Будни лейтенанта Барсукова

Борис Седых

Первые годы становления, как офицера, молодого лейтенанта – наиболее тяжелые, но вместе с тем наиболее яркие и запомнившиеся каждому, кто прошёл этот путь. Это история про Крайний Север, беззаветную любовь к морю и к своему делу, повседневную жизнь подводников на кораблях и на берегу, редкие праздники, крепкую дружбу, любовь, поиск своего места в жизни. Книга содержит нецензурную брань.

Встреча за Полярным кругом

Незаметно Земля сделала полный оборот вокруг Солнца. В сентябрьском небе засверкало северное сияние. Первая школьная любовь и любимая жена так и не приехала к нему на Север, отдав навек Москве свою верность. Предательство любимой любому мужчине перенести сложно, а у подводников процесс идёт ещё сложнее, они в большей степени зависимы от противоположного пола — морская служба идёт для тех нормально, кого жена на берегу ждёт.

Не имея семейных обязательств, Бася с головой ушёл в службу — добровольно забил до отказа своё сознание текущими делами экипажа, которые с радостью ворвались и захватили его жизнь, незаметно, исподволь изменяя саму личность.

У каждого корабля есть душа, причём у каждого корпуса свой характер, и эта механическая сущность вовсе не добродушна и не безвредна, как может подумать обыватель, — она подчиняет себе каждого отдельного члена экипажа, заставляя служить для выполнения своей воли, безжалостно избавляясь от неугодных. Бася добровольно превратился в послушного раба «К-140» — он практически перенёс свою жизнь внутрь прочного корпуса, полностью потеряв интерес к пребыванию на берегу.

Периодически хозяин посылал своего раба в гидрографическую службу. Гидрография обслуживала штурманов, начиная от поверки и починки корабельных часов, заканчивая корректурой карт и лоций. Разнообразие и интерес заключались в маленьком путешествии: из Гаджиево надо было доехать сначала до Полярного, где пересесть на катер, доплыть на нём до Североморска, а там по сопкам, с тяжёлой ношей из двух часов в реальных сундуках красного дерева (морских хронометров), переть пешим ходом до штурманских мастерских. Дорога в один конец занимала часа четыре. Пятнадцать минут на передачу груза, и в обратный путь тем же маршрутом.

Был один приятный момент в этом путешествии. Девчонки, ждавшие Басю на складе ради шоколадки и оригинального анекдота, все тайно были влюблены в лейтенанта. Игорь чувствовал к себе интерес, но полностью отдавался любимому крейсеру.

Наступили осенние холода, для офицеров по Северному флоту объявили форму одежды «Шинель, белая фуражка», потому как до октября далече. Взмокший и измученный долгой дорогой, но теперь уже налегке и в приподнятом настроении, так как путь лежал домой, Бася быстрым шагом пересекал благословенный посёлок Полярный, приютивший дизелистов.

Вот уж кто действительно имеет полное право считать себя настоящим героем-подводником, так это только те, кто ходил в море на дизельной лодке — любой дурак сможет выйти в море на комфортабельном атомоходе, но далеко не каждый отважится элементарно погрузиться на перископную глубину, находясь внутри прочного корпуса проекта 641 «Б», когда то там, то здесь из всех щелей вам в лицо брызжут многочисленные струйки забортной воды, а у вас в голове просыпалось бессознательное, с которым вы сделать ничего не можете, а оно надрывается у вас прямо в мозгу: «Кто-нибудь, вытащите меня срочно из этой консервной банки. Я не хочу так глупо умирать!»

В общем, Бася искренне уважал братьев с дизелюх, но служить там ни за какие коврижки не согласился бы. Каково же было его удивление, когда на вершине очередной сопки он нагнал Андрюху Шнеера — собрата по высшему училищу. Тот, держа в руке чемодан, шёл счастливый, ведя жену к новому месту проживания.

Заочно Бася, как и всё окружение Шнеера, знал невесту друга по рассказам, особенно как Андрюха мотался в самоходы из Ленинграда в Калинин (ныне Тверь) на папиной «копейке», правда, никто не видел принцессу вожделения. Шнеер за два последних года обучения в училище всем уши прожужжал про необыкновенную Викусечку, свою несравненную и единственную. Он только так её называл, соответственно, и друзья её так прозвали. Каждый раз, возвращаясь со свиданий, он делано счастливым видом показывал всю силу своей романтической влюблённости к единственно достойной — его серые глаза смотрели задумчиво и томно, он беспричинно мог расхохотаться, при этом подходил к кому-нибудь, обнимал за плечи и глубоко вздыхал, положив свою голову на голову друга.

Все ему говорили:

— Да, Андрюха, ну ты везунчик, девочка-мечта, дочь капитана первого ранга, командира лодки — уж у тебя тыл будет надёжно обеспечен, ни у кого такой нет, — от этих слов Шнеер светился счастьем.

