать даже один. Каждый раз, когда я поворачиваю к ней голову, и наши взгляды встречаются, язык немеет. Рот отказывается открываться, словно у меня свело челюсть. А я ведь не из робкого десятка. Напротив, я представитель всей параллели. Как раз потому, что спокойно говорю перед аудиторией в сотню человек, даже в школьном актовом зале. И только рядом с ней я нем как рыба, потому что ее взгляд напрочь выбивает меня из колеи. Ее глаза огромные, обрамлены длинными черными ресницами и до того темные, что я с трудом различаю в них зрачки. Это придает взгляду что-то загадочное и даже пугающее. Когда после уроков она говорит мне «До завтра!», я не в состоянии выдавить даже элементарное «Пока!».

На следующий день и через день это дерьмо повторяется. Но только в общении с ней. Чтобы исключить вероятность того, что у меня скоропостижно развилась фобия девочек, я на переменах осознанно вступаю в разговор с Мэнди, Лорой и несколькими другими ученицами из параллельных классов. Без проблем. Но стоит мне сесть рядом с Каллой, как блок возвращается. Теперь мне страшно даже смотреть на нее. Терпеть, как кто-то молча на тебя таращится, — то еще психологическое испытание. Вдруг после этого она станет меня бояться и куда-нибудь отсядет?

Опасение сбывается в четверг утром. Я вхожу в класс и замечаю, что она сидит в другом месте. Рядом с Каримом — и они разговаривают. Мне так больно, словно меня пырнули ножом, и тонкое острое лезвие прошло между ребер.

Ну почему именно Карим? Он такой тихоня и молчун. И именно он сейчас ее смешит! Чтобы никто не заметил моего раздражения, я иду к своей парте, наклонив голову, и сажусь.

— Вижу, ты сменила соседа по парте, — замечает некоторое время спустя господин Каппен и вонзает лезвие еще глубже между моими ребрами. — Теперь будете сидеть так?

Вопрос адресован Калле, и она уверенно отвечает «да!». Мое тело напрягается. Я чувствую, как на меня все смотрят и как краснеют мои уши. В результате я ничего не усваиваю из урока о кривых. Дерьмово. Большую часть урока я дискутирую сам с собой, решая, что делать дальше, и наконец вырываю из тетради лист. Пишу записку, аккуратно складываю ее, передаю назад и шепчу:

— Калле.

Господин Каппен стоит у доски спиной к классу и, как обычно, что-то объясняет. Он не замечает, как листочек дрейфует от парты к парте, пока наконец не добирается до последнего ряда. Раскроет ли она записку, когда поймет, что она от меня? Или увидит и выбросит?