Галерея мужских пороков

Арина Холина

Новый год в Куршавеле, модный сезон в Париже, Милане, Лондоне и Нью-Йорке, майские праздники в Монако, каникулы на Карибах, 90 % скидки в магазинах дизайнерской одежды, лучшие вечеринки и дружба со знаменитостями… Все включено, и все бесплатно, если ты – главный редактор самого модного журнала для женщин!.. Алиса Трейман, ощущает себя звездой, – миллионы девушек мечтают оказаться на ее месте, – пока не узнает, что она ведьма. К тому же глупая и неопытная, умудрившаяся влипнуть в историю. С этого момента ее жизнь перевернулась на 360 градусов. Алисе приходится все начинать с нуля. Снова доказывать – она чего-то стоит в этом мире…

Глава 5

Дома Алиса включила воду, вывалила в ванну все ароматические масла, соли и бомбочки, рухнула на кровать и едва не заснула.

Опомнилась, вскочила и бросилась в ванную — у нее недавно полетела штука, которая не дает воде перелиться через край, и один раз Алиса уже чуть было не затопила соседей.

— Стоп! — закричала она, увидев, что еще секунда — и на пол обрушится поток воды, пены и масла.

Она кинулась было закрывать кран, но движения сами по себе замедлились, Алиса остановилась у бортика, так как никак не могла осознать то, что видит — вода лилась не вбок, то есть на пол, а вверх. То есть над ванной рос массив воды, которая вопреки законам природы не выливалась, а… непонятно что. На ватных ногах Алиса сделала еще шаг вперед, выключила воду, выдернула пробку, подождала, пока лишняя вода сольется, вставила пробку на место и тихо вышла из ванной. Села на кровать и решила, что авария не прошла без последствий. Видимо, у нее ум за разум зашел.

Зазвонил телефон. Алиса немедленно сняла трубку — очень хотелось услышать человеческий голос, который, как ей казалось, вернет ее в реальность.

— Але, это я, — сообщила Марьяна. — У меня плохое настроение.

— Почему? — без вдохновения поинтересовалась Алиса.

— Потому что я плохой человек. Плохой человек с плохим настроением, — мрачно ответила Марьяна и рассказала о собственной подлости.

Вчера ей позвонил ее бывший безработный художник-алкоголик и осведомился, не говорила ли Марьяна о нем с главным редактором некоего еженедельника, которому требовался артдиректор. Марьяна, вспомнив обесчещенный диван, наврала, что говорила и что место уже занял кто-то из друзей главного редактора. И сейчас Марьяне стыдно, потому что она на самом деле добрая и не любит врать — а еще считает, что любое зло возвращается к владельцу. На нее напала хандра, и она вычисляла, кто из знакомых в ближайшее время подложит ей свинью.

Алиса рассказала про аварию — на Марьяну это произвело должное впечатление, и они скоро расстались.

Тут же позвонила Женя — она стояла в пробке на Тверской, и Алиса решила ее не мучить — отпустила домой. После Жени объявился Дима, которого пришлось уверять, что она только приехала, а что занято — так трубка плохо лежала. Позвонили Оля — узнать, будет ли Алиса на редколлегии, потом та самая знакомая из «Карнавала», с помощью которой они ловко подставили Олю — пришлось изображать дружбу, сплетничать, обсуждать какую-то ерунду, и только Алиса устроилась в подостывшей ванне, только расслабилась, телефон затрезвонил вновь.

— А-а-а! — заорала она, проклиная все на свете — в том числе и подлый телефон, — и пожелала ему разлететься на части.

И вдруг раздался этот звук. Алиса похолодела — даже в теплой ванне, медленно встала, нацепила халат и осторожно открыла дверь. Бытовой газ? Ломают дверь? Птица ударилась о стекло?

Что?

