Картина

Артур Фонгансильере, 2023

Потеря близкого друга вынуждает Виктора переосмыслить значение человеческой жизни в современном обществе. «Картина» – глубокий и проникновенный роман, пронизанный философскими размышлениями о ценности жизни. Роман поднимает актуальные социальные проблемы и побуждает читателей задуматься о собственных приоритетах и убеждениях.

Светлого дня, леди и джентльмены, вручаю вам любовь, жизнь и смерть.

И пусть солнце всегда светит над вами

Книга посвящается самым любимым и дорогим мне людям — маме и папе.

© Фонгансильере А., 2023

© Оформление. ООО «Издание книг. ком», 2023

Я всегда думал, что верный выбор может сделать каждый (здравомыслящий) человек, но оказалось, что, стоя перед лицом однозначного решения, люди не способны выбрать, потому что они больны. Больны безумием, сотворенным ими самими.

Что имеет наивысшую ценность — жизнь одной прекрасной девушки или картина великого мастера с более чем пятивековой историей?

Глава I

Присутствие

Рядом с неповторимой картиной всегда присутствовала необъятная толпа людей. Одни видели в ней нечеловеческую красоту опьяняясь словно бокалом чистого вина, тогда как некоторое меньшинство просто фотографировало, не понимая, что перед ними. На удивление, народу в тот день перед картиной было меньше, чем в предыдущие дни. Все жадно хотели запечатлеть картины Тинторетто, Тициана и Веронезе с его «Браком в Кане Галилейской». Было ли там еще что-то, не входящее в планы хаоса? Возможно, а возможно, и нет. Чтобы это узнать, стоит слишком много потерять, обрести, отдать, забрать, одолжить, подарить, украсть и наконец отпустить. Как смехотворно они выглядели со стороны со своими ценностями, нравственным (псевдонравственным) порядком, а как они хвалят друг друга, но это уже отдельная история. Лесть так и выливалась из их уст при каждом удобном случае.

В этом хаосе, неразделимом на хорошее или плохое, появляется элегантно одетый молодой человек в классическом черном костюме. Обычный парень, каких в Париже немало, уверенно продвигался по залу. Отсканировав презрительным взглядом посетителей, молодой человек медленно двинулся к толпе — рассматривать вместе со всеми картины Париса, Якало, Тициана, Лоренцо и Бонифацио. В этой гуще событий, одна из немногих отдельно ото всех, в одиночестве стояла девушка напротив золотой картины. Стоя без малейших колебаний, она, как глоток свежего воздуха, приглянулась молодому человеку. Как символ, она стояла неподвижно, ее глаза, что были не видны ему, были прикованы к висящей напротив картине. И пусть он не видел ее лица, свободных от мира глаз, не ощутил ее улыбки, этого было вполне достаточно, чтобы задеть его душу. Эти светлые, как облака, волосы сразу очаровали парня. Как и плавные изгибы плеч, хрупкие руки вместе с обворожительными ножками. Легкий поворот ее головы позволил увидеть мимолетный блеск красоты лица девицы. Тут же внутренний голос так и требовал, дребезжал, умолял, приказывал бушующим порывом: «Может, ты уже подойдешь к ней?!! Стоя здесь, мы точно ничего не добьемся. Старик, сейчас или никогда. Поверь, у нас нет пути отхода, только вперед».

Вне всякого сомнения, внутри него происходил шквал мыслей о безумности этой затеи.

Но эта критика оставалась позади с каждым направленным к ней шагом. Стоящая с обеих сторон охрана не обратила на него ни малейшего внимания. «Посетитель как посетитель», — безразлично подумали охранники. По мере приближения мысли его становились все холоднее и холоднее, время, что прежде стремительно уходило, замедлилось, оставляя возможность еще обдумать поступок. Вместе со временем меньше становилось и расстояние между ними. А она продолжала неподвижно стоять, пристально глядя на одно из чудес света, будто всей окружающей анархии и в помине нет.

Понимая, что назад пути нет, парень шаг за шагом приближался к ней, пока между ними не осталось ровно полтора метра. Полтора метра было между ними, полтора метра до ключевого решения. Полтора метра от судьбоносного провала. Сделав половину шага, он остановился. Рейсовый поезд «сознательное — бессознательное», отправившийся с воспоминаниями, потерпел крушение, и все, абсолютно все воспоминания вывалились из вагонов, прямо показывая все пережитые дни с другом, родителями, Марией, что повергло его в замешательство. Появившийся вслед за этим вопрос о целесообразности поступка был слишком запоздалым. Постояв позади нее полминуты, молодой человек все-таки набрался мужества и подошел к ней.

Ситуация, что не предвещала беды, в одночасье изменилась щелчком пальцев. Мирное намерение ничем не примечательного парня сменилось смертельными объятиями. Зверски схватив нежную, хрупкую шею, он тут же приставил ствол к ее виску.

— А ну стоять, назад, назад, или я вышибу ей мозги! — прокричал он.

Охрана, в неудачной попытке дернуться, отступила, заметив пистолет, приставленный к голове заложницы.

Поднялся шум, толпа начала визжать, словно свиньи на скотобойне, разбегаясь в разные стороны, не жалея ни детей, ни стариков. Они, будто стадо бизонов, топтали друг друга в порыве массового страха. Прибежали еще охранники и приступили к выводу посетителей из загона, чтобы освободить пространство для разговора с преступником. Одновременно с освобождением от животной массы охрана начала диалог с ним, не дожидаясь переговорщиков.

— Только не надо резких движений, успокойтесь, — произнес один из охранников.

— Закрой свой рот, не стоит меня испытывать.

— Хорошо, хорошо, нам не нужны жертвы. Скажи, чего ты хочешь? — спросил охранник, соблюдая осторожность в каждом слове.

— Если буду говорить, то только не с тобой, — ответил парень.

Чуть ли не наложив в штаны, знаменитый директор музея Жан Люк, узнав об инциденте, незамедлительно позвонил в полицейский участок. Сам он в это время побежал со всех ног в 711 зал. Окружив невинную заложницу и парня со всех сторон, охрана не знала, как быть, что делать, ведь когда их брали на работу, им не объясняли, как поступать при виде такой смертельно опасной картины. Не прошло и трех часов, как прибежал директор. Запыхавшись, как бежавшая собака, Жан Люк, вытирая лоб, на котором давно уже появились морщины, с трудом поверил своим глазам, когда воочию увидел ситуацию.

— Добрый день, месье, я директор музея Жан Люк, — дрожащим голоском сказал он. — Чем могу быть полезен?

— Уверены, что день добрый?

— Что… что вам нужно? — спросил Люк. — Я уверен, что мы сможем договориться.

Снова рука с платком потянулась вытереть лоб и затылок. Неуклюже зачесанные набок пара волосяных линий совсем не подходили ему, как и толстый живот, являвшийся показателем его ненасытности и чрезмерного потребления сахара. Удивительно, что каждый раз, когда месье Жан Люк вытирал лоб, он вспоминал слова своей покойной угрюмой жены: «Лучше бы ты ходил лысым, чем с такой бурдой на голове». Исключением не был и случай в музее: какая ситуация ни складывалась бы перед месье Люком, он всегда вспоминал эти слова при каждом вытирании лба.

— Что мне нужно? — вполне спокойно, вдумчиво переспросил парень. — Я вам скажу, что мне нужно, — добавил он с улыбкой, нагоняя страх на пузатого месье Жана.

Скажем так, смерть не забывает нас также, как и мы не забываем о ее присутствии.

© Неизвестный автор