Шамиль

Борис Брик, 2009

Поэма Бориса Брика – одно из первых произведений о Шамиле, где правдиво, мужественно, с любовью и ответственностью рассказано о великом Имаме и его освободительной войне.В этой же книге можно прочитать и перевод поэмы на аварский язык, который осуществил литератор, историк, общественный деятель, Шамиль Варисов.

Часть вторая

Глава I

В минувший век,

в годах шестидесятых,

Тифлис весной был весел и шумлив,

И в погребках духанщиков усатых

Не молк зурны унылый перелив,

Гудел майдан. С армянского базара

Шли торгаши; шутил и пел кинто.

Навтлуг, хацух, трущобы Авлабара —

Толпой зевак всё было залито.

Народ с утра гулял на Головинском,

Стелил в садах узорные ковры

И, не забыв о верном кахетинском,

В тени чинар спасался от жары.

По вечерам, куда глаза ни киньте,

В любом окне светился огонёк,

Лишь монастырь Давида

на Мтацминде

Белел во мгле, надменно одинок.

Так длился май. Но после полнолунья

Спешила знать в имения свои.

Зной возрастал,

и с первых дней июня

Тифлис дремал в ленивом забытьи.

На зов полей привыкнув отзываться

И тяготясь тифлисской духотой,

Со всей семьёй княгиня Чавчавадзе

Нашла приют в усадьбе родовой.

И, по родной соскучась Алазани,

С княжной Нино,

племянницей своей,

Её сестра Варвара Орбельяни

На этот раз сопутствовала ей.

Верстах в семи от древнего Телава,

Где путь кружит и вьётся,

как аркан,

Где слева — рек слияние, а справа —

Застыл утёс, зелёный великан.

В былые дни стоял над самой кручей

В тени дубов старинный особняк,

За чей карниз цеплялся

плющ ползучий

И чей фасад от ветхости обмяк.

Служил в былом он роду Чавчавадзе,

Приютом был в палящий летний зной,

И гостя взор не мог не любоваться

Его веранд весёлой белизной.

Он видел блеск при князе Герсеване,

Внушал стихи наследнику его,

Вмещал не раз высокое собранье

И не одно запомнил торжество.

Здесь отдыхал в минувшем Грибоедов…

И дряхлый дом,

хоть рухнуть был готов,

Все слышал гул блистательных обедов,

Больших охот и званых вечеров.

Вот юность вновь шумит

по этим залам,

Покои вновь огнём озарены,

И, как в былом, княгини Цинандалам

Вернули блеск радушной старины.

Георгия тринадцатого внуки

И фрейлины российского двора,

Любя гостей, они не терпят скуки,

И громкий смех звучит у них с утра.

Густая тень жасминовых беседок

В палящий жар прохладой их влечёт,

Мелькают дни в прогулках и беседах,

И жизнь, как сон, безоблачно течёт.

Когда ж гроза нежданная сидеть их

Принудит днём за стёклами веранд,

Мадам Дрансе,

француженка при детях,

Читает им Мюссе иль Жарне Зайд.

И в уголке столетнею Мариной

Уж начат вновь таинственный рассказ

О князе,

дом воздвигнувшем старинный,

Об удальцах, прославивших Кавказ.

Любимый Ках, посольство Герсевана

В её устах чудесны для детей,

И дней былых лучами осиянна,

Она для них — как память этих дней.

Сады цветут, лазурь небес бездонна,

И вскоре весть домашних оживит:

В родимый дом с угрюмого кордона

Приедет к ним хозяин — князь Давид.

Уж много дней на линии Лезгинской,

Не зная сна, он выполняет долг,

И, путь закрыв к долине Кахетинской,

Несёт дозор его Грузинский полк.

Но летних гроз боятся лишь княгини;

Княжне Нино и буря не страшна,

И на коне в прогулках по долине

Проводит дни отважная княжна.

Она горда, её сужденья резки,

Ей чужд покой и неизвестен страх,

Уж на заре в папахе и черкеске

Её в простор уносит Карабах.

Её влечёт свобода, а Печорин —

Девичьих дум любимейший герой —

И дерзкий нрав,

приличьям не покорен,

Родной семье мучительны порой.

И каждый день,

ружьё на плечи вскинув,

Вновь по холмам скитается Нино

Конец ознакомительного фрагмента.