На первый взгляд все было в порядке, но рядом с кроватью Алиса наступила на что-то острое. Пластмасса. Черный кусок пластмассы. Она встала на четвереньки, собрала осколки и лишь спустя минуту поняла, что это был ее мобильный. Которому она пожелала взорваться.

«Может, после катастрофы у меня открылись телепатические способности?» — предположила Алиса. И расхохоталась, вообразив, как ее показывают в программе «Ты — очевидец» или в этой, на ТНТ, где ведущий, сделав страшные глаза, рассказывает, как в деревне Пьянчугино таинственным образом исчезли грабли…

К счастью, у нее есть вторая, рабочая трубка, которая валяется где-то — разрядилась неделю назад.

Но как он мог взорваться? Может, ее хотят убить?

Алиса нервно засмеялась.

Телефон ведь не газовая зажигалка — он не может лопнуть. Хотя с чего она решила, что мобильник взорвался? Наверное, она небрежно положила его на стол, тот упал и разлетелся. Правда, сотовый уже раз двести падал на пол, и Алиса точно знала — удар о паркет с высоты одного метра ничего не значит. Но, может, это какое-то странное стечение обстоятельств?

Она должна была нервничать — но не нервничала. Из глубины сознания шел сигнал: «Все в порядке. Не волнуйся. Иди в ванную». И Алиса, наплевав на все эти галлюцинации и странности, вернулась в теплую воду, которая, надо сказать, получилась уж слишком ароматная и жирная от масел и прочей парфюмерии.

Она помылась, забралась под одеяло, открыла книгу, но уже на третьей странице поняла, что буквы расползаются, руки не держат, и еще минут пять боролась с собой, так как надо было набраться мужества, развернуться вправо и выключить настольную лампу. Натянув на нос одеяло, пристроив под голову подушку и уже почти во сне Алиса поняла, что забыла задернуть занавески, и в этом была большая ошибка, так как солнце встает с этой стороны дома — а значит, утром ей придется зашторивать окно, а потом долго ворочаться, так как была какая-то особенная подлость в том, что на рассвете Алиса просыпалась бодрой и не могла заснуть около часа. Алиса боролась с собой, но досада скоро уступила место ужасу. Самому настоящему ужасу, который выползает откуда-то изнутри и не заставляет сомневаться — еще чуть-чуть, и сердце не выдержит. Тяжелая бархатная штора — наследие царского режима, что держалась на медных кольцах, исполненных в виде змеи, проглотившей собственный хвост, двигалась по карнизу. Некоторое время Алиса тихо следила за шторой, но потом вскочила и с жутким воплем помчалась из комнаты. Искала мобильный — после вспомнила, что случилось — бросилась к домашнему, чуть не разрыдалась, осознав, что не помнит номер Димы, нашла записную книжку, позвонила и попросила его срочно приехать. Пока Дима выбирался с Ленинградского шоссе, включила везде свет — даже в туалете, отпила из бутылки неразбавленного виски, уставилась в телевизор и зачем-то поцеловала перстень. И заметила, что теперь он был красный — совсем красный, без прожилок. Что-то там внутри мерцало, но ведь чисто красных опалов не существует!

Тут, к счастью, явился Дима — недовольный, уставший, приготовил ей чаю, уложил спать, а утром Алиса проснулась уже одна — он рано, до пробок, уезжал на работу.

Почему в этом городе все так ненавидят пробки, она никогда не понимала. Во-первых, надо жить в центре — тогда везде близко. Во-вторых, в пробках можно слушать музыку, говорить по телефону, думать — столько дел, что уже и жалко, если пробка рассосалась. Какой смысл нервничать, если быстрее все равно не приедешь? Конечно, если ты такой умный, что живешь на Рублевке, а работаешь на Дмитровке, то, естественно, каждый раз — каждый день понемножечку сходишь с ума. Но спроси себя — кто в этом виноват?

Алиса приняла душ — растерла тело массажной щеткой, помылась гелем для душа с запахом кофе, намазалась легким кремом «бисквитное печенье», привела в порядок лицо и надела красный свитер, который не носила уже два года.