Бася, увидев друга, закричал издалека:

— Андрюха! Ты? — и, сблизившись стремительным шагом, обнял брата, галантно поклонился супруге, скоро ставшей для всех сестрой. Молодожёны взаимно обрадовались встрече, потому что в училище Басю все любили.

И тут прямо без перехода, с места в карьер, что характерно для моряков, потерявших связь с береговой реальностью, Бася вопрошает:

— Хотите свежий анекдот?

Теперь уже механический и жестоко-циничный дух «К-140», завладевший сознанием Баси, продолжил:

— Середина (пип-пип) девятнадцатого века, просыпается в своём имении помещик с бодуна, вызывает к себе денщика и говорит ему: «Ванька (пип-пип), бегом сюда!»

Тот прибегает.

— Ванька (пип-пип), угадай, что я хочу?

— (Пип-пип) рассол, вы же вчера выпивали?

— Нет.

— Тогда водочки холодной и солёненький огурчик.

— Нет.

— Ванька постоял, постоял (пип-пип), затем снимает портки и говорит: «Жениться вам надо, Емельян Петрович».

На этом месте Бася театрально поворачивается к молодой паре спиной, наклоняется буквой «Г» и задирает полы офицерской шинели. Затем вскакивает и, буквально надрываясь от смеха собственной же шутки, кидает прощальное «пока» и убегает.

Если утончённая провинциалка Вика, приехав только утром из Ленинграда, до встречи с Басей пребывала в шоке первых впечатлений от вида развернувшейся перед её глазами картины депрессивной убогости посёлка, где ей предстояло провести лучшие годы жизни, то теперь она пребывала в ужасе от степени культурной деградации друзей её мужа, в среде которых ей предстояло вращаться, — её глаза, рот, да и всё лицо, приобрели форму буквы «О».

Андрюха просто не ожидал от брата такой низкопробной глупости — во вмупповской среде чётко дифференцировалось общение с женским полом, при девушках будущие офицеры флота даже матом старались не ругаться. Шнеер стоял и обтекал, стараясь вспомнить, за какую провинность Бася мог ему подложить такую гадость — ему стоило больших трудов затащить эту Любимую к себе на Север.

Бася же, ломая ноги, понёсся дальше, подгоняемый нечистой северной силой, но счастливый и довольный тем, каким смешным и по-своему изысканным анекдотом из жизни русского дворянства девятнадцатого века порадовал друга и его молодую супругу. На лодке этот мини-моноспектакль пользовался неизменным успехом, сопровождаемым слезами от смеха. Он мог, конечно, рассказать и другой анекдот из той же серии, но тот был немного пошловат, ибо про поручика Ржевского.

В тот раз Бася добрался до Гаджиево успешно, общаясь с гражданскими, особливо с девушками, довольный собой и любовью к нему окружающего благодарного мира…

По возвращении Бася неожиданно встретил Искандера Додонова — ещё одного собрата по ВВМУПП. Тот недавно получил новое назначение на 667 «Б» в лучший экипаж флотилии командира Лашина — никто не сомневался, что лет через пять Искандер должен оказаться в Главном штабе ВМФ в Москве — у него дорожка наверх расписана с рождения, и он точно следует по установленному плану.

— Сканя, привет! Ты откуда такой, что у тебя с головой, придурок, опять косишь от чего-то? — Искандер стоял в фуражке с перевязанной белым бинтом головой через подбородок, как при контузии гранатой.

Искандер находился ещё в той стадии, когда людям произошедшие с ними неприятности вовсе не кажутся такими уж смешными и забавными, как всему окружению. Он стоял с унылым видом и смотрел в ответ как на придурка на угорающего Басю, к тому же у него раскалывалась голова, но ему тоже необходимо было свободное ухо излить душу.

— Не поверишь, ночью сдавал зачёты, носился как сумасшедший, изучал корабль, и вот проходит старпом, я за ним, его же не обгонишь, перелезает через переборку, а я вслед ему, он меня не заметил и дверью по жбану со всей силы, пипец как больно, я обвис прямо в переборочном проёме — ноги в третьем, а голова в четвёртом, старпом по кораблю объявил: «Аварийная тревога, лейтенанта, глядь, убили», прибежал начмед с берега, не знаю, кажется, я терял сознание, доктор голову перевязал, отвёл меня в медпункт, теперь домой, завтра в госпиталь на обследование.

Пока Искандер рассказывал, Басю разбирал то хохот от глупости инцидента, то жалость к другу — Искандер действительно выглядел ужасно.

— Сканя, ты меня извини за грубость, но башка-то хоть цела у тебя? — взглянув на больного, Бася опять начал смеяться, судорожно надрывая животик.

Искандер смотрел на Басю как на больного, но с серьёзным видом и думал: «Кто на лодке служил, тот в цирке не смеётся».