У него ко мне был Нью-Йорк

Ася Долина, 2021

Город, где дышит океан, где каждому дана свобода. Город запахов, ритмов, улыбок. Нью-Йорк наших дней, в котором возможно всё, даже излечиться от травмы деструктивной любви. Но город – не врач, он лишь декоратор. Путь к себе начинается изнутри… Маршруты найдёте под этой обложкой. Ася Долина – журналистка, прозаик, активный блогер – переехала в Нью-Йорк из Москвы в 2016 году, в 32 года. Эта книга сложилась из текстов о любви и нелюбви, о насилии, психологии, материнстве, феминизме, детстве, перемежающихся нежными и точными зарисовками будней «Большого яблока».

Студия в Сохо

Закрываю глаза и вижу себя в тот период, когда я ещё ездила туда-сюда, полгода спустя после нашей первой встречи с Д. в Нью-Йорке, — взъерошенную, с округлёнными от удивления глазами, наступившую на серую брусчатку Нижнего Манхэттена. Тогда же, когда мне встретился старина Эрл.

Пьяный август, вереницы браунстоунов со стальным чёрным кружевом пожарных лестниц. И воздух плавится, а мы сняли крохотную художественную студию в Сохо — наше первое пристанище, куда и он, и я ещё сбегáем из своих старых жизней. Я приезжаю к тебе, пока ещё без дочки, наш железный балкон над узкой шумной улицей.

Мы вылезаем на этот балкон через приоткрытое окно, я вижу твой профиль, освещённый неоновой вывеской, а ты куришь.

Я приехала к тебе в Нью-Йорк как любимая. Наша дружба трансформировалась во взрослое «ах!».

И бархатные листья фикуса танцуют под потоками воздуха от вентилятора.

И этот вентилятор — при сорокаградусной жаре, без него мы бы, наверное, не выжили.

И невероятная духота.

И влажность.

Незнакомые белые простыни, надувающиеся над нами.

И звенящий зной на улице, и платье прилипает к телу.

А я пытаюсь записывать то, что происходит. Потому что мне тогда ещё кажется: каждая секунда — на вес золота. Я ещё не знаю, что наше время будет измеряться годами. Я привыкла, что время рваное, что моя жизнь — это качели, и два дня радости — это клад, который надо зарыть на морском дне. В блокноте. В квадратиках инстаграма.

И с океана — ветрá. И верхушки небоскрёбов — в небе вместо звёзд, и полицейские сирены — вместо птичьих голосов. Пешком три пролёта по узкой деревянной лестнице — наверх с огромным чемоданом, в наше логово в самом центре мира и в секрете ото всех. В нашу студию в Сохо.

Совсем ничего не знала тогда об этом стеклянно-кирпичном городе, кроме факта: кажется, мне в нём жить, кажется, мой дом сам выбрал меня, Бог устал слушать просьбы и легчайшим штрихом кисти полностью изменил картину жизни, он — настоящий художник, когда хочет.

А в Москве остался свой вечный август. Тихий наш заросший дачный участок в Покровке. Дальний вой бензопилы. Крупные тяжёлые бусины драгоценных зелёных яблок на деревьях, посаженных ещё дедушкой.

Окна террасы, светящиеся в ночи, фырканье ежей у лесной калитки.

Черноплодка, белые ядра орехов и море подмосковных летних звёзд над головой.

Кто ж мог знать, что реальность раздвоится, а жизнь разделится, как будто два сердца у меня теперь, одно — в Нью-Йорке, а второе — в Москве. И даже под Москвой, за поворотом с Ленинградки налево, в старом зелёном деревянном домике в садовом товариществе, на даче, в точке безвременья детства.

Где всегда одинаково колышутся высоченные ели над головой. Где я лежу в гамаке с книгой и мне — нисколько лет или сразу тысяча…