Стоя в трусах и свитере в гостиной, с чашкой кофе и сигаретой, Алиса неожиданно поняла, что ей хорошо, как никогда в жизни. Если раньше, как она ни старалась, радость бытия время от времени подавляли заботы, беспокойство, какая-то странная, противная и почти неуловимая тревога — нервное, убеждала ее психотерапевт, — то сегодня, несмотря на аварию, несмотря на вечер, полный галлюцинаций, ей хотелось горланить песни и танцевать — ее распирало, она радовалась — и сама не понимала чему!

Со вчерашнего вечера с ней происходили необъяснимые вещи — она пережила жуткую аварию так, словно это был визит к дантисту, спокойно воспринимала невероятные события — иначе галлюцинации, и была счастлива абсолютно без всякой причины…

В удивительном настроении Алиса натянула джинсы, влезла на каблуки, подхватила сумку, спустилась во двор и замерла от восторга — солнце, прохлада, осень, как здорово!

«Наверное, я сошла с ума!» — решила она и, совершенно счастливая оттого, что сходить с ума так приятно, отправилась на поиски такси.

Выбравшись из тихого двора на шумный проспект, Алиса замерла — на нее обрушилась энергия, как ветер, как палящее солнце, и она даже испугалась — на мгновение зажалась, но очень быстро научилась получать от этого радость — от того, что мощные потоки города сквозят через тебя, наполняя восхитительной силой, что от этого бегут мурашки, и ты ощущаешь себя, как серфингист на волне — когда стихия, которая может раздавить, несет тебя к солнцу, и ты летишь в соленых брызгах, а сзади — девятый вал, и ты не человек — ты Бог…

В невероятном настроении, почти пьяная от чувств, Алиса ворвалась в офис, где в гостиной, на диванчиках, уже сидели сотрудники редакции, заняла свое место и обозрела дислокацию врага.

Оля, Маша, еще парочка редакторов — приспешников Оли — жались рядышком. Остальные либо заняли места подальше от начальства, либо сели на то, что осталось — и пытались стать невидимыми.

Оля мрачно посмотрела на Алису и тут же шокировала всех известием о том, что следующий номер — декабрьский, новогодний, а значит, надо крепко задуматься о праздничных темах. Тут образовалась пауза, так как главный редактор ждала, что сотрудники бросятся предлагать одну тему за другой, но сотрудники прекрасно усвоили — не высовывайся, пока не обратились лично к тебе, не спросили: «А что ты, Лена Иванова, придумала для того, чтобы в декабре наш журнал смели с прилавков?»

Оля не стала терзать сотрудников — палачом тут считалась Алиса, и принялась излагать, каким она видит рождественский номер. Что носить в год Свиньи. Новогодний стол. Праздник в клубе. Праздник в другой стране. Одним словом, все то, о чем из года в год пишут все журналы — будто месяц назад рухнула цивилизация и все началось заново.

Алиса все никак не могла понять, как Оля работает в модном журнале и избегает всего, что ей предлагают даром — показы мод, выставки, шикарные праздники на деньги «Мартини» или «Баккарди», кинопремьеры… Она ничего не видела — целый день сидела в офисе, дома или на даче у родителей! Ей никто не рассказывал новые анекдоты, не делился восхитительными, на грани разумного, приключениями, не сообщал о новых тенденциях моды… Она сидела где-то там, у себя дома, трепалась с подружками по телефону, смотрела телик и считала, что таким образом здорово проводит время, но, главное, им всем она пыталась навязать эту серость, эти будни, полные одинаковых, скучных повседневных занятий, это вопиющее мещанство, при мысли о котором у Алисы начинался нервный тик…

Алиса чувствовала, что радость сменяется ненавистью — настолько сильной, что горят щеки, сжимаются зубы и на лбу дергается вена. Конечно, Олю она презирала — и ей даже не раз хотелось наброситься на нее с кулаками, устроить истерику, накричать, но она себя контролировала — да и все эти желания никогда не доводили ее до исступления, но сейчас она просто с ума сходила и не понимала, что с этим делать.

«Давай, покажи, какая ты дура, не стесняйся…» — шипел внутренний голос, которому Алиса робко предлагала заткнуться.

— А про секс мы что-нибудь будем писать вообще? — прогундосила Вера, редактор.

Вера всегда очень нравилась Алисе — она была умная, толковая, не терпела ханжества и пошлости и еще — отлично писала, хотя в должности редактора делала это не так часто, как хотелось бы.

— Про секс? — Оля выпучила глаза. — Ты с ума сошла? Новый год — семейный праздник, а ты собралась писать про секс? Еще один материал об оргазмах? Или об оральном сексе? Ты понимаешь, что говоришь?

Оля никогда не была ханжой — Алиса предполагала, что с сексом у нее все в порядке, но эта тема всегда ее коробила — может, сказывалось влияние папаши-политика, может, мамаши, несостоявшейся актриски, которая научилась одному — роскошно падать в обморок, преимущественно от «грубых» слов, которыми считались «сиськи», «секс» и «презерватив». Оля с трудом терпела откровенные материалы об отношениях и собственно сексе, которые так любила Алиса, но никогда ничего не говорила прямо, потому что глупо было работать в журнале для продвинутых современных женщин и делать вид, что о сексе говорить неприлично.

Гостиную наполнила тишина. Алиса даже почувствовала, как от этой тишины становится тесно — не вздохнуть. Все смотрели на Олю затаив дыхание — потому как не знали, что делать. Даже Маша с некоторым изумлением косилась на подругу.

— Что?! — вспыхнула Оля. — Все пишут про секс, куда ни посмотри — один секс, может, нам стоит немного отличаться от других?

— Но мы ведь продвинутый женский журнал, — напомнила самая смелая — Вера. — Оль, ты что?

«Давай, иди к генеральному и расскажи ему свою концепцию — может, тебя отправят отдохнуть… на пару лет», — мстительно подумала Алиса.

— Знаете, мне все это надоело, — Оля поднялась с дивана. — Я иду к Бек.

Она встала, вышла и удалилась по коридору в сторону кабинета генеральной директрисы.

С полминуты все молчали.

— Маш, — спросила Вера. — А ты не в курсе, Оля не увлекается… ну, там… стимуляторами? Или еще чем-нибудь таким?..

Маша пожала плечами.

И тут все заговорили одновременно.

Только Алиса молчала — она пребывала в глубочайшей задумчивости и все никак не могла пережить, что ее мысли сбываются. Она возвращалась к паранормальным явлениям, в которых не разбиралась, и никак не могла прийти в себя, убеждаясь окончательно в том, что у нее съехала крыша. И у Оли съехала крыша. У всех сейчас потечет крыша, и начнется массовая оргия.

— Знаете, у меня что-то голова болит, так что я лучше поеду, — заявила она. — Мне к врачу надо на повторный анализ.

Никто не обратил на нее особого внимания, так что Алиса поднялась с дивана, взяла сумку и тихо прошмыгнула мимо секретарей, но у самого лифта ее отловила Елена Бек — генеральный директор, бывший главный редактор, зажала в углу и потребовала отчета о том, что случилось с Олей на редколлегии.

— Ничего не случилось! — клялась Алиса. — Не знаю, может, это переутомление, нервный срыв, ничто не предвещало беды… — бубнила она, а сама думала: «Да уволь ты ее!»

— Ладно, — отмахнулась, наконец, Бек. — Ты к врачу? — уточнила она.

— К врачу, — подтвердила Алиса.

Алиса выбралась, наконец, из офиса, позвонила в салон, удачно попала на окно у массажистки, рванула на Тверскую, но только устроилась на столе, как зазвонил телефон.

— Я отвечу, — сказала Алиса.

Массажистка протянула ей трубку, и Алиса услышала Веру, которая говорила так, словно заболела тяжелейшей ангиной:

— Алиса, прямой эфир из сортира, сенсационная новость! — прохрипела она. — Сижу в глухой обороне, пока все остальные по очереди сходят с ума. Олю уволили!

— Что?! — неприлично взвизгнула Алиса.

— Что слышала. Это правда. Я не обожралась ЛСД, и меня не купили враги, — поклялась Вера. — Бек уволила Мысину. Бля буду.

— Вот это да… — протянула Алиса. — Вера, за отвагу и преданность представлю тебя к награде. Кстати, раз уж у вас там атмосфера всеобщего безумия, может, и меня уволили?

— Неа. Не дрейфь. Все, идут, пока, — и она отсоединилась.

Алиса присвистнула, отключила телефон и обратилась к массажистке:

— Ань, сделай мне так, чтобы я час ни о чем и думать не могла, ладно?

На обратном пути Алиса купила «Крошку-картошку», вернулась в офис и быстро все расставила по местам. Всем, кто еще не наговорился, — вернуться к работе, редколлегия завтра, ничего не изменилось (вранье!). После ее вызвала Бек и лично сообщила о том, что она, Алиса, пока что единственный главред, Оля уехала, а она, Бек, очень даже этому рада, потому что журнал все равно держится на Алисе.

Оставшееся время Алиса провела, как в тумане, но умудрилась зарубить два материала на будущий номер, поскандалить с дизайнерами, которые отказывались менять текущий макет — не было у них, видите ли, времени, пообещала вырвать руки художнику за иллюстрации к рассказам и одобрила несколько заявок на материалы.

Чуть позже обыкновенного, около восьми, она вышла из редакции, поймала машину и поехала к Файке, с которой договорилась торжественно отметить долгожданное событие — избавление от Оли.

«Бывает же в жизни столько счастья!» — думала Алиса, и даже странности вчерашнего вечера ее почти уже не беспокоили. Ведь случается же так — мечтает о чем-то человек, а его фантазии сбываются? Иначе зачем жить? Просто сегодня все линии пересеклись. Все просто.

Запел телефон.

На табло было чисто. Никакого «номер засекречен» — ничего.

— Да! — строго ответила Алиса.

— Алиса Трейман? — уточнил неприятный женский голос. Неприятный — потому что слишком уж уверенный, сексапильный такой, с хрипотцой, манерный.

Возможно, звонит безумная жена какого-нибудь провинциального супермагната, которая жаждет за много-много денег появиться в журнале. И такое бывает. У Алисы даже на сей случай имелась заготовка — номера составлены и подписаны на полгода вперед, если вы готовы ждать — перезвоните через месяц, поговорим…

— Алиса, я знакомая Лианы, вашей бабушки, мне нужно с вами встретиться, — сообщила неизвестная собеседница.

— Ну… — задумалась Алиса.

Такое уже бывало. Родственники, друзья, приятели, соседи… Одни хотели — и имели полное право — остановиться у нее в Москве на недельку. Другие — обычно чьи-то племянники или двоюродные внуки, намеревались пожить пару месяцев — пока не найдут работу. Некоторые интересовались завещанием. Десятые и вовсе походили на воришек. После нескольких неприятных визитов в квартиру Алиса никого, кого лично не знала, не приглашала.

— Вы где находитесь? — спросила Алиса.

— Давайте встретимся в Елизаветинском садике на Олимпийском проспекте, — предложила женщина.

Странное место… Ладно, тут рядом.

— Только прямо сейчас, я неподалеку, и у меня мало времени, — сухо произнесла Алиса.

— Отлично, — согласилась та.

— Как я вас узнаю?

— Я сама вас узнаю, — пообещала нахалка, и в трубке раздались длинные гудки.

— Стерва! — возмутилась Алиса. — На Олимпийский поедем, — сообщила она водителю.